[indent] Люди, которые говорят, что были бы рады вычеркнуть какую-то часть своей жизни из своей головы и памяти - самые настоящие идиоты. Ничего, кроме бесполезных пантов и пустой болтовни в этих словах нет, потому что, когда оказываешься один на один с подобной проблемой все происходящее вокруг превращается в один сплошной балаган. Но страшнее всего, когда из твоей головы вычеркивают не только часть твоей жизни, но и часть тебя самого. Ты уже не помнишь откуда ты, сколько тебе лет. Даже собственное имя кажется каким-то не твоим. И в таких случаях память чаще всего просто отказывается работать в твою пользу, пряча важные моменты твоей жизни как можно глубже в подсознании, за стольким количеством замков, что пока подберешь к каждому ключ успеешь состариться и забыть все то, что помнил до этого. В целом, забыть что-то в своей жизни могло быть и неплохим событием, в перспективе, но гораздо лучше знать все и на основе этого делать выводы, которые впоследствии помогут тебе не совершить старую ошибку. Впрочем, по законам жизни если что-то теряешь, то впоследствии непременно приобретешь что-то более важное и масштабное. Наверное, со мной это правило просто не сработало, либо время еще не пришло, потому что ничего кроме знакомства с Анной Ивановной и деревней, в которой я провел, кажется, всю свою жизнь - ведь других воспоминаний в моей голове просто не было - в моей жизни не прибавилось. Благодаря ей я научился читать и писать, впрочем, последнее давалось особенно трудно. Вспомнил, как существовать, пусть это существование и ограничивалось лишь домом и двором, в котором Анна Ивановна пропадала большую часть времени, а я за отсутствием других дел и благодаря наличию свободного времени в избытке - помогал ей. Наверное, это крошечная цена за то, что она делала для меня. На вопросы: почему я здесь и как я тут оказался, типичные: кто я, где родился и вырос, почему оказался тут - ответов я так и не получил. Чутье подсказывало, что она многое знает, но рассказывать боится, и как бы я не пытался выяснить правду - Анна Ивановна не сдавалась. Даже, когда в нашу деревню приехали два черных мерседеса и люди, одетые, как говорили местные «по-блатному» не зашли в наш дом. Мать засуетилась, а я так и остался сидеть на месте в полном недоумении происходящего. Кто эти люди и с какой целью приехали к нам - я выяснил лишь спустя время, когда самый главный из них, представившись мне лишь по имени, решил приподнять завесу тайны своего присутствия здесь. Анна Ивановна постоянно прятала глаза и старалась как можно больше времени проводить вне нашей компании, а когда разговор зашел о моей перевозке и, грубо говоря, принятии на работу - промямлила что-то нечленораздельное и вышла за дверь окончательно. Мне не удалось даже попрощаться с ней и это ощущение опустошенности, преследовавшее меня до самой Москвы, не давало покоя. Да, что греха таить - до сих пор не дает. Мне казалось, будто все, что происходит сейчас - противоречит моей природе. Что моя истинная цель быть в деревне, помогать ей по хозяйству, познакомиться хотя бы с одним местным жителем ближе, чем подъем ладони в приветственном жесте откуда-то издалека, пока еду по проселочной дороге в сторону ближайшего города - за продуктами, которые в нашей деревне найти было просто невозможно. Жизнь здесь казалась какой-то сказочной, хоть мозг и отказывался воспринимать эту сказку, как реальность - перед глазами все было именно так. До тех пор, пока я не оказался в Москве в окружении людей, которые якобы меня знали. Это было понятно с самого начала, ведь обращаться ко мне по имени отчеству, предоставить мне мой же паспорт, где я отчетливо видел свое лицо, дату и место рождения, все вплоть до прописки, которая почему-то была свежей, будто в Москве я оказался только сейчас. Много вопросов, мало ответов. Информация, полученная в тот день, заставила мозг, наверное, впервые за долгое время начать работать, вызывая дикие головные боли. Все мое нутро тянуло меня обратно в родной город, но интуиция подсказывала, что ничем хорошим это не кончится. Как я оказался в деревне - я так и не узнал, каждый раз слыша в ответ «всему свое время».
[indent] Прошло уже несколько месяцев, а ответа я так и не получил. Зато с каждым днем убеждался в том, что моя прошлая жизнь - это то самое, о чем хочется забыть и никогда не вспоминать. Мое владение оружием и меткость, подобная той, что обладают опытные снайперы - первый звоночек, который поначалу пугал меня. Но чем дальше я погружался в новую жизнь, тем больше собирал кусочков этой странной мозаики. Оказалось, что добиваться своего силой - легче, чем уговаривать и упрашивать. Первый рэкетский выезд, на котором я оказался просто зрителем - стал тому самым настоящим доказательством. Люди, к которым мы приехали не хотели отдавать часть земли, на котором располагался их рынок. Земля, принадлежала моему теперь начальнику, которого я видел каждый день и находился в поле его зрения буквально постоянно. Александр Дмитриевич был очень своеобразным человеком. Между парнями, которые сопровождали его, в том числе и я, ходил слух, что у этого человека раздвоение личности, потому что то, как он вел себя со своей семьей - в частности с единственной дочерью - и с теми, кто-либо перешел ему дорогу, либо был должен ему - абсолютно противоположные модели поведения, и человек на наших глазах превращался в зверя. Вот еще минуту назад разговаривая с дочерью он был заботливым отцом, наверное, пытался стать ей другом или иметь какое-то влияние над ней путем вседозволенности и ласки, уже через минуту отдает приказ выстрелить двум - для меня - незнакомым людям в голову, размазывая своим приказом чужие мозги по бетонному полу заброшенной больницы, садится в машину, дожидаясь, когда мы с Женей сядем следом отдает приказ ехать дальше. И пока ребята-чистильщики прибирают за нами, мы уже едем на другой конец города, чтобы разобраться с очередным должником. Я бы все отдал за то, чтобы быть подальше от этого насилия, но в глубине души понимал - и это пугало больше всего - что отчасти мне это даже нравится. Не в те моменты, когда должником оказывается какой-нибудь многодетный отец, работающий за десять рублей на заводе. В такие моменты мне хотелось бежать от этой анонимной группировки как можно дальше и не оглядываться, а лучше - вернуться в деревню, чтобы снова почувствовать запах домашнего хлеба и слушать истории Анны Ивановны из далеких пятидесятых, когда страна была на грани коллапса и только-только приходила в себя после войны. Даже в этих историях тепла и душевности было больше, нежели в моем нынешнем существовании. Однушка на окраине Москвы, куда я практически никогда не попадал, в силу того, что большую часть времени проводил с Лактионовым, а теперь еще и внезапный перелет в Штаты, о котором меня уведомили буквально за несколько часов до вылета вместе со свежим заграничным паспортом, который мне отдал Женя.
[indent] - Везет тебе, я думал шеф выберет меня, - хмыкает он недовольно, бросая взгляд в зеркало заднего вида, пока мы вдвоем сидим в машине - он на переднем пассажирском сидении, я на заднем - в ожидании Лактионова. - Да как будто там будет гораздо лучше, чем здесь, - фыркаю в ответ, отворачиваясь в сторону окна. Сверлю взглядом шершавый асфальт, стараясь зацепиться взглядом за него хотя бы на секунду. Внутри все переворачивается, но это состояние мне непонятно. Я стал замечать некоторые изменения в своем поведении, когда речь заходила о Штатах и дочери Лактионова, но ничем, кроме внутреннего раздражения объяснить эти эмоции не мог. Лактионов часто, перебрав в очередном ресторане в центре Москвы, рассказывал мне о своей семье: о жене, которая изменила ему с каким-то иностранцем, о дочери, которая высосала из него буквально все соки и из-за которой он поседел лет на десять после одной не самой приятной ситуации в его жизни, связанной с ней непосредственно. Я предпочитал молчать в такие моменты, но почему-то запоминал буквально все, будто пытался заполнить пробелы собственной памяти этой ненужной информацией. У нас принято не задавать вопросы, особенно, когда шеф в подобном состоянии и прекрасном расположении духа, ведь на следующее утро - это может закончиться канавой или выгребной ямой. Анна Ивановна рассказывала, что именно там она меня и нашла, и шрам на груди, который так и остался дыркой, как на коже, так и в моей памяти, ежедневно напоминает об этом. Оказаться в подобном положении снова мне не хотелось, а мужики, которым в исключительные редкие моменты удавалось увидеть это на моем теле - даже не спрашивали откуда. Наверное, знали, что не отвечу. - В аэропорт, - внезапно севший ко мне на заднее сиденье Лактионов командует водителю, после чего тот сразу жмет педаль газа. Всю дорогу до аэропорта мы проводим в гробовой тишине и лишь под конец Лактионов нарушает эту тишину, набрав дочери. Голос на том конце провода еле различим, но я снова чувствую, как дрожат пальцы, и спешу как можно быстрее сложить руки, чтобы не показывать это сидящему рядом шефу. Но ему, как и всегда все равно. Он болтает, как будто сам с собой, по телефону, ни разу не ответив в ходе этого разговора на вопрос - видимо дочери далеко до лампочки тот факт, что отец совсем скоро приедет к ней. Нету ощущения радости в голосе, да и по монологу Лактионова этого не увидишь. Он болтает что-то о свадьбе, о том, что рад, что они с неким Томом сошлись и обрисовывает им дальнейшее счастливое будущее. Комок раздражения подкатывает к горлу, заставляя меня несколько раз громко откашляться, вызвав на лице шефа недовольную эмоция. Отворачиваюсь тут же, стараясь не сталкиваться с ним взглядом снова и слежу за тем, как меняется городской пейзаж на знакомый деревенский мотив за окном. Шереметьево встречает нас привычным гудящим звуком, но он где-то далеко за пределами моего понимания. До тех пор, пока не окажусь на борту частного самолета. Честно, я даже не удивлен тому, что у Лактионова свой частный самолет, да и в целом в отношении этого человека я уже давно ничему не удивляюсь. Кроме, что разве его отношения с дочерью и полным отсутствием логики в поступках, особенно, когда дело касается той самой дочери. Но даже оказавшись на пороге ее квартиры - я не смог понять, какие именно цели преследует этот человек. Удачная свадьба, не менее удачная партия, на которой он поставил себе цель женить единственную дочь. Я не вникал в подробности его планов, потому что на подобные темы у каждого в «команде» Лактионова стоял запрет, негласно карающий всем известной выгребной ямой. Не знаю, почему именно меня он привез сюда, а не Женю. Он действительно подходил для этой работы гораздо лучше меня, да и опыта у него было намного больше. Но Лактионов уперся в мою персону. Он бубнил что-то о проверках и о том, что никому не может доверять, но я не придавал этому никакого значения. Никому неизвестно, что происходит в его голове, а когда на пороге появилась Кристина - он совсем рассудок потерял.
