[indent] Когда в жизни появляется определенность – даже дышать приятней. Когда понимаешь, что к чему, нет какой-то недосказанности – только четкое понимание. В голове сразу план дальнейших действий, и порой он настолько отчетливый, что еле сдерживаешься от того, чтобы не привести его в исполнение прямо сейчас. Четкая картинка каждого удара, как вкладывая всю свою силу я сжимаю пальцами горло человека, которого ненавижу больше всего на свете сейчас. Оставлять синяки на шее, ударять по лицу раз за разом. Чувствовать запах крови, слышать хруст костей. До больного наслаждения. Ненависть, которая не знает границ. Когда кто-то обижает тех, кто мне дорог – он остается либо без зубов, либо без права на существование. И сейчас в моем списке появился именно такой человек – у которого нет больше права на жизнь, на спокойную размеренную жизнь, в которой он будет таскать на своем хуе весь город, а потом, выставляя себя овцой, бедной и несчастной – своими грязными руками прикасаться к моей женщине.
[indent] Только я могу это делать. Где захочу и когда захочу, а главное – как захочу. Кончиками пальцев, ладонями по бедрам или языком по шее. Доводить до сумасшествия, чувствовать безумное возбуждение, не поддаваться на ее скулящие призывы продолжить. Спрятанные от чужих глаз – наслаждаться обществом друг друга. Сходить с ума, вместе. Ходить по грани безумия, словно никогда не упадем вниз. Быть уверенным в том, что, если упаду – сделаю это с ней, рука об руку. Поддержу любой ее каприз, даже самый сумасшедший, в ответ на ее покорную строптивость. Мы прячемся ото всех, а я испытываю какое-то сумасшедшее наслаждение, понимая, что никому не позволено видеть нас вместе, знать о нас. Что все, что происходит между нами – лишь наше дело. Как будто интимное. Что-то сокровенное. Такое важное.
[indent] - Мы же шли за кофе, - кончиком языка по шее, руками под футболку, выше до ребер. Губы к губам, чувствовать, как она кусает мою нижнюю. Оттягивает на себя, заставляя меня неосознанно податься вперед, чтобы снова поцеловать. – Или это какой-то позывной теперь? – выдыхаю на кожу, чувствуя ее руки под своей футболкой. Ногтями проходится по коже, ниже до ремня, заставляет вновь выдохнуть ей в губы. Я так и не понял, как мы здесь оказались. Помню только, что она шла за кофе для своей начальницы, а я как всегда не вовремя, или же вовремя, оказался рядом. Шел рядом, ничего не предвещало беды. Скрылись от любопытных взглядов, шли долго, до очередного поворота. Кажется, сбились с пути окончательно, но это никак не мешает нам прямо сейчас наслаждаться друг другом. Мы, как воры, которые воруют исключительно внимание каждого. Желают обладать и наслаждаться этим полноценно. Я ревную ее даже к начальству, которое слишком часто дергает ее по идиотским поручениям. Хочу, чтобы она была у меня на виду постоянно. Хочу слышать ее голос, видеть ее в поле своего зрения. Не отпускать ни на шаг. Дразнить, издеваться, подзадоривать на то, чтобы каждый вечер – мы встречались в одних и тех же условиях – тайком по коридору. Она ко мне. Я к ней. Сгорать в страсти, потому что не было времени днем. Изголодались. Довели друг друга до одного простого «хочу», которое срывается с губ в момент, когда открывается дверь номера. Мне мало. Хочу больше. Хочу ее рядом с собой постоянно. Также близко, как и сейчас. Также соблазнительно, также горячо. Облизывать ее, касаться языком кожи, обжигать и обжигаться. Слышу ее призывное «хочу» уже сейчас, но не даю желаемого. Отстраняюсь. И лишь идиот не заметит в глазах подвоха. Качаю головой. Даю понять, что так просто ничего не будет. У нас есть негласное правило. Мы продолжаем свою идиотскую игру до тех пор, пока она – замужем. До тех пор, пока мы не сможем официально показать всем, что между нами, что-то есть, хотя, как по мне, только идиот этого не поймет. Потому что вряд ли остались незамеченными мои некоторые жесты по отношению к ней. Мой голодный взгляд, каждый раз, когда она появляется у меня на глазах. Я отключаюсь полностью, не вижу и не слышу никого рядом с собой, даже если бы это был президент Америки – мне плевать. Весь фокус – на ней. Все мое внимание – только для нее. Не упустить ни одной детали. Жадно наслаждаться ими, до тех пор, пока не получу заслуженное продолжение. Или то, как провожу пальцами под юбкой, пока она не видит. Заставляю ее вспыхнуть, бросить на меня недовольный взгляд – исчезаю с поля ее зрения, чтобы встретиться совсем скоро тет-а-тет и получить заслуженный приз.
