i   t h i n k   i' v e   g o t   m y   s i g h t   f o r   y o u
i   d o n ' t   m e a n    t o    l e t   i t    b r e w
i   t h o u g h t   i   t h o u g h t    i t    t h r o u g h
now come on you know i just get confused

[indent] Если в моей жизни наступает черная полоса, то она непременно будет херачить по всем больным местам, даже по тем, раны которых уже давно затянулись и не напоминают о себе, разве, что стабильно раз в год, как положено. Недавние события на работе – ситуация с Евой и этим идиотом Дьюком – измена, выстрел, скандал, почти молчаливый, без возможности впитать в себя эмоции, почувствовать отдачу – почувствовать себя живым. Мне казалось, что в тот момент кто-то особенно юморной нажал на паузу, зациклив мою жизнь на одном и том же моменте. Люди вокруг превратились в бесконечное серое месиво образов, среди которых я не узнавал знакомое лицо. Просто все стало, как обычно, как было «до». Невольно задумываешься над основной миссией в своей жизни в такие моменты, когда кажется, будто тебе вообще по сути на этой земле делать нечего. Влачить существование, быть одним из тех, кто живет простой жизнью, жалким мешком с костями, которые кроме рутинных движений по параболе – работа, дом – никуда больше сдвинуться не может. В моем графике появилась еще одна точка, которая плавно переползала с уровня промежуточной, до конечной. Я и сам не заметил, как медленно и верно скатился в самое отвратительное состояние – самобичевание, с неизменным атрибутом – бутылкой виски. День за днем одно и тоже. Утром похмелье и предсмертное состояние, когда проще застрелиться, чем встать с кровати и сделать хотя бы шаг. Я закрылся в себе, не подпуская никого даже на гребаный шаг, в том числе сестер. Вряд ли их особо заботило мое состояние и его истинная причина – проще было просто разделиться, как всегда. Дать друг другу время.
[indent] А мне не нужно время. Эмоциональные качели остановились, подвесив меня в состоянии полета – и я радостно тонул в ненависти к себе и злости от своих же поступков, которые не мог исправить. Я несколько раз порывался позвонить, поговорить, попробовать хоть что-то изменить, но каждый раз не доводил начатое до конца. Однажды, все же нажав дрожащим пальцем кнопку вызова – услышал монотонный голос автоответчика, сообщающий мне о том, что абонент недоступен. Спасибо, механическая дура, а то я без тебя не знал, что недоступна! Швыряю телефон в сторону. Он исчезает за подушками, а мне только и остается, что прятать лицо в ладонях, вслушиваясь в повторяющуюся в голове фразу. «Абонент временно недоступен». Смысл фразы доходит до меня не сразу. Сменила номер. Вот так просто выкинула из жизни какую-то часть себя. Вместе со мной. Да черт с два я буду тешить ее самолюбие своим унынием. Черт с два я позволю ворваться вот так стремительно в мою жизнь, перевернуть все с ног на голову, сбить привычный ритм и хлопнуть дверью. Сука. Она приложила все усилия, чтобы добиться этого – опустошить меня одним глотком и выкинуть на помойку, как какую-то бутылку.
[indent] Новая точка в маршруте. Один и тот же бар. Изо дня в день. Попытки заглушить тупую боль внутри себя, алкоголь. Какой-то паленый виски, несмотря на элитность заведения. Видимо качество наполнения все же может отличаться от того, что видишь перед глазами. И пусть – это самый элитный клуб, куда не пройдешь просто так – здесь ошивается слишком много тех, кому набить бы ебло и выкинуть взашей. Кажется, мне нужно завязывать с алкоголем. Слишком много выпито. Но, есть еще кое-что, и это безусловно поможет мне… хотя бы взбодриться, забыть ночь, дожить до утра. Качающейся походкой по коридору, в сторону дверей. Черный выход, сигарета, которую скуриваю, в ожидании. Лицо в тени, протягивает мне руку для рукопожатия – я в ответ передаю купюры, туго стянутые резинкой в трубочку. Скользящие движения рук, совсем не похожие на приветствие, скорей на попытку обыграть. В руках заветный пакетик с порошком. В туалете идеально ровная поверхность возле раковины, если повезет – удастся найти сухой участок. Дрожащими пальцами рассыпаю порошок, распределяю на дорожки. Скрученная купюра. Вдох. Зажимаю пальцем ноздрю, жмурюсь, чувствуя, как обжигает носоглотку. Не позволяю себе тратить время за зря. Следующая дорожка. Снова вдох. Теперь обе ноздри жжет, а в носоглотку будто влили расплавленное огненное железо. Прикрываю глаза, смахиваю выступившие в уголках слезы. Выдыхаю. Опираюсь о ровную поверхность стены, жду момента, когда жизнь остановится лишь на мгновение, а затем куда быстрее и агрессивней начнет подкидывать меня в воздухе. Не хочу чувствовать эту слабость. Не хочу чувствовать пустоту внутри себя, которую первое время просто отрицал, как таковую. Не может появиться такое сильное чувство зависимости от человека, к которому ничего не чувствуешь. Ничего ли? Точна ли эта мысль? Или я все так же пытаюсь заткнуть внутри себя такое очевидное противоречие. Верхнюю часть головы пронизывают сотни маленьких иголочек. Они не убивают, лишь слегка стимулируют. Заставляют открыть глаза. Яркий свет бьет в глаза. Я жмурюсь, но быстро адаптируюсь. Пакетик прячу в переднем кармане, толкаю дверь от себя, покидаю туалет. Громкая музыка заставляет меня проявить всю свою концентрацию, упасть на барный стул, когда понимаю, что ноги отказываются слушаться. Несколько шотов с текилой. Рядом скучает какая-то девица, к которой я непременно стремлюсь проявить интерес. Ну, же, Итан, ты не мог растерять всю свою харизму за пару дней, а разбитая губа так тебе к лицу, что безусловно привлечет ее внимание. Привлекает. Заинтересовывает, как и непрозрачный намек, и кивок головы куда-то в сторону. Втягиваю носом воздух, специально шумно, заставляя лицо этой глупышки расплыться в улыбке. О, она все поняла. Какая умная девочка.
[indent] Тянет меня в туалет за руку. Я путаюсь в пространстве, не разбираю дороги. Улыбаюсь во все тридцать два зуба, бормочу ей о чем-то, но и сам не ведаю, о чем. Дверь в туалете закрывается изнутри, с таким знакомым мне щелчком. В голове плывут воспоминания, словно кто-то сломал плотину. Я борюсь с ними, продолжаю говорить о какой-то ерунде. Руками работаю на том же месте, орудую еще несколько дорожек. Скручиваю купюру, отдаю незнакомке, с упоением наблюдаю за тем, с каким удовольствием она втягивает порошок носом. Биты, доносящиеся до нас с танцпола глушат ее голос. Я не слышу ее, даже не представляю, как именно звучит ее голос. Я слышу лишь одну интонацию. Знакомую мне, ту, что я готов слушать часами, просто молча, закрыв глаза. Но незнакомый голос продолжает говорить со мной. Я киваю, кажется, невпопад. Цепляюсь глазами за поверхность раковины, впрочем, пальцами тоже. Забираю купюру, вдыхаю еще одну дорожку. Шумно выдыхаю, чувствуя, как по венам бежит приятное чувство расслабленности. Первые две дорожки дошли до меня, наконец-то подарив беспечность. Шепот на ухо. Губы на моей шее, ползет ниже, старается украсть поцелуй с моих губ, но я отворачиваюсь. - Нет-нет-нет, я не для этого сюда пришел, - проносится мысль. – А зачем же тогда? – слышу в ответ, но не могу открыть глаза. Басы бьют по ушам, глушат голос разума. Я не говорил же, молчал, как она услышала мои мысли? – Ева, не стоит этого делать, - улыбаюсь почти по безумному, чувствуя чужие пальцы на пряжке ремня. Снова поцелуи по шее, ногтями по коже под футболкой. Я продолжаю уговаривать ее остановиться, ведь между нами ничего не было и быть не может. – Тебе же плевать на меня, ты забыла? – смеюсь, почти в истерике, откидываю голову назад, чувствуя затылком холодную плитку. Чьи-то руки пытаются пробудить меня, сползая ниже ремня. Я не могу открыть глаза, словно кто-то закрыл их рукой и не дает видеть хоть что-то перед собой. Новый бас, звуковой волной по стене, я чувствую его кожей. Открываю глаза, набираю громким глубоким вдохом полные легкие кислорода. Не вижу лица незнакомки, которая со мной здесь разделила несколько дорожек самого дорого кокса в городе. Но я определенно чувствую, как что-то происходит. Что-то независящее от меня, не приносящее никакого удовольствия. Кто-то тянет мою руку вниз, а я в ответ опускаю взгляд. Осознание происходящего приходит почти мгновенно. Это далеко не Ева, да и откуда ей здесь быть, долбанный ты придурок? – Нет, нет, нет, – сопротивляюсь, не скрывая своего недовольства. Одним движением отпихиваю девушку от себя. Возвращаю пряжку, ширинку и ремень на место. Окидываю ее взглядом, поворачиваюсь в сторону двери и уже даже не помню: черная она были или белая?
[indent] Надо заканчивать с этим. Прекратить тешить себя какими-то идиотскими иллюзиями о том, что я блять вообще кому-то нужен, кроме себя самого. Что кому-то интересно мое мнение, мои чувства. Даже Ева, которая казалась так похожа на меня, уж она то должна была понять меня, но нет. Оттолкнула, выбросила на обочину, пустила чувства по ветру. Плевать. Мне плевать на тебя. – МНЕ ТОЖЕ АБСОЛЮТНО НАПЛЕВАТЬ НА ТЕБЯ, ДОЛБАННАЯ ТЫ СУКА! – во весь голос ору, пока ноги тянут меня в сторону дома. Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу. Растоптала. Убила. Уничтожила. Сука. Я могу бесконечное количество раз повторять одно из этих слов, тщательно стараясь привязать их к ее образу. Но вместо этого буду лишь сильнее совать нож в свою душу, надрывая ее сильней и сильней. Как будто от этого станет легче. Как будто это хоть что-то изменит.

[indent] - Паршиво выглядишь, - я киваю головой, борясь с дикой головной болью. Количество выпитого и снюханного за вчера дают о себе знать, а теперь я стараюсь избавиться от последствий. Пью слишком много, кажется, становлюсь похожим на слона, потому что к моему лицу просто приросла бутылка. – У меня есть таблетки, помогут от... Не знаю, что уж там с тобой было, но выглядишь ты реально паршиво, - Кит пытается быть другом, пытается навести мосты, дружить, больше не кидая в меня какие-то странные прозрачные намеки. Кажется, после того инцидента ее мнение обо мне изменилось, а может она сама стала немного другой? Мне все равно, я сейчас не готов рыться в душах других людей – в своей бы порядок навести. – Я в порядке, - бросаю в ответ, снова делаю несколько жадных глотков из бутылки. – Ага, я заметила. Тебе лучше не появляться сегодня на глазах шефа, у нас сегодня очень важный гость, и, если тебя увидят в таком состоянии... Итан, ты слышишь меня? – перед моими глазами мелькает чья-то ладонь, а я обнаруживаю себя в очередной попытке сконцентрировать внимание. – Что? – пытаюсь увидеть ее лицо, но вместо этого ладонь перед моими глазами продолжает мелькать, словно возвращая меня обратно. – Да прекрати, меня сейчас вырвет, - отмахиваюсь от ее ладони. – Так лучше. Иди, давай, - обходит меня сзади, толкает ладонью вперед. Я чуть не поперхнулся, вновь приложившись губами к бутылке не в самый удачный момент. – Да иду, иду, - делаю несколько шагов вперед, теряюсь с толпой снующих туда-сюда людей, которые словно муравьи в большом муравейнике – каждый занят своим делом, каждый куда-то спешит и торопится. Кит теряет меня из виду, как минимум потому, что обернувшись, я вижу ее ругающуюся под нос и собирающую какие-то бумажки с пола. Не видел, что у нее был в руках, я даже не обратил внимание во что она одета сегодня. Впрочем, это не имеет значения – мне бы заметить столб перед собой, в момент, когда буду делать следующий шаг. Или человека, который на всех порах врезается в меня, отвлекшись на телефон, и из-за того не поднимая глаза. Останавливаюсь на секунду, чувствуя, как неприятно ноет тело, не то от лобового столкновения, не то от вчерашнего «приключения». Погружаюсь в знакомый взгляд, чувствуя, как вся злость, которая копилась во мне все это время игнора – исчезает без следа. Она в порядке. Понимаю это по ее холодному взгляду, который она торопится спрятать – исчезнуть с моих глаз также быстро, как и появилась. Бросает слова извинений, перечеркивая все мои мысли. Не успеваю ответить. Провожаю ее взглядом, теряю в толпе, все еще отчаянно переваривая в голове два слова. Ева? Извинилась? Да нет, наверное, мне просто показалось. – Ева, стой, - окликаю ее, в попытке остановить.
[indent] Шаг вперед. Еще один. Проталкиваюсь сквозь толпу, спешу настигнуть ее, но не могу. Пропала. Исчезла без следа. И не было смысла ее искать. Только если по счастливой случайности она вновь не окажется у меня в кабинете. Впервые за долго время ухмыляюсь собственным мыслям. Голова начинает болеть, напоминая о том, что надо бы действительно скрыться в стенах кабинета и не появляться на глазах начальства. Никто не обрадуется еще не протрезвевшему с ночи сотруднику, особенно в день, когда все крутится вокруг важного гостя. У меня была какая-то работа в кабинете, кажется пришло время к ней вернуться прямо сейчас. И пока буду находиться один на один с собственными мыслями – переварить слова брошенных в воздух, замерших в свободном падении и безусловно ударивших меня по затылку. Прошло несколько дней, я впервые увидел ее за все это время. Честно, думал, что избегает специально, не попадается на глаза. Но потом вспомнил, что делал тоже самое – не покидал кабинета с самого утра до позднего вечера. Приходил специально раньше, уходил как можно позже. Не хотел видеть никого из знакомых и позволял себе общаться только с Кит, надеясь, что однажды она будет мне полезна – ведь именно она помогала в тот день Еве. Именно она уберегла меня от очередной ошибки и, вероятно, она же этим самым поступком толкнула меня в то состояние, где я пребываю сейчас.
[indent] Закрываю дверь в кабинет, возвращаюсь к работе, но не могу концентрироваться. Перед глазами знакомое лицо. Мысленно прокручиваю каждое ее действие, словно в замедленной съемке изучаю ее в своем воспоминании. На шее чокер? Моргаю, смахивая воспоминание. Да нет, скорей всего мне просто показалось. Либо воображение дорисовывает то, что я так сильно хотел бы видеть – метку, оставленную своими руками в тот день, попытка привязать к себе, к своему существованию хоть одного человека. Протираю пальцами глаза, вновь тянусь к бутылке, опустошая ее окончательно. Отправляю пустую в помойку, прикрываю глаза, откидываюсь на спинку стула. И, уснул бы, наверное, если бы не всплывшее на экране уведомление. На почту пришли билеты в один конец, на уже конкретную дату. – Это что, какая-то шутка? – двигаюсь ближе к компьютеру, открываю письмо, бегаю глазами по тексту, но не понимаю ни слова. Снова читаю с первой строчки. – Серьезно? А я-то там зачем? – в списке рассылки имя Евы. Меня неприятно передергивает. Путешествовать с ней рядом, еще и на одном самолете, в другую страну, где ни спрячешься, ни скроешься – это что, чья-то дурацкая шутка? Чувствую волнение, но не пойму от чего – от предстоящего путешествия, от того, что стал одним из тех, кого берут с собой, или от того, что путешествие может стать для меня последним, потому что Лакруа летит с нами. Со мной в одном гребаном самолете. Господи, дай Бог, чтобы места хотя бы были разные. Впрочем, а чего я боюсь? Почему вообще допускаю мысль о том, что это не чей-то глупые розыгрыш? И, в конце концов, сколько бы я ее не избегал, специально, или подсознательно – мы все равно рано или поздно столкнемся где-нибудь, как сегодня. Невзначай брошенные слова извинений возникают в моей голове, отчего лед острым осколком, пронизывающий душу – начинает таять.
[indent] Не уверен, что, находясь с ней рядом, смогу сдерживать поток бушующих во мне эмоций, но может – стоит попробовать? Или хотя бы извиниться, для начала, а не вести себя так, словно я не очень умный. Ах, да. Я ведь такой и есть...
[indent] Выхожу из кабинета, движимый единственной целью. Нужно расставить все точки над i прежде, чем совершится очередная глупость.

l e t' s    s t a r t    o v e r
i' l l    t r y    t o    d o    i t    r i g h t
t h i s    t i m e    a r o u n d
‹   ‹   ‹   ♥   ›   ›   ›
it's not over

[indent] - Я надеюсь, что ты не спалишь дом к хуям, - отправляю очередную футболку в рюкзак. – Хотя даже если и спалишь – это не мои проблемы, - пожимаю плечами, не вслушиваясь в последующий ответ сестры. – Так когда ты возвращаешься, я не расслышала? – глубоко выдыхаю, прикрываю глаза, пока есть возможность сделать это незаметно. Уже не заморачиваясь насчет аккуратности сложенных вещей, заталкиваю футболку внутрь. Что-то мешается, но я не сдаюсь, конечно же не пытаясь выяснить причину помехи. – А я и не говорил, - разворачиваюсь, наконец оставив попытки сунуть еще хоть одну вещь в этот долбанный рюкзак. – Не знаю, обратного билета у меня нет, - застегиваю молнию, бросаю рюкзак на пол, возле выхода, целенаправленно отодвигаю сестру в сторону, освобождая себе проход. – То есть ты можешь явиться в любой момент, а если, вдруг... - я ухмыляюсь, но продолжаю делать вид будто мне все равно на то, что она скажет дальше. – Мне все равно, - не даю договорить, обрезаю все попытки меня подъебнуть на корню. – Впрочем, как всегда, - недовольное фырканье, на которое я улыбаюсь почти самодовольно. Наслаждаюсь тем, что в этой маленькой игре мне удалось ее обойти. Снова. – Я вернусь за рюкзаком утром, а может, вечером. Не знаю, как пойдет сегодня, тебя подбросить? Или сама справишься, все-таки взрослая девочка уже? А нет, не получится, я сегодня не вожу, - до сих пор не знаю сколько вчера вечером смог уместить в себе после очередного рабочего дня, поэтому рисковать и садиться за руль сегодня – было бы весьма глупо. Впрочем, глупости – это по моей части. Но, инстинкт самосохранения все же берет верх, вдалбливая в мою голову отчетливую мысль о том, что именно сегодня рисковать не стоило. – Когда ты уже просохнешь? Сколько можно, - фырканье сестры оставляю без ответа, лишь молча складываю пальцы правой руки в неприличный жест. – Ой, да пошел ты, - отлично пообщались, я был очень рад. На самом деле нет, но подобное поведение между нами укреплялось с каждым днем все сильнее. Спасибо хотя бы на том, что мы вообще разговариваем, хоть как-то. – Так ты вернешься? – новый вопрос, в ответ на который лишь пожимаю плечами, завязываю шнурки, встаю, отряхиваю невидимую пыль с себя, затем сгребаю связку ключей со столика у двери. – Ясно, - сестра скрывается в кухне, а я напоследок окидываю взглядом коридор, глазами пробегаюсь по полкам, шкафчикам и всем ровным поверхностям, на которых мог что-нибудь забыть. Вроде ничего. – Меня вечером не будет, так что, позвони, как доберешься, - жест доброй воли или очередная попытка убедиться в том, что я нахожусь за пределами штатов не обломаю ей какую-нибудь тусовку здесь? Впрочем, мне без разницы – она взрослая девочка, разберется сама как-нибудь. Бросаю взгляд на часы и теперь как можно быстрее тороплюсь покинуть дом, потому что уже прямо сейчас – опаздываю.
[indent] По дороге захватываю кофе, от которого не становится легче, но он по крайней мере хоть немного перебивает запах перегара и освежает голову. Впрочем, выкинутый мусор из окна почти что мне на голову – бодрит не меньше. Успеваю выругаться всеми известными матерными словами в моем лексиконе, ускоряю темп. Сука. День будет трудным, и даже не из-за изобилия бесполезных, местами даже глупых, поручений, а просто потому, что это день перед вылетом. Все взволнованы. Все ждут вечером, потому что вечером намечалась вечеринка, на которой шеф обязан был объявить официально список всех, кто вылетает завтра прямым рейсом в Париж на съемки нового телевизионного шоу. Никто до сих пор так и не понял, почему ему не снималось здесь, в Штатах, но ни один из коллег, в том числе я сам не решался задать этот вопрос напрямую. Едем, значит едем. И даже тот факт, что Ева, безусловно, летит вместе с нами – больше не пугал меня. Мысленно поставил барьер, решил, что все, что происходило между нами – не больше, чем мимолетная вспышка. Сложно было думать иначе, особенно, когда налицо откровенный игнор и попытки избегать меня, всеми возможными и невозможными способами. Не хочет – не надо. Не буду унижаться, бегать за ней, предпринимать попытки поговорить.
[indent] - Итан, я надеюсь, что, хотя бы сегодня ты появишься на собрании, - сталкиваюсь с шефом в коридоре в момент, когда мое опоздание уже пересекло все допустимые нормы приличия, - и не опоздаешь хотя бы туда, - я молча киваю, не находя слов, делаю большой глоток из своего стакана с кофе, безусловно, обжигаю нижнюю губу, но даже несмотря на это спешу ретироваться с глаз начальства как можно быстрее. Закрываюсь в кабинете, в надежде, что Дьюк не появится и сегодня. Впрочем, я знал точно – избежать с ним встречи в Париже не получится – на его почту тоже пришел билет, благо в другом конце самолета, иначе я бы покончил с собой, если бы летел с ним рядом. Надеваю наушники, пока компьютер загружает систему, снимаю крышку со своего стаканчика с кофе, отправляя ее прямиком в помойное ведро, делаю глоток, на этот раз осторожней. Несколько махинаций, несколько нажатий кнопок – я погружаюсь в просмотр трейлера на будущую серию сериала. Единственный эпизод, который режиссировал босс, ради которого к нам и приезжала та самая знаменитость. Эпизод, из-за которого на ушах стояла вся студия, но именно из-за таких моментов я и любил свою работу. Никогда не знаешь наверняка, чем будешь заниматься в следующие двадцать четыре часа: смотреть «американскую историю ужасов», как сейчас, или изучать брачные игры слонов, потому что, ну, вот потому что так надо. Без каких-либо объяснений.
[indent] Вечеринку я пропустил, впрочем, никто, наверное, и не удивился. Пришел под самый конец, чтобы поживиться закусками и очередной дозой кофеина – организм после такого количества выпитого алкоголя просто умолял его покормить, или же я отброшу концы еще до конца рабочего дня. – Сегодня выглядишь лучше, – Кит ловит меня почти у самого выхода. Протягивает мне стакан с кофе. – Надеюсь, - бросаю в ответ, не смотрю в глаза, просто забираю стакан с кофе и спешу уйти, - шеф искал тебя, кстати. Он объявил всех, кто едет завтра, но, думаю, ты уже в курсе, что ты есть в этом списке, - складывает руки на груди, внимательно изучает мое лицо, как будто только что задала вопрос, на который я безусловно совру. – Да, в курсе, - разворачиваюсь к ней лицом, выражаю все свое недовольство от складывающейся ситуации. – И что с нами едет... – Ева, я в курсе, - заканчиваю за нее фразу, но в следующий момент сталкиваюсь с недопониманием. – Вообще-то я имела ввиду Дьюка, но и про Еву я тоже слышала, - взгляд исподлобья, как будто она пыталась найти на моем лице какую-то иную эмоцию, а не напускное безразличие. Хитрый прищур, скользит взглядом по мне, пытаясь нащупать слабую точку, но не получается. – Ладно, - сдается, расслабляется в позе, в которой стоит передо мной. – Я пойду, - разворачиваюсь, не прощаюсь, а просто ухожу из поля ее зрения. Теперь у меня в руках есть немного еды и не самый вкусный, но зато горячий, кофе. Вечер получится пережить, если я не совершу суицид от мыслей, которые вот-вот разорвут меня на тысячу кусочков. Снова.
[indent] Закрываю дверь кабинета, не заботясь о том, чтобы щелкнуть замок изнутри. Никто сюда не придет. Евы не было на вечеринке, это я знал наверняка, потому что Дьюк ушел почти сразу после выступления шефа. Если бы Лакруа была там – Дьюк безусловно остался бы, чтобы продолжить злить меня и добиваться расположения девушки, которая тысячу раз дала ему от ворот поворот. Сажусь за стол, откидываюсь на спинку своего кресла, всматриваюсь в изображение на мониторе. Кручу в голове все мысли, начиная с рабочих и заканчивая теми, что связаны с Евой. Снова. Не обращаю внимания на то, как разворачиваюсь к дивану. Ловлю себя на мысли о том, что от него в ближайшее время нужно избавиться и плевать, что мне придется в случае ночевки спать на полу – смотреть на этот предмет мебели – с каждым днем все тяжелее. И, если бы не он, я, наверное, бы давно выкинул эту девчонку из головы. Ага, во всем виноват диван, а еще вот эта бутылка с водой, из которой мы пили в тот день, и вот в этом ресторане больше еду не заказываю, наверное, на там проклята. Господи, что за чушь, Итан? Когда ты научишься вести себя, как взрослый человек, а не так, словно тебе десять? Когда смогу втемяшить себе в голову одно единственное правило, которым необходимо руководствоваться в любой ситуации – прекратить врать самому себе. Нет смысла закрывать на замок чувства, которые кажутся чужими, не моими. Не подкинули – сам вырастил их внутри себя, вскормил. А она – дала возможность этим чувствам впервые коснуться души, ранить так сильно, что до сих пор перехватывает дыхание, если чувствую шлейф духов, хотя бы отдаленно напоминающий ее аромат. Каждый через это проходит и, наверное, я знал бы об этом, если бы кто-то когда-нибудь смог рассказать мне, поделиться опытом. Но, это невозможно.
[indent] Разворачиваюсь обратно к столу, надеваю наушники, возвращаюсь к просмотру на половину готовой серии, и к своему кофе, который еще не успел остыть. Погружаюсь в работу, делаю звук громче, чтобы заглушить мысли в своей голове. Они снова пытаются пробиться наружу, вытащить из меня остатки живой души, которую не трогать бы пару недель, просто дать возможность подышать, передохнуть.
[indent] Звук закрывающейся двери заставляет меня напрячься. Я снимаю наушники, почти бесшумно, слышу щелчок замка на двери. Неторопливые шаги. И знакомый голос, который рассыпает по моей спине волну мурашек. Внутри все сжимается. Я пытаюсь вникнуть в суть слов, но не могу. Она не знает, что я здесь. Я уверен в этом. Но в который раз задаюсь вопросом – почему этот кабинет? Неужели ее просто подсознательно тянет сюда? Но зачем, если все это время она упрямо, сама же, игнорировала меня, избегала? Как много вопросов и как мало ответов.
[indent] — В безопасности. Все хорошо. Я в безопасности, - шепот становится чуть громче и мне удается разобрать несколько предложений. Медленно поворачиваюсь на стуле, перебиваю свет от монитора спинкой стула. Ничего не видно. Темно, хоть глаз выколи. Поэтому нащупываю на стене кнопку выключателя, щелкаю ее, заставляя потолочной лампе осветить маленькое помещение. В темноте оно действительно кажется гораздо больше, наверное, только благодаря воображению. Освещение в комнате заставляет обратить внимание на мое присутствие. Я не буду задавать вопросы, на которые я уже знаю ответы. Глупо спрашивать каким образом она вновь оказалась тут, в моем кабинете, не в своем, не в чьем-то другом – в моем. Больше меня сейчас интересует ее подавленное состояние, и, это слишком мягко сказано. Внимательно изучаю ее лицо. Взглядом скольжу по знакомым чертам и не могу не обратить внимание на красный отпечаток на ее щеке. Встаю со своего места, делаю несколько шагов вперед, сокращая расстояние между нами. Опускаюсь на пол, но стараюсь делать это медленно, чтобы лишним своим движением не спугнуть ее, словно дикую кошку, которой хочу помочь. Правда хочу помочь. Но то, что я вижу перед собой ставит под сомнение чистоту моих намерений. В голове слишком много догадок, поэтому, чтобы перестать заниматься подбором идеального ответа на свои вопросы – решаюсь заговорить. – Ева, что случилось? – приближаюсь еще ближе, аккуратно, протягиваю руку, будто боюсь, что еще минус миллиметр, и она просто откусит мне пальцы. Но ничего такого не происходит. Она молчит, наблюдает за моими дальнейшими действиями. Я концентрирую взгляд на ее дрожащих губах, на том, как изо всех сил она пытается сдержать порыв и не разрыдаться. Не знаю, мешает ли ей гордость или какая-то другая причина, но я и сам в глубине души молюсь всем Богам о том, чтобы она не вздумала плакать. Я не готов видеть ее в таком состоянии. Видеть плачущей Еву, которая несколько месяцев подряд трепала мне нервы, вела себя так, будто она скала, которую невозможно сдвинуть, невозможно задеть или сломить. Сейчас скала треснула, на моих глазах, отчаянно продолжая внутреннюю борьбу. Тяну руку к подбородку, мягко касаюсь его, отвожу в сторону, заставляя ее повернуть голову так, чтобы под светом лампы я мог рассмотреть отчетливый красный отпечаток. Явно не она сама себя ударила, впрочем, есть всякие извращенцы, но подобное клише к образу Евы никак не клеилось. Я не мог утверждать, что знаю ее на все сто процентов, но подобные увлечения – особенно четко бы прослеживались в поведении человека. Это не она. Это кто-то другой. Кто-то очень злой, кто-то сильнее ее. Об этом говорят еле заметные синяки на шее. Чокер. Значит мне не показалось. Отмахиваюсь от этой мысли, приподнимаю подбородок чуть выше, чтобы на этот раз дать чуть больше света на кожу шеи. – Это он сделал? – я чувствую, как по спине пробегают мурашки, а ледяной голос, мой голос, режет воздух, словно нож режет пенопласт. Со скрипом, раздражающе, неприятно, забирается под кожу, заставляет злиться. Я сдерживаюсь, чтобы не повысить голос, не позволяю себе срываться.
[indent] Вопросы не помогут. Она не скажет ни слова, а я сейчас не могу сделать совершенно ничего. Приближаюсь чуть ближе, сгребаю ее в охапку, прячу в кольце рук, чувствуя, как в привычный ритм возвращается сумасшедшее сердце. Чувствую, как дрожат ее плечи, от того стараюсь прижать к себе сильнее. Слова застревают в горле без возможности найти выход на губах. Я так злюсь, что еле контролирую эти эмоции, от этого сильнее прижимаю ее к себе, вкладываю всю силу в эти объятия. Но злость не отпускает. В голове рисую картины будущей мести, но… На данный момент я не могу ничего сделать. Просто потому что не получил доказательств своим мыслям. Я не уверен в том, что в этих отпечатках на ее коже виноват именно муж, а полагаться на одну интуицию я не могу.
[indent] Помогаю ей встать. Усаживаю на диван, скручиваю с бутылки крышку, вручаю прямо в руки, но все же поддерживаю за дно, чтобы в случае чего, помочь удержать ее на весу. Не произношу ни слова, все они крутятся в моей голове. Просто молча наблюдаю за ее действиями. Вновь касаюсь подбородка, но в этот раз получаю иную реакцию – она отворачивается, а я больше не предпринимаю попыток хоть как-то задеть ее гордость. Знаю, по себе знаю, как сложно быть слабым на глазах у того, кто никогда, ни за что на свете не должен видеть этого. Мы играли в игру «кто сильнее», «умри или сдохни» и в итоге пришли к тому, что просто не имеем права на слабость. Но мы ведь имеем право быть просто людьми?
[indent] - Ты в безопасности, Ева, - кладу ладонь на ее коленку, в жесте, в котором не было ни единого постороннего намека. Мне просто хотелось коснуться ее, передать энергетику поддержки, показать ей, что она действительно не одна. Не на словах, а действием, живым прикосновением. Честно, я и сам хотел коснуться ее так давно, что уже и не верил в то, что когда-нибудь это произойдет. Все так сложно, все настолько сложно, что я уже бросил всякую надежду разобраться что к чему. Музыка стихла, а я только сейчас обратил на это внимание. Мы сидим в тишине уже несколько минут. Моя ладонь все также покоится на ее коленях, мягко поглаживая. Но все же сидеть тут вечно – мы не будем. Завтра нас ждет тяжелый перелет, тяжелый день и не менее тяжелый подъем. Самолет улетает ранним рейсом, все давно разошлись по домам именно по этой причине. Поэтому мне необходимо встать и собрать необходимо оборудование. Хотя бы ноутбук и мелкие запчасти: флешки, провода и все, что может пригодиться. Впрочем, все это можно было бы купить и в Париже, но думать об этом я сейчас не мог. Просто занял руки бездумными движениями, упаковывая ноутбук и все необходимое в сумку. – Пойдем, - цепляю ее за руку, почти вынуждаю встать на ноги. Знаю, что ей дерьмово, знаю, что всеми силами будет стараться не показать это, но я не осуждаю. Даже в мыслях не было. Закидываю ее руку к себе на шею, поддерживая, вывожу из кабинета. Надеюсь, что кто-нибудь сможет выключить свет и закрыть кабинет на ключ – сейчас мне немного не до этого.
[indent] Вывожу Еву на улицу. Мы молчим, каждый погруженный в свои мысли. – Я надеюсь, ты забрала вещи, которые тебе необходимы? – она не отвечает, но на выходе из павильона, на стоянке, обращаю внимание на брошенный, знакомый, байк и одинокий рюкзак на земле. Нагружаю его себе на плечи, продолжаю удерживать одной рукой на своей шее Еву, словно она ранена, а я тащу ее до госпиталя под обстрелом гранатомета. Вызываю такси. Ожидание томительно долгое, но почти все это время я внимательно изучаю знакомое мне лицо. Она не смотрит на меня, но видит мой взгляд. Ей неловко – мне нет. Я чувствую, как внутри меня по кирпичу разбирается стена, которая все это время выглядела такой нерушимой, а теперь я собственноручно разобрал ее, сделав проем. Пропустил ее внутри и заколотил выход, он же – вход. Не пущу и не выпущу. Только если она сама не разломит проходит и не выскочит отсюда, как можно быстрее. Надеюсь, нет. – Я сразу отвечу на твой вопрос, и нет, в этот раз ты не имеешь выбора. Можешь думать, что хочешь, но это единственное верное решение на данный момент, - предупреждаю заранее, открываю дверь, пропускаю на заднее сиденье, подъехавшего к нам такси. Закрываю дверь, закидываю вещи в багажник, сажусь сзади, рядом с девушкой, но не сокращаю расстояние, как хотел бы. Держу дистанцию, надеясь, что она сократит ее – когда будет готова, если будет готова. Я не хочу давить. Не готов снова к поспешным поступкам, н все же беру на себя часть ответственности. Машина трогается с места по указанному маршруту, а я, набрав в легкие воздух – продолжаю свою мысль. – Завтра нам вместе в один самолет, в один аэропорт, в одну страну, - ковыряю пальцем невидимую дырку на коленке своих джинс. Не поднимаю глаз – говорить так гораздо проще. – Переночуешь у меня. Сестры сегодня не будет – ляжешь в моей комнате – я посплю в гостевой, - так будет правильно. – Я не пытаюсь сделать что-то, ну, - задумываюсь, подбираю слова, но не могу, - ничего такого, о чем потом ты будешь жалеть. Я просто хочу помочь, искренне, - это честно, действительно честно. Но зная гордый нрав моей спутницы, я почти сразу тороплюсь пресечь ее дальнейшие попытки к сопротивлению. – В таком состоянии я не выпущу тебя, не отпущу и не позволю уйти, даже если ты будешь умолять меня и кричать «на помощь», - замечаю любопытный взгляд таксиста в зеркале заднего вида, но не проявляю к нему никого внимания. – Завтра утром – мы уедем, а дальше – будешь жить в отдельном номере, делать что угодно, когда будешь на максимально большом расстояние от этого... - подбираю слова, но, черт, ни одно из них не сочетается по критериям «не обидеть Еву» и «обидеть Виктора», - человека. И возможно мне будет спокойней, пока ты в чужой стране, а не здесь. Но, это не точно, а так все. Вопрос закрыт, - отрезаю резко, но даю понять, что обсуждать эту тему больше не буду. У нее нет выбора. В данный момент. И если она хоть раз скажет мне о то, что случайно оказалась в моем кабинете – я просто придушу ее.
[indent] Машина останавливается возле знакомого дома. Свет не горит ни в одной из комнат, и я в очередной раз убеждаюсь в том, что Кармен дома нет, ну, не удивительно. Мы покидаем такси, я, как и положено, веду Еву в дом, по лестнице наверх. Скидываю ее рюкзак в своей комнате, выталкиваю свой в коридор. Наверное, было бы логично положить ее в гостевой комнате, но я терпеть не могу ни одну из комнат в этом доме, кроме своей и, совсем чуть-чуть, комнату Кармен. Остальные были слишком пустыми, наполненные таким объемом информации и воспоминаний, что невольно хотелось ударить себя, чтобы выкинуть эти мысли из головы. Хотя, конечно, проще было бы сжечь этот дом дотла, продать его, стереть из жизни раз и навсегда. До сих пор не знаю, чем руководствовался, оставаясь тут. – Ванная прямо по коридору, крайняя правая дверь. Можешь пользоваться любой комнатой, как захочешь, кухню и гостиную ты видела. Ну, я думаю, разберешься, - сложно рассказывать о том, где что находится – если по сути домой ни разу никого не приглашал. Да и не было надобности говорить о том, где стоит кофейник, где лежат чистые полотенца, где лежит мое израненное сердце. – Я буду внизу, - оставляю ее один на один с собой, сам спускаюсь вниз. Из бара забираю бутылку с нормальным виски (впервые за несколько дней нормальный алкоголь, не отдающий бензином), наполняю бокал и опустошаю его почти сразу. Наполняю во второй раз. Ухожу на кухню, окидываю взглядом помещение. Ощущение, как будто здесь никто и не живет. Живыми кажутся только комнаты наверху, а здесь – ничего подобного. Дергаю ручку холодильника. Закрываю его, когда понимаю, что есть не хочу от слова совсем. Перед моими глазами все еще стоят отпечатки чужих пальцев на светлой коже. На удивление громко ставлю бокал на столешницу, опираюсь о нее обеими руками. Закрываю глаза. Мне просто необходимо справиться с этой злостью, или сегодня ночью кто-нибудь непременно умрет. Если только оставшиеся внутри меня эмоции не вылезут наружу, не разорвут на куски все, что живого от меня осталось.
[indent] Залпом опустошаю свой бокал. Доливаю в третий раз. Ночь длинная, а я просто мечтаю, чтобы она продлилась еще дольше. Не хочу гребаное утро. Не хочу понимать, что завтра мы будем в другой стране, полностью поглощенные работой, с недосказанностью между друг другом. С огромным количеством вопросов, на которые никто и никогда не даст мне ответов.
[indent] Все так сложно, что я уже и сам запутался.