[indent] Под восторженные возгласы Лактионова старшего прохожу в квартиру следом, придерживаясь правила не отходить от него дальше двух шагов. Не знаю, почему так и почему он так переживал за свою безопасность - хотя этому было легко найти объяснение - я следовал согласно правилам. Делаю еще шаг вперед, закрывая за собой дверь, ловлю себя на мысли, что делаю это на автомате. Шеф проходит вглубь квартиры - я за ним, натыкаясь на ту самую Кристину, которая сверлит меня взглядом несколько секунд и, видимо не найдя что сказать, уходит следом за отцом. Я за ними. Молча стою в коридоре, наблюдая за встречей давно не видевших друг друга отца и дочери. Девушка снова сверлит меня взглядом до тех пор, пока отец не подхватит ее под руку и не уведет в сторону кухни, куда я следую за ними. Упираю в дверной косяк, складываю руки на груди, лениво окидывая взглядом обстановку. Довольно уютно. Совсем не похоже, чтобы тут жила девчонка, которая уже третий раз за последние пять минут говорит о какой-то машинке. Недовольно фыркаю, заставляя Лактионова обернуться в мою сторону с немым вопросом на лице. Я молча качаю головой, показывая, что абсолютно безучастен к тому, что между ними происходит и к их общению в целом. Внимательно изучаю обстановку дальше, каждый раз ловя себя на мысли о том, что хочу посмотреть на Кристину. Что-то в ней цепляло мой взгляд, но я никак не мог понять, что, поэтому каждый раз отворачивался, стараясь зацепиться взглядом за что-нибудь другое и не выглядеть неотесанным оболтусом, который засматривается на дочку шефа. Она хорошенькая, не спорю. Совсем не похожа на Лактионова, как будто его жена изменяла ему еще задолго до переезда в Штаты. Но об этом все предпочли бы молчать, а я не такой уж любитель острых ощущений, чтобы озвучить подобные мысли вслух. Он не представляет нас друг другу, что совсем не похоже на извращенно галантного Лактионова, но даже в момент, когда он исчезает якобы в уборной - я знакомиться с ней не спешу. Команды не было. А в моей голове стоит четкая установка, что с этим человек ничего общего иметь нельзя. Даже знакомство под страхом смертной казни. Единственная моя задача - защищать Лактионова от любого постороннего вмешательства в его личную жизнь. А на данный момент, пока ему ничего не угрожает - моя задача просто находиться рядом, превратившись в привидение. - У вас не найдется воды? Мне нужно выпить таблетку, - нахожу в себе силы обратиться к Кристине, потому что... Ну, это жизненно необходимо, ведь головная боль с каждой минутой становится все сильнее, причиняя боль даже в момент, когда я моргаю. А от яркого солнечного света, бьющего в глаза из окна на кухне - становится только хуже. Когда в моих руках оказывается стакан с водой, глотаю таблетку и возвращаю стакан обратно, поблагодарив ее лишь кивком головы. В ванной затихает вода, бьющая по раковине несколько минут, будто Лактионов выжидал какое-то время, но дверь не открывается. А я продолжаю молча ждать, упираясь спиной в противоположную двери стенку, не в силах понять, почему девушка продолжает сверлить меня взглядом уже достаточно долгое время. От этого даже немного не по себе. Но ни причины, ни объяснения этому я найти не могу.

[indent] С каждой минутой во мне все больше подозрений, что эта семейка просто на голову больная. Что Лактионов, с его любовью к перевоплощениям, о которых я знал, наверное, только из голливудских боевиков, где хороший парень становится плохим буквально за секунду. Но этому человеку не нужен даже повод - он превращается в сущее зло просто потому что сам этого хочет. И такая же Кристина, которая ведет себя так, будто весь мир принадлежит только ей. Стоит только взмахнуть ресницами, надуть губы и сказать такое раздражающее «ну, па-а-п». Я слышал о таких детях, рожденных с золотой ложкой во рту, но почему-то уверен, что сам таковым никогда не являлся. И дело не в том, что я по больше степени знаю о себе только со слов Лактионова и его команды, а в том, что я таковым себя просто не ощущаю. И то, что сейчас предстает перед моими глазами - больше похоже на цирковое шоу, чем на нормальные отношения между отцом и дочерью. Если бы у меня была такая дочь....
[indent] Встряхиваю головой, чтобы выкинуть куда подальше мысли, которые мне даже думать запрещено. Я не задумываюсь откуда в моей голове такие установки, просто переключаюсь на то, что происходит прямо сейчас, когда Лактионов старший все же вышел из ванной и занялся своим привычным занятием - опекой и подпрыгиваниями перед дочерью. Наверное, она должна сделать ему красивую партию в бизнесе, раз он так сильно уперся в брак с этим русским-эмигрантом. Почему его зовут Том, ведь я точно уверен, что он родился и вырос в Москве, а сюда переехал также, как и Кристина - для учебы в престижном колледже? На этот вопрос я даже не стал тратить свое время, лишь потому, что это не мое дело. Мне не стоит совать нос в чужие дела, ведь здесь я совсем за другим. Не вслушиваюсь в словесную перепалку Лактионовых до тех пор, пока не прозвучит мое имя, на которое реагирую быстрее, чем хотел бы. Поворачиваю голову в сторону шефа, непонимающим взглядом, который буквально на грани умолять, чтобы меня не оставляли рядом с этой сумасшедшей девчонкой, которая высосет не только из него, но и из меня все соки. Но я все также молчу, ожидая окончательного решения и в глубине души надеясь, что Александр Дмитриевич передумает. Но, судя по тому, как они живо обсуждают меня и мои способности - он передумывать точно не будет. А Кристина делает все, чтобы способствовать обратному. Будто специально. Если честно - это могло бы задеть меня, если бы мне не было все равно. Моя задача мне ясна, в данном случае не мне решать кого из Лактионовых защищать, но внутри меня что-то билось и металось, утверждая, что защита Лактионова в приоритете. Кристина оказывается слишком близко ко мне, буквально на расстоянии вытянутой руки. Я не дышу, потому что чувствую аромат ее духов и внутри меня все закипает, вызывая какую-то неконтролируемую, ничем не обоснованную злость. Если он оставит меня с ней, нужно как-то это побороть, потому что иначе ее придется защищать да, только от меня. Показательный обморок не собирает оваций среди присутствующих. Дмитрий Александрович бросает на нее недовольный взгляд, а я так и остаюсь стоять на месте, ведь никто не говорил, что мне нужно спасать ее или защищать от падений. Лактионов вообще ничего еще не сказал, так почему я должен бегать и подтирать задницу какой-то избалованной девчонке? Еле сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза, продолжая неподвижно стоять на месте и наблюдать за тем, как мечется отец, неспособный справиться с собственным ребенком. Грустно, наверное, осознавать, что у такого человека контроль ускользает сквозь пальцы, как вода. Но и эти мысли я оставлю при себе, не выдав себя ни единой эмоцией на лице. Кристина возвращается на свое место за столом, скучающе переводит взгляд с меня на отца и наоборот, до тех пор, пока в ее голову не придет еще одна гениальная мысль. Пистолет появляющийся из ниоткуда заставляет меня дернуться в сторону Лактионова, встав прямо перед нем. Дуло пистолета не дотягивается даже до моей рубашки, но я чувствую непреодолимое желание зарычать, защищая человека за своей спиной даже от его собственной дочери. Дуло пистолета тут же меняет направление аккурат к ее виску. Лактионов дергается в сторону дочери в попытке остановить ее, а я просто наблюдаю за происходящим, цепляясь за ее глаза. Я определенно точно где-то видел такие глаза. Они необычные, цвет слишком редкий, чтобы я видел его где-то еще, впрочем... Я уже ничему не удивлюсь в этой жизни. Головная боль не унимается, а становится лишь сильнее, заставляя меня бездумно часто моргать. С каждым разом делать это становится сложнее, но это единственное, что помогает мне переключиться от мыслей, которые роем кружатся в голове. Может быть мы были знакомы до моей потери памяти? Ведь Лактионов не просто так нашел меня, не просто так приехал в ту деревню и, не просто так спустя время вложил в мои руки пистолет. Он знал обо мне, знал кто я, кем был до и кем буду после. Но это самое «до и после» так и остается непонятным для меня. Белым листом бумаги, вложенным среди страниц личного дневника, а на странице только одно слово - мое собственное имя. Может быть мне удастся узнать что-то от Кристины? Это слишком опасно, слишком большой риск, ведь у этой девчонки язык, как помело, и если она хотя бы словом обмолвиться об этом отцу - мне несдобровать. Уверен, что ничего личного, даже общения, между нами с ней быть не может, но что-то упрямо тянуло сделать все наоборот. В ходе тренировок и восстановления физической памяти в действиях и движениях - я понял, что не люблю действовать по правилам. Видимо виной тому нестандартное мышление, которое так хвалил Лактионов, но... В голове всплывает недавний инцидент с замком, который я закрыл почти вслепую, хотя уверен, у меня в квартире типичный замок совсем не похож на тот, что тут. Лактионов начинает орать, как обезумевший, вырывая меня из собственных мыслей снова. Мой пустой взгляд вдруг оживает, сталкиваясь снова с взглядом Кристины, которая все это время смотрела на меня, игнорируя присутствие отца, будто его тут не было вовсе. После длительной тирады о том, как нужно жить - типичное его поведение в отношении дочери, ведь обычно именно этим все и заканчивалось по телефону - он дает мне указания оставаться с Кристиной и вечером привезти ее по адресу, который наспех пишет на салфетке, одиноко лежащей на столе. Кивком головы даю понять, что все понял, отзваниваюсь парням снизу, чтобы встретили Лактионова старшего и передаю его защиту тем, кому он, видимо, доверяет больше. Меня это не обижает. Мне дали другое задание и, видимо, оно гораздо важнее всего остального, ведь шеф просто так не стал бы отодвигать меня от дел, тем более, когда они касаются его собственной безопасности. В чем-чем, а в этом плане Лактионов был просто помешанным. Он боялся без нас выходить из подъезда, хотя жил в самом дорогом районе Москвы, в защищенном со всех сторон квартале. Но даже это не давало ему спокойствия, а постоянные разборки, в которых мы участвовали по нескольку раз на дню и изобилие крови на полах в заброшках - видимо не давали ему покоя. Я уверен, что люди, чьи мозги мы размазывали по бетону, тоже могут быть под чьей-то крышей, а значит рано или поздно за Лактионовым придет кто-то более значимый, кто-то более сильный и авторитетный. Естественно в силе людей, окружающих Лактионова никто не сравнится, но раз он здесь и так спокойно отпустил меня защищать дочь, значит опасность минимальна. В любом случае в данный момент это не моя забота.
[indent] Моя забота сидит на стуле, поджав под себя ногу и из ниоткуда достает пачку сигарет. На моих глазах закуривает со своеобразным пафосом выдыхает первую порцию дыма куда-то в сторону. Она действительно думает, что я буду играть с ней? И как вообще расценивать это предложение? Больше смахивает на издевку в свойственном ей стиле. - Если это очередная шутка, то она очень несмешная, - отвечаю достаточно сухо, дав понять, что участвовать в ее цирковом шоу не буду, даже если она очень захочет. - Играть не на что, - добавляю сразу же, попутно отвечая на ее вопрос. Голова так и не прошла, а я так и остаюсь в самом недобром расположении духа. Эти мигрени были такой редкостью в Москве, что сейчас даже непривычно. Череп будто раскалывают на несколько частей, вонзая в каждую трещину по толстому гвоздю и со всей дури ударяя по ним молотком. - Предложение играть на раздевание неактуально, - не знаю, зачем я это сказал, но почему-то в глубине души был уверен в том, что она предложит именно это. Впрочем, если посмотреть на мои навыки игры в карты - голым остался бы я, в любом случае, а Кристина вышла бы победителем, не потеряв в ходе игры ни одного носка. - Есть карта города? Мне нужно посмотреть маршрут до поместья, - салфетка в моей руке жжет руку, напоминая о том, зачем я здесь, а желание сделать все не по правилам толкает меня в сторону согласия на эту нелепую игру. Даже при условии, что играть я не умею. Почему-то мне хотелось посмотреть на ее поведение в обстоятельствах, когда рядом нет ее отца, потому что, уверен, вести она себя будет совершенно иначе. Но вместо этого принимаю из ее рук карту, раскладываю ее перед собой и переключаюсь на поиск нужной мне улицы. Эти американские карты значительно отличаются от наших, а почти одинаковые названия улиц кого угодно сведут с ума. Фыркаю, когда в очередной раз не могу найти нужный дом. Голова продолжает болеть и лишь на мгновение отпускает, когда тянусь к тому самому стакану воды, опустошая его одним глотком. Наверное, мне нужно было смочить горло, чтобы обратиться к Кристине напрямую снова. - Если поможете мне найти это поместье - я сыграю один кон. Но сразу предупрежу, что играть не умею от слова совсем и надеюсь, что условия для игры будут обоюдными и честными, по крайней мере в плане ставок и мухлежа, - на это она тоже способна - сразу видно, по узко сощуренным глазам. Ищет подвох точно также, как и я. Жаль разочаровывать, но подвоха не будет. Впрочем, головная боль отступила и если мне хотя бы раз объяснят правила - я, может быть, смогу разобраться и стать хотя бы на толику процента достойным соперником. До вечера еще далеко. А в моем случае - чем бы дитя не тешилось...