[indent] Возвращаюсь к нашей общей пытке. Губами к губам, точечно ниже, до подбородка, до шеи. Заставляю выгибаться, пальцами впиваться в плечи, путаться в волосах. Назойливый телефонный звонок сбивает настрой. Так вовремя, ведь я почти сдался, под ее повторным, еще более тихим «хочу». На грани сойти с ума. Не хочу отстраняться, но делаю это почти вынужденно, потому что теперь телефон разрывается у нас обоих. И если мой – лишь смской, то ее – назойливо врывается безостановочным сигналом. Ева поспешно отвечает на звонок. Я же в свою очередь не тороплюсь нырять в экран телефона. Поджимаю ее к стенке снова. Губами к шее, рукой под футболкой. Добираюсь пальцами до груди, жду, когда она сорвется и выдаст себя, выдохнув в трубку. Она даже не слышит, что ей говорят – по глазам вижу, и по тому, с каким наслаждением она прикусывает губу. Пальцами щипаю за нежную кожу, ладонью продолжаю откровенно нахально изучать ее эрогенные зоны, не отстраняясь. Не могу оторвать губы от ее шеи. Вырисовываю языком узоры, одному мне понятные и известные. Не задумываюсь над этим, просто действую потому, что хочу именно так. Ее куда-то зовут. Понимаю это по произносимым словам. Отстраняюсь, чтобы взглянуть вновь на идеальный профиль, на прикрытые глаза, в момент, когда вновь оттягиваю ткань бюстгальтера и касаюсь пальцами груди, ползу выше, вновь ниже. Исследую каждый участок ее тела, доступный мне сейчас, да и, недоступные тоже. Она сбрасывает звонок. Выдерживает мой напор. Я ухмыляюсь. Не даю ей сказать слово, впечатываюсь губами в ее губы. Сплетаюсь языком с ее, чувствую отдачу, такое же сумасшедшее желание в ответ на мои действия.
[indent] - Что-то не так? – интересуюсь, хотя и сам понимаю, что именно случилось. Знаю, что нам нужно уходить, и если не сейчас – то сразу можно брать билет на самолет и не возвращаться на работу никогда, потому что кофе сам себя не принесет, а работа сама себя не выполнит. Делаю шаг назад. Так неожиданно, что и сам забываю, как дышать. Вынужденная мера. Иначе я просто не смогу от нее оторваться. Кофе сейчас – не помешает даже мне. А лучше удар по лицу, потому что это единственное, что способно сейчас вывести меня из коматоза возбуждения. Впрочем, если Ева ударит меня – то это не поможет. К сожалению, с ней все работает с точностью да наоборот. А может и не к сожалению. Может, это даже к лучшему. Провожу ладонью по лицу, встряхиваю головой. Вспоминаю все самое омерзительное, что видел в своей жизни, отчетливо помню, как Дьюк ходил полуголый по студии, проиграв мне спор – вызываю у самого себя рвотный рефлекс, постепенно теряю связь с возбуждением. Вновь ладонью по лицу, вновь трясу головой, скидываю раз за разом возбуждение, но встречаюсь взглядом с Евой – и во всем этом пропадает смысл. Нет смысла ждать, когда меня отпустит. Поэтому беру ее за руку. Впервые за все это время позволяю себе подобный жест, потому что мозги не работают, а я ничего не боюсь. Я хочу держать ее за руку. Хочу и буду. И что вы мне сделаете? Осудите? Будете обсуждать за спиной? Плевать. Мне не впервой все это. Да и кто будет нас обсуждать? Сотрудники кофейни? Или французы, которые проходят мимо и не обращают на нас никакого внимания. Никому нет дела до чужих проблем, как и до чужого счастья. И эта простая истина жизни неплохо играет нам на руку. До тех пор, пока мы не вернемся в офис нашей студии. С кофе в руках, обменяемся взглядами. Общаемся мысленно. Облизываю губы, подмигиваю и исчезаю в соседней двери. Знаю, что мы встретимся буквально через час. Ведь именно об этом гласили те самые смски, которые пришли нам с Евой одновременно. Общий сбор. Очередная глупость, придуманная нашим главным режиссером.