y o u   a r e   t h e   e y e   i n   t h e   s t o r m,   y o u' r e   t h e   p i e c e   I   t r y   t o   f i n d
w h e n   I' m   o u t    i n   t h e   c o ld,   y o u' r e   t h e   o n e   t h a t' s   o n   m y   m i n d
will search until I find you

[indent] Мне приходится приложить все усилия, чтобы собрать мысли в кучу. Я продолжаю стоять на кухне, опираясь руками о столешницу, держу глаза закрытыми, вслушиваюсь в размеренный стук собственного сердца, который в гробовой тишине – отчетливый, ровный, убаюкивающий. Борюсь с разрывающими меня эмоциями. Их так много, что трудно концентрироваться, еще сложнее – поймать хоть одну из них и довести до идеала. Чувствую себя каким-то неполноценным, как будто сегодняшний вечер – пережевал и выплюнул меня. Со мной – ничего не произошло, день обычный, сплошная рутина, но появление Евы в моей кабинете, ее испуганный взгляд, эмоции борьбы с самой собой – до сих пор отчетливо вижу перед глазами. Не хочу думать об этом, потому что всякий раз, как представляю – начинаю думать: кто это сделал, и как он за это ответит. И если ответ на первый вопрос – я почти знал, не хватало лишь подтверждения, то со вторым я мог слишком увлечься. Месть, желание причинить боль такую же сильную, как причинили ей – единственный маяк, который освещает мне путь. Отвратительный маяк, такой же отвратительный путь. Но я не могу бороться с жаждой мести, которая душит меня, заставляет тяжело дышать. Нет, прекрати. Остановись. Пальцами нащупываю холодное стекло, подношу к губам, делаю глоток. Смакую напиток, чувствуя тонкие древесные нотки и последующую после глотка горчинку. Тепло разливается внутри меня, иллюзорно согревая, но я ему не верю. Знаю, что это пройдет так же быстро, как и состояние напускного спокойствия.
[indent] Слышу шаги, невольно открываю глаза. Ева появляется на пороге кухни, заставляя меня выпрямиться. Не могу убрать со своего лица озабоченное выражение, просто не могу, нет сил, чтобы контролировать еще и это. Повисает молчание, но сейчас оно не кажется неловким. Несколько шагов ко мне, я стою неподвижно, просто наблюдаю за происходящим. Наблюдаю за тем, как она самостоятельно сокращает расстояние между нами, и в этот момент в моей голове резкими штрихами зачеркиваются последние несколько дней. Я откидываю в сторону всю злость и обиду на нее, все, что копилось внутри так долго, что еще чуть-чуть и стало бы со мной одним целым, вросло бы под кожу, как вирус, который безусловно рано или поздно отравил бы меня и мое сознание. Я не могу позволить себе подобной роскоши, потому что – все эти мысли и чувства лишь последствия произошедшего. Гнев на Дьюка, на самого себя. Обида на ее слова, на ее поступки. Эти две эмоции вытеснили из меня все человеческое, толкнув на дорожку, на которую я не хотел и не должен был вставать. А сейчас ее мягкое прикосновение, ненавязчивое, но такое ощутимое – возвращает все на свои места. В глубине души надеюсь, что воздушный замок в моей голове, который она так с легкостью восстанавливает – не сдуется в очередной раз, в порыве, брошенной фразой о ненависти и безразличии. Это все еще рябит в моей голове, на заднем плане, заставляет сдерживать эмоции в узде. Доверять, но быть осторожным, чтобы в очередной раз не рухнуть с высоты небоскреба. Она не бросается в омут с головой, ведет себя аккуратно, а я интуитивно чувствую ее. Понимаю зачем это делает, почему ведет себя не так, как тогда в кабинете или на работе в целом. Смотрю на нее и вижу совсем другого человека – потерянного, напуганного. Как бы она ни старалась держаться – в ее действиях это заметно. В этих мелких деталях поведения, по типу того, как она дергает рукой, чтобы спрятать проглядывающий на руке синяк, как кусает нижнюю губу, словно пытается подобрать слова. Я молчу, не в силах ответить ей. Если бы я мог по всем правилам этикета и логике – не оставлять ее одну – я бы никогда не оставил. Но кто я? Парень с работы, мимолетная интрижка? Кто я для нее? Слова, брошенные в воздухе, всякий раз идут в разрез с другими репликами. Она противоречила самой себе, а меня путала, от чего я злился, но уже на нее. А сейчас – просто не хотел говорить. Молчал, наблюдая за ней, но не делал шага назад. Ее прикосновения успокаивали меня, я чувствовал ее рядом и это присутствие давало мне возможность дышать. Ровно. Забыть о том, что пару минут назад так сильно тревожило мой разум. Не думать о мести. Думать о ней.
[indent] - Конечно, - отвечаю на ее просьбу, нарушая тишину. Допиваю остатки виски, оставляю стакан на прежнем месте, иду вперед, чувствуя даже сейчас ее присутствие. Не отходит ни на шаг, следует по пятам, словно боится, что я уйду. Нет, скорей боится оставаться одна. Но даже это дает мне почву для размышлений – со мной рядом она чувствует себя в безопасности. Не смотря на все то, что происходило между нами, несмотря на то, что я неоднократно показывал себя со стороны, как человек, которому не стоило бы доверять. Вел себя нечестно, играл грязно, обманывал. Я могу водить за нос любого, обманывать и манипулировать, умею делать это почти в совершенстве. Но с ней – подобные игры казались просто игрой. В моих мыслях ни разу не проскальзывало желание причинить ей боль целенаправленно, спланированно. Я действовал на эмоциях, но каждый раз видел границу – различал дозволенное, с тем, что безусловно перейдет все границы, раз и навсегда перечеркнув между нами понимание «хорошее» отношение. Его не было, но в любой истории есть миллион подводных камней, о которых даже сами мы, порой, не догадываемся. Осознаем это позже.
[indent] Чувствую ее прикосновение к руке. Замираю на мгновение, но уже в следующее – иду дальше, сжимая ее пальцы. Веду за собой на второй этаж, вверх по лестнице, по знакомому коридору до двери, ведущей в ванную комнату. Открываю дверь, пропускаю ее вперед и замираю на пороге. Не стоит этого делать – идти за ней сейчас - это безумно. Не хочу, чтобы моя фраза об искренности намерений, желании помочь, а не превратить все в очередной порно-балаган стала пустым звуком. Я не разбрасываюсь словами попусту, ненавижу это, но все же в жизни слишком много различных обстоятельств, которые просто вынуждают идти меня наперекор самому себе. Как сейчас, когда ее рука цепляется за мою и не отпускает. Просит остаться, и я повинуюсь. Позволяю себе идти на поводу у кого-то просто потому, что понимаю – ей это необходимо. Будь на ее месте кто-то другой – вряд ли я смог поступить также. Впрочем, никто никогда не был бы на ее месте. Этот человек стал тем, ради кого я мог нырнуть с головой в болото, зная наверняка, что не выберусь, шагнуть в лаву, с закрытыми глазами шагнуть с обрыва. Она слишком много для меня значит, чтобы я сопротивлялся. Только вот никто никогда не узнает об этом. Не позволю губам двигаться, чтобы сказать это вслух. Слишком велик риск ошибиться, а значит – я снова стану тем, кто болтает, врет, играет в какие-то ему одному известные игры. Она не заслужила этого. А мне нужно время, чтобы совладать с новыми эмоциями опустошенности, которое медленно, но верно наполняется тягучим сладким чувством. Как будто кто-то влил внутрь меня добрую порцию карамели, и она, обволакивает все мои внутренние органы, заставляя чувствовать сладкий привкус на языке и губах. Рядом с ней я совсем другой, сейчас, наедине, в комнате с приглушенным светом, где вижу ее лицо и не могу оторваться ни на секунду.
[indent] Прохожу внутрь, включаю краны на полную мощность, затыкаю слив, позволяя ванной наполняться горячей водой. Она ловко справляется с баночками и бутылочками, высыпая и выливая содержимое в ванную. – Это все сестры..., она любит подобные мелочи, - комментирую, но и сам не знаю зачем. Может быть для того, чтобы она не приняла меня за кисейную барышню, которая только и делает что наслаждается жизнью во всех этих ароматических маслах, пенах и солях. Вряд ли я произвожу подобное впечатление, но все же считаю нужным уточнить. Обращаю внимание на ее попытки снять с шеи чокер, вижу резкие движения, у нее не получается, но это лишь последствия стресса. Нахожу в себе сил помочь, убираю волосы со спины, собираю на пальцах всю свою концентрацию, чтобы одним щелчком освободить ее от украшения. Касаюсь пальцами кожи, почти что случайно, но ловлю себя на мысли, что делаю это намеренно. Хочу коснуться ее еще раз, но вовремя одергиваю себя, чтобы не позволить стрессу вновь атаковать. Каждое прикосновение сейчас может привести к необратимым последствиям, поэтому веду себя аккуратно. Не привлекаю внимания. Все идет своим чередом, не нужно снова пытаться бежать впереди паровоза. Передаю в руки, и не могу не обратить внимание на то, как бережно она осматривает его, а затем оставляет на тумбочке. Стягивает куртку, путается в рукавах и за секунду из состояния полной расслабленности впадает в необъяснимый приступ паники. – Эй, все хорошо, Ева, все хорошо, слышишь? – пытаюсь достучаться до нее, но не выходит. Ее потерянный взгляд встречается с моим напуганным. Она не слышит меня. Понимаю это по глазам, но все же продолжаю бормотать что-то неразборчивое, повторяя ее имя, словно молитву. Мне впервые страшно и этот животный страх поселяется глубоко в душе. Я ни разу не сталкивался с подобным, не знаю, как себя вести, не уверен, что смогу хоть чем-то помочь. Но очень хочу и, если потребуется – разорву себя на части и спрячу от всех проблем и страхов. Не позволю ей остаться одной, не дам возможность рухнуть в пустоту, которая так пленительно тянет ее к себе своими длинными пальцами.
[indent] Плавно стягиваю с плеч куртку, кладу в сторону. Легким движением отправляю Еву в сторону пуфика. Расстегиваю джинсы, медленно стягиваю их вниз, почти до колен, сажаю на мягкую поверхность, чтобы ограничить движение и не позволить ей рухнуть с высоты собственного роста. Стягиваю с ног кроссовки, затем джинсы. Каждый предмет одежды снимаю так, словно она фарфоровая и вот-вот сломается в моих руках. Не позволяю себе быть резким даже в движениях, придерживаюсь единого ритма, даю возможность привыкнуть. Не хочу каким-то неправильным действием вызвать у нее очередной приступ паники, хуже, истерики. С бельем она справляется сама, а я отворачиваюсь, чтобы не смущать своим присутствием, впрочем, это выглядит как минимум странно, да, при условии, что мы провели с ней вместе три ночи, явно не в обмундировании космонавта. Но, все же сейчас думать об этом мне не хотелось, как и вообще в принципе – думать. Вслушиваюсь в ее голос, который звучит гораздо ярче прежнего, словно вода действовала на нее, как лекарство. Сейчас она совсем другая – по голосу и словам, а в глазах все тот же испуг, который она пытается сбить с себя, продолжая и продолжая говорить. Я улыбаюсь, но почти не вслушиваюсь в ее слова, слышу только голос, прокручивая в голове бездумно каждую фразу. Поражаюсь тому, как с легкостью человек можно закрыть в себе все страхи, попытаться спрятать истинные чувства под толстой кожей и напускными эмоциями. Но все равно, как ни старайся – глаза, печальные и грустные, выдают с потрохами. Я искренне радуюсь тому, что она пытается держаться, хочет быть сильной даже сейчас. Это дает мне надежду на то, что не все потеряно и вот-вот, еще чуть-чуть и прежняя Ева явится передо мной со своей дерзостью в голосе и огнем в глазах.
[indent] Сажусь на пол, возле стенки ванной, молча наблюдаю за тем, как она наслаждается, восстанавливается на глазах, становится... легче? Ощущение, будто все, что творилось внутри нее теперь глубоко и очень прочно засело внутри меня. Неприятный холод в душе, от чего пальцы на руках начинают замерзать даже при условии, что в помещении слишком жарко. Прикрываю глаза, медленно открываю их, когда чувствую чужое дыхание почти рядом с собой. Вздыхаю, но делаю это слишком тихо, не получаю удовольствия даже от этого. Я поглощен собственными мыслями и не могу справиться с ними, как бы не пытался. Точечное прикосновение к губам, заставляет меня повернуться к ней лицом. Смотрю на нее, взглядом скольжу с кончиков ресниц на кончик носа, по губам. Задерживаю взгляд, но лишь на мгновение, чувствуя внутри себя почти животный порыв коснуться их в ответ, но не пальцами – губами. Глушу в себе это желание, не позволяю ничего подобного. Наслаждаюсь ее прикосновениями, по плечам, рукам, обратно до губ. Она словно пытается прощупать меня и мое настроение, вернуть сюда к ней. Изучает мое лицо, но даже сейчас я не чувствую неловкости, словно мы каждый вечер сидим вот так в тишине и наслаждаемся обществом друг друга. И не нужны никакие слова и действия, чтобы коснуться души человека, который стал почти частью тебя. Прикрываю глаза, чтобы насладиться прикосновениями, мысленно унести себя отсюда, ограничив сознание только для нас двоих.
[indent] - Присоединишься? – в ответ на ее вопрос открываю глаза и медленно поворачиваю голову. Молчу, взглядом изучаю ее, стараюсь считать эмоции, но не могу. Кажется, все во мне и в ней сейчас перемешалось и слилось в один единый комок, состоящий из голых эмоций и чувств. – Ты в этом уверена? – задаю вопрос, который мгновением ранее задал мысленно сам себе. Стоит ли оно того? Чувствую ее пальцы вновь на свое руке, как будто этим жестом она пыталась донести до меня что-то. Пытается подтянуть меня к себе, словно дает ответ на мой вопрос не словами - действиями. Плевать на принципы, плевать на мысли. Я хочу быть рядом с ней, касаться кожи, просто дышать рядом с ней, чувствуя тепло ее тела, каким бы оно ни было. Я могу находиться рядом с ней без намеков на что-то извращенное, просто сидеть рядом и чувствовать ее присутствие. Только чуть ближе.
[indent] Момент ожидания растягивается. Но и это не мешает нам. Я стягиваю с себя футболку в молчаливом согласии. Раздеваюсь, залезаю в ванную, чувствуя, как горячая вода иголками пронизывает каждую клеточку моего тела. Полностью погружаюсь в воду, и прежние ощущения сменяются совершенно другими. Расслабляют, заставляют вновь закрыть глаза, чтобы отдаться моменту, почувствовать его кожей. Чувствую прикосновение на плече, затем на груди. Открываю глаза, чтобы встретиться с таким знакомым зеленым взглядом. Не могу отвести взгляда, не дышу, почти умер, потому что слишком близко, слишком соблазнительно.
[indent] Не смей, Итан. Не смей.
[indent] Кручу пальцем в воздухе, указывая жестом развернуться. Ищу рукой губку, точно помню, что она была где-то рядом. Нащупываю, погружаю в воду. Вижу перед глазами четкий контур позвоночника, рассыпанные, мокрые, прилипшие к коже кончики волос, которые мягко убираю в сторону. Провожу свободной рукой по коже, чувствуя, как следом по ней пробегает волна мурашек. Рука дрожит, но я стараюсь овладеть контролем над собственным телом, и добиваюсь этого лишь в тот момент, когда касаюсь мочалкой кожи спины. Ощущение, будто прямо сейчас я сам лично пытаюсь смыть с нее тяжелые воспоминания, позволяю забыться хотя бы на мгновение, просто выкинуть этот гребаный день из головы. Веду рукой по плечу, ниже по руке, особенно аккуратно на запястьях и выше. Приближаюсь ближе, ведомый желанием коснуться кожи губами. Но не решаюсь сделать это. Сократил расстояние – достаточно и этого. Не торопись, Итан, всему свое время. Тем более сейчас – оно не самое подходящее. Голос разума твердит об одном, но я упрямо игнорирую его. Возвращаю руку с мочалкой на другое плечо, мягкими движениями проделываю все тоже самое, вновь возвращаюсь к спине. Нет, Итан, не смей. Не делай этого. Нельзя. Голос разума бьется в попытках остановить меня, бьет по щекам, встряхивает, но уже слишком поздно.
[indent] Касаюсь губами шейного позвонка, мягко массирую мочалкой кожу правее. Кончиком носа прижимаюсь к ней, бесшумно втягиваю носом ее запах. Такой знакомый, такой... родной? Губами скольжу по плечам, свободной рукой возвращаю выбивающиеся непослушные волосы на место, освобождаю шею. Чувствую, как она напрягается, отстраняюсь, понимаю, что сделать это просто необходимо, иначе жди беды. – Прости, не стоило, - шепчу так тихо, что и сам не слышу собственного голоса. А может это из-за того, что пульс, бешено стучит в ушах, играя какую-то странную мелодию на барабанных перепонках? Я застреваю в этом моменте, словно кто-то поместил меня внутрь сосуда и не дает вырваться наружу. А я и не хочу.
[indent] Не обращаю внимания на то, как она оборачивается. Не замечаю этого. Просто в следующий момент вижу ее лицо перед собой. Сдерживаюсь. Снова и снова сдерживаю себя в желаниях и мыслях. Но хотя бы здесь я могу позволить себе делать то, что хочу, не боясь осуждения и неправильной реакции? Нет, потому что этого недостаточно. Пальцы тянутся к контуру лица, не могу отвести взгляда, смотрю в глаза, и лишь через секунду чувствую приятное прикосновение к коже. Ласково провожу пальцем, спускаюсь ниже, почти не касаюсь пальцами шеи, не позволяю. В очередной раз. Дыхание сбилось, кажется воздуха совсем не осталось, поэтому единственный выход – позволить себе утонуть в чувствах, которые с головой накрывают, давят и душат гордость. Я никогда не испытывал подобных эмоций, не могу даже сравнить их с чем-то. Не понимаю, как возможно такое. Что происходит внутри меня в момент, когда я касаюсь ее кожи, смотрю в глаза и не дышу. Чем руководствуюсь в этот момент? Что сдерживает меня, чтобы не наброситься в привычной манере и не растерзать ее на месте? Ставлю ее интересы выше своих. Пальцами касаюсь плеча, ниже по руке. Нахожу ее пальцы под водой, разрешаю себе коснуться ее, переплести их. Ничего больше. Ничего. Просто молчаливое излечение, когда достаточно одного взгляда, чтобы все понять. Не чувствовать в этом ничего пошлого – момент становится настолько интимным, что стыдно смотреть на то, как сидя друг напротив друга абсолютно голые – мы обнажили души до самого основания, позволив всему, что было внутри – вырваться наружу.