[indent] Что-то мне подсказывает, что мое согласие сыграть - одна огромная ошибка, о которой я непременно пожалею. Кристина помогла мне найти поместье своего жениха и, естественно, не осталась в стороне, приняв мое предложение. - Не лучшая идея, - бормочу себе под нос, понимая и оценивая риски, на которые подписываю себя прямо сейчас. У меня просто не было выбора - отказать сейчас, значит играть не по правилам, обмануть, а я не приветствую подобного рода действия особенно в отношении людей, с которыми явно буду общаться еще долгое время. Она показала себя не с самой лучшей стороны, дав понять, что все эти показательные выступления лишь вершина айсберга. И то, что она может выкинуть впоследствии вряд ли понравится хоть кому-нибудь. Кроме, конечно же, ее самой. Но, если откровенно, то все это было, наверное, честным. Предложить ей что-то, чего она хотела взаимен. Но как только мы уселись на полу, и она начала тасовать колоду, тем больше у меня складывалось впечатление, что все это - ловушка и делать это было категорически запрещено. Если сейчас Александр Дмитриевич вернется обратно и увидит нас в таком положении - объяснить ему будет очень сложно. Кристина не унималась, уже тасуя и раскладывая карты, походу дела объясняя мне правила. Почему-то сейчас, когда у меня на руках был веер из шести карт - я как-то быстро, к своему же удивлению, вспомнил правила, но не подавал виду. - В переводного играют только глупые люди, - замечаю сам себе под нос. Она не подает виду, что услышала мои слова, но услышала, я уверен и не поменяла правил игры. Ребята часто, пока Лактионов старший был занят решением своих бизнес-проблем или отдыхал, после очередного карательного выезда на окраину, резались в карты. Чаще, конечно, в нарды, но это такое же подвижное условие, как стул, который уже через секунду может стоять в другом месте. Я в подобных мероприятиях не участвовал, предпочитая наблюдать со стороны. Да и зачем я им, если с меня взять нечего. Кроме рубашки и всего того, что сейчас ставлю на кон, садясь напротив Кристины. Она всячески старается выбить мне почву из-под ног. Ее странные телодвижения, похожие на попытки соблазнить меня, начинают раздражать, но я не подаю виду. Надеюсь, что здесь все работает в обратном направлении: она развлечется и перестанет, иначе впоследствии мне не хотелось бы иметь дело с ее отцом, объясняясь тем, что всему виной она, ее тело и ее желание раздвинуть ноги. Это очень безрассудное поведение, и я бы сказал ей об этом. если бы не почувствовал на плече чужие пальцы, а глаза предательски не нырнули в ее декольте, где рубашка едва держалась застегнутой. Стискиваю челюсти до боли, которая плавно переползает в район затылка, стискивая мозг в очередном приступе мигрени. Цокаю, стараясь отвлечься и прекратить эту физическую боль. Причем, ладно если было бы больно только голове, но нет... все, что ниже пояса отчаянно напоминало мне о том, что в первую очередь мужчина, которому просто необходимо иногда сбрасывать напряжение и быть мужиком не только держа в руках оружие, но и чье-нибудь тело. Например, ее. Но эти мысли вообще под запретом, поэтому, тщательно скрывая свое недовольство я пытаюсь как можно быстрее отвлечься, перекинуть взгляд на карты, которые она держит в своих руках и не вестись на красивую обертку, которую хочется сорвать в ту же секунду. Возьми себя в руки, Антон. Это не твоего поля ягода, тем более, что вычурное кольцо с крупным камнем то и дело появляется на глазах, напоминая о том, что она совсем скоро выйдет замуж и сегодня вечером мне нужно отвезти ее как раз к этому самому жениху. Делаю глубокий вдох. Она ходит первой.
[indent] Я был уверен, что она победит. Но по счастливой случайности, или благодаря моей способности запоминать отыгранные карты и быстро складывать два плюс два, первый кон остается за мной. Кристина дует губы. Мое лицо остается все таким же безэмоциональным, не выражая никаких эмоций. Я не хочу злорадствовать или заставлять ее издеваться надо мной и дальше. Собираю карты в одну кучу и передаю ей, чтобы тонкие пальцы вновь занялись тасовкой, напрочь забыв о том, на что именно мы играем. А вот Кристина явно не забыла. Откладывает карты в сторону, ухмыляется так самоуверенно, что я еле сдерживаюсь, чтобы выдать себя в момент, когда слишком громко сглатываю, проталкивая вставший поперек горла неприятный комок. Киваю в ответ на ее вопрос, абсолютно не готовый к тому, что она делает в следующий момент. Когда нижнее белье, снятое вот так просто, ложится на журнальный столик между нами. Смотрю на тонкую ткань, затем на нее и снова на ткань, не веря собственным глазам. Она действительно это сделала или у меня галлюцинации на фоне головной боли? На мгновение мне даже показалось, что я знаю, какая она ароматная, но это абсолютно невозможно и быть не может, поэтому откидываю эти мысли как можно дальше, уже не стесняясь цепляться взглядом за ткань трусиков, спокойно лежавших на столике. Она снова закуривает, а я почему-то прямо сейчас испытал невероятную тягу к этой дурной привычке. Взял одну сигарету из пачки, но так и не закурил, спрятав ее за ухо. Как будто всегда так делал, хотя, насколько я помню современного себя - я никогда не курил. Не знаю, что там было «до», но прямо сейчас под влияние этой привычки попадать не хочу. Впрочем, я уже ни в чем не уверен. Еще пятнадцать минут назад я был уверен в том, что она оставит меня нагишом и придумает еще какое-нибудь гадкое издевательство, выходя из этой воды абсолютно сухой. А сейчас, когда она намеренно открыто говорит о своих незаконченных делах - мысль меняется. О сухости речи быть не может. Неужели так сильно помешали, что она решила раздвинуть ноги перед первым встречным, так еще и перед тем, чье лицо недавно сравнивала с кирпичом, говоря, что я не такой уж и лучший. Что же, времена меняются, даже если это происходит вот так быстро. Я стараюсь игнорировать буквально все, что она говорит, мысленно напевая первую попавшуюся песню. Кристина начинает раздавать карты и только теперь я вернулся обратно в реальность. Чтобы дважды проиграть ей, вызывая на лице удовлетворенную улыбку. Она даже не пытается сдерживать своего ликования, будто выиграть у меня - ее желание номер один. Она действительно не так плоха, как мне показалось на первый взгляд. Именно в игре, а не в том, кем является по факту. Избалованная девчонка, привыкшая добиваться желаемого любыми возможными путями. Уверен, что будь у нее возможность - она бы уже прошлась по моей голове, а потом, оторвав ее, повесила на стене, подобно трофеям, которые такая не редкость у местных богачей. Или там были ковры из шкур? Да какая к черту разница. Я лишился носков и галстука, который улетел в первую очередь, потому что чем дальше игра, тем сильнее нарастал градус возбуждения, а галстук уже буквально душил меня. Или это возбуждение, которое витает в воздухе с момента, как трусики упали на стол? Страшно подумать, что будет дальше. А дальше - мой выигрыш и Кристина, которая ставит на кон буквально все, показательно снимая с себя рубашку. Спасибо ее распущенным волосам - слабая, но все же цензура, которая, будем честны, ни черта не помогает. Я смотрю ей в глаза, чувствуя, как сердце стучит где-то в районе горла, а виски начинают пульсировать, но уже не от боли, а от возбуждения. Все мое мужское начало рвется наружу, готовое послать к черту всю эту игру и дать ей то, чего она так упорно добивается. Трахнуть ее, чтобы успокоилась, а может, чтобы стала чуть добрее и перестала вести себя, как напыщенная сука, которая уверена, что я, как и другие лизоблюды, буду ползать у нее в ногах, мечтая удовлетворить любую ее потребность. Так не будет. Вытаскиваю сигарету, все это время спрятанную за ухом и закуриваю. Первый раз откашливаюсь, понимая, что сделал слишком сильную затяжку. Во второй раз - дым обволакивает легкие уже гораздо приятнее, а вкус сигарет кажется таким знакомым, и даже тот факт, что я никогда не курил уже не кажется правдой.
[indent] - Раскладывай еще, - киваю в сторону ее рук, держащих уже собранную колоду. Я хочу закончить эту игру, не знаю, победит она или я - не имеет значения, но я привык все доводить до конца. Кристина раскладывает на двоих карты, кладет колоду на козырь, в момент, когда я поднимаю свои шесть карт. Внимательно изучаю сданные карты. Козырями тут даже не пахнет. - Ходи, - иду даже сейчас не по правилам, ведь выиграл я и сейчас моя очередь ходить. Понимаю, что эта партия не моя, собираю все козыри, которые она, не скрывая удовольствия на лице, выкладывает мне по нарастающей. - Хорошо, твоя взяла, - скидываю веер карт с руки, моментально принимая решение о том, что сниму с себя следующим. Мы ведь договаривались до штанов. По логике - она уже проиграла, а мне терять нечего. Расстегиваю верхние пуговицы на рубашке, замираю на мгновение, вспоминая о том, что так тщательно скрывал от посторонних глаз. Что-то подсказывало мне, что она не удивится, увидев шрам на груди, не потому, что знает откуда он, а потому что знает, кто перед ней сидит. Вряд ли я смогу ее хоть чем-то удивить. Скидываю рубашку с плеч и глухо выдыхаю, чувствуя ее внимательный взгляд на себе. - И все же это ничья, - заключаю я, не готовый к тому, что она сделает в следующий момент. Оказывается слишком близко ко мне. Так близко, что я чувствую ее дыхание на своих губах, а мой тяжелый выдох выдает меня с головой. Не спрашиваю, что именно она делает. Ее пальцы изучающе скользят по моей груди. Я вздрагиваю, когда понимает, где именно она касается меня. Я бы спросил, что именно она делает, но слова застряли в горле от подобных действий. Я не был готов увидеть ее так близко к себе. Чувствовать ее прикосновения - тем более. В голове что-то щелкает, возбуждение нарастает до предела, срывая пломбы и выбивая пробки. Посылаю к черту все правила, понимая, что единственное, чего я сейчас хочу - это ее. Цепляюсь рукой за ее запястье. Кристина теряет равновесие, а я тяну ее на себя, впиваясь губами в губы. Все то, что было в голове минуту назад улетело, вместе со стыдом и тысячей правил, которые кто-то невидимый навязывал мне все это время. Это просто секс. Просто секс, как плата за то, что мы не дали ей закончить. За... кончить. Хватаю губами воздух, не способный справиться с кислородным голоданием после этого поцелуя. - Нам нельзя это делать, - говорю на выдохе, но руки все равно упрямо ползут под юбку, сжимая бедра, вырывая из ее груди тихий стон. Чувствую ее желание также сильно, как свое. И плевать на правила и запреты, которые я тщательно выстраивал все это время, пусть и не так долго, как могло бы быть. Нам нельзя это делать - это щелкает в моей голове, но безуспешно. Поэтому я снова целую ее, неспособный справиться с собственным возбуждением, раздвигаю языком ее губы, чтобы углубить поцелуй, пока пальцы скользят по внутренней стороне бедра, заставляя ее приподняться на коленях, поравняться со мной и позволить мне прижать ее тело к себе ближе. Так, чтобы она чувствовала мое дикое желание также сильно, как я чувствую ее собственными пальцами, проникая в нее и вырывая уже не первый рваный стон с губ.