[indent] И пусть на слуху у всех было то же, что и в моей голове – в этот раз руководство превзошло самих себя. Задумка, пришедшая им в голову, при этом, неслучайно – заставило загореться духом соперничества всех. Особенно Еву. Я видел этот безумный взгляд, эти искры, в момент, когда было объявлено соревнование между девушками из состава всей съемочной группы. Безусловно, принять участие в этом решила и Кит, и, если Ева сомневалась (в чем я очень сомневаюсь), то после того, как девушка поставила свое имя и подпись в списках на участие – Ева оказалась там же в ту же секунду. Среди мужчин начались активные обсуждения, в которых я не принимал участие. Мое внимание, как, впрочем, и всегда, было приковано к единственной участнице в этом идиотском соревновании. Пускай. Ева хорошо будет смотреться на камеру и, если она так хочет победить – я могу ей помочь. Ну, по крайней мере, приложу к этому все усилия и возможности, которых у меня, в силу семьи и сложившихся обстоятельств гораздо больше, чем у всех участников съемочной группы.
[indent] - Ты собираешься идти в этом? – появляюсь в ее номере неожиданно, в момент, когда она перелистывает очередную страницу с одеждой в интернете. Прокрался почти незаметно, научился этому за несколько недель. Выучил каждую скрипучую ступеньку или, когда дверь начинает выдавать мое присутствие. Крадусь как мышь и знание о том, что я здесь, останется во внимании только одного единственного человека. – Серьезно? В этом? – складываю руки на груди, не схожу с места. – Если хочешь победить, с твоей фигурой и... – обрываю предложение, потому что ее продолжение будет как минимум вызывающим, хотя, чего я боюсь? Мы спали с ней. Сука, мы столько раз спали с ней, что я могу и имею право называть вещи своими именами. – Сука, да у тебя же ахуенное тело и ты хочешь нацепить на себя вот этот мешок? – откровенно критикую ее выбор и не чувствую вину. Потому что – по факту. – Как будто ты приехала из какой-то российской глубинки, еще скажи, что оно все стразиках и в этом всем, фу, боже, - встряхиваю головой, чтобы выкинуть отвратительный образ, который она себе выбрала. – Пойдем, - подзываю ладонью к себе, но встречаюсь с сопротивлением, - пойдем, ну, же, - делаю шаг, наконец, оказываюсь в номере полноценно. Цепляю ее за руку, тяну на себя, чтобы вынудить встать на ноги. – Не сопротивляйся. Если хочешь утереть нос всем – доверься мне, - не делаю упор на Кит, потому что знаю, как сильно взбешу одним лишь упоминанием этого имени. Впрочем. – Или ты хочешь, чтобы Кит обскакала тебя? Насколько я знаю, они с Дьюком только что ушли по магазинам, я их видел, - заговорчески тихо прямо на ухо, словно кто-то посторонний сможет услышать нас. Но вокруг ни души. И этот жест безусловно выглядит не как попытка уговорить, а скорей, как попытка сломать сопротивление так, как я умею. - Давай ты не будешь выебываться хотя бы сейчас, потому что мне кажется чувство победы для тебя куда важнее, чем чувство бесполезного и глупого сопротивления, - мягко касаюсь губами щеки. Отвлекаю от главного. Путаю словами, путаю сознание. Тяну на себя, вывожу из номера.