t h e   c a n d y   s w e e t n e s s   s c e n t   o f   y o u
i t   b a t h e s   m y   s k i n   i' m   s t a i n e d   b y   y o u
a n d   a l l   i   h a v e   t o   d o   i s   h o l d   y o u
t h e r e' s   a   r a c i n g   i n   m y   h e a r t
i am barely touching you

[indent] Вокруг меня воздух и все, что находится рядом, имея хоть какую-то физическую форму, сжимается до состояния атома. Я слышу протяжный писк в ушах, словно кто-то пытается настроить связь. Мою связь с внешним миром. А я, отчаянно сопротивляясь этому, отказываюсь принимать во внимание вообще хоть что-то, что не касается ее. Мне не нужно понимание происходящего. Я просто отдаюсь моменту, плыву по течению, которое мягко тянет меня куда-то вперед. Не на дно. На этот раз – держусь на поверхности, закрываю глаза и двигаюсь вперед, с каким-то маниакальным желанием впитать в себя этот момент. Запечатать сотней замков, чтобы никому и никогда не позволить прикоснуться к нему. Странное незнакомое мне раньше тепло загорается в районе солнечного сплетения. Переплетающиеся пальцы – заставляют это тепло разрастаться внутри меня. Не отвожу взгляда, словно пытаюсь считать эмоции с ее лица, но по факту – просто пытаюсь запомнить ее такой. Расслабленной, спокойной. В глазах прослеживается все тот же страх, но она упрямо борется с ним, не позволяет сломать, борется с самой собой. А я борюсь с переполняющими меня эмоциями, пытаюсь усмирить их, выстроить в стройный ряд и позволить постепенно выбраться наружу. Не снести с ног, а подойти мягко, осторожно, прощупывая почву. Я боюсь. Не знаю, чего, но боюсь, словно вот-вот подойду к грани, переступив которую – больше никогда не смогу вернуться обратно. Еле дышу, боюсь спугнуть момент, спугнуть ее. Между нами происходит какой-то беззвучный диалог, одними глазами. Я говорю с ней на неизвестном мне языке, душа плачет и рвется наружу, а я продолжаю проталкивать внутрь себя воздух, который застревает в горле и не достигает легких. Задыхаюсь от напряжения, которое повисает в воздухе, разрывает барабанные перепонки, мозг, сердце, все внутренние органы. От прежнего меня не осталось ничего – все снесло к чертовой матери, оставив лишь фундамент в виде тела. Странная закономерность, но ураганы всегда называют женскими именами. Видимо из-за того, что только женщина на одних эмоциях, загораясь как спичка, с ничего, способна свернуть горы и уничтожить все живое, что попадется на ее пути. Ураган, который снес меня – сейчас сидит прямо передо мной, смотрит на меня и молчит – и имя его – Ева.
[indent] Тяну пальцы на себя, поднимаю на поверхность, медленно, не позволяю себе резких движений. Не хочу испортить невесомость мгновения, хотя весь я от макушки и до пяток – абсолютно противоположный желаниям. Рублю с плеча, действую на эмоциях, а их порой так много, что справиться с ними просто невозможно. Сдуваю пену с рук, позволяю самому себе, и ей тоже, взглянуть на их сплетение. Тяну ее ладонь на себя, ближе, не отвожу взгляда – касаюсь губами костяшек пальцев. Замираю в момент прикосновения, чувствую, как горят щеки, от осознания интимности этого момента. Я словно сделал шаг вперед, первый из десяти и уже сейчас пребываю в мучительном ожидании ее ответной реакции. Хочу понять ее, хочу понять, что творится в голове в данный момент и, если мог бы, залез бы под кожу, чтобы почувствовать весь спектр эмоций, который ее сейчас одолевает. Надеюсь на это. Надеюсь, что она чувствует все тоже самое, что чувствую я. Но в ответ она тянет руку на себя. Я не могу контролировать эмоции. Кровь приливает к мозгу, щеки вновь начинают гореть, вместе с этим мороз по коже, от чего дышать еще труднее. Молчу, но все же жду дальнейших действий. Не хочу отпускать руку, не хочу расцеплять наши пальцы. Пожалуйста, Ева, не делай этого. Я не смогу больше. Не смогу молчать и наблюдать за тем, как ты снова и снова отталкиваешь меня. На что я надеялся? Мне плевать на тебя – господи, мне нужно было набить эту фразу себе на лбу, чтобы каждое утро, глядя в зеркало – видеть, и не забывать. На что рассчитывал? Что после всего, что между нами было – она будет смотреть на меня иначе? Почувствует то же, что и я? Наивный, глупый мальчишка, который ничего не понимает в женщинах и еще меньше в чувствах.
[indent] Но ее дальнейшие действия идут в разрез с моими мыслями. В момент, когда я снова и снова прокручиваю четыре злополучных слова, она сильнее сжимает мою руку и продолжает тянуть на себя. Застываю, наблюдаю за происходящим. Чувствую ее губы на своих пальцах, словно в ответном жесте. Это какое-то непередаваемое чувство, которое невозможно объяснить словами. Мои эмоции скачут, то вверх, то вниз, так стремительно меняют свое направление, что, не в силах больше справляться этим эмоциональным натиском, я вновь перестаю дышать. Она не отводит взгляда в момент, когда оставляет поцелуй на пальцах, словно пытается запечатлеть момент и настроение, которое отчетливо читается на моем лице. Если честно я и сам не могу до конца понять самого себя, и все эти ощущения, которые бурлят внутри меня. Этот момент не похож ни на один из моментов в моей жизни. Первый поцелуй, первый секс – все это стирается и даже не смеет встать рядом с настоящим. Я хочу сказать что-то, но слишком долго думаю. Мозг замедляется, а сердце ускоряется и бьется о ребра так сильно, что вот-вот проломит их и вырвется наружу, безвольно шлепнется в воду и останется окровавленным куском мяса на поверхности воды. Я нервно облизываю губы. Чувствую, как падает давление и только сейчас понимаю, что я – пьян. Алкоголь, который только сейчас дошел до мозга, подпитан взволнованностью и смущением, с которыми я отчаянно борюсь, но не могу. Я больше не могу противоречить самому себе. Не могу твердить даже мысленно о том, что ничего не чувствую к ней. Я боюсь признаться самому себе в том, что окончательно, бесповоротно, безнадежно, безумно влюблен. Никогда не поверил бы в это. Не стал бы слушать, если бы кто-нибудь однажды сказал мне, что подобное произойдет именно со мной. Всю жизнь вокруг меня люди играли в странные игры. В них не было искренности – лишь алчность, жажда наживы, деньги. Современный камень преткновения. То из-за чего люди умирают, идут на отчаянные поступки, не думают и не хотят думать. Любовь никогда не встанет на одну линию с деньгами. Они лишь бумага. Любовь – чувство, которое каждый испытывает по-своему. И пусть у нас все началось банально: с ядовитых взглядов, таких же слов и желания задеть посильнее. Я не заметил, как все это негативное и грубое перешло в контрнаступление…. И устроило войну со мной же. Мои слова и мои поступки вернулись мне в троекратном размере, заставив меня окунуться в новые эмоции, которые причинили боль, а теперь – неземное облегчение. От любви до ненависти – один шаг.
[indent] Глупое сердце. Глупые люди. Глупые эмоции, которые не помогают – разбивают на части, заставляют рыдать и биться в истерике даже самых сильных. Я сломался. Прямо сейчас - треснул пополам, и не уверен, что смогу собраться обратно, вернуться в прежнее состояние. Смотрю на нее и не чувствую прежнего бурления внутри. Нет ни намека на прежнее бешенство, жажду обладать и подчинять такую непокорную, раздражающую своей силой, женщину. Кровь пульсирует в висках, но не потому, что я в очередной раз хочу придушить, а потому, что хочу забраться под кожу и больше никогда не покидать. Она говорит, а я молча слушаю, впитывая в себя каждое слово. Не хочу перебивать. Знаю, что ей трудно, что слишком тяжело говорить это все, находясь в подобном состоянии. Упоминание мужа заставляет мое лицо перекоситься, но я почти сразу возвращаю ему прежнее выражение. Не хочу даже слышать о нем, не хочу, чтобы она говорила о нем, не хочу, чтобы даже думала об этом ничтожестве. Прямо сейчас мечтаю, ревностно, дико, безумно выбить из ее головы любое упоминание о нем. Не было никакого замужества. Все, что было до меня обнулилось в момент, когда она пересекла порог нашей студии. Виктор умер, умерло любое упоминание о нем. Для меня. Но не для нее. И эти синяки, эти отпечатки на руках – мне все больше кажется, что это именно он. Он стал причиной ее появления в моем кабинете. От него она так отчаянно пыталась спрятаться. Пришла ко мне, потому что знала, что чтобы между нами не произошло – я не дам ее в обиду. Никому. Даже тому, кто имеет полное право называть эту девушку – своей. Чушь. Глупая чушь, которую несет наивный дурак по имени Виктор. Она моя. Во всех прикосновениях, душой, телом. Моя. Моя. Моя. Плевать на документы. Плевать на всю эту бюрократическую ерунду – в наше время это не имеет никакого веса. Брак потерял свою ценность в момент, когда стал обыденностью. Люди женятся, говорят о том, как сильно любят друг друга, венчаются в церкви, на глазах у Бога, а потом – разводятся, не прожив и месяца. «Нас съел быт». Вас съела ваша гордость и желание быть лучше, чем тот, с кем вы делите постель, обеденный стол и гребаную жизнь. Дурной пример из детства безусловно оставил на мне свой отпечаток и теперь неприятно отзывается в характере и поведении. Но сейчас – я хочу думать лишь о том, что она говорит. Как касается пальцами кожи на руках, ведет выше, заставляя меня следовать за ней глазами. Отвлекаюсь, смотрю на ее лицо. Опущенный взгляд. Она говорит, кажется не отдавая отчета. Произносит такие важные фразы, которые для меня сейчас – становятся спасательным кругом, упорно, упрямо стирая все, что происходило до. Снова жизнь делится пополам.
[indent] Я вызываю в ней эмоции. Она не может объяснить, но я понимаю все и без слов. Она идеально описывает мое состояние прямо сейчас, словно залезла в мою голову и озвучивает каждую мысль вслух. Я хочу сказать ей о том же, но слова застывают на губах, не находя выхода. Жду чего-то. Слишком долго смакую это признание, позволяю себе насладиться им прямо сейчас, попробовать на вкус каждое слово. Наши чувства взаимны и даже, если я не озвучиваю их вслух – знаю это наверняка. Веду себя, как трус. Нет. Как подросток, который добился девочку, в которую был влюблен с малолетства. Черт. Я снова думаю об этом. О том, что влюбился. Итан Таунсенд влюбился. Это что, какая-то шутка? Но нет, сейчас не до смеха и мое лицо как никогда сильно выражает это. Я отношусь к ее словам серьезно, не смею шутить, не смею своему поганому рту сказать вслух хоть что-нибудь. Я хочу обнять ее. Сейчас же. Коснуться ее кожи, потому что соприкосновений рук не хватает, чтобы полностью передать лавину, которая вот-вот разорвет меня. Еще чуть-чуть, и я зарыдаю. Просто потому, что иначе мои эмоции не найдут выхода. Я закрываю их, сжимаю губы, зубы до боли, до бьющих из глаз искр. Ну, же. Приблизься ко мне. Ближе, Ева. Я хочу, чтобы ты сделала это. Пальцы касаются моей щеки почти повторяя мои предыдущие действия. Закрываю глаза, просто переключаюсь на тактильные ощущения. Чувствую, как горит кожа под каждым ее прикосновением, а слова добивают окончательно. Она замолкает, заставляя меня вновь открыть глаза и сфокусировать взгляд.
[indent] Ответно подаюсь вперед, медленно, будто боюсь спугнуть. Но что-то идет не так. Что-то отчаянно пытается нам помешать. Вскрик. Подступающий приступ паники. Мгновение. И вот она вновь сидит ко мне спиной, прижимая руку к груди. Нервно поправляет волосы, словно пытается спрятать от меня что-то важное, что-то постыдное. Внутри закипает злость, перемешанная с обидой. Неужели она думает, что я отвернусь от нее? Неужели думает, что из-за каких-то синяков, кем бы они не были оставлены – буду смотреть на нее иначе, чем смотрел сейчас? Неужели она думает, что я не смогу принять ее любой? Разве это не очевидно? Делаю глубокий вдох, переступаю через себя, через свой страх, который начинает душить от наступающих на меня негативных мыслей. Они обступают меня со всех сторон, но я не поддамся. Не в этот раз. Никогда больше.
[indent] Протягиваю руку, в полусогнутом положении, чтобы дальше коснуться плеча. Мягко провожу пальцами по коже, ниже по лопаткам. Черчу узоры, которые не знаю. Придумываю на ходу. Сначала одним пальцем, затем двумя, ладонью по влажной коже. По позвоночнику, с особой нежностью вычерчиваю их кончиками пальцев. Не могу больше так. Не могу не видеть ее лицо, не считывать эмоции с него, не понимать – нравится ли ей? И даже мурашки, проступающие вслед за моими прикосновениями и едва заметная дрожь тела – не убеждают меня. Сокращаю расстояние между нами. Оказываюсь прямо перед ней, почти вынуждаю посмотреть в глаза, мягким касанием пальцев приподнимаю подбородок. Придерживаю, не позволяю отвернуться. Ослабляю давление, не позволяю ей думать, что хочу делать что-то насильно. Руку, прижатую к груди, тяну на себя, не нарушаю зрительного контакта. Пальцами провожу по тонкой коже, вижу, как мечется взгляд в очередном приступе паники и истерики. – Ева, - заставляю взгляд сфокусировать на мне, - смотри на меня, - говорю неслышно, мягко вычерчиваю узоры на ее запястье. Подношу руку к губам, касаюсь в поцелуе места, на котором так отчетливо проступает синяк. Точечное прикосновение, рядом еще одно. Запечатываю губами каждое бурое пятно или что-то отдаленно напоминающее его. Чувствую, как постепенно руки отпускает прежнее напряжение. Она не пытается вырваться, молча наблюдает за мной и в момент, когда я поднимаю глаза – встречаюсь с ее взглядом. Она смотрит на меня, видит каждое мое действие, в котором сокрыто самое важное. Подаюсь вперед, сокращаю расстояние между нами так сильно, что чувствую ее дыхание на своих губах. Ласково вожу пальцами по коже рук. Еле касаюсь губами ее губ в поцелуе. Невесомо, едва ощутимо. Злюсь на самого себя, что не позволяю себе попробовать целиком и полностью ее губы на вкус, лишь мимолетно. Ниже, на уголок губ, на щеке, по контуру челюсти. – Мерзкий только тот, кто их оставил, - мягкие прикосновения, от которых на губах остается легкое покалывание, а момент душевной близости заставляет все тело напрягаться, словно под высоким напряжением. Губы плавно ползут ниже по шее. Чувствую ее волнение, знаю, что прямо сейчас она думает о том, как бы побыстрее от меня отстраниться, чтобы не позволить увидеть или коснуться мест чужого, такого грубого обращения. – Я больше никому не позволю тебя обидеть, - еле слышно шепчу, впервые за долгое время разрешаю себе озвучить собственные мысли вслух. Искренние слова, которые срываются с губ и последующие поцелуи, которыми я запечатываю каждый синяк на ее шее. Рукой скольжу по талии, притягиваю ближе. Хочу, чтобы расстояние между нами сейчас просто исчезло. Хочу, чтобы стерлись все границы. Чтобы больше не было никого третьего, никаких лишних людей в нашей жизни. Только она. Только я.
[indent] Она напротив, так близко и в тоже время при каждом моем последующем прикосновении – так далеко. Словно пытается вырвать из себя остатки прошлой жизни. Испепелить все, сгореть дотла, чтобы возродиться вновь, словно феникс. Из пепла. Чувствую тепло ее тела так близко, что не могу сдержаться, чтобы не приблизить ее к себе еще ближе. Хочу ощущать кожей ее кожу. Хочу целовать и не позволять отстраняться пока я, словно пес буду зализывать каждую трещину на ее израненной жестоким обращением душе. И даже сейчас, когда прикосновения губами к нежным участкам кожи становятся чуть интимнее – я не чувствую прежнего желания владеть ею, взять ее силой, подчинить себе, заставить быть моей. Не хочу нарушать столь откровенный момент какими-то животными желаниями, мужскими инстинктами. Не хочу все испортить. Хочу помочь ей забыть все то, что было до меня. Поцелуй за поцелуем. Кончиком языка вырисовывать влажные дрожки на шее, мягко касаясь пальцами мест соприкосновения. Следовать по пятам за чужими руками, залечивать, исцелять. Я так самоуверенно надеюсь, что это поможет, что не могу остановиться. Позволяю этому порыву овладеть мной. Знаю, что ей это необходимо. Чувствую это в прикосновениях, когда тонкие пальцы путаются в волосах, мягко прижимая к себе. Она позволяет мне проникнуть под кожу, залезть в душу, вымести оттуда все то дерьмо, с которым она так отчаянно боролась в одиночку слишком долго. Дыхание сбивается, градус напряжения растет, а я вот-вот сорвусь в бездну. Снова все испорчу. Стараюсь держать себя в узде, сбавляю темп, потому что чувствую, будто собственными губами сейчас начну оставлять синяки на ее шее. Разрываю контакт. Отстраняюсь, позволяю себе выдохнуть, вдохнуть снова. Цепляюсь с ней взглядами, опускаюсь ниже, на приоткрытые губы, которые почти призывают коснуться их в поцелуе, жадно, но так аккуратно глотая воздух. Опускаю руки, прячу их под водой, цепляюсь пальцами за бедра, подтягиваю к себе. Ближе. На максимально допустимом расстоянии, разграничивая желание «быть ближе» с «интимным продолжением». Сейчас не тот момент. Сейчас я хочу, чтобы наши тела прикасались друг к другу совсем иначе. Просто хочу чувствовать ее рядом, поэтому запираю в импровизированном кольце из ног. Такая опасная близость, от которой срывает башню, но, я продолжаю держаться на поверхности. Слишком сложно. Но для решения любой проблемы есть одно проверенное средство. Руки вновь на талии, притягиваю к себе, касаюсь ее губ в поцелуе. Аккуратно, осторожно, словно спрашиваю разрешения. В этот раз веду себя совсем иначе, наверное, выбиваю землю из-под ног, потому что под моими – ее уже давно нет. Я никогда не вел себя вот так: нежно, спокойно, размеренно. Не был уверен даже в том, что смог бы так себя вести хоть с кем-то. Но Ева, каким-то чудесным образом меняла меня. Делала меня совсем другим. Рядом с ней прежний Итан ведомый одной лишь яростью, живущий на эмоциях – превратился в самого уравновешенного в мире человека. Ничто сейчас не могло выбить меня из колеи. Но... эти поцелуи, мягкое соприкосновение губ в попытке передать самое сокровенное. Пальцами по контуру лица, мягко притягиваю к себе, держусь за нее, чтобы оставаться наплаву. Снова поцелуй за поцелуем. На губах, ниже по подбородку, по шее, вновь вырисовывая узоры на таких ненавистных мне отпечатках. Я убью того, кто это сделал. Убью, когда узнаю кто именно, кода получу подтверждение, хоть одно доказательство. И тогда уже ничто на свете не сможет остановить меня. – Никто не смеет прикасаться к тебе кроме меня..., больше никто, - пальцами еле касаясь по шее вниз на ключицы, оттуда по плечам, ниже до локтя, к запястьям. Так выглядит самое главное признание в моей жизни. Когда нет громких слов о бесконечной любви, когда не клянешься в верности, но абсолютно точно даешь понять – если еще хоть раз кто-нибудь коснется ее – я сломаю этому человеку руки. И это – будет самым безобидным моим поступком в списке того, что впоследствии я сделаю с этим человеком. Замашки собственника, но мне плевать. – Никаких третьих лишних, - взгляд глаза в глаза, - ты – моя, - ставлю метку, выстрелом в упор. Подвожу черту, переступаю ее, наконец, встаю с ней на одну линию. Имею право. И плевать, что замужество все еще имеет юридическую силу. Плевать, что где-то ходит человек, который не заслуживает даже дышать, не то что одним с ней воздухом, а вообще.
[indent] Не даю ей опомниться, не позволяю переварить сказанное, притягиваю ближе, губы к губам. Ладонью по спине, пальцами вычерчиваю очертания каждого позвонка, пока не добираюсь до поясницы. Возвращаюсь обратно, руками изучаю ее тело. По плечам, по выступающим косточкам ключиц, ниже, по груди, до самых ребер. Чувствую дрожащее в руках тело, не то от прикосновений, не то от возрастающего градуса напряжения между нами, которое так сложно сдерживать. Скольжу пальцами по талии, ниже по бедрам, не разрываю поцелуя. Успеваю выхватить немного воздуха в надрыве губ, опуститься ниже на шею. – Это мое самое любимое, - озвучиваю вслух собственные мысли, которые, кажется не вяжутся с тем, что творится в ее голове. – Каждый миллиметр, - поцелуй, - твоей кожи, - новый поцелуй, - самый, - еще поцелуй, - любимый, - на выдохе, поцелуем на коже. Мягко, еле касаясь, снова языком по коже вслед за каплями воды, которые так предательски прохладно скользят вниз. Сейчас мое желание собьет меня с ног, но я буду сдерживаться до тех пор, пока не пойму – она хочет того же, что и я. А пока – могу позволить себе лишь раз за разом касаться кожи губами, пальцами, языком, вдыхать аромат ее кожи, чувствовать горячее дыхание, которое вызывает мурашки на моей коже в ответ. Эмоции впервые находят покой. Бьют мягкими волнами, прибивая меня намертво к единственному человеку, который смог забраться внутрь меня и прочно, намертво прирасти ко мне за такой короткий срок. Я влюбился. Я, черт возьми, впервые влюбился.

i f   t h e r e' s   a n y   j u s t i c e   i n   y o u r   h e a r t,
y o u   l o v e   p i t y   i t   c h a n g e d,
ease it into
heart