[indent] Гребаное помешательство. Никогда не поверю в то, что так сильно хотел трахнуть кого-нибудь, что пошел на вот это. Не поверю, потому что так просто не бывает. Это не проходит ни по одной логической цепочке в моей голове, не объяснимо ни одним желанием, будь оно первородным, животным, да каким угодно. Тело отзывается на каждое ее прикосновение, как будто все, что происходит между нами сейчас - уже для нас обоих не ново. Что ты скрываешь от меня, Кристина? Ты наверняка знаешь гораздо больше меня самого, но отчаянно прячешь эту информацию, как будто хочешь сделать больнее мне или, может быть себе? Я жалею, что не спросил тебя прямо. Может ты смогла бы поделиться со мной информацией, смогла бы рассказать, что именно было там, где сейчас в голове сплошная пустота, смогла бы дозаполнить какие-то наверняка важные моменты в моей голове. Все естество тянется к ней, а мозг будто замкнуло - не могу, не должен. Запрещено. Яркие бордовые буквы, цветом больше похожие на кровь, размазанную по моему лицу. Чувствую ее привкус на губах, облизываюсь, но крови нет. Она не успела бы прокусить мои губы, ведь управляю поцелуями я, а не она. Не позволяю ей перехватить инициативу, упрямлюсь, как будто знаю, что именно это заводит ее больше всего. Покажи мне себя настоящую. Я уверен, что ты и сама этого хочешь, уставшая от собственного притворства. Сомнения в том, что мы поступаем правильно отступают на задний план, потому что возбуждение слишком сильно вцепившееся в меня - уже вряд ли отпустит, до тех пор, пока мы оба не получим желаемое. Воздух в комнате становится тяжелым, дышать им практически невозможно, да и, наверное, в этой бестолковой потребности организма нет никакого смысла. Облизываю губы, вслушиваясь в каждый стон, которыми она надрывает воздух, заставляя его буквально дрожать. По телу проходит приятная волна возбуждения, снова заставляя каждую мышцу напрячься. Ее неуместные комментарии просто игнорирую, делая вид, что все, что она говорит - это белый шум, помутнение рассудка, как и ее присутствие в катастрофической близости со мной. Все, происходящее здесь и сейчас - больше похоже на больную фантазию перегруженного мозга, нежели на реальность. Но вряд ли в фантазия будешь чувствовать все то, что я чувствую сейчас. Пальцы намеренно продолжают дразнить ее, губы хватают кислород слишком редко, от чего голова начинает кружиться. Боль отходит на второй план, полностью перекрываемая непреодолимым желанием, которое впивается в меня подобно дикому зверю. Я все еще пытаюсь оказывать сопротивление, противореча самому себе. Отрываюсь от ее шеи, которую последние несколько минут терзали мои губы. Так глупо, будто пытался найти им куда более лучшее применение, нежели поцелуи губы к губам. Хочу снова напомнить о том, что происходящее между нами катастрофическая ошибка, о которой она пожалеет уже сегодня вечером, оказавшись лоб в лоб со своим отцом и женихом. Это ведь измена, если в моей голове не поменялись местами все принципы и это называется именно так и никак иначе. Кристина максимально недовольна моими попытками вразумить ее, да что уж там - нас обоих, поэтому весьма грубо затыкает мне рот самым неожиданным способом. Сверлю ее взглядом, чувствуя, как по телу проходит еще одна волна возбуждения, добивая меня окончательно и стирая остатки разума. Не думал, что подобное мне понравится. Впрочем, я слишком возбужден, чтобы думать и рассуждать логически.
[indent] Инициатива полностью переходит в ее руки, когда она давит мне на грудь, заставляя лечь прямо на пол. Полное недоумение в моих глазах сменяется максимальным недовольством до тех пор, пока обстоятельства не меняются, естественно, играя мне на руку. Слушаю не так внимательно, как наблюдаю за тем, что она делает. Как ремень секунду назад был в шлевках моих брюк, а сейчас уже обвивает ее шею. Нервно сглатываю, понимая, что представшая перед глазами картина заводит еще сильнее и, наверное, было бы гораздо лучше, если бы длинная часть ремня была в моей руке, а не в ее. Но, уверен, ситуация успеет измениться еще несколько раз, расставив все на свои места и... в любом случае ремень будет у меня. На этот раз ее слова добираются до моего мозга, заставляя действовать на опережение, стоит ей придвинуться ближе к моему лицу. Я не говорил, что считаю ее глупой, все остальное да - спорить сложно. Капризная, избалованная девчонка, привыкшая, что весь мир кружится только вокруг нее и никак иначе не будет. Наверное, стоило разок поставить ее на место, но кто я такой, чтобы позволять себе подобное сейчас, когда она так близко ко мне и наверняка горит еще сильнее, чем в момент, когда ее ласкали мои пальцы. Ох, как я хочу снова ощутить этот жар. Хочу попробовать ее на вкус, потому что белье, заткнувшее мне рот, не дает полноты ощущений. Кончик языка горит от желания попробовать ее на вкус. Рука действует быстрее, чем она успеет осознать тот печальный - для нее - факт, что конец ремня уже зажат моими пальцами, и я упрямо тяну ее на себя. Не долго тебе пришлось наблюдать за мной сверху. Теперь, когда мое лицо между ее ног, а язык тщательно вылизывает влажную кожу - хриплые стоны разрывают гробовую тишину в комнате. Я шумно выдыхаю, чувствуя ее вкус, который окончательно сносит мне крышу. Рука тянет конец ремня на себя еще сильнее, заставляя ее прижиматься к моему лицу сильнее без возможности отползти в сторону или отстраниться вовсе. Хочу чувствовать ее вкус на языке как можно дольше. Проваливаюсь в собственные ощущения, в то невероятное возбуждение, что выметает остатки страха и сомнения из моей головы, превращая все внутри нее в пустоту. В ней ничего не осталось кроме четкого образа Кристины, которая совсем не похожа на себя настоящую. Волосы едва длиннее плеч, взгляд такой же хитрый с нескрываемым весельем, как будто она в очередной раз совершила какую-то гадость и теперь усмехается, издеваясь над пострадавшим. А пострадавший я и у меня так сильно трясутся руки, что я ощущаю это даже здесь, в реальности, сжимая конец ремня еще сильнее. Чувствую, как ее бедра сжимаются, будто мечтая придушить меня прямо сейчас и оставить в подобном положении навечно. Наматываю конец ремня на кулак, заставляя ее согнуться. Упирается руками в пол, прижимаясь к моему лицу сильнее, позволяя моему языку скользнуть глубже, забирая каждую каплю ее наслаждения себе. Стоны становятся ярче и громче, и вырываться наружу ремень им уже совсем не мешает. Чувствую, как ее тело начинает дрожать, как голос срывается на скулеж, а она шепчет что-то неразборчивое, впиваясь ногтями в поверхность ковра, прямо возле моей головы. Наверное, если бы могла, она бы вцепилась ими мне в лицо. Но не может, потому что сейчас оно занято, а мой рот нашел себе применение гораздо лучше бесполезных разговоров. Но что-то мне подсказывает, что именно этого она и добивалась. Оргазма, которого мы ее лишили своим неожиданным приездом. И теперь, получив желаемое, будет отыгрываться на мне, даже не подозревая с кем связалась. Да и, наверное, нет смысла показывать ей, с кем именно, потому что теперь моя основная цель - получить такой же желанный оргазм.
[indent] Именно поэтому, воспользовавшись ее слабостью и полным расслаблением, меняю нас местами, оставляя ее на мягком ковре. Веду пальцами линию вдоль позвоночника, чувствуя, как почти сразу же она отзывается на мое действие, выгибаясь телом следом за моей рукой. Молния на юбке сзади под действием моих пальцев расстегивается, а я с каким-то упоением лишаю ее последнего элемента одежды. Давлю на поясницу, заставляя выгибаться сильнее, представляя моему взгляду роскошную задницу. Рука так и тянется шлепнуть, оставить след на светлой коже, но вместо этого я лишь дразняще провожу по бедрам, едва проникаю внутрь нее, срывая с губ жалобный стон. Возбуждение от этого становится лишь сильнее. Ремень все также в моей руке, и я бы хотел воспользоваться им в полной мере, но поза выбрана не самая удачная. И, если честно, сейчас больше всего на свете хочется воспользоваться выпавшей возможностью и оказаться в ней, не растягивая удовольствие, вдалбливать в чертов ковер до тех пор, пока не начнет умолять остановиться. Черт... Я не знаю, что со мной происходит, но в голове четкое ощущение, что я уже видел что-то подобное и ощущал эту безумную похоть. И в центре всего этого была именно она. Я не верю в прошлую жизнь, в загробную так уж тем более, а с тем фактом, что я забыл почти все свое прошлое начинаю сомневаться в том, что познакомился с ней только сегодня, все больше. Но времени на размышления у меня нет. Она горит под моими прикосновениями, а я просто не в силах сопротивляться общему желанию. Все же оставляю один звонкий шлепок на ее заднице, разворачиваю к себе лицом, наглядно показывая, в чьих руках сейчас контроль, снова наматывая конец ремня на кулак. Тяну ее на себя, заставляя буквально приподняться. Безумный взгляд, обещающий самый горячий секс в моей жизни. Столько похоти в глазах я еще никогда не видел, и вряд ли увижу хоть у кого-то. Неужели она так сильно хочет меня, первого встречного? Не верю. Так просто не бывает. Но с этим я разберусь чуть позже, потому что, сейчас оказавшись внутри нее - сам срываюсь на стоны. Замираю, чтобы прочувствовать ее изнутри каждой клеточкой тела. Сердце вот-вот вырвется из груди, наверняка воспользовавшись шрамом и вылетев наружу со свистом. Откуда ты меня знаешь? Почему столько похоти в твоих глазах? К чему все эти игры? Почему ты? Почему ты, а не кто-то другой? Дочь моего шефа - это даже звучит неправильно, а связавшись с тобой сейчас и трахая тебя, как грязную шлюшку... это не вписывается ни в какие рамки, и даже вседозволенность сейчас нервно курит в сторонке. Сжимаю конец ремня еще сильнее, склоняюсь над ней, замирая и вслушиваясь в скулеж. Она не хочет медлить, хочет чувствовать меня в себе, поэтому делает все, чтобы заставить меня двигаться. Надрывает ногтями кожу на груди, игнорируя поврежденное место. Отчасти я за это даже благодарен, но пойму это чуть позже, когда мозг вернется в привычное рассуждающее состояние. Сейчас я похож на оголенный нерв. Контрацептивы? В каком нужно быть состоянии, чтобы забыть об этом? Ах да. В данном случае нет ни единого шанса на то, чтобы думать, как адекватный человек. - Я очень надеюсь, что ты не залетишь, потому что... - хриплю, не способный складывать слова в адекватные предложения. Не могу даже закончить фразу, потому что она кажется какой-то глупой. Эта девочка - точно не глупая и знает, что бывает от связей с мужчинами. Надеюсь, что знает, а не решила прямо сейчас разыграть все так, чтобы в конечном итоге Лактионов старший пустил пулю мне прямо в лоб. Хотя... кто из них: отца и жениха - будет первым - я бы еще подумал. Но не сейчас.

[indent] Надо быть идиотом, чтобы не понять, что эта девочка любит пожестче. Особенно, когда в руке ремень, затянутый на шее и чем сильнее я сдавливаю его, тем громче она хрипит. И самое безумное во всем происходящем - мне это нравится. Я чувствую, как пульсирует в висках, как находясь внутри нее горю, будто ее жар передает мне через кожу. Я хочу ее не меньше, а, может быть даже и больше, впрочем, не я позволил нацепить себе воображаемый ошейник на шею, а как раз наоборот. К черту. Не играет роли кто из нас хочет кого сильнее. Важно лишь то, как она хрипит и стонет, будто повторяет за мной, когда начинаю двигаться внутри нее. Это непередаваемое ощущение, такое пиздатое, что еще чуть-чуть и оно разорвет меня к чертовой матери без возможности вернуться в прежнее состояние. И, складывается ощущение, да нет, я точно уверен, что мне это тоже понравится. Тело реагирует слишком остро, слух напряжен до предела, улавливая даже малейшие звуки, которые она издает. Но это большая редкость, потому что ее рот приоткрыт, а она не сдерживается, показывая все свои эмоции так открыто и ярко, будто... Знакома со мной не первый день. Черт...