[indent] - Когда-то давно я был в Париже, и отец водил меня на показ мод, во время недели Парижской моды, - веду ее за собой, не разрываю связи наших рук. Не даю ей уйти или вильнуть в сторону. Знаю, на что способна, и просчитываю каждый шаг вперед. – Я видел в чем хотят эти дамочки и прекрасно понимаю, что от вас, как от участниц, хотят видеть в студии. Дьюк не был на подобных показах, потому что он мешок с костями, который интересуется какими-то глупыми банальностями, и они с Кит в проигрыше на десять очков уже сейчас. Знаешь почему? – смотрю на нее, вызываю немой вопрос на лице. – Потому что у тебя есть я, - утягиваю в сторону, помогаю избежать лобового столкновения со спешащей куда-то парочкой местных жителей. Веду по какому-то неизвестному маршруту, ориентируюсь лишь на указатели, но мне кажется, что идем мы верно. Нужно выйти на одну из оживленных улиц, а там дальше – разберемся по ходу дела. Главное, держаться подальше от местных достопримечательностей, потому что там, кроме ресторанов и кафешек больше ничего нет. Так помню я. А на деле. Не уверен, но создаю видимость этого. Ричем так грамотно, что Еве ничего не остается, как следовать за мной.
[indent] До тех пор, пока я не доведу ее до магазина, где мы были совсем недавно. Проходили мимо, пока гуляли поздно ночью. Не свидание, но попытка быть нормальными, а не жить одними лишь эмоциями. Воспоминания – этого я хотел больше. Совместных, ярких, таких, что навсегда останутся в памяти и перекроют раз и навсегда не самые лучшие воспоминания, связанные с этим городом.
[indent] - Мне кажется оно будет идеальным для тебя, - киваю в сторону витрины, на то платье, которое она заметила совсем недавно. С кусающимся ценником. Безусловно встречаюсь с ее сопротивлением, но упрямо тяну за собой. Под хлопок входной двери. Под внимание продавцов-консультантов, которые приносят то самое платье в примерочную. А я молча жду. Пока не откроется ширма. В голове активно рисую картинку, примеряю его на нее уже сейчас. Но кто-то очень наглый – скидывает этот образ в сторону. И я вижу ее абсолютно голую. Такую, какой могу видеть только я.
[indent] Господи, какой же я больной ублюдок.

[indent] Я нервничаю, потому что не вижу ее уже несколько минут. Начинаю переживать и даже злиться, потому что должен выдержать паузу и позволить ей побыть одной хотя бы несколько минут, поборов свое больное желание занять собой все ее время и личное пространство. Хочу, чтобы меня было так много, что у нее закружится голова. Хочу занять все ее внимание, быть везде и всюду, как какая-то мания, как она – в моей голове, тогда и сейчас, и всегда – будет занимать все свободное пространство, а не свободное – освобождать и занимать. Без спроса, не спрашивая разрешения. Пользоваться моим сумасшедшим желанием и поворачивать его в свою пользу. Она почти полноценно завладела моей душой, моим телом, определенно, и на девяносто девять процентов моим разумом. Один процент остался на поддержание жизни внутри меня, иначе – вряд ли ей понравится безвольный мешок с костями. Я должен завоевывать ее внимание и уважение каждый божий день, иначе во всей нашей игре пропадет смысл, а я стану очередным каблуком, не способным держать девушку в узде. Не могу позволить себе такой слабости, но, кажется сдаюсь. Когда слышу, как она зовет меня по имени.
[indent] Делаю шаг, чтобы одернуть ширму. Вижу ее перед собой, такую ахуенную, что на мгновение захватывает дух, а слова застревают в глотке без возможности вырваться наружу. – Повернись, - кручу пальцем в воздухе, заставляю ее сделать оборот вокруг собственной оси, чтобы показать мне, как платье сидит сзади. Безусловно ахуенно. В этом не нужно было убеждаться, но мне слишком сильно хотелось ощутить эту толику власти в своих руках сейчас. Ее послушное повиновение, которое чувствую кончиками пальцев и почти сразу же следующее сопротивление. Предлагает коснуться ее, но я упрямо качаю головой, в очередной раз напоминаю ей о наших общих правилах. Идет наперекор моему решению, делает шаг ко мне навстречу, накрывая губы поцелуем. Не могу сопротивляться, а она пользуется этим, и вот – мое положение меняется – я прижат к стене, без права сдвинуться или перехватить власть в собственные руки. Потому что она целиком и полностью принадлежит ей. Даже в момент, когда кусает губы до крови, заставляет недовольно цыкнуть, вкус крови – переключает мое сознание с адекватного сдерживающегося, на сумасшедшее и неподвластное ни одной логике.