[indent] Раз, два, три, четыре, пять. Я иду тебя искать.
[indent] Как в детской считалочке. Снова играем в игры, живем на контрастах. Она так ахренительно сносит мне крышу, что даже сейчас, балансируя на грани нежности и страсти - снова выбила почву из-под моих ног и заставила играть. В игру по ее правилам. И каждое последующее действие приводит меня в какой-то детский восторг. Каждый шаг по коридору из ванной, протягивая следом за собой мокрые следы на полу, отзывается в груди тупым ударом сердца, которое вот-вот вновь сорвётся на бег, как будто торопится куда-то. Опаздывает жить и подгоняет меня, жадно хватаясь за каждый момент. Ступаю не слышно, почти не дышу. На перепутье дверей, в коридорах, вслушиваюсь в гробовую тишину. Смотрю на пол, где под тусклым светом ламп - вижу отчетливые следы, явно не мои, чужие. Ухмыляюсь собственной находчивости, и ее такой необдуманной глупости. Как можно играть в игры с мужчиной, который каждый раз обходит тебя на несколько шагов? И даже если ты думаешь, что победила - задумайся, может все сделано специально так, чтобы убедить тебя? Дать такое непередаваемое чувство победы, а потом забрать, с еще большим, почти диким наслаждением. Дёргаю ручку двери, ведущей в мою комнату. Хлопком ознаменовываю своё присутствие. Напрягаю слух и почти слышу ее сбитое дыхание. Где-то здесь, совсем рядом. Чувствую, как от волнения сердце из груди поднимается к горлу, стучит, рвётся, не даёт дышать полноценно. Слишком сильно увлекаюсь этой игрой в охотника и добычу, теряю концентрацию, допускаю ошибку. Или же нет? Скольжу глазами по полу. Здесь в темноте, когда свет падает от фонаря, через знакомое окно, отпечатки ног видно ещё отчетливей. Они ведут за кресло, а там - едва заметное движение. Ухмыляюсь, снова, мысленно наслаждаюсь своей внимательностью. Но не подаю вида. Упорно продолжаю играть в ее игру, придуманную прямо сейчас. Но правила ее меняются, в момент, когда я поддаюсь. Иду в сторону шкафа, упрямо игнорируя тот факт, что уже сейчас знаю - где именно она скрывается. Прячется от меня так, словно и сама уверена, что я ее не найду. Ничему ее жизнь не учит, получается так? Втягиваю носом воздух, почти бесшумно выдыхаю, отвлекаю своей наигранной глупостью. - Где же, ты Ева? Где же, где же?
[indent] В два шага достигаю кресла, заставляю ее дрогнуть, поднять глаза на меня. - Нашёл, - тянусь к ней рукой, чтобы выудить из убежища, но уверен наперёд, игра все ещё продолжается. - Продолжишь прятаться от меня дальше? На моей территории? - это так глупо, по-детски, невинно, забавно, что я и сам не замечаю, как расплываюсь в улыбке. Но в очередной раз убеждаюсь в том, что именно с этой девушкой мне - никогда не будет скучно, она найдёт выход из любой ситуации, будет заставлять меня нервничать, пусть я и пытаюсь не подавать виду. Даже сейчас, дергаясь в сторону двери, так нелепо попадается в мои руки. - Ты снова забыла, с кем играешь, Ева, - руки смыкаются на талии, ограничивая движение. Она вырывается, хочет ускользнуть, на что я лишь сильнее сжимаю ее, перекрывая все пути к побегу. Отрываю ее ноги от земли, почти закидываю на плечо, пресекая дальнейшее сопротивление. - Это бесполезно, не пытайся вырваться, ты попалась, - не могу сдержать смеха, в ответ на ее взвизги и последующие попытки убежать от меня. Ни на секунду не задумавшись - кидаю ее на кровать, на свою кровать, куда до сегодняшнего момента не пускал ни одну девушку. Не нашлась ещё та, кому будет оказана подобная часть, кроме Евы, которая сейчас, на законных (основываясь на мои личные законы) правах оставляет свой эфемерный след в этом доме, в этой комнате, на этом белье. Она сдаётся, ознаменовывает это четким словом, которое в очередной раз заставляет меня улыбнуться. - А ты думала, - отвечаю, на выдохе, чувствуя ее так критически близко, что не могу справиться с собственными эмоциями. Они вновь раскачивают лодку моей внутренней гармонии, но, признаться честно, я уже не представлял своей жизни без подобных эмоций. Мне необходимо чувствовать дикий адреналин в крови, задыхаться от желания, которое сводит с ума, от нее, вызывающей у меня это дикое волнение каждым словом, каждым взглядом. Нахожу ее слабое место и не теряюсь, пробегаю пальцами по коже, по рёбрам и уворачиваюсь от каждого последующего удара, которыми она, смеясь и плача отвечает на мои прикосновения. Все они летят мимо. Интересно почему? Потому что я такой ловкий или она целенаправленно не позволяет себе этого? Я никогда не слышал ее смех — вот так отчетливо. Не думал, что она вообще умеет смеяться: всегда серьёзная, гордая, непреклонная, упрямая. В каждом из нас есть что-то такое, что мы отчаянно скрываем от других, какой-то большой секрет, узнав который - другой человек получает над тобой власть. Особенно, если этот секрет кроется в тебе самом, в поведении и эмоциях.
[indent] Ее мольбы заставляют меня остановиться, почти отрезвляют, сбрасывая чёткий настрой на продолжение баловства. Выражение лица мгновенно сменяется на серьёзное, но на губах предательская ухмылка, которую просто не могу сдержать. Приближаюсь ближе, чтобы видеть глаза прямо перед собой. Нависаю над ней, руки замирают на коже между ребрами и талией, но сейчас я не позволяю себе сделать хоть одно лишнее движение. Кончики пальцев горят от близости и тепла ее тела, а я продолжаю смотреть ей в глаза принимая с гордостью и наслаждением такую долгожданную капитуляцию.
[indent] Она выдыхает, не то от повисшей тишины и возможности дышать спокойно впервые за несколько минут, не то от моего изучающего взгляда. Неконтролируемая улыбка, почти дикая, заставляет уголки губ приподняться. - Чего хочу? Хм... - задумываюсь, откровенно мучаю, томлю в ожидании. Склоняюсь над ней, вдыхаю аромат кожи, по шее, ниже к ключицам. Почти не дышу, но даже в таких условиях отчетливо чувствую аромат собственного парфюма, который тонким шлейфом отпечатывается сейчас на ее коже благодаря моей рубашке. Так вот куда делась моя футболка..., ну, и плевать, пусть забирает, хоть весь шкаф пусть вынесет на себе, так даже лучше – так на ней останется куда больше моих отпечатков, моя запах, который наверняка отобьет от нее, всяких там... Прикрываю глаза, отдаюсь на волю собственным ощущениям. Пальцами скольжу по открытым, доступным мне сейчас участкам кожи. Едва касаюсь краев рубашки, когда ползу ниже, пальцами проскальзывая в прорези между пуговицами. Ниже до живота, где ничего не застегнуто и не мешает мне проникнуть под ткань, коснуться горячей кожи холодной ладонью. Неожиданное прикосновение обжигает меня, а ее заставляет тяжело выдохнуть. Впервые за все то время, что мы вместе под этой крышей – я слышу такой свойственный ей вздох. Господи, слушал бы часами. - Если я скажу, пообещай не смеяться, - возвращаю взгляд к ней, изучаю лицо, почти пытаю, а сам в свою очередь пытаюсь понять, могу ли доверять ей всецело, или то, что происходит между нами - для неё лишь шутка. Для меня - нет, поэтому добиваюсь ответа. Мне сейчас не нужны длинные речи и громкие признания, достаточно лишь кивка головы и напряжённое молчание, в котором чувствуется ее внимание. Целиком и полностью прикована ко мне. Ждет. Думает, что я безусловно отвечу ей так, как она подумала в момент, когда вопрос повис в воздухе. Читаю в ее глазах немой вопрос: что ты тянешь? Наслаждаюсь им. – Я уверен, что сейчас ты ждешь от меня, чего-нибудь, - опускаюсь ниже, касаюсь губами кожи шеи, мягко провожу кончиком носа ниже, заставляю поежиться, - такого, - последующий поцелуй словно запечатывает мое слово на ней. – Или такого, - губы к губам, мягко, еле ощутимо. Пальцами под рубашкой скольжу выше, растягиваю момент наслаждения в томительной пытке. Я теряюсь в пространстве в момент, когда ее губы касаются моих в ответ, словно просят задержаться еще на секунду, но я отстраняюсь. - Но.., - в ее глазах вижу шальной огонек, как-то безумный блеск, который еле слышно шепчет о том, что она не готова сейчас отступать, даже если я захочу. Но это, вряд ли. - Хочу, чтобы когда-нибудь ты стала моей..., - томительно растягиваю паузу, заставляю задуматься. Действительно, о чем я могу говорить, если прямо сейчас, она сдалась, попалась в мои руки, и тем самым подписала воображаемую бумагу о том, что она - моя. Глупо, неразумно? Так кажется со стороны, до тех пор, пока я не заканчиваю свою фразу. - Женой, - обухом по голове, землю из-под ног, планету переворачиваю с ног на голову даже для самого себя. Кручу эти мысли слишком часто в голове, так часто, что они вытеснили все остальные. Злюсь, что позволил себе сказать это, но наблюдать за сменяющейся реакцией на ее лице - лучшая награда. - Но, это, когда-нибудь, возможно, если я не женюсь до своих пятидесяти, а тебя в моей жизни будет так много, что я просто сдамся, - отшучиваюсь, сохраняю прежнюю серьёзность на лице. Она прекрасно знает, что первые слова - важнее, остальное лишь попытка смягчить удар. Даже для меня самого.
[indent] - А пока, - опускаюсь ниже, губами вновь касаюсь шеи, с особой нежностью прикасаюсь к каждому синяку, снова и снова стирая их. Не физически, с тела, это просто невозможно, но хотя бы морально, с души - вполне. Ниже на ключицы, мягко прохожусь по выпирающим косточкам, не оставляю без внимания ни один миллиметр ее кожи. Натыкаюсь вновь на ткань рубашки, но не обращаю никакого внимания, пробираюсь губами по открытым участкам. Возвращаюсь к лицу, в надежде урвать поцелуй, который даст мне терпения, а может наоборот – снесет к чертям собачьим все барьеры и меня вместе с ними. – Хочу, чтобы ты расслабилась, настолько, насколько это возможно сейчас, - губами касаюсь ее губ в поцелуе, снова сдерживаю себя и свое желание, веду себя так, словно делаю это впервые, хотя уже прекрасно знаю где самые слабые места, где коснуться, чтобы вырвать из нее яростный стон. Но я не хочу так. Хочу, чтобы она дышала ровно, сбивалась рвано лишь в моменты моих прикосновений. Хочу, чтобы со мной она чувствовала себя комфортно, и прямо сейчас не позволяла себе даже думать о том, что я могу хоть как-то причинить ей вред, проявить к ней насилие, такое же, какое вижу прямо перед своими глазами. Не разрываю поцелуя, пальцами расправляюсь с первой пуговицей на рубашке. Со второй. С третьей. С каждой из них, сползая ниже, но не позволяю себе довольствоваться большим, чем-то что позволяют полы. Это такая своеобразная проверка на прочность – для меня самого, с осадочной надеждой на то, что смогу продержаться дольше нескольких минут, делать все медленно, с расстановкой, наслаждаясь каждой секундой прикосновений, а не рвать и кромсать все препятствия, возникающие передо мной. Никогда не был сдержанным, не мог ждать, торопился, спешил, но сейчас – все с точностью да наоборот. Мечтаю, чтобы время замедлилось вместе со мной, позволив мне больше, чем когда-либо, а ей – просто не думать.
[indent] Освобождаю ее от стягивающей движения одежды. Мягко стаскиваю ткань сначала с одного плеча, затем с другого. Обнажаю ее полностью, еле сдерживаюсь, чтобы не скользнуть взглядом вниз по телу. Пока рано, потому держу себя в руках, сажаю на цепь и не позволяю дергаться в таком опасном для нас обоих сейчас направлении. Точнее нет, это направление опасно только для меня – своими необратимыми последствиями. Но думать об этом – не хочу. Я вообще хочу, чтобы все мысли исчезли, как по щелчку пальцев, хочу думать только о ней, без возможности вильнуть в сторону, зацепиться за какую-нибудь очередную глупость в голове, сбиться с пути. Нет. Мягко провожу ладонями по плечам, ниже по рукам, мягко переворачиваю ее на живот, тем самым открываю себе доступ к спине. Провожу пальцами по позвоночнику, чтобы расслабить каждую мышцу. Чувствую, как напряжение спадает, уходят в сторону лишние мысли, как мои, так и ее. Возвращаюсь обратно к шее, массирую ее пальцами, разрываю обе руки, ползу по плечам, ниже на лопатки. От мягких еле ощутимых прикосновений до умеренных нажатий. Не увлекаюсь, стараюсь действовать осторожно, надеясь, что не совершу ошибку и не доведу ее до очередного истерического смеха. Делаю упор на пальцы, вывожу линию позвоночника, спускаясь ниже к пояснице. Ниже по ягодицам, избегаю тех мест, которые возможно станут первым звонком к действию. Не стоит торопиться, ведь можно еще насладиться ее уже сбившимся дыханием, и расслабляющимся под моими руками телом. Склоняюсь ниже, касаюсь губами кожи в рандомном направлении, плавно скольжу по спине, словно у меня в голове заранее отмеченный путь, которому следую. Отдаюсь на волю импровизации, снова и снова играю на контрастах: мягких прикосновений губами и массажных движений пальцами. Следую ладонью ниже, чувствую, как она поддается моим рукам следом, словно просит не останавливаться. Скольжу ниже, по ягодицам, еще ниже, слегка царапаю внутреннюю часть бедра, дразня соскальзываю, как будто случайно, по факту – намеренно, глубже, срывая стон с губ. Ухожу от такой опасной точки соприкосновения. Я еще не закончил с ней, еще не время. Поэтому еле касаясь скольжу выше, вызывая волну мурашек на коже. От нетерпения она самая разворачивается ко мне, упрощая задачу в тысячу раз. Тянет руками меня к себе, а я не могу сопротивляться, не имею ни сил, ни желания. Отвечаю на поцелуй, чувствую, как словно под электрическим разрядом мечется каждая клеточка тела, приятно покалывая во время соприкосновения с ее руками. Начиная от волос, заканчивая шеей и плечами.
[indent] Губами к губам. Ниже по подбородку, на шею, ведомый пальцами, все также прочно засевших в моих волосах. С каждым поцелуем ниже мечтаю оголить ее чувства, вырвать из них все то, что сидит так глубоко внутри. Показать самого себя с другой стороны, дать гарантию, что я – не тот, кем кажусь на первый взгляд, и пусть я вспыльчивый и слишком эмоциональный – это лишь вспышки, которые гаснут быстрее, чем порой мне самому хотелось бы. Холодными пальцами вновь нахожу такое желанное тепло на ее коже. Все ниже к бедрам, губами веду влажную дорожку от пупка, торможу, пальцами нащупав выпирающие косточки. Возвращаюсь, чтобы коснуться губами сначала одну, плавно сползти левее, коснуться другой, не разрывая контакта с кожей. Замираю, но почти сразу возвращаю каждый поцелуй на законное место. Еле справляясь с рвущим меня на части желанием, впиваюсь руками в бедра, приподнимаю ноги, сам сгибаю их в коленях, чтобы предоставить себе доступ к не менее важным участкам кожи. Губами еле касаясь по внутренней стороне, покрываю каждый миллиметр поцелуями, но почти сразу чувствую, как ее руки упрямо тянут меня ниже, направляют, приглашают коснуться, в каком-то нетерпеливом порыве, словно я только что обломал ей весь кайф. Но знаю и прекрасно понимаю, что это не заранее продуманные действия, скорей интуитивные. Когда действуешь на почти животных инстинктах, позволяя управлять собой голым эмоциям и невыносимому желанию – контролировать – нет, это просто невозможно, никому не под силу справиться с этим. Но я не отказываю ей и себе в подобном удовольствии, не сопротивляюсь, и с каждым миллиметром ближе к заветной цели чувствую, как мое дыхание сбивается, и не подлежит возвращению к прежнему ритму. Позволяю губам скользнуть ниже в знак немого повиновения. Пальцы путаются в моих волосах, чувствую какое-то странное напряжение в теле, как будто не я – а она только что сделала что-то не то. Но мне плевать. Я чувствую ее желание на вкус, наслаждаюсь каждым прикосновением, и в ответ получаю вздох, стон, который она сдерживает. Пальцами вжимаюсь в ее бедра, подтягиваю к себе, чтобы не позволить отползти, если вдруг она передумает – ее резкие переключения с одного настроения на другое заставляют думать об этом, но лишь на секунду отвлекая меня от главного. Освобождаю правое бедро от плена пальцев, но лишь для того, чтобы помочь ей полностью снять напряжение. О, знаю, так будет гораздо лучше. И получаю подтверждение в ответ, когда на помощь языку приходят пальцы – стон, как неоновая вывеска – такой же насыщенный и яркий. Пальцы сильнее впиваются в мои волосы, и с каждым отчетливым стоном чувствую, как она непроизвольно напрягается. Как тело дрожит в томительном ожидании такого близкого финала. И чем ближе к нему, тем сильнее срывает крышу у меня самого. Под каким-то безумным азартом, я продолжаю пытать ее самой лучшей пыткой на планете, каждым прикосновением языка, каждым последующим погружением пальцев. Замедляюсь и ускоряюсь до тех пор, пока невольно бедра не обхватят мою голову будто умоляя быть еще ближе. Это не контролируется, как и пальцы впившиеся в мои волосы, соскальзывающие и вновь возвращающиеся на прежнее место. Чувствую, как сильно она сжимается, в последнем аккорде, с последним стоном, сорвавшимся с губ. Пальцы исчезают с моей головы, тянут на себя ткань простыней и одеяла, которые переняли так отчетливо изгибы ее тела.
[indent] Поднимаюсь, облизываю губы, с прежним азартом, смотрю на расслабленную Еву сверху вниз, не скрывая довольной ухмылки. На ее лице нет никаких эмоций, лишь долгожданное расслабленное успокоение, и о том, что мгновением раньше произошел чертов взрыв в ее голове (в моей так-то тоже от какого-то маньячного удовольствия), говорят все еще судорожно сжимающие простыни пальцы. Опускаюсь рядом с ней на кровать, лицом к лицу, мягко подтягиваю к себе за талию. Смотрю в затуманенные глаза. Чувствую, будто между нами повисает что-то незавершенное, что-то такое, от чего я отказался, а ее не спросил. Прижимаюсь к ней, сокращаю расстояние, так чтобы чувствовать горячее тело своим, касаюсь губами губ, снова завлекаю за собой в соблазнительную пропасть. Мягко, ненавязчиво, почти еле ощутимо, жду момента, когда она сорвет все пломбы с моего такого скромного поведения, а быть может просто позволит потоку захлестнувших нас обоих чувств – унести нас как можно дальше отсюда. Веду себя, как идиот, но ничего не могу с этим поделать. Не могу контролировать, просто не хочу, потому спустил все на тормоза. Хочу задыхаться рядом с ней, ловить губами воздух, разделить его на двоих. Почти в бреду от ее губ и прикосновений прошептать, - я схожу с ума, - и снова коснуться губами губ, в поцелуе, сносящему все лишние мысли. - Хочу, - рвать губами воздух рядом с ней, уносится в какое-то неизвестное мне ранее состояние бесконечной эйфории. - Хочу тебя, - выдохнуть отчаянно, словно крик о помощи, словно слова поражения, которое потерпел перед самим собой. Я сдался. Но мне плевать. С ней я могу себе это позволить.

[indent] Она стирает меня до основания, заставляет исчезнуть с каждым последующим поцелуем. Забирает частичку меня. Взглядом, рваным выдохом, электрическим разрядом от прикосновений. Сводит с ума, заставляет думать, что я действительно сошел с ума. Никогда в жизни не подумал бы что буду сходить с ума вот так откровенно, оголять чувства и эмоции без капли стеснения, уверенный в обратной отдаче. Мне нужно больше. Хочу чувствовать ее рядом, под кожей. Хочу, чтобы пальцы навсегда приросли к коже, сводя с ума каждый раз, как в первый, еле ощутимыми касаниями. Готов бросить весь мир к ее ногам, бросить себя самого, не поднимая глаз – лежать и молиться на то, чтобы в ее воле было остаться рядом. За несколько месяцев превратить меня из гордого строптивого – в мягкое податливое животное, которое имеет право лишь слушать и подчиняться. Отдаю власть в ее руки, отдаю себя целиком и полностью, не думая о последствиях. Все вокруг потеряло вес. Плевать сколько сейчас времени, плевать, что будет завтра. Не хочу думать о том, кто что скажет, как посмотрит – одно неверное движение, и я разорву на части любого, кто посмеет хотя бы мысленно навредить. Изменить то невидимое между нами, хоть как-то повлиять. Нет никого вокруг. Все потеряли смысл и вес. Люди исчезли. Мир сократился до одного единственного человека.
[indent] Мягкий толчок заставляет меня выровняться в горизонтальном положении. Пальцами обхватить бедра, скользить по талии вверх, воровать с губ поцелуи. Их так много, все такие разные, но этого недостаточно. Хочется умолять, чтобы она не жадничала, кричать о том, чтобы отдала мне все, что у нее есть – я дам еще больше. Взаимный обмен чувствами, дергать за оголенные нервы, срывать пломбы, рвать, душить, ломать. Поддаваться искушению, впиваясь в кожу сильнее, не позволяя отодвинуться ни на миллиметр. Прижимать к себе ближе, исследовать ее тело так, словно ни разу в жизни этого не делал. И по сумасшедшему наслаждаться этим. Вдох. Выдох. Дай мне больше, Ева. Вот он я, весь перед тобой, как открытая книга – забери, иначе все. Конец. Два состояния. Либо все себе. Либо все – кому-то немаловажному. Она вытеснила во мне все эгоистичное и злое, обернуло себе в пользу. Пользуется моей ревностью, моими чувствами, дергает ниточки, в попытках стать самым настоящим кукловодом. Но забывает о том, что я собственноручно вручил ей эти ниточки и наша бессмысленная борьба все эти месяцы – перестала иметь вес сегодня вечером. Все стало до простого понятным. Нежность сменяется страстью поцелуями, укусами на шее. Оставляет свои метки на мне, а я в ответ могу лишь сильнее сдавливать кожу. Еще ближе. Не отстраняйся. Только не сейчас. Я утонул в чувствах, которые захлестнули с головой. Их так много. Они такие яркие, такие дурманящие, обещают так много интересного, пикантного, страстного. Невыносимо лежать и принимать – я обучен делать все иначе. Я должен отдавать, чтобы получить куда больше. Она – поменяла местами полюса в моем мире. Схлопнула все вселенные, впервые заставив задуматься – неужели я действительно способен на что-то большее, чем ненависть и неконтролируемая ярость. Как она это сделала – одному Богу известно. Укусами ли, словами ли, поступками ли или ароматом собственной кожи? Это не имеет значения. Потому что прямо сейчас я сгораю вместе с ней дотла. Нет меня. Я исчез в момент, когда в страсти оброненные слова сорвали маски с наших лиц. Задыхаюсь от этого, ловлю губами воздух. Его так мало, хочется больше, но для меня сейчас – воздух лишь возле ее губ. Жизнь – в ее прикосновениях. Таких спешных, нервных, почти яростных. Она пытается взять все в свои руки, но сталкивается со свойственным мне упрямством. Даже сейчас, когда, казалось бы, зачем что-то еще, все неуместно, но… Помогаю, направляю. Приподнимаюсь сам, чтобы коснуться кожей кожи, быть ближе, катастрофически близко. Приподнимаю ее, чтобы сократить это чертово расстояние до нуля. Глухой стон, пустой разум. Пальцами по спине, выписывать контур каждого позвонка, притягивать к себе, боясь, что она вновь отстранится, отвернется. Губами по груди, зубами по самым чувствительным местам. Срывать с губ яростные стоны, которые она ни в силах больше сдерживать. Как и я. Мы сливаемся воедино, поддаемся единому ритму, как две параллельные прямые, которые в один прекрасный момент просто стали одним целым. Таки похожие, такие гордые, такие сильные. Рухнули в объятия друг друга, как будто только об этом и мечтали. До сих пор не понимаю, как так вышло, что мы, такие похожие, не взорвали к чертовой матери эту планету слиянием. Взрыв в два раза мощнее. До слипшихся легких крик. До разорванных в клочья чувств и эмоций. Целиком и полностью друг для друга, без остатка. Яростно, дико, почти по животному. От былой нежности не осталось и следа, да и не место ей тут, когда все горит синим пламенем. Я. Она. Мы. Вместе. Прямо сейчас надрываем воздух стонами, сбиваемся от каждого соприкосновения. Глубже, сильнее, еще яростней. Больше. Еще больше. Поцелуи на грани сумасшествия. Чем ближе финал, тем меньше мозгов. К черту все это. Я забыл о стандартных правилах, полностью отдавшись чувствам. Мне нечего терять. С ней – до конца, либо… без вариантов. Ничего другого. Никого другого. Никого лишнего. Пусть только попытаются встать между нами и клянусь всеми святыми – я орошу кровью землю. Кровью каждого кто посмеет сказать что-то поперек. Осудить, поучать. Если пустить жизнь под откос, то только с ней. Отдаться чувствам полностью, отбросить все страхи. Сорваться на последний вздох, зарычать, закричать, еле сдержаться, чтобы не зарыдать в голос. Чувствовать рваные прикосновения на спине, на шее. Не обращать никакого внимания на это. Просто наслаждаться сбившимся сердцем, каждым ее стоном, в ответ на мои. Я сгорел дотла, до основания. Отдал ей все, что у меня было, чтобы получить еще больше.
[indent] Тяну за собой, не позволяю отстраниться даже сейчас. Закрываю глаза, вслушиваюсь в стук собственного сердца, которое вот-вот пробьет дыру в моем затылке. Не чувствовать ничего, словно все, что было в минуты такого сильного напряжения – сейчас вышло наружу. Чувствовать ее дыхание на груди. Мягкое прикосновение, в ответ пальцами по спине, еле касаясь кожи. В очередной раз подтвердить, что сдался. Общаться прикосновениями, сбитым дыханием, в жалких попытках восстановить его. Тяжесть в груди не дает мне провалиться, не дает соскользнуть на дно. Она держит меня на поверхности. И утягивает на самое дно простыми словами. Одно предложение, и я улетаю так далеко, что ни увидишь, не поймаешь, не почувствуешь. Прикрываю глаза, не в силах ответить. Собираю слова воедино, пытаюсь ответить, чтобы не казалось, будто я проигнорировал ее такое громкое признание, звучащее полушепотом в гробовой тишине. Так выглядит любовь? Когда хочется разорвать пальцами грудную клетку и спрятать самого дорого человека внутри себя, не позволив никому другому даже взглянуть? Когда хочется кричать, плакать и смеяться одновременно. Когда внутри все предательски сжимается, лишь допустив мысль о том, что все это может закончиться? Когда слов недостаточно, чтобы выразить весь спектр эмоций внутри? Когда прикосновения говорят сами за себя. Собрать последние силы, мягко дотронуться до волос, скользнуть ниже по плечам, по спине. Подтянуть на себя сбитое вбок одеяло, укрыть плечи, чтобы не позволить замерзнуть. Не менять положения, остаться так, в объятиях друг друга, до самого утра, которое уже так предательски близко. Напоминает о том, что спустя несколько часов мы вновь станем прежними – сильными и гордыми. Будем рвать и метать, думать не о том, делать что-то противоречащее нам самим, видеть это и сходить с ума. Но сейчас – это неважно. Сейчас – подтягиваю ее к себе, ближе, чтобы чувствовать дыхание на шее, и последующую волну мурашек. Никогда не смогу привыкнуть к этому ощущению. Буду наслаждаться им каждую гребаную секунду, пока она рядом. Ни разу не слышал такого искреннего признания собственного поражения, собственной слабости. Не доводил до того, чтобы хоть кому-нибудь позволить влюбиться в себя. Разбитые моментальным игнорирование надежды глупых девиц – стали кармой в момент громких слов о безразличии. Сейчас – перекрываются, в награду за какую-то собачью верность собственным чувствам. Не испугался их, позволил управлять, поддался. Не жалею ни о чем.
[indent] – Никогда не думал, что скажу это, - губы двигаются почти на автомате, пока я скольжу пальцами по ее спине. Пробую слова на вкус, наслаждаюсь каждым из них, как будто не будет больше возможности сказать это еще раз. Вся моя гордость летит к чертям. Я не сопротивляюсь больше тому чувствую, которое разрывает меня изнутри, бьется, словно загнанное в угол. Даю ему волю. Освобождаю из тисков собственного характера. Вдыхаю жизнь в самого себя. Снова. Позволяю открыться. Уверен, что могу на нее положиться. Уверен, что она – не позволит мне рассыпаться от гнетущего чувства сомнения, от сожаления, что позволил себе быть слабым хоть на мгновение. – Но, я тоже, - сердце делает кульбит, дыхание спирает от переизбытка чувств. Ну, же, Итан, признай это. Произнеси вслух, ведь в этом нет ничего такого, тем более – есть полноценная уверенность. Чувства приобрели четкое название. Стали материальными. – Люблю тебя, - шепотом, еле слышно. Только для нее. Выдыхаю, чувствуя, как становится гораздо легче. Я смог это сделать. Признаться, ей и самому себе, надорвать воздух такими важными словами. Обозначить границы, поставить перед фактом, протянуть руку в ответ на такое робкое признание. Дать согласие, дать понять, что не одна и не пожалеет. Коснуться пальцев. Сплести их прямо сейчас, найдя ее ладонь на постели. Губами дотронуться до макушки, вдохнуть аромат волос, снова сойти с ума и не поверить в то, что это происходит именно со мной. Никогда не поверю, сколько бы мне не повторяли. Но судя по размеренному дыханию – она даже не услышала этого. Да и к чему слова? Все и без них понятно, верно?
[indent] Проваливаюсь следом за ней в сон, буквально на несколько часов. Это не поможет чувствовать себя бодрее, лучше тоже – ведь лучше быть просто не может. Просто расслабиться, прочувствовав этот момент по-настоящему, принять его, осознать, переспать с мыслью о том, что я окончательно и бесповоротно отдал своей сердце одному единственному человеку. Она не просила об этом. Я сделал это самостоятельно, разорвав воздух признанием. Сказал – держи слово и с ней я готов был его держать, до последнего вздоха.
[indent] Но утро приходит быстрее, чем хотелось бы. Врывается так нагло солнечным светом и противной трелью будильника, который я на удивление… не забыл включить? Тянусь рукой куда-то в сторону, чтобы заглушить его, позволить насладиться тишиной и избавиться от тупой боли в голове, усиливающейся с каждой нотой. - Черт, - бормочу под нос, продолжаю искать телефон, но все безуспешно. Нахожу его на тумбочке, впрочем, там, где он и должен быть. Глушу, откидываюсь на подушку. Что-то не так. Чего-то не хватает. Прикладываю все усилия, чтобы открыть глаза. Осматриваю комнату. Обстановка знакомая, но я уверен, что вчера был тут не один. Точнее, сегодня. Точнее... Ева? Куда делась? Черт, нам же нужно в аэропорт. Черт, черт, черт.
[indent] Подскакиваю на кровати, лишь спустя некоторое время вспоминаю, что спал обнаженным и черт... а если бы Кармен зашла? А если зашла? Куда, черт возьми делась Ева? Мысль пульсирует в моей голове, отчаянно бьется и мысли о том, что младшая сестра могла увидеть что-то лишнее – вообще сейчас не имеет никакого значения. Да и с чего бы Кармен возвращаться с утра пораньше? Только если злая шутка судьбы, в очередной раз.
[indent] Собираюсь максимально быстро. Не нахожу свою рубашку, которую абсолютно точно еще вчера с утра бросил на спинку стула. Футболки тоже нет. Замираю на секунду, улыбаюсь, беззвучно смеюсь. Черт, мне действительно придется покупать вещи и прятать их, чтобы в конце концов не остаться голым. Хотя, это будет только на ее совести, если вдруг подобное все же произойдет. И это что? Я позволяю себе думать в подобном ключе? Нас. Мы? Она? Выдыхаю, выпускаю воздух из легких настолько насколько это возможно. Дергаю с полки первую попавшуюся футболку, даже не рассматриваю ее, натягиваю сверху, бросаю взгляд на комнату. Нет времени разбираться с этими мелочами, кажется, мы и так уже нехило опаздываем, а мне еще предстоит устроить квест – найди Еву или опоздай вообще везде.
[indent] Мне хватает ума скользнуть в ванную, чтобы умыться и привести свой и без того потрепанный вид в более-менее приличный. Краем глаза обращаю внимания на сваленную в углу одежду. Свою и Евы. Чокер на тумбочке, который она оставила вчера тут и..., наверное, с ума сойдет если не заберет с собой. Сгребаю все вещи в охапку, куртку на плечо, украшение прячу в ладони, выскальзываю из комнаты. Замираю в коридоре, слышу голоса, доносящиеся с первого этажа. Ну, что же. Значит самое страшное уже позади. Скидываю все лишнее, спускаюсь вниз.
[indent] - Доброе утро, - ого, это что я сказал? Встречаюсь с хитрым взглядом сестры, смотрящей на меня исподлобья. О, знаю, в ее голове уже безусловно появилось что-то ехидное и гадкое, обещающее мне неминуемые страдания сразу после того, как вернусь обратно. Она не забудет. Ну, а я буду заранее готов. – Да уж, действительно доброе, выглядишь так, словно по тебе ногами прошлись, - комментарий, приправленный взглядом поверх Евы, сидящей перед ней на высоком стуле, даже сейчас не обещает ничего «мирного». – Ага, почти, - бросаю вскользь, стараюсь отбиться от нее, но не выходит. Отвлекаюсь на Еву, бросающую на меня взгляд, эта улыбка почти мимолетная, в подтверждение того, что я не сошел с ума и все, что было вчера – мне не приснилось. Касаюсь ее локтя заметно только для нее, прохожу мимо, едва не задеваю Кармен, которая что-то тщательно делает с Евой. – Чем занимаетесь? Мы уже нехило так опаздываем, - становлюсь спиной, наливаю кофе из кофейника. Все еще горячий. Удивительно, как присутствие девушки в доме меняет абсолютно все. – Скрываем следы чьего-то ужасного преступления, - бормочет сестра, с энтузиазмом возвращаясь к своему делу, чуть ли не высовывая кончик языка. После этих слов вспоминаю о причине вчерашнего появления Евы в нашем доме, чувствую, как внезапно на плечи ложится груз ответственности и стыда за то, что не предупредил о сестре и сестру о Еве. Но, они вроде неплохо ладят, судя по тому, что всю свою язвительность Кармен выпускает на мне. Видимо ждала моего появления и копила весь яд внутри до нужного момента. – Чтобы ты знала, это был не я, - бросаю в сторону, словно невзначай. Кармен делает шаг назад, оценивает всю свою работу, удовлетворенно кивает. – Я конечно знаю, что ты тот еще козел, - цепляет пальцами кружку со недопитым кофе, забирает у меня с таким трудом найденное печенье, - но на такое ты точно не способен, - уходит, красиво. Как и всегда. А я позволяю себе выдохнуть, чувствуя спадающее напряжение. Переключаю все свое внимание на Еву, внимательно наблюдающую за происходящим со стороны.
[indent] - Кармен..., - поджимаю губы, как будто одним именем объясняю все, что только что происходило. – Как ты? Она неплохо тебя залатала, как я погляжу, - приподнимаю подбородок выше, смотрю на шею, где раньше красовались синяки, такие отчетливые – теперь еле заметные. – Кстати, это твое, - вытаскиваю из кармана спрятанный чокер, протягиваю девушке, вкладывая в ладонь. Задерживаю прикосновение к пальцам, в каком-то странном наслаждении, с которым не в силах бороться. Просто растягиваю удовольствие от того, что совсем скоро – не смогу сделать так же полноценно. Не сейчас. Еще слишком рано. – И мы правда просто чертовски опаздываем, - констатирую факт. Не хочу уезжать, но за опоздание на самолет нас по голове явно не погладят, а Кармен не даст по-настоящему уединиться, даже просто для того, чтобы помолчать.