[indent] Мимолетное отвлечение, мое замедление, и лишь секунда на то, чтобы Кристина поменяла нас местами и оказалась на мне, самостоятельно регулируя скорость. Управляет мной и моим телом так, словно знает, как именно мне нравится. Она даже руками моими управляет, когда кладет их к себе на грудь, провоцируя сжать. Откидывает голову, двигается еще быстрее, заставляя влететь в какой-то ебейший круговорот ощущений, из которого я не могу и не хочу выбираться. Я вот-вот кончу, но снова что-то идет не по плану и еще минуту назад,, Кристина, которая надрывала своими стонами воздух, уже отсасывает мне, заставляя пальцы почти инстинктивно впиваться в так удачно попавший под руку ковер. Рычу, чувствуя приближающийся оргазм, умоляю всевышнего или кто меня сейчас там слышит - за исключением самой Кристины, конечно же - чтобы она не останавливалась ни на секунду и не лишала меня такого удовольствия. Она не останавливается, позволяя кончить в рот. Не сразу понимаю это, но после уже не хочу даже думать, что именно произошло. Рвано дышу, чувствуя, как легкие горят огнем и от каждого вдоха становится только хуже. Прикрываю глаза, вслушиваясь в пульс собственного сердца, которое будто оказалось в ушах и стучит так сильно, что вот-вот остановится от усталости. Кристина не унимается. Ее ничто не может отвлечь или остановить. И, сука, будь я Богом я бы ввел это, как новый смертный грех - прерываться в такие моменты, когда работает рот... Боже да еще как работает. Пальцы давят на макушку, чувствую нарастающее возбуждение даже от того факта, как управляю ей сам, а конец ремня в моей руке мне только способствует. - Боже... - еле сдерживаюсь, чтобы не застонать во весь голос от того, как работает ее язык, а при каждом движении головой член упирается горячие стенки горла. Это просто что-то невероятное. Во рту пересохло, облизываю губы, но это не помогает, а лишь наоборот выдает с головой стонущую похвалу в ее адрес. В голове всплывают обрывки воспоминаний. Голос слышен, словно через толщу воды, и это мой голос. Перед глазами темная макушка стоящей передо мной на коленях девушки, которая также ахуенно отсасывает мне где-то в незнакомом мне туалете. Я давлю на макушку сильнее, впиваясь пальцами в волосы... они были короче, сейчас длиннее, но ощущения такие же потрясающие. Уверен, что это был самый лучший минет в моей жизни. В моей прошлой жизни, потому что сейчас, в настоящем, самый лучший минет мне делает Кристина. И я так хочу кончить снова... Но что-то идет не так и уже через секунду, распахнув глаза, я вижу, как Кристина, выпрямившись, стоит прямо передо мной и поджигает сигарету, зажатую в губах. Моргаю несколько раз, чтобы понять, что именно только что произошло и почему я слышу, как кто-то чужой внутри меня - наверное душа - орет и мечется из стороны в сторону в поисках виновника произошедшего. - Что? - брови приподнимаются от удивления. Я, откровенно говоря, в таком ахуе, что не верю собственным глазам, ушам, да и даже языку, который просто застрял между губами и не может вытолкнуть наружу ни единого умного слова. Я слежу за тем, как она отходит в сторону, рассказывая о калориях и о том, как хочет есть. Приподнимаюсь на локтях, в голове уже планируя план по тому, как получить желаемое. Веду себя как дикий хищник, чья добыча, вильнув хвостом, решила в последний момент поменять направление и сбежала куда-то в сторону. Кристина гораздо ближе, чем мне кажется, а у меня есть несколько секунд, чтобы добраться до нее.
[indent] Встаю с пола, достаточно тихо для пиздящей себе под нос Кристине. Я слышу в ее голосе усмешку - это невероятно злит и именно это становится точкой отправления моего рассудка далеко за пределы этой вселенной. Мое терпение отправляется следом. Я так зол на нее и ее идиотскую привычку делать все по своему. Впрочем, я не удивлен. Избалованные девочки так и поступают: получают свое и делают вид, будто так и нужно. А твои потребности - это твои сугубо личные проблемы. Но не со мной. Не знаю, что она там о себе думает, но я не оставлю это все вот так и, я думаю, она прекрасно это понимает, а я лишь позже пойму каким был идиотом. Она просчитала меня, как будто знала наверняка, что именно меня разозлит и что именно за этим последует. Уверен, что она хотела оказаться прижатой к чертовому холодильнику, именно поэтому даже не думала оказывать сопротивление. Звонкий удар по заднице, мой внутриутробный рык и какое-то безумие, в которое врываюсь неожиданно даже для себя. Не церемонясь оказываюсь внутри нее, вырывая рваный стон с губ, дергаю конец ремня, чтобы запрокинула голову. Хочу слышать ее стоны так близко насколько это возможно. Она что-то бормочет, кажется, возмущается, но мне абсолютно насрать на то, что она там говорит. Если ты думаешь, что можешь играть со мной в подобные игры, то будь готова к тому, что в игры могут начать играть и с тобой. Черт, получается какая-то ерунда, но в той беспорядке, в котором находится сейчас мой мозг - это все еще очень даже ничего. Возбуждение вцепилось в меня буквально намертво, держит так крепко, что вот-вот задушит. А может я задушу Кристину, потому что натянутого ремня мне становится мало. Кусаю ее каждый раз, когда опускает лицо, пытается отвернуться или сделать что-то что мне не нравится в тот или иной момент. Пальцы давят на губы, заставляя рот приоткрыться, чтобы вобрать их в себя и облизать. Не смогла работать ртом по назначению, значит будешь работать так. Я бы сказал ей это, но она вряд ли услышала бы, потому что скорей всего все мои слова превратились бы в нечленораздельные звуки, точнее, рычание, а ее ответ... ну, не было бы его - рот занят и слава богу. Пальцы меняют направления, пристраиваясь сзади. Толкаю их глубже, проверяя достаточно ли она готова, чтобы через секунду войти в нее уже иначе. Мой рваный стон, ее такой же только более хриплый, чувствую, как слабеет в моих руках, едва держась на ногах. Не так быстро. Меняю направление, заставляя ее улечься на стол и найти в нем опору. Мои руки заняты куда более важными делами, оставляя звонкие удары на светлой коже. Она вскрикивает и стонет еще громче. Выгибается мне навстречу и, наверное, так хочет вцепиться мне в плечи своими длинными ногтями, что вот-вот сойдет с ума. Ведь вместо этого может только стонать, царапая поверхность стола, и чувствовать меня внутри вместе с непрекращающимися шлепками на заднице. Стол предупреждающе скрипит, не выдерживая нашего напора, но мне кристаллически поебать на это. Я продолжаю трахать ее, показывая все свое бешенство, смешанное с возбуждением и неконтролируемой агрессией от всего, что она делает и что мне и нравится и не нравится одновременно. Пальцы впиваются в кожу, будто пытаются найти в ней опору, чувствую приближающийся оргазм и ускоряюсь, не давая ей возможность выкинуть еще что-нибудь, что мне не понравится. Мы кончаем одновременно, полностью вымотанные и обессиленные. Не могу удержаться, ложась на нее сверху и прижимаясь щекой к мягкой коже. Боже, как от нее пахнет похотью... если бы этот аромат можно было записать на диктофон - я бы так и сделал и слушал бы его каждую ночь. Непередаваемое ощущение легкости, когда сердце еле живое продолжает трепетать в груди, а сил не осталось даже на то, чтобы говорить.
[indent] Тяну ее за собой на пол, чтобы принять горизонтальное положение и немного перевести дух. Внимательно смотрю на нее, едва сдерживаюсь, что не закатить глаза и не отпустить какой-нибудь едкий комментарий в ответ на ее вопрос. - А ты выдержишь? - теперь глаза закатывает уже она, а меня ни капли это не веселит. Вообще-то вопрос был достаточно серьезный, но почему-то воспринимается, как подколка. Но это лишь секундная слабость. Чувствую вес ее голос на своей груди, закрываю глаза и понимаю, что... Наверное, нахожусь там где и должен находиться. Веду пальцами на ощупь линию по ее плечу, ниже, сползая на талию. Знакомый маршрут, который, как будто знал всю жизнь и, что-то мне подсказывает, что и ей это все кажется очень знакомым. - Ты спишь со всеми своими охранниками? Или только мне так повезло? - не открывая глаза задаю вопрос куда-то в воздух, не рассчитывая услышать ответ. - Надеюсь, ты понимаешь, что это просто секс. Ничего больше, - и эту фразу я, кажется, где-то уже слышал, но не принимаю во внимание. Открываю глаза, чтобы бросить взгляд на часы на соседней стенке. - Нам выезжать через час. Сомневаюсь, что ты успеешь умереть до этого момента. Максимум принять душ, - рассуждаю сам себе под нос, снова закрывая глаза. Пальцы так и продолжают строить невидимый мне и совершенно непонятный маршрут на ее коже. Облизываю губы, улыбаясь сам себе под нос. Не знаю почему, но мне так нравится это делать, как будто мои руки были созданы именно для этого. Вдыхаю полной грудью аромат ее волосы, открываю глаза, чувствуя резкую головную боль. Я бы списал все это на переутомление, но мне, в конце концов, не сто лет, чтобы выдохнуться от парочки таких горячих разов. - Потереть тебе спинку? - надеюсь, что это отвлечет меня от этой адской муки, вызванной непонятно чем, а ей даст возможность получить желаемое снова. Уверен, что плясать под ее дудку мне совсем скоро надоест, а значит правила будут меняться и плясать придется уже ей. Надеюсь, она будет делать это голая.

[indent] Наверное, я сказал что-то не так, раз Кристина вскочила на ноги с такой скоростью, будто за секунду осознала, что рядом с ней не заморский принц, а я, Антон Малинин, человек, который вообще никак не может находиться с ней здесь в полотном положении и в таких обстоятельствах. Ну, типо, голые. И если честно, я бы трахнул ее еще разочек, и возможно даже не один, потому что чувство голода внутри меня - не того, когда заглатывает пару бутеров и успокаиваешься на пару часов, а другой, более глубокий, тот, что я буду способен утолить только благодаря вполне логичным... действиям - внезапно решил напомнить о себе. Не удивительно, ведь женщины у меня не было уже… ну, достаточно давно, если учесть что последний мой секс был в деревне с девушкой, которая жила через несколько домов от нас. Слухи в таких местах расползаются очень быстро, поэтому повторять подобное не хотелось ни мне, ни ей, и уж тем более обременять себя какими-то статусами. О каких отношениях может идти речь, если я даже собственное имя вспомнил с трудом. Я что, уже думаю об этом? Встряхивал головой, приподнимаюсь на локте, чтобы бездумно оглядеться по сторонам. Скольжу взглядом по полу и всему тому, что располагалось на нем намеренно или из-за того, что уронили уже мы в момент безумной страсти, которая как-то внезапно крепко вцепилась в меня. Я чувствовал себя животным. Но таким свободным, что мысли об этом не давали мне покоя даже когда мы уже сидели в машине и ехали в сторону особняка, с трудом и не без помощи Кристины, найденным на карте.
[indent] Лучше так, нежели по навигатору, потому что пользуясь картами развиваешь мозг, а телефон может в любой момент разрядиться. Мне в любом случае нужно будет добраться до дома, а если Лактионов все же решит посадить свою дочку мне на шею - еще и ее сопровождать обратно до города. В общем все это было мне не то чтобы в тягость, но я лучше бы остался с боссом, нежели с девчонкой, которая как-то странно на меня влияет. Она будто залезла под корку моего головного мозга и отчаянно пытается поменять полярность моего мышления. И не только его. Судя по-твоему Кристина очень любит творить беспорядок, также сильно, как и перечить, и, судя по всему, действовать на нервах. Ее поведение в момент нашего прибытия - было странным и по большей степени наигранным. Это заметил бы даже слепой, но я отчаянно старался делать вид, будто я не только слепой, но и глухой, немой, с отбитыми чувствами и состоящий целиком и полностью из самого прочного камня. Такой же холодный и невозмутимый. Видимо иначе в данном случае выжить у меня просто не получится.