[indent] – Ева, ты же знаешь, - произношу на выдохе, ладонями пытаюсь коснуться ее талии, чтобы притянуть к себе ближе, но в ту же секунду получаю совет остановиться. Я бы возмутился и безусловно ответил бы, что разберусь сам, но не когда ее руки позволяют себе так откровенно доводить меня. Слышу брякающий звук собственной пряжки, выдыхаю воздух, словно в последний раз, когда она проникает под ткань, по-хозяйски касается моего возбуждения. – Не вздумай, - рычу, но она не слышит меня. Не останавливается. Резким движением избавляет меня от одежды, опускается на колени. Заставляет меня вновь выдохнуть, хотя дышать мне и без этого уже нечем. Воздух кончился, а в условиях этой маленькой примерочной – свежего уже не будет. Умру от недостатка кислорода, или от того, как перекрываю себе к нему доступ, в момент, когда затыкаю собственный рот ладонью. Откидываю голову, возвращаю в прежнее положение почти сразу. Цепляюсь взглядом в отражение перед собой. Изучаю самого себя без лишнего стеснения. Вижу ее затылок, который активно ходит под моей ладонью, доводя меня до сумасшествия своими губами и языком. Вновь откидываю голову, потому что не выдерживаю под влиянием подобной картины. Хочу посмотреть снова. Опускаю взгляд на нее, прикусываю губу, встречаясь с ее безумным взглядом, вновь откидываю голову. Мне кажется я уже раз пять ударился затылком, но не чувствую боли, потому что теперь с силой, до боли, кусаю внутреннюю сторону ладони, чтобы отключить свое навязчивое желание застонать в полный голос. Не останавливаю ее, не сопротивляюсь. Пытаюсь найти оправдание ее поступку, но не могу, потому что мозги превратились в желе. Я сам превратился в одну сплошную эрогенную зону – одно прикосновение и меня порвет на тысячу кусочков. А ее агрессивное желание довести меня до потери рассудка – тому только способствует. Не могу направлять, не могу и не хочу, потому что чем ближе к финалу, тем сильнее кусаю кожу ладони, почти до слез. Разум отделяется от моей души, покидает и оставляет меня один на один с такими яркими, почти животными, ощущениями и эмоциями. На последнем вздохе вновь откидываюсь, на этот раз почти впечатываюсь затылком в стенку примерочной. Дышу рвано и сбито, и, наверное, стал бы возмущаться, если бы мог. Но не могу. Потому что не осталось сил и эмоций. Виски пульсируют, наконец, выпускаю ладонь из тисков собственных зубов, восстанавливаю дыхание. Она встает на ноги, цепляясь за мои руки, словно за спасательную соломинку. Выравнивается. Смотрит в глаза, как будто пытается запомнить и насладиться моим поражением. Таким откровенным, что становится стыдно. Не смог удержаться. Позволил ей управлять мной. Вот так просто дал доступ к самому сильному способу контроля над собой. И сейчас, когда она пальцами касается собственных губ, а потом облизывает один – было бы побольше воздуха в легких я бы взвыл волком. Но не могу. Дышу еще чаще, потому что снова кончился воздух. От этой картины становится только хуже. И мое положение совсем не выигрышное. Ухмыляется, улыбается, знает, что я сдался – видит это своими собственными глазами. Изучила мои реакции и умеет ими управлять, как будто получила доступ к моему разуму. Забыла о том, что и у меня есть много рычагов воздействия на нее. Мне нужно совсем немного времени, чтобы восстановить дыхание. Передохнуть, чтобы вернуть ее издевательства ей же. Прямо сейчас. Не тянуть время, как обычно, действовать неразумно, почти глупо. Это платье нужно купить. Потому что каждый раз, когда я буду видеть его на ней – буду вспоминать эту примерочную, ряд ли справлюсь с возбуждением и – итог безусловно будет один. Но оно действительно ахуенно сидит на ней. Подчеркивает каждую линию тела. К которому хочу прикоснуться. Взглядом через плечо изучаю ее вид сзади через отражение, отчетливо вижу, как задираю платье и проникаю пальцами внутрь нее, преодолеваю преграду в виде нижнего белья и довожу ее. Довожу каждым движением, каждым последующим словом. Сношу крышу так же сильно, как это постоянно делает она. Жажду, чтобы чувствовала это безумие также отчетливо, как чувствую я. Хочу, чтобы разделила со мной эти эмоции, чтобы отдалась им, как и мне – целиком и полностью. Но, у нас были правила. Которые она нарушила.