o h,  y o u' r e   b a c k   i n s i d e   m y   d r e a m s
b r o k e n bones a n d   e m p t y screams
s l e e p l e s s   n i g h t s   i n   b u r n i n g   s h e e t s
l i g h t n i n g   s t r i k e s   i n s i d e   my eyes
t e l l   m e   i s   t h i s love a l i v e
t e l l   m e   n o w   o r   s e t   m e   f r e e

[indent] Я чувствую какое-то странное чувство недосказанности между нами, словно Еву мучает какой-то вопрос, который она всячески тормозит. И убеждаюсь в этом в момент, когда она уходит наверх. Торопится исчезнуть из моего поля зрения, будто я сам - только что задал неловкий вопрос и отчаянно требую ответа на него. Остаюсь неподвижно, пока провожаю ее взглядом. Замираю, просто потому что и сам сейчас пытаюсь справиться с той лавинной чувств и мыслей, что одолевают меня. Что произошло прошлой ночью и было ли это лишь мимолетной слабостью или все это происходило на самом деле, вырвалось из груди, как давно назревающая проблема, теперь требующая безотлагательного решения. Всему своё время. Повторяю это про себя, пока изучаю собственные пальцы. Копаюсь в мыслях, и даже не замечаю, как на кухне вновь появляется сестра. Она молчит, видимо со стороны видит мою задумчивость, но это кажется мне странным куда больше, если бы она появилась внезапно и напугала бы меня до седых волос. - Она милая, - наконец, нарушает тишину, наливая в кружку очередную порцию кофе. - Не помню, чтобы видела хоть одну твою девушку у нас в доме, - заставляет меня повернуться, но все также молча. Даю ей возможность высказать все, что безусловно копится внутри. Прямо, как у меня. Только вот сказать об этом мне пока некому. - Если честно, ещё пару лет, и я бы решила, что ты из, ну, этих, ты понимаешь, - подобное выражение заставляет мое лицо изменить выражение, с полной безучастности на откровенное удивление. - Серьёзно? - в голосе не скрываю удивления и еле сдерживаюсь чтобы не ответить какой-нибудь колкостью. - Ну, я же не сказала, что думала так, сказала, что могла подумать, - Кармен делает глоток из своей кружки, внезапно замолкает, как будто ждёт моей ответной реакции. - Ну, вообще, это не моя девушка, - но, ведь это не совсем так, отчасти, верно? Теперь вижу на лице сестры такую же эмоцию удивления. Она демонстративно отставлять кружку в сторону, сокращает расстояние между нами. Выглядывает куда-то из-за моей спины, хочет что-то сказать следом, но я не позволяю. - Все слишком сложно, - это выражение выбивает мне землю из-под ног, заставляя в одночасье все обстоятельства, которые я закрывал в себе с момента нашего с Евой знакомства - стать до неприличного прозрачными. Они прямо сейчас сносят все плотины в моей голове. Не позволяют думать. Злят. - Да, я заметила, - фыркает Кармен, заставляя меня вновь сфокусироваться на ней, на жестокой реальности. - Нет, ты не понимаешь, все слишком сложно, - возмущаюсь я, но сестра не слушает. Забирает свою кружку и уходит, даже не дав мне объясниться. Впрочем, к чему все эти объяснения? Я сам - все усложняю, ведь, кажется Ева вчера дала ясно понять, что к чему.
[indent] Сборы действительно занимают не больше десяти минут, и когда мы встречаемся вновь на первом этаже - на моих плечах рюкзак, в руках Евы ее рюкзак, который я забираю, не без труда, а телефон упрямо твердит о том, что такси уже давно ждёт нас возле дома. - Тогда едем, - открываю перед ней дверь, бросаю в пустоту «мы ушли» для Кармен, на что не получаю никакого ответа, и исчезаю следом за входной дверью. Дорога до аэропорта кажется бесконечной. Мне кажется будто мы едем уже часа четыре, потому что картина за окном не меняется от слова совсем, а тишина медленно, но верно начинает душить меня. Я хочу что-нибудь спросить, но не могу, как будто каждым своим последующим сказанным вслух словом - сделаю только хуже. Нахожу в себе силы лишь двинуть руку к ней ближе, чтобы едва коснуться ладони, в каком-то безмолвном подтверждении того, что все по-настоящему. Хочу, чтобы она чувствовала мою поддержку, чтобы чувствовала, что я рядом с ней, даже несмотря на то, что официально, по каким-либо обстоятельствам и причинам - мы не можем быть вместе, или, не знаю, можем? Все так запутано и сложно, что проще было бы поговорить, решить все сразу на месте, а не выжидать какого-то момента, второго пришествия и удобного случая. Расставить все точки над i сразу. И я решаюсь это сделать в тот самый момент, когда таксист тормозит, оповещая нас о том, что мы прибыли на место. Бросаю взгляд на Еву, которая смотрит на меня и, кажется, тоже не рада, что мы не успели поговорить. Я выдыхаю, тяжело, но внутри чувствую облегчение. Видимо, пока слишком рано. Либо я самый большой трус на планете, которому только и остаётся что молча наблюдать за происходящим. Делать вид, будто ничего не изменилось в момент, когда мы проходим в аэропорт. Отдать ей рюкзак и идти прямо, лишь бросая косой взгляд в сторону, чтобы видеть ее рядом, следить, чтобы ничего не случилось. Разойтись, как на невидимом перекрестке, когда на горизонте появляются знакомые лица. Коллеги как всегда беззаботно обсуждают какие-то мелочи, хвастаются друг перед другом незначительными, совсем не имеющими смысла, мелочами. Я бросаю взгляд на Еву, получаю обратно ответный взгляд. Их слишком много, и они такие продолжительные, что мне начинает казаться будто все уже, знают. Мне стоит просто подойти к ней и… - Итан, - передо мной появляется Кит, и ее рюкзак, который падает на пол с каким-то странным грохотом. – Я надеюсь, ты закупился в дюти-фри? Там вряд ли сможешь купить то, что будет тебе по вкусу, - она продолжает говорить какую-то ерунду, а я, как ни старался – н могу переключиться и уловить суть ее слов. Мне просто неинтересно. Наблюдать за тем, как Ева исчезает со своей начальницей – интересней. Обстоятельства заставляют нас разделиться на мгновение, чтобы снова встретиться, но уже в самолете. Плюю на правила, уговариваю коллегу – сесть на мое место, придумываю какую-то абсолютно идиотскую причину, которая на удивление быстро находит понимание – чтобы сесть на место рядом с Евой. Чтобы просто незаметно для всех коснуться ладони, в каком-то таинственном жесте. Я боюсь летать, только зачем ей знать об этом. Я боялся серьезных отношений, а теперь готов с самой головой нырнуть в них, не обращая внимания на страхи, принципы или какие-то другие глупости, которые безусловно крепко засели в моей голове. А теперь. Мне плевать.

[indent] Париж встретил нас мерзкой моросью, которая через несколько часов сменилась теплым солнцем. Большую часть времени мы провели в разъездах, словно бродячие артисты, в попытках найти свое место. Маршрут был известен заранее, но из-за переизбытка мелких недочетов – большую часть времени я проводил не в самой приятной компании Дьюка и, что не удивительно – Кит, которая к счастью успела переключить все свое внимание с меня на него. Я не мог не радоваться этому, ведь впервые в моей жизни хоть что-то встало на свои места. Каждый был с тем, с кем должен бы быть. Вот только наши дружеские отношения с Дьюком треснули еще в Антлантик-Сити, а здесь, в Париже, беглыми взглядами и неприятными ухмылками – продолжались и действовали на нервы. Я старался не обращать на это никакого внимания, пользуясь правилом – пока меня никто не трогает, а никого не трогаю в ответ. На его лице красовался фантастический красивый синяк, который каждый раз напоминал мне о нашей недавней стычке, и, как следствие, возвращал в те неприятные последствия, что пережили и я, и Ева. Ее я, кстати, не видел до самого вечера. Слышал только болтовню ребят из съемочной группы, что Кейт совсем ее загоняла, потому что сама не знает, чего хочет и возможно будет трепать до самого вечера. Вечером группа планировала сходить куда-нибудь «развлечься», но я, если честно, не горел желанием. Мои планы заключали в себе совсем другие планы, но сбудутся они – или нет, мне не было известно заранее. Бар в нескольких кварталах отсюда призывал меня своей привлекательной неоновой вывеской, а мысль о том, что Ева прямо сейчас – находится там не успокаивала. Как и то, что за весь день она ни разу не появилась у меня на глазах. Я горазд придумывать миллион развитий событий и склоняться по обыкновению к самому дерьмовому, поэтому единственным правильным решением – было молча уйти на время. Заняться своими делами, точнее, делами семьи.
[indent] Не знаю, что происходило за время моего отсутствия, но в момент, когда я оказался внутри бара, стрелка часов уже давно была за одиннадцать. Веселье только начиналось, судя по подвыпившим лицам моих коллег и местной публики: французов, флиртующих с девчонками из съемочной группы, и туристов, которые проявляли нескрываемый интерес к каждой из наших персон. Особенно крепко в моем взгляде засела Ева, ее весьма откровенный вид и ее весьма подвыпившее состояние. Наблюдаю со стороны, не подхожу ближе. Цепляю со стола, за которым мгновением раньше сидели Дьюк и Кит – недопитый стакан с виски, почти залпом опрокидываю его в себя, не чувствуя ни стыда, ни совести, ни брезгливости. Алкоголь – прекрасная вещь, дезинфицирует все, начиная стаканами, и заканчивая внутренними органами. Я старательно пытаюсь избегать взглядов знакомых лиц и, в глубине души начинаю жалеть, что вообще пришел, а не остался в ресторане. Отец слишком часто рассказывал об этом городе, но ни разу не упоминал о том, с каким оглушительным треском он разбивает твои ожидания, когда ты видишь человека, который сводит тебя с ума – откровенно флиртующего с каким-то… козлом непонятной национальности. Чувствую, как под пальцами хрустит стекло стакана, но не подаю вида. Держу эмоции при себе. Молча наблюдаю. Знаю наверняка, что это – очередная попытка вывести меня из состояния равновесия, и что она, безусловно, горазда выкинуть что-нибудь такое, с чем не сравнится ни одна ее предыдущая выходка, даже стриптиз напоказ всем.
[indent] - Чего один? – появление Кит заставляет вздрогнуть и вырваться из размышлений. Я стал слишком часто думать, как будто вся моя эмоциональная составляющая уходила глубоко внутрь, прячась под агрессивными мыслями и яркими картинками в представлении того, как я разбиваю голову этому ублюдку. – Давай закажу тебе выпить? – она старается выглядеть дружелюбно, а я совсем не обращаю на это внимание. – Итан? – Кит предпринимает попытку привлечь мое внимание к себе, повышая голос в тот момент, когда музыка внезапно затихает. Все, вокруг нас, оборачиваются на ее голос и видят меня и Кит за столиком. Она неловко улыбается, я пытаюсь отвезти взгляд, глазами ищу на столе еще один наполненный стакан, но все исчезло. А жаль. – Извините, - жалкая попытка отвлечь внимание, отвратительная попытка, на которую тоже никто не обращает внимания, когда начинает играть следующий трек, унося выпившую толпу на танцпол. – Ты очень любишь привлекать к себе внимание, - бормочу я себе под нос почти неслышно, но, к сожалению, слышно для Кит. – Ага, но это не сравнится с тем, что выкинула Ева тогда, согласись, - она подмигивает мне, а я в очередной раз пытаюсь понять – знает ли она, или пытается играть на нервах? О чем она говорит? О стриптизе, или о том не самом приятном разговоре в курилке? – Не понимаю, о чем ты, - отвечаю я, делаю своеобразный жест рукой, заставляя ближайшую официантку в короткой юбке, подойти к нашему столику. – Виски, - заказывает Кит, смотрит на меня, - два двойных, неразбавленных, и лед, - официантка кивает и исчезает в толпе. – Так-то не понимаешь, - взгляд девушки больше не касается меня. Она ищет кого-то в толпе, и в момент, когда Дьюк появляется в поле ее зрения, расслабляется – это было видно по опущенным в момент плечам и не скрываемому выдоху с облегчением, - но хорошо. Если тебе нравится прикидываться дурачком, пусть так, - но я не веду себя, как дурачок, я правда не понимаю, о чем она. Ева делает столько всего, что пальцев обоих рук и даже ног не хватит, чтобы все это перечислить! – Но за Дьюка спасибо, - заставляет меня обернуться, отвлечься от моей личной цели, которую я максимально незаметно (или заметно) изучаю со стороны. – Не за что, - пожимаю плечами, - не моя заслуга, твоя, - тычу пальцем в нее, заставляю улыбнуться. Когда перед нами появляется свежая порция виски, а затем еще одна и еще одна, разговор идет гораздо спокойней. Мы пытаемся шутить и на этот аз я не чувствую себя неловко или глупо от того, что чувствую ее неприкрытое желание затащить меня в туалет. Мне спокойно, и я почти уверен в том, что даже если Дьюк сейчас появится откуда-нибудь – разговор с ним тоже получится весьма спокойным. Как бы наше общение с Кит не выглядело со стороны. Стараюсь сохранять дистанцию, не нарушаю ни свое ни ее личное пространство. Просто расслабляюсь. Но каждая вырванная из диалога пауза – мой взгляд летит в сторону Евы, которая, кажется, даже не думает о том, чтобы оказаться сейчас рядом, а все также приветливо общается с одним и тем же парнем, который только и делает, что подставляет к ней новые и новые стопки с алкоголем.

it's an eye for an eye
i    c  a  r  v  e    o  u  t    y  o  u  r  s
y o u   c a r v e   o u t
mine

[indent] Идиотская игра в гляделки продолжается и теперь абсолютно точно с двух сторон, потому что я впервые за все время нахождения тут, в баре, ловлю на себе ответный взгляд Евы. Интересно, ей нужно было лишь повод понять, что я здесь? Глупая случайность, такой неуместный выкрик Кит, которая все также продолжает болтать о каких-то мелочах, а я так беспардонно делаю вид, что слушаю ее, а по факту – нихера подобного. Просто гребаный повод? Очередная попытка уличить меня в подкатывании к той, кто мне не был интересен еще задолго до нашего с ней знакомства? Глупая ревность, беспричинная, неконтролируемая, сумасшедшая. Чувство адреналина, который сносит голову и заставляет каждого из нас идти на какие-то безумны поступки. Но подождите-ка. Я пришел сюда всего час назад, а Ева уже сидела в компании какого-то клоуна, который как тогда, так и сейчас продолжает насыщать ее алкоголем, словно от этого ее ноги быстрее раздвинутся. Гребаный долбаеб. Так, стоп?
[indent] Ева исчезает из моего поля зрения в тот момент, когда я позволяю себе отвлечься на новую порцию выпивки. – Итан, кого ты там все высматриваешь? – Кит сокращает расстояние, прижимаясь ко мне почти вплотную, смотрит в ту сторону, куда я продолжаю смотреть даже сейчас. Наощупь отыскиваю стакан, спасибо девушке, что сует мне его прямо в руку, делаю глоток. Губы неприятно сушит, я облизываю их, но лучше не становится. – Никого, - бросаю в ответ, но не отвожу взгляда. Начинаю мельком изучать лица танцующих на танцполе. Скольжу с одного человека на другого, но не нахожу никого знакомого. – Ты видела Еву сегодня? – задаю вопрос, даже не услышав того, что секундой раньше сказала мне девушка. – Да, видела, - сохраняя полное безразличие, отвечает Кит. Я слышу в ее голосе некое разочарование, но не придаю ему значения. – А где Дьюк? – почему-то только сейчас я обратил внимание на то, что Коннор не появился ни разу с тех пор, как я оказался за одним столиком с Кит. – Сказал, что скоро вернется, но так и не вернулся, - теперь в голосе коллеги слышу беспокойство. – Сейчас я ему позвоню, - глупая затея, но я не стал отговаривать. Пока Кит возится с карманом куртки, пытаясь вытащить мобильный, бормоча что-то себе под нос (у нее явно ничего не получалось) я продолжаю изучать людей на танцполе, мельком бросаю взгляд в сторону барной стойки. Ловлю на себе взгляд того самого парня, что несколько минут назад окучивал Еву. Мою, сука, Еву. Не побоюсь сказать об этом, хотя бы подумать, ведь на данный момент - нет никого из тех, кому бы я мог сообщить об этом в открытую. Незнакомец слишком долго смотрит на меня, и на мгновение мне кажется, будто он... подмигивает мне? Серьезно? Я ухмыляюсь, наконец, вспоминаю о том, что мы в гребаной Европе, и знать наверняка о том, кто перед тобой - просто невозможно. Внутри что-то неприятно съеживается, но я решаю сделать то, за что безусловно не поглажу себя по голове спустя время. Самое безумное на что я способен. Хотя нет, не самое. Но определенно точно – подобного не делал ни разу в своей жизни.
[indent] Подмигиваю ему в ответ. Не испытываю никакого влечения, что свойственно моей ориентации (в которой я уверен так же сильно, как в собственном имени или возрасте). Получаю в ответ довольно двузначную улыбку, чувствую своё преимущество и пусть не сейчас, но где-то отдаленно понимаю, что Ева вновь просчиталась. Просто пока этого не поняла. Отвожу взгляд, возвращаюсь к копающейся в телефоне Кит, которая явно взволнована тем, что Дьюк не отвечает, точнее, она не слышит его. Она нервничает, это сложно не заметить, но я не могу ей помочь. Просто потому, что полностью переключен на собственные мысли. Возвращаю взгляд к барной стойке, теперь обнаруживаю там Еву. На том же месте. Внезапно появилась, также, как и исчезла. Где же ты была, милая, пока я нашёл слабое место у твоего инструмента вывода меня на ревность? И что это за ехидная улыбка на губах? На моем лице мгновенное появляется целая тысяча вопросов, на которые, пока не поговоришь, вряд ли сможешь получить ответ. Время замедляется, и сейчас я вижу каждое ее движение так, словно кто-то в попытке довести меня до психоза – нарочито медленно проигрывает этот момент в моей голове. Нога на ногу. Она склоняется ближе к своему собеседнику, затем отстраняется. Я слышу неприятный скрежет и лишь спустя некоторое время понимаю, что этот скрип – вызван моими плотно сжатыми зубами. Я вот-вот сотру их в крошку от злости. И Ева видит это – нагло считывает каждую мою эмоцию с лица и явно наслаждается этим. Снова пытается быть впереди, только забывает о том, что, будучи передо мной, впереди меня, спереди, как угодно – мне будет весьма просто нагнуть ее и взять сзади. Маленькая наивная девочка. Нашла самую больную точку и давит на нее с таким остервенением, будто думает, что мое терпение – бесконечное, и мне абсолютно не плевать на то, что скажут и подумают обо мне в момент моего следующего поступка, каким бы он ни был. Я думал, что прятаться и скрываться – ее желание, ведь она все еще в статусе замужней и... Что подумают остальные? Скажут, что она изменяет буквально открыто, не подумают о том, что происходит внутри ее брака и даже не будут задумываться о первопричинах происходящего. Всем плевать на чувства, плевать на эмоции и уж тем более на силу обстоятельств в жизни каждого. Кроме своих собственных. Жертвы обстоятельств – сами для себя, не смотрят и не видят ничего вокруг. И сейчас – я готов предоставить всем этим зевакам так много пищи для размышлений, судов и пересудов. Только чуть-чуть подожду. Дождусь момента, когда терпение лопнет окончательно, когда я вытяну его в такую тонкую струну, что она лопнет и ударит по пальцам, окровит их и безусловно не позволит спасти ни одну живую душу в радиусе километра.
[indent] Я знал, на что шел в момент, когда связался с ней. Был готов к тому, что она не даст мне жить спокойно каждую гребаную секунду моей жизни и даже сейчас, зная о том, что..., сука, я абсолютно ничего не чувствую к Кит. Да, черт возьми, я нихуя не чувствую ни к кому кроме этой суки за барной стойкой в этом сучьем облегающем платье. Сука. Какая же ты сука, Ева. И с каждым гребаным взглядом я убеждаюсь в этом еще больше. Опираюсь на то, как она себя ведет. На ее взгляд. На ее дикую улыбку на губах. Внутри сидит упорно чувство, что она в очередной раз выкинула какую-то херню, с которой мне безусловно придется разбираться позже. Ну, или прямо сейчас. Только вот упираться на одну лишь интуицию я не могу. Не могу ничего предпринимать до тех пор, пока не получу хоть какое-то доказательство. Я вспыльчив и импульсивен, но не полезу в «драку» до тех пор, пока это не будет критически необходимо. И Ева, по своему обыкновению, почти сразу дает мне повод верить в то, что мои мысли – не случайны. Взглядом указывает на карман своего собеседника, я слежу за этим и не сразу понимаю, о чем речь. Она дает намек, и я слишком долго пытаюсь понять причем тут тот парень, что сидит рядом с ней. Нет, он определенно труп, только зачем мне на него указывать? А, нет. Подождите-ка.
[indent] Освобождаю руку из плена холодного стекла, предварительно сделав еще один весьма внушительный глоток. Не знаю уж, что именно так сильно повлияло на меня – алкоголь или то, что я нашел в кармане своего пиджака. Не верю собственным ощущениям, не сразу соображаю, словно мозг отказывается принимать происходящее, как факт. Опускаю взгляд, в темноте сложно разглядеть кусок ткани в моем кармане. Слышу какой-то щелчок, поднимаю голову. И понимаю, что прямо сейчас этот самый щелчок произошел в моей голове. Кто-то возвел курок и в долю секунды мне придется принять решение, на кого навести дуло: на Еву или на того долбаеба рядом с ней? Сую ткань в карман поглубже, чтобы избежать лишних взглядов и уж тем более не позволить Кит увидеть подобное. Все же не решаюсь в открытую указать на статус, простите, на наш несуществующий статус в наших несуществующих отношениях, где после каждого имени куча вопросов, после каждой эмоции тысяча точек. Никакой определенности. Кроме того, что я когда-нибудь оторву ей ее чертову голову. Мы же продолжаем играть и этих игр в одночасье их становится так много, что я и сам путаюсь: в какую из них мы играем прямо сейчас? В гляделки: в момент, когда я пытаюсь пригвоздить ее взглядом и впервые в жизни чувствую непреодолимое желание ударить женщину? В прятки: ведь мы прячемся от любопытных взглядов коллег и окружающих, как дети, которых объединяет один маленький (нет) секрет? Мы поиграем в еще одну игру, только чуть позже, девочка, а сначала я воспользуюсь своим преимуществом и поставлю тебя в неловкое, почти глупое, положение. Тебя, и в частности твоего дружка, который сейчас весь на слюну изойдется. И Боже, как бы это не звучало, но, сука, как же я его понимаю.
[indent] Начинаем новую игру. На этот раз в догонялки: ведь именно сейчас я встану со своего места и «догоню» ее. И ей не спрятаться, не скрыться, ведь она даже не видит моего движения в ее сторону. Наивно думает, что я спущу ей ее очередную выходку. Сокращаю расстояние слишком быстро для того, кто выпил немалое количество чистого виски. Ноги не слушаются, но мне плевать. Сталкиваюсь с кем-то по дороге, но и на это не обращаю внимания, продолжаю свой путь, словно это единственное, что сейчас меня интересует. По факту - так и есть. Это невозможно отрицать, да и нет смысла. Ещё несколько шагов, и вот я уже стою возле барной стойки. Смотрю в глаза Еве, чувствую, как губы ползут вверх в искажённой полупьяной улыбке торжествующего человека. - Простите леди, но я, пожалуй, украду у вас вашего кавалера, - о, а ты думала, что сможешь вывести меня на ревность? Думала, что сможешь уличить меня в каком-то даже мимолетном порыве на измену? Самоуверенно думала, что знаешь меня вдоль и поперёк? А, нет, увы, ты просчиталась на десять шагов. Тяну незнакомца за галстук, не отводя взгляда с ошалевшего лица Евы. Наслаждаюсь им. Чувствую невероятную силу и безбашенность в своём поступке, но это все - иллюзия - благодаря алкоголю и жажде отмщения. Да и все, что происходит сейчас у неё на глазах - не больше, чем постановка. Только знаю об этом я один. Ни парень, слегка выпивший, который тянется за мной, ни Ева, которая безусловно уверена в том, что это очередная шутка. Ну, посмотрим кто шутит.
[indent] Утягиваю незнакомца за собой, все также за галстук, в сторону туалета. Он что-то говорит, но я не слышу, и с каждым словом становлюсь все злее. Затаскиваю его внутрь, закрываю дверь на замок, чтобы не позволить никому помешать моему гениальному плану. Делаю шаг назад, в момент, когда тот тянется ко мне в совсем непрозрачном намёке. – Э-э-э, чувак, нет. Не стоит, - вытягиваю руку перед собой, встречаясь с его удивленным взглядом. - Раздевайся, - ещё более ошалевший взгляд, но что-то в нем щёлкает и шок на лице сменяется каким-то слащавым удовольствием. Я чувствую рвотный позыв, который ещё чуть-чуть и вырвется наружу непереваренным виски. - Прямо так сразу? - спрашивает он, а я в ответ лишь складываю руки на груди, упираюсь спиной в туалетную дверь. - Ладно будь по-твоему, - он ухмыляется, но все же начинает раздеваться. – Может ты тоже? – фу, Боже, он что флиртует со мной? Никогда не подумал, что подобное случится именно со мной. Особенно то, как он смотрит мне в глаза, и, наверное, думает, что ему несказанно повезло. Почти облизывается, заставляет меня отвернуться. Плечи невольно передергивает, и мне ничего не остается, как начать считать про себя. Это не помогает. Я сбиваюсь на десяти, в голову отчаянно лезет образ Евы. Не позволяю ей овладеть моим разумом сейчас – слишком велика вероятность сорваться, переступить черту и бросить задуманное на половине пути. Приходится вновь взглянуть на этого... идиота. Снова увидеть странный пожирающий взгляд – я думал такое бывает только если смотришь на девушку. Но, черт. Я же знал, на что иду. И сейчас его мысли и мнение мало меня интересуют. - Галстук оставь, - говорю ему в тот момент, когда он остаётся полуголым. - Давай сюда, - забираю рубашку, которую он мне сам собственноручно вручает прямо в руки. - Снимай остальное, - киваю на остатки одежды. По мере их снятия, забираю штаны, носки и ботинки. Оставляю незнакомца в одних трусах и в галстуке. Все снятые вещи комкаю в один большой тканевый ком, делаю шаг к нему, цепляюсь пальцами за галстук. - Ещё раз увижу тебя рядом с ней - останешься без трусов, в лучшем случае, в худшем... - не договариваю, расслабляю хватку, наслаждаясь взглядом полного непонимания. Истинный смысл моих слов доходит до него позже. Что-то бормочет, переходит на рык, крик, в тот момент, когда я щелкаю замком и выхожу наружу. Открыто демонстрирую Еве свою добычу, почти сразу сваливаю вещи в мусорное ведро, прямо за стойкой бармена. Вызываю возмущение бармена, но оно исчезает в тот момент, когда раздетый мною парень выходит из туалета. Ему больше ничего не остаётся, кроме того, что позорно бежать из бара, под хохот и улюлюканье окружающих. Никто бы и не заметил этого, если бы он вёл себя тише и не обещал мне кровавую расплату за то, что я сделал. Мне плевать. Снова, как и всегда. Провожаю его взглядом, огибаю барную стойку, останавливаюсь критически близко к девушке, чувствуя аромат ее духов так, словно прямо сейчас вдохнул воздух рядом с ней, возле шеи, выше к уху. От воспалённой фантазии теряю самообладание. Заказываю у бармена ещё один виски и коктейль, для дамы. Ее стакан двигаю к ней, свой опустошаю почти сразу. Склоняюсь к ней, так, чтобы мои слова слышала только она. Ладонью веду по спине, заставляю выпрямиться от своего прикосновения. - Есть ещё варианты как вывести меня из себя, ммм? - отстраняюсь, заставляю шумно выдохнуть. Моя ладонь исчезает с ее спины, тянется в карман пиджака. - Это я оставлю себе, но имей ввиду, в следующий раз, когда тебе захочется меня позлить, - опускаюсь ниже, перегибаю порог интимности, вдыхаю ее аромат, оказываюсь критически близко к уху, - я заставлю каждого долбаеба, приблизившегося к тебе - сожрать каждый предмет одежды, а тебя - смотреть на это, - говорю это, и сам не верю в то, что способен был произносить подобное в здравом уме. Но мое состояние далеко от адекватного. Я настолько в сумасшедшем ажиотаже от происходящего, что не знаю, как мне хватило сил и упорства не утянуть ее за собой прямо сейчас, в очередной раз показав ей место - рядом со мной, а не возле каких-то обывателей, которым не положено даже дышать рядом с ней.
[indent] После сказанного мне становится легче. Кровь кипит, словно в вены влили жидкий металл, а мое настроение переключается так быстро, словно кто-то нажал внутри меня невидимую кнопку. Я не даю Еве допить свой коктейль, тяну за талию с барного стула, не позволяю отстроиться, ускользнуть. Хочешь, чтобы все видели, кто с кем, кто кому принадлежит - я не просил этого, ты сама захотела. Поэтому увожу ее за собой на танцпол. Теряюсь в толпе пьяных гостей, не обращаю внимания ни на кого вокруг. Чувствую тепло ее тела под собственными руками. Не позволяю себе расслабиться, потерять бдительность, потому что знаю наперёд - она безусловно выкинет что-нибудь в ответ на мое такое наглое проникновение в ее личное пространство. Но между нами нет больше ничего личного. Либо общее, либо ничьё. Расстояние между нами. Кислород, превратившийся в пустоту. Мне так жарко, что я готов раздеться прямо сейчас, но это –лишь влияние алкоголя и осознание того, что впервые за день – моя любимая добыча снова в моих руках. Она - моя, и надо быть идиотом, чтобы попытаться сопротивляться этому. И каждому, кто захочет поспорить со мной – смотрите – вот мои ладони на ее талии. Вот одна скользит по спине, вторая по бедру. Я еле сдерживаюсь, чтобы не проникнуть под ткань, прекрасно понимая, что под ней есть. Точнее, чего там нет. Не позволяю себе большего, чем просто двигаться под неизвестный мне мотив. Вдыхать аромат ее кожи, еле касаясь пройтись кончиком носа критически близко к ее коже. Вдыхаю ее аромат, упиваюсь безумием, и тому, как сильно ее присутствие рядом со мной заставляет меня кипеть изнутри. Заставляю нервничать, чувствовать такую соблазнительную близость без возможности сделать хоть что-то... в продолжение. Она сама заперла себя в это ловушке, заткнула страхом быть на слуху у всех. Забыла о том, что все люди - чтобы ты ни делал, будут обсуждать тебя: изменяешь ли ты мужу, или надела не того фасона платье, или ездишь на машине старее 2010 года. Глупая девочка, когда-нибудь она прекратит заниматься этими глупостями. Потому что иначе - просто не сможет. Поддастся мне. Попадет в мои сети окончательно, не просто на словах - физически, морально. Целиком и полностью. А сейчас... Позволяю себе дразнить себя же, и, о, безусловно, дразню ее не меньше. Притягиваю ближе к себе в тот момент, когда чувствую хотя бы малейшую попытку отстраниться, снова и снова, словно невидимыми нитями пришивая ее тело, всю ее сущность, к себе намертво. – Сколько раз мне нужно повторить, что ты моя, - в самое ухо, не слышу собственного голоса, лишь чувствую, как двигаю губами, но очень надеюсь, что она – меня услышит, - чтобы выбить из твоей милой головки мысли о том, что я могу сбежать и, наконец, прекратить твои идиотские попытки выводить меня на ревность?