[indent] Сдавая на сохранение Кристину ее жениху, которому я не рискнул посмотреть даже в глаза, отхожу в сторону, чтобы найти Лактионова. Блуждаю глазами по сбитым в кучки людей, отличающихся не только внешне, но и манерой поведения от молодежи, которая смеется слишком громко для искренних эмоций, и слишком много пьет, видимо думая, что это хоть какие поможет скрасить скучный вечер. Помолвка, которая никому не нужна. Как и девушка, которую я сюда привез. Ее жених совершенен лишь в том, как выглядит. В поведении его не отличают ни манеры, ни способность заинтересовать такого человека, как Кристина. Он поверхностный, ведет себя слишком развязно для человека, который совсем скоро должен жениться и быть примерным семьянином. Картинка складывалась вполне логичная, но… это не моего ума дело. Вновь натыкаюсь взглядом на Кристину, встречая ее ответный на себе, отвожу взгляд почти сразу же, стараясь как можно меньше концентрировать свое внимание на ней. Потому что чем дольше это происходит, тем хуже. В глубине души я уже сейчас понимаю, что это неправильно, а мысли, которые вертятся в моей голове - абсурдные. Но как бы мне хотелось сейчас оставить на ее коже еще пару отметок, а руки запустить под ткань платья, кончиками пальцев ощущая бархат ее кожи. Я втягиваю носом воздух, даже здесь чувствуя аромат ее парфюма, смешанный с ароматом кожи. Нервно сглатываю, вновь продолжая зрительный поиск Лактионова-старшего. - Надеюсь она не доставила много хлопот? - он находит меня сам и гораздо раньше, с хлопком опуская руку ко мне на плечо. - Нет, все в порядке, - безбожно вру, хоть раньше и не позволял себе подобного. Видимо Кристина и правда плохо на меня влияет, иначе свое поведение я объяснить не могу. - Отлично, потому что... Кристина очень необычная девушка и порой ведет себя совсем не так, как мне или окружающим хотелось бы. Но это моя дочь, и естественно, я люблю ее, а значит буду готов на все, чтобы обеспечить ее безопасность и ее счастье, каким бы оно ни было, - кривая ухмылка на его лице не предвещает ничего хорошего. Он ведет себя максимально странно, а мне ничего не остается, как также криво улыбнуться в ответ. Как будто я понимаю его отеческие чувства и мне нет дела до его отношения к Кристине. Все и без этого логично и прозрачно, его отношение не требует пояснений или дополнительных комментариев. Мне не понять, конечно, и, наверное, слава Богу, потому что... будь Кристина моей дочерью - я бы снес ей голову в тот момент, когда она впервые открыла бы свой рот, в сознательных речах, конечно же. - Я думаю, что могу положиться на тебя и оставить Кристину на вечер под твоим присмотром, - Лактионов-старший явно нервничает, оглядывается по сторонам, видимо разыскивая кого-то конкретного и когда находит, подает знак рукой. Я не успел проследить взглядом, кому именно он помахал и предпочел не совать свой нос в его дела. Меня больше поражает тот факт, что эту избалованную девчонку снова оставляют на меня и под мою ответственность, а судя по тому, как она себя ведет - стоит отцу скрыться с поля ее зрения, как Кристина Лактионова начнет вытворять то, за что стыдно будет всем, кто здесь находится. Я киваю, принимая суть задания своего босса. Тот еще раз хлопает меня по плечу, будто в знак ободрения или молчаливой поддержки и скрывается в толпе.
[indent] О том, что он уехал - я узнал только благодаря собственной внимательности. Не сложно было заметить, как ряды взрослых гостей заметно поредели, а Лактионов, в компании двух телохранителей скрылся следом, в компании двух мужчин и двух женщин, видимо их жен. Скорей всего одни из них - родители Тома, так вроде Кристина обращалась к своему жениху. Такие радостные, как будто не знают, на ком именно собираются поженить их сына, и что чувств между ними меньше, чем совести у Лактионовой-младшей. Ладно, это не мое собачье дело, не мне рассуждать на эту тему и вообще... Моя задача следить за ее безопасностью и за тем, чтобы ничего сверх опасного не происходило в стенах этого здания, которое сейчас медленно трансформируется в подобие ночного клуба. В Москве таких не было, клубов, зданий, хотя, может быть я просто очень многое упустил, находясь в деревне и наблюдая только местные дискотеки, где дешевый алкоголь срывал голову буквально все, а нарядам девиц позавидовали бы даже проститутки с Волгоградского шоссе. Ладно, возможно я не прав в корне, потому что то, что происходит прямо сейчас на моих глазах - не сравнится с тем, что я видел в глубинке. Кристина ведет себя вызывающе, ловит взглядом меня, но я как тень двигаюсь по помещению, наблюдая за ней со стороны. Мое лицо не выражает никаких эмоций, хотя, признаться честно, внутри меня все горит и злиться так сильно, будто девушка, что танцует сейчас на барной стойке и демонстрирует свои ноги и все, что позволительно демонстрировать путем поднятия кромки платья - принадлежит мне и ведет себя максимально шлюховато, зная о том, что я пристально наблюдаю за ней. Она знает это - именно поэтому продолжает свое маленькое представление, приковывая взгляды всех находящихся рядом с ней. Вторая девушка, видимо ее подруга, ведь не просто так они ходят рука об руку весь вечер, ведет себя не так откровенно. И это при всем при том, что вечеринка посвящена помолвке, а жених и невеста ведут себя так, будто им кристаллически поебать друг на друга. Том зажимает на диванчике какую-то блондинку, Кристина танцует похабные танцы и только этим привлекает внимание своего жениха, который вульгарно просит продолжения. Я фыркаю, нахожу для себя самое укромное место, где меня заметно меньше всего и продолжаю изучать взглядом все происходящее.
Разочарование на лице Кристины не спутать ни с чем. Когда музыка, наконец, заканчивается, она обводит взглядом всех присутствующих и, видимо, не найдя кого-то конкретного меняется в лице. Интересно, это меня она искала? Не знаю, вряд ли, впрочем, она быстро находит утешение для себя, впиваясь поцелуем в губы какого-то парня, который уже несколько минут, игнорируя ее безучастный к нему взгляд, протягивает ей выпивку. Бокал так и остается в его руке, а пораженный мальчишка не находит ничего лучше, чем положить свободную руку ей на задницу. Я еле сдерживаюсь, чтобы не фыркнуть. Следующий на попытку удовлетвориться оказывается Том, которого она целует почти также страстно. Внутри меня сворачивается какой-то неприятный комок злобы, в груди клокочет огонь. Он ищет выхода, но вместо того, что поддаваться эмоциям – я гашу их. Меня раздражает ее вульгарное поведение, также сильно, как и ее слепая уверенность в том, что подобное простительно и вполне легко сойдет ей с рук. Видимо не найдя то, что так отчаянно искала, разочарованная Лактионова уходит на балкон, по пути стреляя у кого-то сигарету, а я, снова превращаясь в тень, иду за ней следом. На балконе никого нет. Кристина стоит ко мне спиной и видимо не вовремя вспоминает о том, что для того чтобы покурить нужна еще и зажигалка. Неужели ты не спрятала ее где-нибудь в складках белья. Ах да, ты наверняка пришла сюда без него, чтобы засветить всеми своими достоинствами и позлить своего жениха. Хотя, судя по тому насколько ему плевать – делаешь это ты далеко не для него. Тогда для кого, Кристина?
[indent] Осознание приходит слишком внезапно. Я оказываюсь у нее за спиной как раз в тот момент, когда Лактионова хочет развернуться – видимо пытаясь найти хоть одну живую душу, способную прикурить ей. Но вокруг никого нет, а моя рука, с силой сжимающая ее рот, не способствует ни ее желанию покурить, ни возможности покричать, чтобы позвать на помощь. Ошеломленная такой наглостью она не сразу включает строптивое сопротивление. Лишь в тот момент, когда оказывается зажатая мной в укромном углу. Мычит что-то, не пускает в ход зубы, а лишь вяло отбивается. До тех пор, пока моя свободная рука не окажется у нее под платьем. Ненависть ко всему живому, включая ее саму бурлит внутри меня, как магма в жерле вулкана. Я так зол на нее, что готов разорвать на месте. И эта злость она совершенно не поддается контролю и почти моментально превращается во что-то более темное, грязное. Толкающее не только мои мысли, но и меня самого к действиям, за которые я в будущем непременно поплачусь. Но не сейчас. Сейчас все не имеет значения, потому что Кристина буквально тает в моих руках, впитается недовольным, почти возмущенным взглядом в мое лицо. Мы общаемся молча, какими-то едва заметными движениями головы, мимикой, взглядами. Я с упоением наблюдаю за тем, как меняются эмоции на ее лице, когда моя рука сползает по внутренней стороне бедра, глубже, убеждаясь в том, что она все же рискнула прийти без белья. Ухмыляюсь собственной проницательности, встречаясь с немым недоумением в глазах Кристины. Моя рука крепче сжимает ее рот, а я совершенно не задумываюсь о ее комфорте. Как и о том, что нас могут увидеть и тогда Лактионов-старший совершенно точно снесет мне голову. Идея переместиться в другое место приходит быстрее, чем я понимаю, что ее как-то нужно реализовать. Бегаю глазами по стенам вокруг нас. Соседняя дверь совсем не внушает доверия, а дикая жажда адреналина подталкивает трахнуть эту ненасытную девчонку прямо здесь, ведь в тени стен и углов нас совершенно не видно. Разрываю контакт моих рук с ее телом, не забывая все также затыкать ей рот, разворачиваю к себе спиной. Платье задирается слишком сильно, отсутствие белья играет мне на руку, а ее тело инстинктивно прогибается, будто выточено исключительно под меня и мои руки. Это заводит. Так сильно, что меня начинает потряхивать изнутри. Адреналина в крови слишком много, я слишком сильно возбужден, чтобы остановиться, а гулкая музыка, бьющая в каменные стены, к одной из которых я сейчас прижал Кристину - говорит о том, что вечеринка все еще продолжается. И остальным плевать, как и мне сейчас, когда пальцы на ощупь ищут влажную кожу, и уже наспех расстегивают ширинку джинс. - На твоем месте, я был бы очень тихим. Очень не хотелось бы, чтобы помолвку расторгли из-за того, что невеста оказалась такой шлюшкой, - она снова мычит мне в ответ, но в этот раз не сопротивляется. Упирается руками в стенку, выгибается, будто приглашает войти в нее прямо сейчас. - Но ты даже не представляешь себе как сильно меня заводит это. Наверное, также сильно, как осознание того, что прямо сейчас я трахну тебя, - говорю это полушепотом и не узнаю собственный голос. Хриплый, на грани безумия. - И мне ничего за это не будет, - добавляю, будто подписываю ей и себе самому смертный приговор, заранее зная, что все не так просто, как кажется на первый взгляд. Пальцы впиваются в кожу, с рыком вхожу в нее, еле сдерживаясь, чтобы не застонать с ней в унисон. Мой рот никто не закроет, по крайней мере сейчас, поэтому нужно быть очень осторожным. Адреналина в крови становится катастрофически много. Сердце вот-вот выпрыгнет из груди, но мне абсолютно насрать на это. Я чувствую ее жар изнутри, чувствую, как сильно она хочет меня. Эмоции разрывают нас обоих, страх быть пойманными сводит с ума, но не останавливает ни меня ни ее. Чувствую зубы на пальцах. Она кусает меня, заставляя зажать рот еще сильнее. Чувствую, как пульсирует в висках, выстукивает где-то в барабанных перепонках в унисон каждому моему движению. Это будет самый безумный поступок в моей жизни, но я уверен, что пожалеть об этом даже не успею.

[indent] С каждой секундой я все больше убеждаюсь в том, что Кристина дурно на меня влияет. Она заставляет меня превращаться в человека, который мне не нравится. Наверное, проблема в том, что этот другой «я» мне просто не знаком и чем сильнее я вязну в этом своем новом амплуа тем меньше оно мне нравится. Или наоборот? Я никогда еще не чувствовал себя таким живым и свободным. Подчиняясь лишь первобытным инстинктам, которые словно ждали момента, чтобы вырваться наружу - я с каждым вдохом ощущал себя более уверенно. Как будто в один момент все сковывающее и мешающее мне свалилось с плеч и позволило выдохнуть, а затем вдохнуть эту жизнь по настоящему. Попробовать ее на вкус. Стать самим собой. Тем, кем на самом деле являюсь, пусть и до последнего буду отрицать тот факт, что то животное, прижавшее Лактионову к стене сейчас - это я.
[indent] Несусь на полной скорости, забыв о нормах морали, о правилах и в целом о том, где именно мы находимся - я все также всем своим весом вжимаю ее в угол, затыкая ладонью рот сильнее с каждым толчком. Чувствую ее изнутри, то как она сжимает меня, заставляя задерживаться внутри на более долгий период времени с каждым толчком. Мне нравилось мое положение. Положение Кристины мне нравилось еще больше. Впервые за день она молчит, не пытаясь сморозить очередную глупость, от которой я начну лишь сильнее распыляться. Уверен, что если бы дальней хотя бы малейший шанс буркнуть что-нибудь - проблемы ей были бы обеспечены. И что-то заговорщическое внутри меня подначивает расслабить хватку руки, поддавшись очередному ее укусу. Сделать вид будто мне действительно стало больно и то, как сильно я сжимаю свободной рукой ее бедро уже не спасает. Адреналину нужен выход, эмоциям тоже. Но я упрямо продолжаю вдалбливать ее в угол, стремясь как можно быстрее добра тая до желанного оргазма. В висках стучит, голова вот-вот лопнет. Рядом с Кристиной болевые ощущения лишь усиливаются, будто моя память рвется наружу, пытаясь показать во всей красе все то, что кто-то так старательно прятал все это время. Я знал какой-то важный секрет, что-то невероятно важное, но не мог вспомнить что. Задать вопрос в лоб Кристине я не могу, как минимум потому что ее лицо сейчас вот-вот счешется о каменную стенку. Мне нужно держать себя в руках. Вот прямо сейчас остановиться и прекратить превращать свою жизнь в кошмар, который если не сейчас, то рано или поздно наступит непременно. Потому что Лактионов старший узнает об этом. И он непременно превратит эту нелепую историю в то, о чем даже думать страшно. Но как бы я себя не уговаривал остановиться, сильнее сжимая пальцами упругую кожу - тем меньше оставалось на это шансов. А ведь еще пару часов назад я выступал категорически против того, что мы делаем, потому что в глубине души знал, что если хоть раз попробую ее - остановиться больше не смогу. И все равно продолжаю эту сладкую пытку. Острые зубы, которые прямо сейчас впиваются мне в ладонь не останавливают меня и мою свободную руку от плавного движения вниз по телу, под ткань белья. Касаюсь пальцами влажной кожи, заставляя ее почти инстинктивно сдвинуть ноги, тем самым загоняя себя в ловушку. Рычу, не желая ощущать даже такое жалкое, но все же сопротивление. Вдалбливаю ее в гребаную стенку еще сильнее, сжимая рот так, что еще чуть-чуть и она, вероятнее всего, просто задохнется. Кристина уже сама насаживается на меня, сдавленно дыша. Каждый стон превращен в хрипы, искаженные моей ладонью. Это заводит меня еще сильнее, приближая к желаемому результату и меня и саму Кристину. Под ритмичным движением невозможно отказать мне и уж тем более самой себе в получении долгожданного удовольствия. Она почти готова. Чувствую это по ее окончательно сбитому дыханию и тому, как она с силой сжимает зубами мою ладонь. Кусаю ее за шею, заставляя пронзительно пискнуть, не то от боли, не то от неожиданности, но мне совершенно плевать на это. Боль притупляется другими ощущениями, но мне сейчас некогда рассуждать и думать о том, как бы более изощренно поиздеваться над ней. Кажется, то, что происходит - вполне достаточно для моего личного удовлетворения от наслаждения этими пытками. Стискиваю зубы, не позволяя себе застонать в голос, когда кончаю в нее. Хочу укусить еще раз, но понимаю, что сделав это - могу слишком сильно подставить и себя и ее. И хоть мне кристаллически поебать на то, что она скажет или подумает и уж тем более мне похуй на то, что подумают ее друзья и ее жених - все же не делаю этого. Прижимаюсь к ней телом, едва не падая сверху. Ладонь сползает ниже, освобождая ее рот и давая такой желанный кислород, который почти сразу же перекрываю, сдавливая шею. Я знаю, что ей нравится это. После той сценки с ремнем, что была разыграна прямо у нее дома - все ее предпочтения максимально прозрачны и нужно быть идиотом, чтобы не понять этого.
[indent] За нашими спинами раздается незнакомый для меня голос. Точнее, знакомый, ведь я слышал его уже сегодня раньше, но имени его обладательницы я не знал. Чувствую, как напрягается Кристина, успеваю поправить подол ее короткого платья и шлепнуть ее по заднице в предупреждающем жесте. Не стоит меня злить. Только если ты не готова платить своей задницей все то время, пока я буду здесь в городе, исполняя поручение ее папаши. Вжимаюсь в стенку, позволяя Кристине перехватить инициативу и позволить любопытным глазам избежать видение того, что им видеть не положено. Ее голос дрожит, а я не могу сдержать самодовольную улыбку, которая дергает уголки моих губ. Прикрываю глаза, вслушиваясь в ритм собственного сердца. Оно стучит так сильно, что на его фоне не слышно разговора, который происходит прямо за моей спиной. Я слышу лишь последующий вскрик и, отсчитав до пяти, выскакиваю из своего укрытия, чтобы едва не перемахнуть через балкон, где только что исчезла Кристина. Под вой восторженных зрителей, ради которых и был сделан весь этот спектакль - вижу, как расплескиваются в разные стороны брызги, от соприкосновения тела с водой. Останавливаю девчонку, с которой разговаривала Кристина, дергая ее за запястье. - Даже не вздумай, - предупреждающе рычу в ее сторону. Она в ответ лишь выдергивает руку, фыркает, говоря что-то по английски и все же меняет свое направление, исчезая в комнате. Я в свою очередь прячусь в тени, наблюдая за поведением самой избалованной принцессы в мире со стороны. Она не подает виду. Ведет себя так расслабленно и спокойно, будто ничего и не произошло. Флиртует со своим женихом и их общими друзьями или знакомыми, приятно проводит время, бросая редкие взгляды в ту сторону, где видела меня в последний раз. Я научился быть скрытным. Быть таким, чтобы на меня просто никто не обращал внимания, считая, что я просто один из дурачков, местного обслуживающего персонала. После полученного сообщения от Лактионова-старшего, отправляю точно такое же, только с иным подтекстом, Кристине. Выхожу на улицу, точнее, за территорию этого огромного дома и всей его прилегающей территории. Забираю ключи от машины и, жду, отсиживаясь на водительском сидении.
[indent] Мне стоило достаточно много сил, чтобы заставить себя выйти из машины и помочь ей сесть внутрь. Мы не встречаемся взглядами, потому что свой я тут же отвожу в сторону. Не хочу смотреть на нее сейчас, потому что каждая встреча взглядами заканчивается тем, что было пару часов назад на балконе. Мне это совсем не на руку, как минимум потому, что я не хочу появляться на глазах у ее отца в таком перевозбужденном, буквально, диком состоянии. Я молчу, изредка бросая взгляд в окно заднего вида, пока мы едем по проложенному маршруту обратно в городе. Не заостряю внимания на том, что она снова курит, и если честно, я и сам бы не отказался, но просить об этом, конечно же, не буду. Кристина начинает опять свою странную игру, правила которой не объясняет. Задает вопросы, на которые не получит ответов - просто потому, что у меня их нет - и включает технику соблазнения, от чего пальцы впиваются в руль сильнее, заставляя костяшки пальцев белеть. Пытаюсь восстановить дыхание, просто дышать для меня уже целое достижение, пока она все это далет. Своими руками. Чертовыми руками, тонкими пальцами. По ключицам, ниже. Облизывает губы, пальцы. Твою мать, ты какого хера делаешь? Ударяю по тормозам, вовремя вспомнив о существовании светофоров, особенно о том, что показывает красный свет! РЫчу, сжимая руль еще сильнее, еле сдерживаюсь, чтобы не вырубить Кристину с одного удара. Она вовремя успокаивается, видимо понимая, что перегнула. Впрочем, уверен, что подобного в ее голове в отношении себя быть просто не может, поэтому... наверное, она просто продумывает очередной план по тому, как довести меня до белого каления. Проморгавшись, теряю концентрацию мысли, которая целиком была сфокусирована на зеркале заднего вида и все же возвращаюсь целиком и полностью к дороге. Я молчу - она тоже замолчала, видимо думая о чем-то о своем. Шутить о том, что думать ей просто нечем - я не собираюсь, потому что Кристина уже не первый раз доказывает: она делает все не просто так. В каждом ее поступке есть подтекст, который меня раздражает. Просто потому, что я не могу его разгадать. Не могу понять, почему она делает все это и какую цель преследует. Вместо того, чтобы думать обо всем этом - я бы лучше занимался чем-нибудь более приятным. Сложно не обратить внимание на обнаженные колени, которые она показывает в момент, когда забирается с ногами на сиденье. Чувствую, как внутри что-то неприятно щелкает, толкая меня на очередной бестолковый и совершенно неразумный поступок. Я бы сделал то, что сейчас представляю в своей голове, но до конца маршрута осталось около получаса, а Александр Дмитриевич уже давно ждет свою драгоценную дочь у себя. Фыркаю в ответ на собственные мысли, проводя остаток дороги в бесполезной борьбе с головной болью.
[indent] Лактионов встречает дочь лично, поэтому мне приходится остановится ровно перед входом и помочь Кристине выйти, незаметно выуживая из ее сумочки пачку сигарет. Закрываю за ней дверь, отдаю ключи одному из парней, чтобы тот отогнал тачку на парковку. Мне не положено покидать ни старшего ни младшую Лактионову, если хотя бы один из них находится рядом со мной и команды «идти домой» еще не было. - Антон, спасибо, - Александр Дмитриевич протягивает мне руку для дальнейшего рукопожатия. Я жму ее, еле скрывая недовольство на своем лице. Я не могу находиться здесь больше ни секунды, но говорить об этом не рискну. Лактионов-старший, цепляет дочь под руку и ведет в дом. Я иду следом, до тех пор, пока не останусь с шефом один на один. - Я думаю, что на сегодня все. Завтра нужно будет отвести Кристину к ней домой, чтобы она отдохнула после сегодняшнего вечера и вечером привезти обратно. У нас будет прием, но на этот раз уже на нашей территории. Дети слишком быстро растут, не успеваешь понять, что именно им нужно в тот или ино момент, а там уже раз и свадьба не за горами, - он откашливаясь смеется, а я выдавливаю кривую улыбку, едва похожую на улыбку. - Твоя комната рядом с моей наверху. Будь на связи. Я знаю, что ты чутко спишь, но вдруг что-нибудь понадобится очень срочно... в общем, ты понял, - я киваю головой, хотя на самом деле ни черта не понимаю о чем он говорит. Впрочем, игнорировать дикое желание принять душ и снять с себя чертову одежду хотя бы на пару часов я не в силах. Поэтому, кивнув еще раз, забираю ключи из рук босса и поднимаюсь наверх. Туда, куда кивком головы указал Лактионов-старший. Свою комнату найти было несложно. Она действительно стена к стене с комнатой босса - видимо он слишком сильно печется о своей безопасности, если решил, что мне нужно спать именно здесь, а не кому-нибудь из ребят, просто патрулировать дом посменно. Предлагать подобное я, конечно же, не стану, да и вообще не хочу тратить драгоценное время на пустые размышления. Иду прямиком в душ, стаскивая одежду на ходу. В зеркале замечаю пару кровоподтеков на ключицах - мысленно молю Бога, что Лактионов это не увидел и вряд ли заметил бы - и несколько царапин вдоль по торсу. Кристина прямо постаралась. Так, что теперь мне придется все это маскировать до тех пор, пока не исчезнут совсем.