49 who's next?
honey, N E E D   T O   C O N F E S S
I' L L   M A K E   Y O U   C R Y   L I K E   A  B A B Y
I N   M Y  blood stained dress
50 well is you, are you ready to die?
S A Y   A   L I T T L E   P R A Y E R   O R   Y O U R   L A S T   G O O D B Y E

[indent] Сердце сбивается с ритма. Полностью переключается, не подчиняясь ни разуму, ни физике. Эмоции переполняют меня. Они заполнили чашу терпения до краев, хотя, с чего бы вдруг. Еще сегодня утром – мы были абсолютно в другом положении – в какой-то романтичной молчаливости, словно общались в тишине, в итоге, не произнеся ни слова. А теперь – я смотрю в ее глаза и еле сдерживаю наглую ухмылку. В ответ на ее слова – готов возмутиться, но держу все при себе. Слежу за каждым ее действием, наслаждаюсь такой интимной, словно сокровенной, покрытой тайной, дозволенной для видения только мне одному, раскрепощенностью – когда она ведет пальцами по моим плечам, ниже по груди, останавливается, проверяет – бьется ли мое сердце. Бьется, и что? Можешь вырвать и выкинуть его, наверное, именно этого ты и добиваешься своими бесконечными выходками. Оно точно когда-нибудь остановится. Просто не выдержит такого напряжения, а рядом с Евой я – постоянно в напряжении. Прислушиваюсь, выжидаю. Мне кажется еще чуть-чуть, и она обязательно ударит меня исподтишка, сильно, по хребту, по ногам, заставит упасть на колени и безусловно будет издеваться, чувствуя свое превосходство. У нее почти получилось сломать меня прошлой ночью. Вырвала с губ такое важное признание, которое в жизни каждого мужчины – случается не так часто, как в жизни девушек. Нет, это не значит, что они – ветреные дурочки, готовые отдать свое сердце первому встречному. Просто в случае мужчин, фраза «я люблю тебя» либо способ манипуляции, либо важное решение в жизни. В моем случае – это полная капитуляция. Смертный приговор. Расстрел. Встал к стене к ней спиной и жду первый и последний выстрел, прямо в затылок, который разнесет меня, череп, душу, мое эго на куски. Размажет по той же стене и не даст больше собраться воедино. Я чувствую напряжение между нами, знаю, что и она и я – мы вместе создаем его на протяжении нескольких часов, проведенных в стенах этого бара. Просто потому что иначе не умеем. Либо разбиться в лепешку, либо – нахуй надо? И меня забавляет тот факт, что она до сих пор думает, будто мне есть дело до других девушек, тем более до Кит, ведь именно о ней она сейчас говорит? Хочется коснуться волос, погладить по затылку и сказать: глупая-глупая, Ева. При другом раскладе – я просто откручу ей голову, потому что – бесит. Недоверчивая, во всем сомневающаяся девчонка, которая научилась пользоваться моими слабостями и даже не представляет в какие игры играет, на что подводит саму же себя. Вот-вот перешагнет черту и окажется по ту сторону «сладкой невинной жизни». Окунется в реальную, настоящую, богатую на эмоции и чувства жизнь, которую я ей обязательно покажу. Иначе быть просто не может.
[indent] Ее рука скользит ниже, продолжая изучать меня. Намеренно пробуждает что-то дикое и животное внутри меня, играет на нервах, которые сейчас ни к черту, так еще и алкоголь – лучший провокатор для безумных действий. Чувствую прикосновение пальцев на голой коже под футболкой. Она улыбается такой дикой улыбкой, что на мгновение я забываю о двух выпитых ею ранее коктейлях – даже трезвая, тогда в кабинете, она вытворяла подобное. Не вела себя, словно серая мышка, которой всегда пыталась выглядеть в глазах остальных. Наглая ложь. Беспардонная врушка. Отвратительная. Сумасшедшая. Такая желанная. Такая восхитительная. Сносящая голову. Сука. Еле сдерживаюсь чтобы не выдохнуть в момент, когда пальцы дразня цепляются за ремень. Внутри леденящий душу холодок предвкушения, от которого пытаюсь сразу же избавиться. Впиваюсь в ее талию сильнее, показываю все свое недовольство глазами, метающими молнии. Стискиваю зубы, играю желваками. Что ты делаешь? Чего добиваешься? Хочешь, чтобы я прямо сейчас увел тебя от посторонних глаз и сделал с тобой то, о чем ты всегда мечтала, но никогда не произносила вслух? Именно это и произойдет, если она не угомонится. Вслушиваюсь в ее голос, слежу за действиями. Приподнимаю брови в момент ее следующего признания. Она находит мои руки на своей талии, направляет их ниже, а у меня внутри все скручивается внутри, доводит до тупой, ноющей боли. Сердце пропускает удар. Я захлебываюсь от недостатка кислорода, но упрямо продолжаю следовать за ней, наперед зная куда именно приведут ее руки. Пальцами оказываюсь под тканью платья, не позволяю себе перенять инициативу, хотя мог бы сделать это прямо сейчас. Смотрю ей в глаза, не отвожу взгляда, наслаждаюсь ее безумием с таким же нескрываемым удовольствием, как она моим. Скольжу по внутренней стороне бедра, чувствуя жар. Поднимаюсь выше. Сердце пропускает еще один удар. Меня бросает в дрожь, но я всеми силами не показываю ей свой восторг. Такая решительная. Знает, что в следующий момент получит то, чего желает. Не смогу отказать ей в такой момент. И с каждым миллиметром ближе к заветной цели – пальцы леденеют, не перенимая ее жар, словно в противовес всему, а мозг отключается, как будто его никогда и не было в голове. Нельзя. Нет. Нельзя позволять ей манипулировать мной. Мысль бьется в голове, как сумасшедшая, но я не слышу. Не прислушиваюсь к голосу разума. Позволяю ей получить желаемое. Касаюсь разгоряченной точки, чувствую соблазнительную влажность, и в этот момент сердце пропускает удар. Снова. Я выдыхаю, не в силах больше сдерживать рвущийся наружу кислород. Мне нужно было освободить легкие, полноценно почувствовать спектр разрывающих эмоций. Но Ева не позволяет. Глушит свой собственный стон наслаждения в моих губах. Поражает меня, в очередной раз заставляет удивиться ее поведению. А как же статус «замужней»? Как же статус «приличной жены»? Куда делось все стеснение, или она теряет его рядом со мной, как и свое нижнее белье?
[indent] Поцелуй разрывается, а ее следующий вопиющий, наглый, просто бессовестный поступок – выбивает землю из-под ног. Мои руки исчезают с ее тела, и для того, чтобы осознать это в полной мере – нужно больше времени, чем жалкие несколько секунд. Смотрю на нее стеклянными глазами, сам не знаю, что чувствую – ненависть или такое сильное возбуждение, что прямо сейчас электричество отрубит по всему Парижу. Она смотрит мне в глаза и издевается. Я еле сдерживаюсь, чтобы не сделать шаг к ней, прижаться вплотную, силой проникнуть под ткань платья, заставив вжаться пальцами в плечи, и сорвать с губ все стоны, которые она так нагло оставила себе. В голове отчетливо вижу эту картинку, но всякий раз смотря ей в лицо – представляю картинку куда более кровавую. Что? Я не хочу палиться? Что за чушь она несет? Но вопросы так и остаются в голове, потому что в следующий момент – она слишком близко, чтобы я смог взять разгон и высказать ей все, что думаю. Шепчет в самые губы, скручивает гайки с моих нервов. Последняя капля падает в чашу терпения в момент, когда ее пальцы скользят ниже ремня. Заставляет меня рыкнуть так громко, что, кажется, те, кто были вокруг – безусловно услышали это. Горячая ладонь в соприкосновении с моим неприкрытым возбуждением – действуют на меня как-то странно. Внутри мечется злоба, которой не могу дать выхода. Не здесь. Не сейчас. Непроизвольно откидываю голову, открывая ей доступ к шее, позволяю изменить правила игры. Но кто сказал, что я не могу сделать тоже самое? Тянусь к ней руками, хочу прижать к себе, заставить смотреть в глаза в момент, когда буду расправляться с ней самым жестоким образом. Но, и в этот раз все идет не по плану. Чертова импровизация и невозможность просчитать все на несколько шагов вперед.
[indent] Шаг назад. Она слишком далеко, чтобы я мог привести свои коварные планы в исполнение. Если буду медлить – парочки, не обращающие на нас никакого внимания, словно нас тут и не было вовсе, встанут между нами, продолжая поддаваться ритмам музыки. Ну, уж нет. Вести себя прилично нужно было до того, как совершила все свои предыдущие поступки. Я еще отыграюсь. Отыграюсь так, что ей и не снилось. Выжидаю паузу. Отпускаю ее из-под собственного взгляда, оцениваю обстановку. Два больших шага, в удачно выбранное время, почти беспрепятственно, достигаю Еву. Загоняю в угол. Расстояние между нами – лишь моя вытянутая рука, которой цепляюсь за ее шею. И снова этот вызов в глазах. Как будто она наверняка знает, что я не смогу этого сделать, даже если очень захочу. Но, на ее месте – я бы не был так уверен. Порой – я сам не знаю на что способен. – Приличия, Ева? Ты умеешь быть приличной? – пальцы руки окольцовывают шею, скользят выше, до ушей. Большим пальцем касаюсь приоткрытых губ. Снова сдерживаюсь, хотя прямо сейчас, при других условиях, в своем и моем воображении – целовал бы ее так жадно, что она бы задохнулась. Впрочем, что мешает мне сделать это прямо сейчас? Руки, которыми она упирается в мою грудь? Детская преграда. Такая же ничтожная, как и ее голая кожа под платьем, как и ее приоткрытые губы, хватающие воздух в момент, когда я позволяю себе ее поцеловать. Жадно. Проникаю языком в рот, сношу башню, вызываю какие-то жалкие попытки сопротивления, на которые не обращаю внимания. Что ты мне сделаешь, Ева? Оттолкнешь? Это будет очень смело с твоей стороны, но кто сказал, что я позволю тебе это сделать?
[indent] Пальцы свободной руки скользят по талии, выше по ребрам, еще выше по груди. Добираюсь до обнаженных участков, до тонких лямок платья. Очерчиваю контур плеча, возвращаюсь к талии, крепко впиваясь пальцами. Дышать совсем нечем. Она забирает весь воздух, целуя жадно, но все еще сохраняя некую строптивость. Как будто пытается показать наигранное сопротивление, а на деле, кожа под платьем, по внутренней стороне бедра, наверное, уже вся влажная. Поэтому, чтобы не продолжать услаждать ее эгоистичное самолюбие и жажду быть в центре внимания – отстраняюсь. Позволяю сделать вдох, но еще быстрее, цепляюсь пальцами за ее запястье и тяну на себя в сторону выхода. Она сопротивляется, пытается вырваться, но и эти попытки – слишком наигранные. Останавливаюсь, не выпуская ее руки, сокращаю расстояние, притягиваю к себе за талию, выбивая остатки воздуха из легких. – Не привлекай к себе лишнего чужого внимания, и быть может тогда получишь мое целиком и полностью, - горячим шепотом в ухо. Сжимаю запястье чуть сильнее, тяну на себя. Увожу ее за собой в сторону выхода. Толкаю дверь от себя, оказываюсь на улице и в тот момент, когда ее ноги пересекают порог бара – закидываю на плечо, пресекая все возможные дальнейшие попытки к сопротивлению или побегу. И не остановят меня ни ее удары кулаками по спине, ни слова о неминуемой расплате. Мое – значит мое. И не нужно лишний раз заставлять меня доказывать этот и без того очевидный факт.
[indent] Всю дорогу до отеля молчу, наматывая на ус все ее выражения, в которых она, откровенно говоря, совсем не сдерживается. Придерживаю ее обеими руками и снова не разрешаю себе привести в исполнение все то, что так ярко подкидывает воображение, особенно в момент, когда рука лежит на ее ягодицах и так критически близко к краю платья. Чуть скользнуть ниже, под ткань, выше по коже и почти сразу, вместо того чтобы шипеть и плеваться ядом, она будет пытаться произнести вслух хотя бы собственное имя. Но я не делаю этого. Не потому, что не хочу делать это на глазах и торопящихся по своим делам жителей города и туристов, которые без всякого стеснения изучают нас, идущим им навстречу, которые вот-вот шеи переломают, но благо на улице уже давно стемнело, и разглядеть все максимально полноценно просто не получится. А потому, что не заслужила. Плохие девочки не получают удовольствия. Плохих девочек наказывают, и совсем неважно, что такому больному ублюдку, как я – быть с хорошей совсем неинтересно. Во время очередной ее попытки ударить меня, рука случайно, или нет, проскальзывает под ткань, наглядно доказывая мне мою же теорию. Ева замолкает на какое-то время, а дальше – дверь отеля, да и в принципе мои дальнейшие действия – будут лишними. Как и ее попытки сопротивляться, будто не она только что сдержала стон, уже не знаю, как ей это удается, но это было так заметно по напряженным мышцам, что даже дурак обратил бы внимание. Не хочет позволять мне наслаждать ее животными желаниями, с которыми она и сама не может справиться. Внутрь отеля мы заходим каждый на ногах. Правда перед этим мне снова пришлось сцепить кольцом из пальцев ее запястье, чтобы не дать сбежать. Но Ева не сдается. В очередной раз пытается ударить меня, в этот раз целится в самое лицо, но не успевает. Рука замирает в воздухе, пойманная моей. Вытягиваю по швам, подаюсь вперед, чтобы шепнуть на ухо предостережение. Очень тихо, не давая пищи для размышления и сплетен всем тем, кто находится рядом. – Не думаю, что это хорошая идея, тебе это лицо еще целовать, - отстраняюсь, не оставляю на горячей коже даже жалкого поцелуя. – Будь хорошей девочкой, хотя бы пока мы не окажемся в номере? – наигранно ласково, так слащаво сладко, что у самого сводит зубы. – Ты же не хочешь, чтобы все обращали на нас внимания, в том числе на меня? – о, я знаю ее больные места и могу давить профессионально болезненно. Получаю в ответ лишь презренное фырканье и новую попытку меня ударить. Но как сделаешь это, когда руки все еще на уровне бедер в оковах моих пальцев? Впрочем, Ева отыгрывается иначе, совсем не сдерживая себя в выражениях. Еще чуть-чуть, грань моего терпения будет нарушена, и я суну ей в рот ее же белье, если не заткнется и не перестанет привлекать к себе внимание так, словно я ее насильно похитил и привез в другую страну без права на нормальную жизнь. Хм, об этом стоит задуматься, ведь чисто технически, примерно так и получается.
[indent] Мы беспрепятственно проходим стойку администрации. К счастью, на нас не косилось несколько десятков глаз, и Ева вела себя весьма сдержанно, видимо копя все внутри себя до момента, пока мы останемся наедине. В лифт мы заходим также, как выходили из бара: я на ногах – Ева на моем плече, дрыгается и возмущается. На ногах она оказывается лишь в тот момент, когда мы пересекаем дверь ее номера – он ближе – это единственное чем я руководствовался в момент получения ключей. Дверь закрываю на ключ изнутри, бросаю их куда-то без разбора вглубь комнат, прямо перед самым носом Евы, которая сразу же предпринимает попытку забрать их у меня. Секунда на то, чтобы развернуть ее спиной к стене. Секунда на то, чтобы перевести дыхание. – Теперь ты не такая смелая, девочка? – в ее власти сейчас сделать что угодно, но она стоит, будто подбирает нужные слова или мысленно готовит для меня то самое блюдо, которым грозилась с момента, как мы покинули бар. Месть. Бессмысленная и беспощадная.

i    k  n  o  w    t  h  a  t    i  t'  s    b  e  e  n    w  r  i  t  t  e  n    b  e  f  o  r  e
b  u  t    u  p    u  n  t  i  l    n  o  w    c  o  u  l  d  n'  t    f  i  n  d    t  h  e   w  o  r  d  s    'c  a  u  s  e
a  i  n'  t    n  o  b  o  d  y    g  o  t  t  e  n    t  h  r  o  u  g  h    t  o    m  e
n  o  b  o  d  y    e  l  s  e    b  u  t    y  o  u    t  o    m  e
n  o  b  o  d  y    e  l  s  e   c  a  n    t  u  r  n    m  e    i  n  s  i  d  e    o  u  t    i  n  s  i  d  e
myself