[indent] Приняв душ, возвращаюсь обратно в комнату, падая прямо на кровать. Сгребаю в охапку все подушки, втягивая носом запах чистого белья. Закрываю глаза, чувствуя, как почти сразу на меня сваливается ощущение тяжелого дня и недосыпа, связанного с перелетом и изобилием нервных моментов в моей работе. Готовый провалиться в сон почти сразу же, некстати складываю два плюс два. Ведь Кристина в одном доме со мной, и я уверен, что она отлично осведомлена о том, что я прямо тут, черт возьми. Поднимаюсь на кровати, бросая нервный взгляд на дверь. Тишина. Понятия не имеют сколько времени, возможно я уже успел провалиться в сон, потому тягучее состояние сбитого сновидения невозможно ни с чем спутать. Я сбрасываю его с себя окончательно, когда протираю ладонью глаза. За стенкой слышно, как сладко храпит Лактионов-старший. Вспоминаю о сигаретах, припрятанных еще с вечера, нахожу их в кармане джинс, вместе с зажигалкой, вложенную в пачку. Иду в сторону окна, чтобы открыть его настежь и запустить свежий воздух, который почти сразу же смешиваю с табачным дымом. Это самое приятное время дня, когда ты предоставлен самому себе и никакая Кристина Лактионова не посмеет забраться в твои мысли. Хотя... Кого я обманываю. Эта сука, кажется, была там постоянно. Ведь проснулся я именно из-за этого.

[indent]Я не мог уснуть. Несколько часов пролежав в кровати и пытаясь уснуть в конечном итоге встал на ноги, не обувая эти дурацкие гостиничные тапочки, направился в душ, попутно стягивая с себя футболку и скидывая ее на полу при входе в ванную комнату. По пути задерживаясь возле зеркала, в очередной раз зацепившись взглядом за шрамы на груди. Каждый раз не могу не посмотреть на них. Они будто бельмо на глазу, снова и снова напоминают о том, чего я не помню. Все это задвинуто в самый далекий ящик в моей памяти и каждая попытка вытащить оттуда хотя бы крупицу воспоминания - раздается адской болью. Все больше убеждаюсь в том, что со мной что-то не так. У меня не было возможности проверить головной мозг - вдруг у меня с ним проблема, рак там какой-нибудь или чего еще боятся в двадцать первом веке - потому что в деревне, где я жил последние... даже не знаю сколько времени - был только один врач и тот оказывал помощь и людям и животным. Чудно вспоминать об этом, но хотя бы эти воспоминания не доставляют дискомфорта. В отличии от чертовой отметины на моей груди, которой касаюсь пальцами лишь на мгновение и как только мозг начинает подкидывать мысли для рассуждений - отвлекаюсь. Тупая боль разливается по затылку, я зажмуриваюсь, чтобы переждать когда это ощущение отпустит меня. Всегда помогало, но теперь, каждый раз закрывая глаза, я вижу лицо Кристины и боль только усиливается. Все это связано. Я почти был в этом уверен, но на руках не было ни одного доказательства. Я мог бы узнать о себе хоть что-то, но для этого нужно вернуться в москву, а судя по всему произойдет это совсем не скоро. Наверное, никогда, раз Лактионова выходит замуж за местного фрика, а я теперь назначен ответственным за ее безопасность.
[indent]Встаю под душ, настраиваю воду, делая ее чуть холоднее привычного. Это бодрит, а так как спать мне сегодня видимо не светит - это будет очень даже на руку. В конце концов никто не запрещал мне выходить из номера. Я же не какой-то мальчишка, которого папочка запер в комнате за плохое поведение. Внизу есть бар, я видел его, когда провожал Кристину и поднимался на свой этаж на лифте. Видимо там я и проведу остаток ночи. Эта мысль не доставляет боли. Наверное, это неплохо, хотя каждый раз когда представляю что будет завтра со мной после похмелья и бессонной ночи - непроизвольная головная боль уходит на второй план и появляется куда более серьезная проблема. Выхожу из душа, попутно вытираюсь полотенцем, почти сразу ныряю глазами в телефон. Несколько сообщений от Кристины, которые читаю почти сразу же, не раздумывая. Что-то произошло и судя по всему планы на ближайшие несколько часов и бутылка крепленого останутся на другой раз. Собираюсь, забираю ключ карту от своего номера и выхожу в коридор. Прямо до конца коридора и налево. Первая дверь слева, огромный люкс, который Лактионов-старший снял для дочери. Я так и не понял зачем, ведь у нее есть свое жилье, и там она совершенно спокойно может ночевать. Но вряд ли я хоть когда-нибудь пойму богатых, поэтому не мне их осуждать и за них рассуждать.
[indent]Костяшками пальцев стучу в дверь. Ответа нет, но за дверью слышно какое-то движение и буквально через несколько секунд она открывается и чья-то рука затаскивает меня внутрь. - Ты что творишь? - Рычу, пытаясь стряхнуть пальцы Кристины со своего загривка. Мне нравится подобное обращение, но лишь когда оно исходит от меня в ее сторону, а не наоборот. Кристину прорывает бесконечный поток слов. Я не слышу половину из того, что она говорит. Цепляюсь лишь за отрывки фраз, пытаясь пробиться сквозь плотную пелену боли, от которой начинают слезиться глаза. Я хочу остановить ее, но не могу - боль становится сильнее с каждой секундой, с каждым словом, которое вылетает из ее рта. Я бы мог с легкостью обвинить Кристину в издевательстве надо мной, но уверен, что проблема далеко не в ней, а скорей в том, что она мне говорит. Все это больше похоже на какой-то бред сумасшедшего, точнее сумасшедшей, но почему тогда так больно? Каким образом при таких обстоятельствах мозг еще успевает работать я так и не понял, но я не сопротивляюсь ни тому что чувствую, ни тому о чем думаю. Ее слова с каждым из них становятся все больше похожими на правду. Я смотрю на нее немигающим взглядом. В темноте сложно разобрать ее лицо, но я точно знаю как оно выглядит. Я помню, как она плакала. Помню громкий звук, похожий на гром, или как будто кто-то рассыпал зерна на железную крышу. Рокот на заднем фоне, чей-то пронзительный крик. Я помню как слышал ее голос, как она звала меня по имени, но кажется будто это все было во сне, который сегодня я не успел досмотреть. Я видел ее и раньше, в этом не было сомнений, но... черт возьми, как же болит голова. Я непроизвольно тянусь к вискам, зажмуриваю глаза, пытаясь отвлечься от ее слов, не хочу слушать, слишком больно. Но Кристина и дальше говорит. Предлагает какие-то безумные вещи, переходя на шепот. Я напрягаю слух из-за чего с просится еще хуже, чувствую, как она упирается головой мне в грудь где нещадно горит место со шрамом. Она молчит, едва держит себя в руках. Я чувствую как дрожат ее плечи. Хочу обнять, сам не знаю зачем, но знаю, что ей это просто необходимо сейчас. Ей - той, что показывала из себя стерву еще сегодня утром, необходимо чтобы ее кто-то обнял. Может ей просто скучно и все это очередной спектакль, разыгранный Лактионовой-младшей чисто ради забавы. Наверное, тоже не могла уснуть, поэтому и решила вызвать меня, чтобы в очередной раз разозлить меня и раскрутить на дикий бешеный секс, как это было сегодня днём. Нам очень повезло, что нам никто не увидел и не услышал, а сейчас вероятность этому равна почти нулю. Черт, что за игры ты опять устраиваешь?
[indent]Но как бы я ни старался, то, что она говорила - отпечаталось в моей голове. Мысли крутятся быстрее, чем я успеваю их разобрать или поймать хотя бы одну, чтобы начать раскручивать в нужном направлении. Боль снова сковывает голову, на этот раз целиком и даже зажмуренные глаза не помогают, а делают только хуже. Мозг будто засунули в тиски - любимая пытка Лактионова, когда она не моргая смотрит на то, как головы его врагов превращаются в блины. Может быть это реально он? Может быть все это мне не снилось, а было явью? Я отстраняюсь от Кристины, пытаюсь открыть глаза. Смотрю на нее, моргаю несколько раз, чтобы сфокусировать взгляд на ее лице, но от этого становится только хуже. Острая боль пронзает виски, я чувствую как голова тяжелее, а в груди заканчивается весь воздух. Ноги не держат меня на весу, я падаю, будто рискнул и прыгнул в пропасть, не рассчитывая на то, что смогу выжить. Я падаю в пустоту, слыша, как взвизгивает чей-то голос. Такой знакомый, будто я уже слышал это раньше. И в момент падения я понимаю, что мозг отключился, будто сбросив настройки всего того, что было раньше. Я сломался. Кристина снова меня сломала. Но зато я точно знаю, что тот крик, казавшийся мне сном - был на самом деле.
[indent]Я помню, как из груди хлестала кровь, как Кристина пыталась остановить ее, давила мне на грудь. Запах крови бьет в нос слишком сильно. Я чувствую его повсюду. На лице, на коже. Он будто впитался в меня и так сильно застрял в носу, что невозможно вывести его никакими химическими средствами. Будто мою голову положили в те самые тиски и раздавили, превратив в слоеное тесто. Голос Кристины, умоляющий остаться, взгляд который въелся под кожу, который, увидев, сразу вспомнишь. Я видел его. Только что. Прежде чем закрыл глаза. А сейчас слышу пронзительный писк аппаратов, но не понимаю откуда он. Голос Лактионова где-то очень далеко, отдает приказы в свойственной ему манере. Он всегда думал, что сможет поставить раком весь этот мир, но не вышло. Видимо кто-то помешал ему, попытавшись увести самое дорогое прямо у него из под носа. А с такими людьми он всегда жесток. Он был таким же жестоким со мной, но сколько бы я не пытался зацепиться за эти воспоминания - ничего кроме пронзительного писка посторонних аппаратов я не помню. А потом... я в деревне и яркий солнечный свет бьет прямо в глаза, заставляя меня проснуться и неуверенно встать с кровати. Шрам на груди, откуда еще совсем недавно - или давно? - хлестала кровь, а в голове пустота, будто кто-то посторонний стер все воспоминания обо мне, моей жизни. О человеке, которого я любил. Которого я закрыл собой, готовый буквально отдать жизнь за нее.
[indent]Открываю глаза, чувствуя холодную ткань на лице. Не понимаю, почему ничего не вижу до тех пор, пока не дерну рукой, скидывая с лица все лишнее. Кажется это полотенце, намоченное холодной водой. Пытаюсь встать, но кто-то упрямо давит мне на грудь, возвращая в лежачее положение. - Какого хрена? - передо мной Кристина, которая явно обеспокоено смотрит на меня, но не решается ничего сказать. Я снова предпринимаю попытку встать, хотя бы на локтях, но она упрямо кладет меня обратно. - Ты еще по угрожай мне сесть сверху, - фыркаю в ответ на ее действия, но все же повинуюсь и остаюсь в том положении, в котором она хочет. - Что случилось? - я впервые смотрю на нее не чувствуя боли. Сердце пропускает удар, затем еще один, стучит слишком быстро, будто я бежал несколько стометровок подряд. Только сейчас замечаю, что мои пальцы сжимают запястье Кристины. Она видит тоже самое, а я не чувствую за это ни стыда ни злости, как чувствовал еще сегодня днём, раздраженный ее поведением. - Что происходит? - осознание доходит до меня слишком долго. Непроизвольно тянусь рукой к груди, чтобы под футболкой нащупать след зажившего повреждения. Шрам на месте. А совершенно точно помню откуда он. Его оставил Лактионов, выстрелив в меня. Я почти умер. Но почему-то сейчас лежу на кровати, напротив Кристина, которая будто воды в рот набрала и полное отсутствие понимания. - Он пытался меня убить, - озвучиваю это вслух, видя, как меняется лицо Кристины. Каждую эмоцию разобрать сложно в кромешной темноте, но я чувствую, как она сжимает мои пальцы. - Он пытался убить тебя. А потом меня... - констатирую факт, понимая, что все вспомнил. Точнее, вернулся в то состояние, когда ничего и не забывал. И я очень надеюсь, что на этот раз Кристина расскажет мне все в мельчайших подробностях, потому что в обмороки больше я падать не планирую. Цепляюсь пальцами за ее плечо, тяну к себе, наощупь находя ее губы. Я слишком давно мечтал об этом. Действительно мечтал, а не думал, что все это навязанное желание, следствие поведения избалованной девицы.