[indent] Вот опять передо мной этот взгляд. Эта поза закрытой гордости, вздернутый подбородок и не скрываемый огонь в глазах. Чем она так недовольна? Выкидывает херню за херней, а потом злится так, словно это я сидел за барной стойкой без трусов в компании какого-то долбаеба. Смотрю на нее и вижу это перед глазами, так, как будто это произошло прямо сейчас. Мы уже столько раз вслух обозначили ярлыки собственности друг на друге, что странно было бы думать о том, что кто-то из нас пойдет наперекор другому. Просто в ее глазах – я всегда буду блудливым козлом: первое впечатление, которое так любезно оставил обо мне мой бывший лучший друг. Спасибо, Дьюк, насрал ты мне с лихвой. И теперь – мне подтирать задницу за каждой мыслью этой безумной девушки, которая только и делает, что ищет повод устроить мне сцену ревности. Впрочем, чем я лучше? Хотя нет. У меня есть оправдание – я никогда не влюблялся, никогда не вступал с девушкой в отношения, такие серьезные, что был готов прямо сейчас жениться, несмотря на все недостатки в характере. Нет, не недостатки. Она просто слишком сильно любит играть на моих оголенных нервах и когда-нибудь эта игра плохо кончится. И для меня. И для нее. Впрочем, почему когда-нибудь? Прямо сейчас, следом за ее первым предложением, которое звучит в ответ на мой вопрос. Наши «кошки-мышки» слишком быстро сменили направление и теперь – в воздухе отчетливо чувствуется запах молчаливой откровенности – то, что мы так отчаянно держали внутри сейчас вырвется наружу.
[indent] Осознание смысла фразы приходит не сразу. Лишь спустя время, когда она отталкивается от стены, и я, в состоянии полного недоумения – позволяю ей выбраться из моего плена. Вот так просто. Чувствую, как внутри меня зажигается огонь. Каждым словом она выбивает новую искру, подливает масла в огонь, обливает бензином, будто ей мало было моего общего состояния бешенства прямо сейчас. Эта девочка любит играть с огнем, и еще больше, со спичками в момент, когда я уже и без того полыхаю. Ей осталось только самой с ног до головы облиться бензином, и, кажется, уже сделала это, потому что – сегодня она сгорит. Я сожгу ее на костре собственных чувств, которые растут внутри, как снежный ком. Лавина – в горах. Каждое слово – несет за собой дрожание земли. Ну, же, Ева, перешагни черту, и ты увидишь мой гнев во всей его красе. И чем дольше я молчу, тем сильнее он разрастается. Поражаюсь тому, сколько яда в ней. Я даже представить не мог, что какой-то простой выходкой, Господи, да мы просто общались – смогу вызвать столько злости в ней. Она не может контролировать ее, а виски, который она так бесцеремонно пьет в одиночестве – лишь подзадоривает. На каждый ее вопрос у меня – сотня ответов и еще больше аргументов, доказывающих мое истинное отношение к происходящему. Кит. Черт, мне не стоит вообще общаться с ней теперь, потому что каждый раз все это общение превращается в какой-то ревностный балаган где я, безусловно, тот еще кобель. Но, сука, это не так! Не так блять!
[indent] Она говорит что-то о замужестве, я в ответ лишь поднимаю бровь. Как связано замужество и наше присутствие в отеле? Свидетели? Я похож на убийцу? Или на кого? На кого я похож в ее глазах, если каждый раз она пытается уличить меня в изменах? Теперь, в том, что я гениальный преступник, который привел ее сюда чтобы убить? Или для того, чтобы трахнуть? Возможно. Но если бы не ее пьяное состояние – я бы сделал это еще в туалете бара. И хуй бы кто меня остановил. Но я не сделал этого. Интересно, почему? Может потому, что я не считаю ее куском мяса с дыркой между ног, уважаю ее мнение (хотя не стоило бы) и не пытаюсь выставить ее в не самом лучшем свете. Беспокоюсь о ее репутации? А есть ли в этом смысл, если каждый раз, когда я делаю что-то хорошее тут же сталкиваюсь с негативом. Может мне не суждено вообще быть хорошим и моя истинная роль в этом ебаном мире – токсичного козла, у которого подвязан язык и слишком хорошо работают логика и интуиция? Я знаю, как надо, знаю, что сделать, чтобы не попасть в чужую ловушку. Кроме одной. И прямо сейчас, позволяю ей прижать меня к стенке, добровольно. Цежу яд на губах, жду момента, чтобы вылить его, целиком и полностью. Давай, Ева, осталось еще чуть-чуть, чтобы ты окончательно и бесповоротно снесла мне крышу и получила голые эмоции, которых добиваешься.
[indent] Она сказала мне о своих чувствах. О, Боже мой, какое же я говно, что не сказал этого в ответ. Так получается? Прикусываю язык, на мгновение ловлю себя на мысли о том, что не следовало вообще этого говорить, просто потому, что мои слова – обесценены, превратились в шелуху. Их развеяли по ветру, не оставив даже жалким воспоминанием. Меня просто стерли, сравняли с землей. И что теперь? Ждет, что я буду ласковым и пушистым? Да хуй там пел. Кит? Она серьезно думает, что я спал еще и с Кит? Надо бы узнать, может она думает, что я спал вообще со всем павильоном, без разбору. Я же такой блядун, что мне ничего не стоит перетрахать всех и каждого, включая ее начальницу. Ах, да. И ее тоже! Мой главный трофей в ебливой коллекции главного кобеля студии. Я правда пытаюсь поймать связь произошедшего с тем, что она говорит, но кажется сейчас слова произносятся вслух не задумываясь. Внутренний фильтр сломался. Ее просто несет куда-то по течению. Она говорит предложение за предложением, не думая, не рассуждая. Просто говорит все то, что придет на ум. Про Виктора, подтверждая мои мысли и опасения. На этом моменте сжимаю кулаки и стискиваю зубы, но не позволяю ей увидеть мою полноценную реакцию, и уж тем более попытаться понять хотя бы частично то, что происходит в моей голове. Она слишком пьяна, чтобы рассуждать логически. Даже если я буду говорить сейчас – она не услышит меня, до тех пор, пока не выскажет все, что копилось. Просто бесконечный поток слов и эмоций, честных, рваных, таких живых и настоящих, что я разрываюсь между чувством тревоги, страха и каким-то детским восторгом. Больной восторг от того, что она позволяет себе быть искренней рядом со мной. Не лукавит. Не пытается спрятать правду под сотней лишних слов и предложений. Все четко. По факту. Как выстрелы, которые летят мимо. Но, наверное, она решила, что я буду стоять и молча слушать ее. Потакать ее капризам в очередной раз, давать спуск новым выходкам? Как бы не так. Не все так просто. Мне тоже есть что сказать или она думает, что я бездушное существо, которое ни на что не способно? А нет, подождите-ка. Способно только на то, чтобы трахаться и заигрывать со всеми подряд. Думает, что она самая умная. Думает, что может позволять себе подобное поведение, если она замужем, если я такой урод, и дальше по списку. Нет. Нет. И еще раз нет. И нечего тыкать в меня своими пальцами. И нечего орать так, словно я глухой. Остановись, Ева. Заткнись. Закрой рот. Просто заткнись, сука, или я убью тебя. Замолчи. – Закрой свой рот! – вместе со мной с ее губ вылетает важная фраза, которую я безусловно не могу оставить без внимания. Но не сейчас.
[indent] Слишком много эмоций бьется во мне. Я хочу ответить ей на каждую фразу, сказана она в порыве гнева, алкогольного опьянения или целенаправленно с единственной задумкой – задеть меня. Хочу показать всю свою злость, показать ей, что я, в конце концов, тоже живой, мне тоже может быть больно и обидно и нужно быть слишком поверхностной, чтобы не понимать этого, каждый раз тыкая меня носом в несуществующие проблемы! – Я надеюсь ты закончила поливать меня отборным дерьмом, потому что я в нем где-то, - выставляю горизонтально ладонь перед переносицей, потом выше, хмыкаю, задираю ее выше головы настолько, насколько позволяет длина руки, - вот так вот, - вновь выпрямляюсь. Голос хрипит от того, как неудачно я балансирую между криком и хриплым шепотом. – Если у тебя проблемы со слухом – обратись ко врачу, а если с доверием – к психиатру, потому что я не знаю, что нужно еще сделать, чтобы ты открыла свои глаза и увидела все, что происходит вокруг реально, а не через толщу очков, в которых ты так любишь ходить! – и нет, речь не о розовых очках и ее наивности, совсем нет. – И я сейчас не говорю о том, что ты видишь мир в розовом цвете, как раз наоборот! – я хочу отойти, но не могу. Что-то удерживает меня на месте. Я чувствую, как трясутся от злости руки, и поэтому сжимаю их в кулаки так сильно, что чувствую, ногти в коже ладоней. – Ты несешь такую чушь, что мне просто смешно, ХА! – показательно «ха»-каю ей в лицо, все же обхожу ее со стороны. Начинаю ходить по комнате, пытаясь успокоить бушующие эмоции, но это лишь сильнее раздражает, как и ее попытки что-то вставить во время моего монолога. – Заткнись, - говорю жестко, выставляю палец перед собой в предостерегающем жесте, - реально, лучше замолчи, или я за себя не отвечаю и в таком случае твои мысли о свидетелях станут реальность. Господи, свидетели. Как тебе это вообще в голову могло прийти? – я ухмыляюсь в какой-то истерической ужимке, хватаюсь пальцами за голову, делаю оборот вокруг собственной оси и возвращаю взгляд на Еву. В ее глазах читаю не меньшее количество злобы, наверное, чуть меньше, чем сейчас она – читает в моих. – Ты блять сидела в баре с каким-то козлом еще до моего прихода и правда думала, что тебе это сойдет с рук? Серьезно? А мое общение с Кит ты выставляешь так, будто я трахал ее у тебя на глазах, - меня так бесит это, что я не выдерживаю. Не могу больше сдерживать бушующих эмоций, которые с силой хлещут меня по щекам. – Я не спал с ней! Никогда! Как и со всеми теми, в студии, о которых тебе так любезно рассказал Дьюк! Все мои отношения, до тебя, были пустым звуком, сука, - слова даются сложнее, чем я думал, но что-то внутри меня выталкивает их наружу. Как будто давно назревший нарыв, который просится наружу и грозится при любом другом раскладе просто загноиться. – Как ты не понимаешь..., ты просто! Просто невыносимая! Я не понимаю. Почему ты решила, что меня ебет твой муж, что меня интересуют все эти твои статусы, если в первую очередь – я думал о тебе! Сука, впервые в жизни я решил подумать о ком-то кроме себя и что в итоге? Как это все вылезло теперь? Что бы я ни делал – ты так и будешь видеть меня эгоистичным уродом, потому что таким тебе меня показали в день нашей встречи. Потому что ты не доверяешь мне. Не веришь тому, что я говорю. Я похож на клоуна? – делаю шаг к ней на встречу, активно тычу самого себя пальцем в грудь. Сердце стучит так быстро, что вот-вот вырвется наружу. Не позволяет мне говорить спокойно, заставляет задыхаться. Алкоголь из моего организма, кажется выветрился окончательно и все, что я говорю – лишь голые эмоции. – Судя по тому, что ты говоришь – очень даже. Где же мой парик и красный нос, ах да, сука, я кажется ботинки в раздевалке забыл! – фыркаю, злобно, как-то странно дергаю руками, словно пытаюсь раздавить воздух, скинуть лишнее напряжение с себя. Не выходит. Господи, дай мне сил не убить ее прямо сейчас! Выдыхаю. Слышу сбитый ритм собственного сердца. Не думал, что это будет так сложно.
[indent] – Ты ничего не знаешь обо мне! Абсолютно ничего! Ни обо мне, ни о моей жизни, ни даже моего характера! Насобирала всяких слушков и пользуешься ими! Нет бы посмотреть на меня! Вот он я, Ева, посмотри на меня! Стал бы я сейчас орать тут напротив тебя, пытаться доказать тебе хоть что-то, если бы мне было плевать на тебя? Если бы меня ебало твое замужество, Кит, слухи и сплетни? Стал бы я хоть что-нибудь делать, если бы мне было плевать НА ТЕБЯ? – повторяюсь, злюсь, тычу пальцем в ее сторону. Вена на виске стучит так сильно, что голова вот-вот лопнет. Я правда держусь. Из последних сил. Но кажется, их осталось так мало, что я... просто не могу больше. – Я просил отпускать меня? Просил прекратить все это? Закончить? Что я сделал не так, Ева? Что я сделал, что попадаю под раздачу каждый гребаный раз? Кто я для тебя, Ева? Посмотри мне в глаза и скажи – кто я блять для тебя? Чего ты добиваешься? Чтобы я стал твоей послушной игрушкой для манипуляций? Забавным щеночком, которого ты будешь обводить вокруг пальца, наслаждаясь эмоциями? Выводишь на ревность. Злишь. Бесишь. Делаешь это специально? Да? – делаю шаг к ней, кажется, начинаю убеждаться в том, что говорю, но мысленно все еще бью себя по щекам. Умоляю остановиться. – Я не хочу жить, как мой отец: провести всю жизнь с людьми, на которых мне насрать, а потом сдохнуть в ебаном одиночестве! – слова вылетают, и я даже не замечаю, как быстро. – Я хочу жить с женщиной, которую люблю, и не думать о том, что в ее голове завтра утром появится очередная шальная мысль о том, что я изменял ей блять во сне и она быстренько соберет свои вещички и съебется в закат, а лучше – пойдет заигрывать с барменом блять у меня на глазах, обвиняя меня в фантомных изменах, которые ей ПРОСТО ПОЧУДИЛИСЬ!!! – остановите меня. Я не могу. Я больше не могу молчать, скрывать и без того очевидный факт моей сумасшедшей ревности. Я не скажу ей о чувствах. Не скажу того, чего она так жаждет, просто потому, что сейчас – не лучший момент. Я дал ей понять все, что думаю о нас и о наших отношениях. – Я хочу, чтобы ты была только моей, но это блять не значит, что я не знаю о твоем ублюдке муже, о людях, которые будут смотреть на тебя, как на шлюху, которая изменяет мужу! Никто из них не будет забираться под твою кожу и разбираться в твоих чувствах! Никто не знает истинных причин, но зато все, абсолютно все, будут говорить и обсуждать! Я не хочу этого. Не хочу, потому что знаю, что ТЕБЕ будет тяжело! А не потому, что я трус, который решил прикидываться дурачком, мы же «не палимся», так ты сказала, да? – плююсь ядом, больше не сдерживаю себя. Не получается. Лучше сказать, все сразу, чем потом – подбирать момент, чтобы быть откроенными и высказать все. Никаких больше тайн – только правда, какой бы горькой она ни была. – Давай не будем палиться, будем всю жизнь притворяться, что нам плевать друг на друга, а потом устраивать разборки тет-а-тет, когда ты будешь в очередной раз говорить, что я стесняюсь показать всем свое отношение к тебе, а я с пеной у рта доказывать тебе обратное! Идеальные отношения, не правда ли? – наверное, со стороны кажется, что каждое мое слово – чистый воды сарказм, попытка отшутиться, превратить весь наш разговор, серьезный разговор, действительно серьезный, в очередную клоунаду. Но это не так. – Этого ты хочешь? – сокращаю расстояние между нами максимально. Бегаю глазами по ее лицу в момент, когда слушаю следующую порцию яда, слетающую с ее губ. Хватаю пальцами подбородок, не касаясь мест прикосновений Виктора. Держу так крепко, что вот-вот оторву его. – Заткнись, - цежу сквозь зубы. Злобно. Но она не затыкается. Не останавливается. Заставляет сжимать подбородок сильнее, будто вынуждает это делать.
[indent] А я продолжаю. Сильнее. Еще чуть-чуть. Слышу ее голос. Каждое слово, как металлический лом по оголенным проводам. Еще. Чуть сильнее. Следующее действие выбивает землю из-под моих ног и звук раздающей оплеухи – заставляет меня отойти на шаг назад. Хватаюсь пальцами за лицо, соображаю не так быстро, как хотелось бы, но спустя несколько мгновений – вижу ее мечущуюся по номеру в очередной попытке найти ключи. Шаг к ней. Она от меня. Еще шаг. Заставляю ее вжаться в стену возле кресла. Сдавливаю рукой ее запястья, не позволяю больше ударить себя, как бы она не изворачивалась. Глазами ищу хоть что-нибудь, что поможет мне сдержать этот натиск безумия. И, не знаю, что это было божье провидение или адское чудо, но глазами натыкаюсь на наручники, прямо рядом с нами, в кресле. Даже не задумываюсь откуда они, не хочу забивать голову лишней информацией. Мне требуется несколько секунд, чтобы подцепить их свободной рукой и окольцевать холодным металлом ее запястья. Связку маленьких ключей кидаю, не глядя, за спину. Она все равно не сможет выбраться без моей помощи. Она в ловушке. Поэтому пользуюсь этим, позволяю себе придавить ее к стене одной рукой, второй сдерживать руки, которым она никак не найдет места даже будучи в плену. – Если ты не успокоишься, я свяжу тебя и закрою в ванной, - рычу ей в лицо, не обращая внимания на последующий поток оскорблений и грязи, которые она бесцеремонно плюет мне в самое лицо. Щека горит, напоминая об инциденте, что произошел мгновением ранее. Я не слышу ее голоса. Кровь кипит, я злюсь так сильно, что еле сдерживаюсь, чтобы не впечатать ее головой в стену. – Заткнись, Ева, - продолжаю шипеть в ответ на ее слова. Оголяю эмоции, оголяю свое бешенство и безумие, не в силах больше сдерживать их. В момент ее очередной попытки выругаться на меня, вновь хватаюсь пальцами за подбородок. Сжимаю крепко, но не позволяю себе лишнего. Держу себя в рамках, каждый раз бросаю взгляд на еле заметные синяки по контуру челюсти. – Ты слишком много на себя берешь, - сильнее давлю ее к стене, заставляю тяжело выдохнуть. Она замолкает, как будто ждет продолжения, не знает наперед, что от меня можно ожидать. И правильно делает, потому что даже я – не знаю. Пальцами скольжу ниже по шее, сцепляю их кольцом, чуть  сдавливаю, но не задерживаюсь дольше положенного. В ее глазах животный страх, но я не хочу, чтобы она боялась меня. Я хочу, чтобы она видела во мне того, кто сможет поставить ее на место, как бы сильно она не заигрывалась в своей игре в роли маленького манипулятора.
[indent] Переворачиваю ее спиной к себе. Прижимаю к стене, перекрываю возможность сбежать или двинуться поступательно в мою сторону. Она заставила меня это сделать – показала мне, каким я могу быть. Мне не страшно. А вот страшно ли ей – в этом мне стоит убедиться. – Не забывай, кто из нас главный, - в самое ухо, еле слышно. Вызываю волну мурашек на ее коже, но не позволяю себе прикоснуться к ней как-то иначе. Не перевожу все это в очередную порно игру. – Не хочу каждый раз ставить тебя на место, это так, - хватаю воздух губами рядом с ее плечом, на выдохе, - утомляет. Она успокоилась. Все ее внимание приковано ко мне, и, Боже, как мне это нравится. Поворачиваю вновь к себе лицом. Смотрю в глаза. Вижу в них такое безумие и злобу, что не описать словами. Но пока она молчит – я считаю, что победа на моей стороне. Власть – в моих руках. Как и ее излишне перевозбужденное состояние, когда воздуха в легких так мало, что невольно приоткрывает губы. И я не побрезгую использовать все это против нее. – Думаешь, если надела на голову корону – сможешь управлять мной? Не тут-то было, - коленкой раздвигаю ее ноги, прижимаюсь ей к стене, в катастрофической близости с ее критически важными точками, которые даже сейчас полыхают. – Плохая девочка, говоришь? – ухмыляюсь, приподнимаю коленку выше, почти чувствуя ее жар, который не спрячешь ни под злобой, ни под этим напускным выражением лица, будто ей совсем не нравится то, что я делаю. – Прекрасно это вижу, и, - мне нужно мгновение, чтобы оказаться возле ее уха и выдохнуть, - мне это нравится, - не позволив себе больше ничего лишнего. Она и без того слишком беззащитна, верно? Не может ко мне прикоснуться, потому что наручники на руках не позволяют. Не может ничего сказать, потому что с каждым словом, моя коленка будет подниматься выше до тех пор, пока я полностью не посажу ее сверху на нее, и не дам получить ничего, кроме ткани джинс и крышесносного желания. Не удовлетворю ее больные желания. – Но ведь плохие девочки не получают ничего, кроме наказания, знаешь об этом? – коленка еще выше, достигает предела, и мне приходится опустить ее ниже. Не знаю, чем руководствуюсь в данный момент – безумным желанием трахать ее до потери сознания, или властью, которую так давно добивался, а теперь получил в руки, с возбужденным телом хозяйки, почти что в красном банте. Ее губы – заменят любой бант. И, черт возьми, как сильно я хочу поцеловать ее сейчас. Но... Не делаю этого. Она еще не достигла нужной мне стадии полного, неконтролируемого подчинения. Достигнет, стоит мне только прикоснуться к ней так, как прикасался только я. Проникнуть под платье, вести выше по внутренней стороне бедра, не позволяя себе дотронуться до ее горящей от желания точки. О, ей придется очень постараться, чтобы заставить меня это сделать. Потому что сейчас – единственное, что она заслужила всей той чушью, сказанной и сделанной за вечер – только мою коленку, и руку, которая приносит разочарование в момент, когда вновь выскальзывает из-под кромки платья.

o  h,    d  o  n'  t    b  e    s  c  a  r  e  d    a  b  o  u  t    i t
d o n' t   f o r g e t   i t   w a s   r e a l
d  o    y  o  u    r  e  m  e  m  b  e  r    t  h  e    w  a  y    i  t    m  a  d  e    y  o  u    f  e  e  l?
d o   y o u   r e m e m b e r   t h e   t h i n g s
it let you feel?

[indent] - Нужно быть идиотом, чтобы ожидать подобной реакции от тебя, - делаю упор на последнее слово, не скрываю эмоцию наслаждения от ее очередной жалкой попытки вырваться из моего плена. – Бедная девочка, попалась в ловушку, снова, и не может выбраться, - я наигранно меняю интонацию голоса, выпячиваю нижнюю губу и еле сдерживаюсь чтобы не пустить слезу по щеке. – Какая печальная история, и как восхитительно приятно видеть, как твое сопротивление теряется на фоне твоего сумасшедшего возбуждения, - не приближаюсь ближе, внимательно изучаю эмоции на ее лице, которые мечутся так быстро, что я не успеваю уловить каждую из них, чтобы насладиться полноценно. – Но никто же не виноват в этом, только ты и твое желание выставлять меня во всем виноватым, - качаю головой, лишь на секунду, пытаюсь отвлечь ее внимание от главного – чувствую, как напрягается ее тело. Она готовится к прыжку, словно дикая кошка, которая видит добычу и, рассчитав все до мелочей, вот-вот придушит ее когтистыми лапами. Только кошка не знала о том, что в кустах ее поджидает зверь побольше и в момент, когда она совершает свой прыжок – я отстраняюсь. Улыбаюсь самой дикой улыбкой в своем арсенале, просто потому, что не могу контролировать эмоции. Они глушат разум и рассудок, позволяют мне полностью отдаться моменту и обстоятельствам. Я чувствую себя на такой высоте, что сердце не выдерживает и начинает стучать как сумасшедшее. Возможно, конечно, что это от довольно большой дозы адреналина, выбросившегося в кровь в момент ее рывка, но сейчас я не думаю ни о собственной анатомии, ни о физике, ни вообще о чем-либо, что не связано с Евой.
[indent] В ответ на ее выходку, не теряюсь. Выполняю обещанное мною предостережение, скольжу под платьем выше по бедрам. Точечно, еле касаюсь, словно играю на клавишах пианино. Выше, еще чуть-чуть. Схожу с ума от такой обжигающей близости, но все мое сумасшедшее желание сейчас направлено на изучение ее реакции. Она так старается сдерживаться, не подает виду, что сама вот-вот рухнет к моим ногам, стоит мне выпустить ее из плена рук. Выше, слегка касаясь возбужденной до предела точки. Срываю стон с губ, который она не в силах сдерживать, как бы ни старалась. Ухмыляюсь, облизываю губы, не в силах контролировать картинки в голове. Чувствую ее вкус, основываюсь на воспоминаниях, подстегиваю самого себя – ведь сейчас она еще вкуснее. Это безумное сопротивление. Вся такая сильная и независимая. Пытается не сдаваться, пытается быть выше меня на две головы. Убираю руку, вызывая на ее лице новую эмоцию – бесконечного разочарования, а я в ответ могу лишь наклонить голову в бок и выражением лица молча спросить: ну, и как тебе такое? Попробуешь снова выкинуть что-нибудь или все же будешь хорошей девочкой? Нет. Не будет. Не поддастся. Сойдет с ума, упадёт замертво, но не сдастся мне. Вижу это по ее лицу. Уверен, она думает, что сможет меня обыграть, хотя по глазам вижу – уже знает, что проиграла. Но не сдается. Упертая сучка. Такая упрямая, что чувствую куда больше желания сломать ее. До треска хребта, до крика, до тупой ноющей боли. Что будет, если я прямо сейчас сделаю шаг назад – и уйду? Просто оставлю ее в таком положении на всю ночь: с наручниками на руках, заберу все ключи, закрою ее здесь. Одну. Беззащитную. Такую возбужденную. Такую сходящую с ума. Без возможности получить желаемое. Самое лучшее наказание, но ведь я и сам – не выдержу. Не смогу ни спать, ни просто сидеть. Даже курить не смогу. Потому что мысль о том, что она тут одна – сведет меня с ума. Как сводит каждый раз, когда мы расстаемся. И пусть я не позволю ей узнать об этом наверняка – чувство собственности такое сильное, что я ревную даже к воздуху, который сейчас вокруг нее, и пусть это звучит до безобразного глупо и смешно – мне насрать. Мое. Моя. Вся. Целиком и полностью.
[indent] Затуманенный взгляд, как по щелчку пальцев сменяется гневом. Я еле сдерживаюсь, чтобы не засмеяться ей в лицо, просто потому, что в крови слишком много превосходства, и мой эгоизм именно сейчас решил выбраться наружу и показать себя во всей своей красе. Как и мое самолюбие, которое Ева, не стесняясь решается потешить. Словами. Забирается под кожу, оставляет тонкие надрезы, заставляя меня вновь потерять бдительность. Может быть я ошибся в тот момент, когда сказал, что она не знает меня? Ведь прямо сейчас она доказывает вещи обратно противоположные, да так искусно, что я чувствую, как колени подкашиваются. Она пытается усыпить мою бдительность. Две минуты назад хотела укусить меня, а теперь так быстро решила стать хорошей? Что-то тут не так. Прищуриваюсь, пытаюсь прочитать ее истинные эмоции на лице. Отвлекаюсь на язык, который скользит по губам. Слежу за ее взглядом, который дает мне намек на пикантное предложение, но не сдаюсь. Ха, думала сможет сломать меня моими же способами? Глупая девочка. Такая глупая, что продолжает совершать попытку за попыткой. Услащает мой слух, заставляет закрыть глаза, шумно вдохнуть воздух. Я ощущаю аромат ее слов прямо сейчас и не хочу упустить возможность насладиться ими. Скольжу рукой вниз по ее рукам, кончиками пальцев чувствуя прохладу ее кожи. Она такая нежная, что вновь невольно облизываюсь. Отвлекаюсь. Даю слабину. Такую глупую, что мгновение спустя жалею об этом. Поверил ей, дал шанс быть хорошей. Но мне не стоило этого делать, потому что прямо сейчас я совершил ошибку, позволив себе отвлечься. Но я никогда не теряю контроля над ситуацией, даже если прямо сейчас она опустится на колени и отсосет мне – я буду следить за каждым ее движением, даже будучи на седьмом небе от наслаждения. Никакого спуска. Только бесконечный контроль над ситуацией, особенно, когда в рамках этой ситуации находится Ева. Я даю ей возможность показать, что мое доверие – оправдано. Ослабляю хватку. Лишь на секунду. Слежу за ней, в голове прикидывая все ее дальнейшие пути действия.
[indent] Но она решает поступить по-простому. Необдуманно и глупо. Делает выпад вперед, почти вплотную вжимается меня. Мечется глазами по комнате, как безумная, теряет драгоценное время. Только я – больше не потеряю его. Не позволю ей менять правила игры. Рывком прижимаю к стене, снова, замыкаю в ловушке, сильнее цепляясь пальцами за запястья. Зачем начинать борьбу, если заранее знаешь, что проиграешь? Какой в этом смысл? Показать мне и себе, что может это сделать? Пощекотать нервишки? Подлить масла в огонь, вызвав на моем лице новую порцию бешенства? – О, ты думаешь я рассчитываю на то, что ты быстро сдашься? – ухмыляюсь, приближаюсь к ней близко настолько, насколько позволяет чувство контроля. Не доверяю ей. Знаю, что может попытаться играть грязно снова, укусить, ударить, вырваться и на этот раз она будет куда предусмотрительнее. Наверное. Но другого раза уже не будет. Я больше не позволю ей обыграть меня, даже на полшага. – Прямо-таки что хочешь? – цокаю языком, шумно втягивают воздух рядом с ней. – Чувствую запах отчаяния, так отчетливо, что сносит крышу, ммм, - откровенно издеваюсь над ней, играю на слабых местах в очередной раз ставлю ее на место. Как бы она ни старалась, я чувствую ее насквозь. Считываю каждую эмоцию. И у нее нет возможности спрятать их от меня, как бы ни старалась. – Прям что хочешь? – переспрашиваю снова, будто не верю в то, что она это сказала. По факту – снова издеваюсь. Позволяю осознать, какую роковую фразу она произнесла прямо сейчас, развязав мне руки. Она полностью в моей власти и дала четко понять, что понимает это. Невольно брошенное вслух признание отчаяния, которое она прикрывает гордостью. Такая непокорная. – Интересно, очень интересно, - прижимаю ее запястья к стене одной рукой, склоняюсь над ней, глазами следую от глаз, ниже по губам, к шее, к четкому контуру ключиц, к вздымающейся от бешенства груди. Пальцами свободной руки скольжу по ноге, по бедру. Сначала по ткани, потом откровенно задираю ее выше, чтобы увидеть оголенные колени. Еще выше, чтобы оголить бедро. Не стесняюсь касаться ее так, как захочу, дразняще аккуратно, изучающе, неторопливо, контролирую себя и свое желание, словно ищу мину на минном поле. Шаг влево, шаг вправо: и меня, и ее размажет на куски. Но все не так просто. Она сжимает ноги, пытаясь закрыть для меня доступ к пульту управления ее телом. Прячет красную кнопку, которая так и призывает коснуться ее, в разрез с мыслями хозяйки.
[indent] – Играем в сопротивление? Как глупо, - впиваюсь взглядом в ее глаза, расправляю пальцы, чтобы охватить как можно больше кожи в следующем прикосновении, скольжу ладонью выше, игнорируя ее попытки спрятаться, не позволить мне сделать задуманное. Я и не собирался. И если она наивно думала, что я буду играть по ее правилам, то пришло время спуститься с небес на землю. Потому что рука скользит выше, по животу, еще выше по ребрам. Цепляюсь за талию. – Может еще подумаешь, что мне стоит делать, а что нет? М? – наклоняю голову вбок, изучаю ее мечущийся взгляд, держу в напряжении. Она не знает, о чем я думаю прямо сейчас. Не сможет просчитать мои дальнейшие шаги, как бы ни старалась. Будет оставаться в неведении до тех пор, пока я не позволю ей узнать, что я задумал. – Ну, как хочешь, - пожимаю плечами в ответ на ее молчание. – В твоих правах не двигаться, или, ну, не знаю даже, что я сделаю, - резко опускаю руку, пальцами проникаю внутрь нее, ловлю губами грязный стон с ее губ. – Ты даже в самых своих откровенных фантазиях не сможешь представить насколько грязно я могу играть, - вновь срываю с ее губ стон в момент, когда избавляю ее от своей руки. Она все равно сдастся мне. Рано или поздно. По глазам вижу. Она так сильно хочет, чтобы я продолжал, что не может даже двигаться. И я пользуюсь этим. Обеими руками цепляюсь за край платья, тяну его наверх, освобождаю ее идеальное тело от единственной тряпки, которая так нахально разделяло меня от нее. – А-а-а, - качаю пальцем перед ее лицом в момент, когда она решается предпринять попытку к сопротивлению, а может к тому, чтобы спрятать свое обнаженное тело от меня. Ну, уж нет. Я так не играю. – Ну, ты не переживай, тебе не будет обидно, - платье показательно опускаю на пол. Следом снимаю с себя пиджак, футболку. Остаюсь обнаженным по пояс. – Как ты сказала? Хочешь почувствовать мою кожу без одежды? – сокращаю расстояние между нами, позволяю себе прижаться к ней так, чтобы выбить из груди новый стон, больше похожий на глухой выдох. – Твое желание – закон, - ох, как бы продлить этот момент, чтобы я успел им насладиться. Попробовать на вкус ее возмущение и возбуждение. Коктейль эмоций. Смешать, но не взбалтывать. Но так хочется, ведь запретный плод всегда сладок. И кто мне запретит насладиться им сполна? Ева, которая сейчас рассыплется на кусочки, если я продолжу вести себя, как самовлюбленный мудак? Но ведь чем дольше я растягиваю удовольствие, тем сильнее она – сходит с ума. И я не могу не позволить себе насладиться каждый гребаным моментом этого безумия. Слишком восхитительно. Слишком желанно. Как и касаться ее, еле ощутимо, водить кончиками пальцев по коже. По ребрам, по выемке между груди, ниже по солнечному сплетению. Вычерчивать пальцами каждое ребро, которое так отчетливо прощупывается на вытянутом, как струна, теле. Я не знаю, как сдерживаюсь. Как глушу в себе это сумасшедшее желание поцеловать ее, коснуться не руками, губами, языком ее воспаленного под моими ласками тела. Попробовать на вкус. Смаковать, наслаждаться. Растягивать удовольствие. Каждый раз, как первый. Каждый раз – что-то новое. Изучать ее, и узнавать себя совсем с других сторон. Никаких ограничений. Никаких преград и попыток остановиться. Голые эмоции. Абсолютно голое тело, покрывающееся мурашками от моих прикосновений. Леденящее душу ощущение полного контроля. Мне нужно услышать вслух признание ее поражения – был бы глупцом, если бы стал даже думать об этом – мне достаточно этого голодного, умоляющего взгляда. Никаких слов. Язык тела – не обманешь. И каждый раз опускаясь неожиданно низко, дразня эрогенные зоны на бедрах, нарочно касаясь разгоряченной точки, вновь и вновь сталкиваясь сопротивлением и попыткой заблокировать доступ к точке наслаждения, дышать становится тяжелее. Я тоже хочу, чтобы она коснулась меня. Хочу почувствовать ее руки на своей шее, на спине. Хочу, чтобы касалась моей шеи губами, кусала, рычала, злилась – отдавала мне все свои эмоции, какими бы они ни были. Слишком рано, Итан. Не торопись. Посмотри на то, как ОНА ведет себя и запомни этот момент, потому что в следующий раз – его уже может не быть.
[indent] - Уверена, что не сдашься? Кажется, ты уже говорила так, а что потом? Помнишь, свое первое признание поражения? Наверное, думала, что... один раз, глупый дурачок Итан просто отымеет тебя, а ты будешь пользоваться этим? Я же ебливый козел, мне же только это и нужно, да, Ева? – снова начинаю злиться от того, что подобные мысли беспардонно атакуют мой мозг, заставляют выпускать подобные фразы и предложения с губ. Рука скользит ниже, на этот раз возвращаясь в привычное положение. Новый стон. Такой жаркий, почти скулящий. Внутри нее так горячо и влажно, что я не могу сдержать выдох сумасшедшего желания и неконтролируемого предвкушения. Слишком ярко представляю, как окажусь внутри нее, буду брать ее так, как захочу и каждый стон, каждая горящая клеточка ее тела будет принадлежать мне. Как и все разы «до». Как и всегда будет «после». – И судя по твоему телу, я могу получить это прямо сейчас, тебе стоит только... попросить, - теперь я буду использовать все самые грязные приемы в своем мужском арсенале. Я – могу ее поцеловать. Прямо сейчас. Коснуться губами тонкой кожи на шее, вычерчивать языком влажную дорожку ниже, погружая пальцы внутрь нее снова и снова. Мучительно медленно, наслаждаясь каждым вздохом с придыханием в момент разрыва контакта. Давлю на самые больные точки в ее теле. Губами изучаю ее тело. – Представь, что я могу сделать сейчас с тобой не пальцами, а языком, - шепчу в самое ухо, поддаваясь волю своего же воображения. Облизываюсь, словно голодный зверь, который слишком долго загонял свою добычу, и уже предвкушает момент, когда пустит ей кровь. В ответ слышу шепот, злой, отрицающий мое предложение. Упрямится. Но я могу делать все, что угодно. Издеваться, дразнить, сводить с ума. А вот ей – не дам этого сделать. Не поддамся ее желаниям. Я уже и так достаточно сделал, чтобы дать понять, что все сказанное ею ранее – чушь собачья, и если она все еще сомневается в моих намерениях, то будет страдать, гореть и томиться в огне ебучего ожидания. Я слишком терпеливый. Я могу подождать. – Интересно, на сколько тебя хватит? – горячим дыханием по влажной коже. Забираю ее горящее наслаждение, когда вновь убираю руку. Показательно облизываю пальцы, глядя ей в глаза. Боже, это просто невозможно. Терпеть это просто невозможно даже мне. Не знаю, как ей хватает сил все еще держаться. Не понимаю ее сопротивления. Не понимаю, откуда в ней столько ярости и токсичности. Но следующие ее слова перечеркивают мои мысли о том, чтобы сдаться. Ее ответ показался мне слишком резким, выбив чашу терпения из-под меня, полностью опустошив ее.
[indent] Разрываю все контакты с ней. Разворачиваю спиной к себе, прижимаю к стене рукой так сильно, что кажется проломлю сейчас либо фанеру, либо ее позвоночник. – Мне казалось, я довольно ясно дал понять, что ты не получишь желаемого до тех пор, пока я не услышу то, что я хочу, - рычу в самое ухо, злюсь. Не позволю ей больше расслабиться. Пусть стоит и думает над своим поведением, пока я продолжу издеваться над ней. Подводить к какой-то нереальной грани прикосновениям. По позвоночнику, ниже, до самой поясницы, по бедрам. Пальцами впиваюсь в кожу ягодиц, словно напоминая ей о том, какими грязными приемами могу воспользоваться прямо сейчас. И каждый шлепок будет подводить ее к сумасшедшему желанию все больше и больше, ведь я для себя уже давно уяснил одну простую вещь – Ева такая же конченная, сумасшедшая, больная на голову, как и я. Мы с ней слишком похожи, чтобы не понимать желаний друг друга, не чувствовать нутром то, что нужно другому. Две такие неидеальные половинки, кусочки паззла, которые идеально подошли, даже при условии, что картинки на тыльной стороне – абсолютно разные.
[indent] Она что-то бормочет про больного, про психа, пытается в очередной раз задеть меня, мою тонкую душевную организацию. Думает, наверное, что сможет сделать это, а на деле – лишь сильнее бесит меня. Одной рукой собираю ее волосы в хвост, отодвигаю в сторону, чтобы зафиксировать голову, не дать ей возможности развернуться. Касаюсь губами шеи, все еще обманчиво ласково вожу по коже талии и бедер. Усыпляю бдительность, но это не работает. Она продолжает осыпать меня несуразными оскорблениями, которые в данном состоянии лишь подстегивают меня. Вскрикивает в момент, когда я наношу первый ощутимый шлепок по ягодице. – Еще что-то хочешь сказать? – сжимаю кожу так сильно, что останутся синяки. Еще шлепок, даже в момент, когда она молчит. Встряхиваю этим, напоминаю о том, что не дам ей молчать, даже если она очень захочет. – Ну, же, Ева, не пытайся обмануть себя, - завожу руку чуть глубже, наощупь, опираясь лишь на заманивающий в свои сети жар, вновь погружаю пальцы внутрь нее, прижимаю к стене в тот момент, когда вместе со стоном, она пытается развернуться. Пользуюсь возможностью, дергаю пряжку ремня, не в силах больше сдерживаться. Освобождаюсь от лишней одежды. В слишком соблазнительной близости с ней держать себя в руках еще сложнее. Какое-то жалкое расстояние между нашим общим сумасшествием и одно жалкое слово, которое я выбью из нее, чего бы мне это не стоило.

i'  l  l    b  e    y  o  u  r    l  i  g  h  t,    y  o  u  r    m  a  t  c  h,    y  o  u  r    b  u  r  n  i  n  g    s  u  n,
i'  l  l    b  e    t  h  e    b  r  i  g  h  t    a  n  d    b  l  a  c  k    t  h  a  t'  s    m  a  k  i  n  g    y  o  u    r  u  n
i    g  o  t    m  y    m  i  n  d    m  a  d  e    u  p    a  n  d    i    c  a  n'  t    l  e  t    g  o
i'  m    k  i  l  l  i  n  g    e  v  e  r  y    s  e  c  o  n  d    't  i  l    i  t    s  a  v  e  s    m  y    s  o  u  l
i'  l  l    b  e    r  u  n  n  i  n  g,   't  i  l    t  h  e    l  o  v  e    r  u  n  s    o  u  t

[indent] Я даю слабину, в момент, когда позволяю ей повернуться. Внимательно смотрю в глаза, разрешаю самому себе утопиться в них. Собственноручно затягиваю на самое дно этого бездонного озера зеленого цвета. Без возможности вырваться наружу. Хочу слушать ее, слышать ее. Вслушиваться в тихий голос, наглым образом проникающий под кожу, заставляющий тело отзываться мурашками на каждое ее слово. Упираюсь руками в стену, создаю видимость ловушки, ограничиваю, не позволяю ей сбежать. Но все это кажется бессмысленным на фоне того, что она говорит. Подводит черту, дает понять, что все мои сомнения и мысли, которые до сего момента продолжали атаковать меня, подкидывая все новые и новые варианты развития событий – беспочвенны. Глупые, по-детски, такие смешные, что начинаю злиться. Не на нее, на себя, за то, что позволил себе допустить их до своего разума. Но момент, когда мои пальцы сжимали ее волосы в тугой хвост, прижимая к стене, дразня и заманивая следом на дно наслаждения – до сих пор отзывается внутри меня, как пульсирующая рана, как нарыв, как желание, которому я так долго не давал выхода. Никогда не давал. Такого коктейля чувств и эмоций в купе с действиями я не испытывал еще ни разу. Все, что происходит здесь и сейчас с ней – впервые. Остальное – потеряло вес и смысл. Никого не было до. Никого и никогда не будет после. Я не могу рассчитать всю свою жизнь вплоть до мелочей, но одно знаю наверняка – ей я не позволю уйти. Сейчас она подчеркнула мое решение, обозначив границы. Их нет. Я принадлежу ей целиком и полностью. Отдаю все свое существо, каким бы оно ни было – гнилым, или не очень, весь я со своими заморочками и тараканами в безумной голове – ее. Для нее. Как и она для меня. Как бы не сопротивлялась – отрицать очевидное больше нет смысла.
[indent] Позволяю себе придвинуться ближе, все еще изучаю лицо глазами, жадно хватаюсь за то, как соблазнительно она облизывает губы. Напряжение внутри вот-вот разорвет меня на тысячу кусочков. Я не могу сдерживаться. Почти рычу, когда она приближается ко мне еще ближе. Позволяет себе такую наглость – идет против правил, снова – целует меня. Я не разрешал. Не давал повода подумать, что позволю это в условиях, которые она сама же и создала. Не сопротивляюсь, но и не отвечаю, всем видом даю понять свое возмущение. Но все же поддаюсь. Любопытство двигает мной сильнее, чем гордость и желание владеть. Поэтому позволяю ей поменять нас местами, прижать к стене. Тяжело выдыхаю, и с этим выдохом выпускаю из себя все лишнее. Будто заново перерождаюсь: с ней, для нее. Она пытается угодить мне или так ловко обводит вокруг пальца? Пользуется моими слабыми-сильными местами, причем так искусно, что я не замечаю подвоха, хотя очень стараюсь. Она ломает меня. Чувствую, как невидимый внутренний стержень, столько лет помогающий мне, трещит, надламывается и в итоге превращается в бесполезную груду щепок. Ее близость сводит меня с ума. Ее прикосновения заставляют прикрыть глаза, тяжело выдохнув. Очередная слабость, которой не могу больше противостоять. Хочу, чтобы она продолжала. Хочу чувствовать ее также сильно, как описывала она. На коже. Под кожей. Дай мне поцеловать себя. Дай коснуться губами губ, скользнуть языком внутрь, заставляя задыхаться, словно в каком-то безумном танце, словно мы куда-то бежим и никак не доберемся до точки назначения. Я в стадии безвозвратного безумия – горю каждым миллиметром кожи, в ответ на ее губы, изучающе скользящие по мне. В уголок губ, признанием так тихо, что сжимаются все внутренние органы. Становлюсь одним большим комком нервов, когда она скользит ниже. Задыхаюсь. И чем ниже она оказывается, тем сильнее нуждаюсь в продолжении. Путаюсь пальцами в волосах, направляю, пытаюсь перехватить инициативу, хотя и без этого все понятно. Зачем это делаю – не понимаю. Чувствую власть в собственных руках, наслаждаюсь этим каждую гребанную секунду. Ниже, еще ниже. Хочу, чтобы оказалась ниже. Опустилась на колени, признав мою власть и забрала ее, так спокойно и без привычного мне сопротивления. Я сдался ей в момент первого нашего поцелуя еще тогда, просто не понял этого сразу. Она не дала мне возможности осознать это полноценно. Только спустя время и благодаря всем этим мелочам, которые происходили между нами, создавая химию. Сумасшедшее притяжение. Нас невозможно оторвать друг от друга, даже если вся вселенная и галактика, отмена закона притяжения, невесомость – любая сила, какой бы она ни была – захотят это сделать. Это невозможно, потому что нами никто не может управлять. Власть друг над другом в наших собственных руках, и мы пользуемся ей. Она позволила себе показать свою другую, тайную, темную сторону души. Развязную. Развратную. Страстную. Неконтролируемую. Я позволил себе стать совершенно другим – тем, кто будет главенствовать всегда и везде, но в момент, когда будет необходимо – ляжет на лужу и позволит ей пройти по себе, только ради того, чтобы не намочила ноги. Гордость странная штука. Такая же, как и жажда управлять, идущая так близко с желанием обладать и быть главным. Все они меркнут и теряют смысл, когда рядом такая покорная женщина – заставляет тебя думать, будто ты король, а на деле – шут в забавном колпаке.
[indent] Ее слова возвращаются мне почти сразу же. Внутри все сводит от предвкушения, а руки непослушно продолжают тянуть ее ниже. Еле сдерживаюсь, чтобы не застонать, когда она скользит губами по животу. Так соблазнительно близко. Я окончательно теряю контроль над ситуацией. И в момент, когда ее губы касаются моего откровенного возбуждения – колпак одевают мне на голову. На ее же голову – одевают корону. Шах и мат. И мой стон, неконтролируемо срывающийся с губ, тому подтверждение. И даже жалкие попытки перехватить власть, направлять, рычать от ее дразнящих действий – такая жестокая ответка на мои предыдущие – не способствуют этому. Я сдаюсь, когда ее язык скользит по коже. Смотрю ей в глаза. Визуализация, ощущения, горячие губы – все. Этого достаточно, для того, чтобы я превратился из главного, в ничтожную сошку, готовую на все. Я потерялся в пространстве. Сдаюсь. Теряю голову. Качусь в бесконечную бездну, пытаюсь считать про себя, сбиваюсь на двух и начинаю снова, пальцами вжимаясь в ее затылок. Она полностью поддается моему контролю, кажется, будто послушно делает все, что я прошу. Молча. Признает власть, доказывая свою покорность. Пользуется моими собственными желаниями. Мои положением. Таким сумасшедшим состоянием полного отчуждения, близкого к безумию. Хитрая женщина та, что дает мужчине веру в его власть, а не та, что подчиняется каждому его капризу. Ева всегда делает все наоборот. Никогда не идет по установленным правилам, сметает все на своем пути. Делает все по-своему. Поддается импровизации, а может действует по заранее намеченному плану? Плевать. Ничто не имеет значения, кроме того, что я чувствую прямо сейчас, отключив мозги и выкинув на помойку все лишние мысли. Наслаждаюсь, направляю. Она понимает все без слов, поддается, делает так, как необходимо. Как нравится мне. Срывает все пломбы, внушает доверие. Отдаюсь ей полностью. Теряю хватку. Теряю контроль. Схожу с ума от каждого движения. Быстрее, глубже. Заставляет стонать, не сдерживаясь. Не могу заткнуться, хотя так хотел бы. Еще. Еще чуть-чуть. Не останавливайся, прошу. Рукой дергаюсь в ее сторону, чтобы вжаться в нее сильнее, но в этом нет никакой необходимости. В очередной раз обошла меня на шаг вперед. Все сделала сама, вознесся себя на пьедестал моего личного ей поклонения, а меня – на небо. Потому что душа вышла нахер. Мозг вышел нахер. Я вышел нахер. В заключительном стоне раненного и все еще отбивающегося зверя. Растоптала. Стерла. Уничтожила. Дала возможность стать выше на голову. Вложила в руки корону, и присыпала меня землей. Похоронила заживо. Но я не сдамся. Не позволю.
[indent] Чувствую ее прикосновения на коже вновь. Жадно глотая воздух губами, в тщетных попытках восстановить дыхание. Вижу ее перед собой. Слежу за взглядом. Слушаю ее снова. Удивляюсь этой странной неуверенности, в ответ на которую не могу сдержать улыбку. Неконтролируемая эмоция. Не моя. Кого-то другого. Тяну к себе за талию. Ближе. Чувствую ее кожу так близко к себе, что не мешаю себе почувствовать ее полноценно. Кожа к коже. Губами к губам. Сплетаюсь языком с ее, даю понять, что не чувствую отвращения, стеснения или что она там себе надумала. По взгляду видел это, но не смог объяснить. Предпочитаю доказывать действиями. Не скрывая этой жажды до поцелуев. Не скрывая жажды к ней, которую буду испытывать постоянно, просто потому, что мне мало. Мало ее прикосновений, мало слов. Хочу слушать ее вечно, даже если она будет говорить какую-нибудь ерунду. Целую так крепко, как никогда еще не целовал. До жгучей боли в легких. До крови на губах, потому что впервые позволяю себе сделать тоже, что она делала регулярно. Чувствую вкус ее крови. Слизываю языком, отстраняюсь, позволяю себе выдохнуть и вновь вдохнуть. Пальцами сжимаю кожу талии. Она снова в моей ловушке, такая наивная глупая девочка, которая думала, что сможет отвлечь меня от самого главного. Начинаю охоту. Я не получил того, что ждал. Действиями – возможно, но почему я не могу услышать это вслух? Рвано, в ухо, стоном, мольбой. Добью ее окончательно, она как раз расслабилась. Наивно думает, что сможет отвлечь мое внимание. Даю понять, что это не так, когда одна рука с талии скользит ниже, по животу, до ее, пылающего от возбуждения, желания. Ворую его с губ, скольжу по влажной коже. Глубже, словно не специально, но на деле – как раз наоборот. Снова стон. Я смотрю ей в глаза, облизываю губы, которые пересохли от напряжения. Господи, что ж я за извращенец такой? Почему так сильно люблю добиваться своего, когда вот – она сама уже все мне в руки вложила – бери и пользуйся. Но нет. Люблю все усложнять. Люблю длинные игры, с множеством ходов и стратегией. Которая заставит ее умолять меня. Которая доведет ее до сумасшествия. – Какая хорошая девочка, - шепчу в самое ухо, продолжая дразнить ее между ног. Снова и снова срываю стоны. Ого, это что – рычание? Кажется, кому-то не нравится то, что я делаю. А может то, что говорю? – Стоило оно того, скажи? Твое сопротивление, - уточняю, касаюсь губами ее шеи, скольжу языком от плеча до мочки уха. Цепляюсь зубами, прикусываю. Выдыхаю шумно, не сдерживаюсь. – Ты же можешь быть послушной, когда захочешь, - ниже зубами по шее, вытаскиваю из нее отчетливое рычание в момент, когда кусаю. Совсем не сильно, но это приносит такой ошеломляющий эффект, что я жалею, что не сделал этого раньше. Играю на ее гордости. На ее жажде к власти, которую не позволяю забрать слишком надолго. – Что такое, Ева? Думала сможешь обмануть меня? Ты действительно сама этого хотела, или просто пошла на вынужденные меры? – не верю ее и ее наигранному сопротивлению. Хотя то, с какой яростью она теперь пытается вырваться из моих рук – говорит об обратном. Не обращаю на это внимание, потому что не верю. Мои пальцы все еще в соблазнительной близости с ее возбуждённой точкой, и тело – отказывается подыгрывать хозяйке. Тело хочет меня. А она и ее гордость – хочет поставить меня на место. Как наивно. Как глупо. – Я все еще не услышал того, что ты хочешь мне сказать, - на сцене самовлюбленный ублюдок Итан Таунсенд, и если вы не хотите меня злить – лучше делать то, что я хочу. А еще лучше – впасть в состояние неконтролируемой агрессии. Да, вот прямо так, как это сейчас делает женщина, сводящая меня с ума. Я позволяю пальцам больше, чем обычно, проникаю внутрь, срываю стон. Еще один, когда возвращаюсь обратно, дразню ее, довожу до сумасшествия, чувствуя отдачу в теле. Ускоряюсь, замедляюсь, довожу ее, нас, до равного счета. Не отпущу ее до тех пор, пока не сорву башню. Не дам уйти. Ни сейчас, ни когда-либо еще. Кричи, Ева. Выстанывай мое имя, как молитву, даже сейчас, когда в голове бьется мысль о сопротивлении, а руки тянутся к моей шее, в надежде найти лазейку в наручниках, чтобы удушить меня. Чувствую ее учащенный пульс губами на шее. Не останавливаюсь, хоть и понимаю, что уже пора. Заставляю содрогаться, рвать ногтями кожу на животе, выше, чем ей хотелось бы изначально. В ее положении я лучше бы не сопротивлялся. Но нет, Ева не из тех, кто сдается. Хочет отстраниться, так безуспешно рвется из моих рук, словно я запер ее в клетке и не позволяю выйти на свободу. – Мне достался самый лакомый кусок на планете, - обманчиво ласково шепчу на ухо. Скольжу кончиком языка по шее вниз, по бешено бьющемуся пульсу. Сжимаю ее кожу, заставляю выдохнуть от неожиданности. Снова. Словно я мучил ее все это время и продолжаю сейчас. – Теперь мы наравне, считаю это честно, разве нет? – выдыхаю слова ей на кожу, поднимаюсь губами выше, по подбородку, к губам. Не позволяю себе коснуться их, потому что сейчас – все, что она заслуживают не больше, чем полная тишина.
[indent] Меняю нас местами, прижимаю к стене, вновь обрубаю пути к отступлению. В ответ на ее грязные высказывания, затыкаю рот ладонью. Пытается дать отпор, сопротивляется даже сейчас, когда не может даже дышать от перевозбуждения, а за нее так откровенно пошло говорят ее глаза. Испуганные, но в их затуманенности не вижу недоверия. Скорей попытку быстро прийти в себя. Оклематься. Знает, что не причиню ей вреда – думала иначе, не дала бы мне возможности зайти так далеко. – Замолчи, - не свожу стеклянного взгляда с ее лица. Чувствую власть в своих руках, задерживаю дыхание. – Не примеряй образ жертвы, - цокаю языком, опускаю ладонь ниже, освобождаю губы, скольжу по шее. Ладонью изучаю ее тело, очерчиваю контур ключиц, правее по плечу. Нахожу ее плененные наручниками руки – поднимаю к себе, создавая некое подобие преграды между нами. Не могу скрыть своего возбуждения, и того, как жадно скольжу глазами по этой картине, предстающей перед моими глазами. – Ты планируешь все заранее, но каждый раз я оказываюсь на несколько шагов вперед, - ухмыляюсь, не скрываю этого. – Я все равно заставлю тебя сказать это, чего бы мне это не стоило, - качаю головой так, словно только что произнес собственные мысли вслух. Отворачиваюсь, как будто задумываюсь, на деле изучаю поле собственных возможностей. Продумываю и просчитываю. Не слышу того, что она мне говорит, хотя рука сама тянется заткнуть ей рот. Не хочу показывать ей свое место. Нет. Не совсем так. Просто я еще не договорил. Лирическая пауза. И да, я и без нее знаю какой я ублюдок, какой я урод, моральный, оральный или что она там сказала? Ах да. Это не имеет никакого значения, когда на замену моей ладони приходят мои губы, затыкающие очередной поток ругательств, льющийся из ее рта. Сопротивляется, злится. Заводит меня еще больше своей непокорностью, подогревает интерес, заставляет прикладывать столько усилий ради того, чтобы добиться хотя бы жалкого спокойствия. Не дает мне этого. Ну, что же, в таком случае мне придется поступать иначе...
[indent] Рывком ее к себе, на себя. Хватаю воздух рядом с ней, губы к губам, встречаюсь с новой порцией сопротивления, но расправляюсь с ним в два счета. Обжигающий поцелуй, показывающий все мое желание, которое я сдерживал внутри себя все это время. Поворачиваю спиной, заставляю выдохнуть, тяжело, прижаться к стене скованными руками. Пользуюсь эффектом неожиданности, застаю врасплох. Нет возможности сопротивляться, когда обстоятельства вынуждают поступать прямо противоположным образом. Мягко давлю ладонью на поясницу, заставляю выгнуться, прогнуться. Цепляюсь пальцами за ягодицы, оставляю на мягкой коже один ощутимый шлепок. Слышу странный грудной звук, похожий на стон и вой, смешанные друг с другом. Желание сбивает с ног, заставляет нас играть не по правилам и по ним одновременно. Сдайся, Ева. У тебя нет другого выхода. Просто поддайся течению и позволь унести себя как можно дальше, потому что прямо сейчас ты сойдешь с ума, и я безусловно помогу тебе это сделать. Рукой скольжу между ног, дразняще, чувствую ответ ее тела, которое умоляет не останавливаться. Очередной шлепок по ягодице, обжигающий ее кожу и мою ладонь. Рычу, потому что не могу больше слушать все то, что она говорит. Не выдерживаю. Хочу, чтобы сменила пластинку. Сдайся, Ева. Ты уже сдалась, прямо сейчас, когда почти завыла от моего резкого толчка. Не даю ей прийти в себя, толчок за толчком, сводят с ума, позволяют и мне и ей рухнуть ничком на землю, потеряться в пространстве и забыться к чертовой матери. Она затыкает рот рукой, которую я так любезно предоставил ей в момент, когда так неудачно придавил к стене. – Ты же знаешь правила, Ева, - рычу, не останавливаюсь. Столько злости и ярости во мне лишь от того, что она сука бесит, сводит с ума, заставляет балансировать на этой гребаной грани безумия и безмятежного спокойствия. Почему мы не можем быть нормальными? Почему все наши отношения, какими бы они ни были, в каком бы официальном статусе не находились – вынуждают нас вести себя так, словно по нам плачет самая захолустная психушка Штата? Хуй клала она на мои правила. А я с этим не согласен.
[indent] Разрываю контакт. Дышу также тяжело, как и она, но этого недостаточно. Нашего безумия мне недостаточно. Больше. Больше. Еще больше. Пустить по вене, вдохнуть, пропустить через себя. Хочу довести ее до потери рассудка. Прямо сейчас. Хочу заставить забыть обо всем: о Кит, о Викторе, обо всех, кто на нее смотрел, дышал, рядом с ней стоял хоть раз. Сука, всех вырежу. Дай мне все, Ева. Все, что у тебя есть. Сейчас же.
[indent] Лицом к себе. Руками приподнять на весу. Напряжение растет, нам нужно скинуть его или еще чуть-чуть, и оно заставит нас взорваться. В руках так много силы, видимо адреналин дает о себе знать, в купе с неконтролируемым бешенством. Опора в стене позволяет мне оторваться одной рукой от стены. Закинуть ее руки кольцом на свою шею. Быть еще ближе. Ближе, чем когда-либо. Поймать ее взгляд на себе, затуманенный, застывший в какой-то немой мольбе, и в момент нового толчка насладиться им полноценно, пропустив через себя. Еще один. Более резкий. Заставляющий ее вскрикнуть. Вот оно. Громче, Ева. Пусть каждый номер в этом отеле слышит тебя, а я буду вторить стонам, потому что не могу сдерживать их все внутри себя, рядом с тобой. Снова и снова схожу с ума от этой близости. Сгораю дотла. Наращиваю темп, дышу рвано. Почти не дышу. Двигаемый желанием быть в ней постоянно. Без остановки. Рвать на куски гордость. И свою, и ее. Чувствовать пальцы на шее, в волосах. Неконтролируемо быть еще ближе. Обжигаю дыханием шею. Хочу целовать губы. И делаю это. Нагло, без спроса, как и все, что делал по жизни. Толчок. Еще. Еще. Быстрее. Медленнее. Нахально замедляться, заставляя ее пальцы вжиматься в кожу. Поймать губами недовольный стон. Сцеловывать ее желание с губ. Не дождусь никогда ее слов поражения, но и свои больше сдерживать не могу. Довожу до сумасшествия, сношу башню нам обоим, наращиваю темп, хотя, казалось бы, куда еще быстрее. Стонов так много, что они рвут воздух. Заставляют меня задыхаться, подталкивают воровать кислород с ее губ. Пожалуйста, дай мне еще совсем немного времени. Но я не могу остановиться. Не хочу. – Я твой, - разорвать воздух словами, впиваясь губами в шею. Прижиматься к ней, в надежде, что когда-нибудь смогу прирасти к ее коже своей. – И... - замираю, хватаю губами воздух, чувствуя ее пульсацию. Мне нужна передышка. Я не выдерживаю. – Я люблю тебя, - повторяю это, уверенно, не задумываясь больше ни на секунду. К черту предрассудки. Я хочу, чтобы она знала это. Чтобы не думала о том, что я – ебливый козел. Хочу отмыться от этого клише, которое так подло повесил на меня коллега. Начинаю задумываться – в нужный ли момент сказал это, но забываю об этом после следующего поцелуя. Маски сорваны. И я не могу и не хочу больше останавливаться. Мы выровняли счет. Теперь мы оба сошли с ума. Теперь мы оба знаем, как сильно мы без ума друг от друга. Хотя, был ли ум вообще?