[indent] - Мы покупаем это платье, - на выдохе, прикрываю глаза. Мне кажется, я вполне ярко показал мою реакцию на нее в нем и спорить бесполезно. Но Ева в очередной раз делает это. Наивно надеется, что я пропущу подобную попытку мимо ушей. – Это не обсуждается, - добавляю упрямо, наперевес ее продолжающимся попыткам отговорить меня. – Я куплю его тебе, даже если мне придется связать тебя и заклеить рот, - выпрямляюсь, впиваюсь взглядом в ее лицо. О, как она недовольна. Максимально. Хочет быть сильной независимой, но зачем это нужно, когда у нее есть я, а не ее бывший-нынешний муж, который ради собственной жены пальцем о палец не ударил. Я так не воспитан, спасибо отцу хотя бы за это. И не хочу, чтобы моя женщина сопротивлялась тому, что я обязан делать. Потому что я – ее мужчина и имею на это полное право. И ее попытки сопротивления – только злят меня. Кажется, нужно показательно объяснить ей, что делать так больше не стоит. Никогда.
[indent] Одеваюсь. Отвлекаю ее от главного. Делаю вид, будто не я несколько минут назад чуть не распрощался с собственной душой. Застегиваю пуговицу джинс, ширинку. Торможу на пряжке ремня. Одним движением выдергиваю его из шлёвок, с характерным щелкающим звуком. Встречаюсь с ее пораженным взглядом, отвечаю хищной улыбкой. Мне достаточно секунды ее замешательства, чтобы повернуть к себе спиной. Перетягиваю руки ремнем, так, чтобы не позволить ими двигать. Не думаю заламывать, чтобы не причинять лишний дискомфорт – достаточно будет и того, что она в очередной раз ничего не сможет сделать. – Смотри перед собой, - шепчу на ухо, почти вынуждаю упереться взглядом в отражение зеркала прямо перед нами. Вижу ее взгляд, отчетливо пытающий меня самым изощренным способом. Ее руки связаны, а у меня, есть как минимум одна, которой я могу продолжать доводить ее. Чем и займусь. – И не отводи взгляда, я увижу, если ты сделаешь это, - шепчу на ухо, показательно сдавливаю связанные за спиной руки, как гарант тому, что сделаю, если она попробует обмануть меня. В отражение вижу, как нервно она облизывает губы, как на них в ту же секунду появляется дикая улыбка, скорей, как защитная реакция или реакция предвкушения того, что ее ждет совсем скоро. – Если ты не хочешь, чтобы нас застукали, тебе придется вести себя очень-очень тихо, - шепотом на ухо, пальцами свободной руки окольцовываю ее шею. Оставляю влажные поцелуи на коже, ниже по шее, убирая пальцы только для того, чтобы оставить собственные следы, а затем возвращаю обратно. Выдыхаю так тяжело, что кажется превращаю легкие в две бесполезные тряпочки. Наслаждаюсь обстоятельствами, всматриваюсь в ее лицо в отражении. Вижу, как она следит за каждым моим действием, и схожу от этого с ума. Откровенно и нагло довожу ее. – Ты меня поняла? – сдавливаю шею чуть сильнее, не скрываю дикой улыбки на губах. Свободной рукой скольжу ниже от шеи до груди, еще ниже, изучая каждый изгиб. До тех пор, пока не окажусь возле кромки платья. Пальцами по бедрам, завожу руку глубже, встречаюсь с ненавистной тканью белья. Мысленно проклинаю его, но не подаю вида, потому что полностью поглощён изучением ее реакции. – Не слышу, - ломаю ее упрямое сопротивление, надавливаю пальцами на уже влажную ткань, прикусываю губу и не могу не сдержать выдоха на грани экстаза. Не позволяю себе большего до тех пор, пока не дождусь кивка головы. Пытается сдерживаться. На всем своем упрямстве она может выехать дальше, чем мне хотелось бы, но это сейчас, пока моя рука не коснется ее влажной кожи, пока не заставляю выдохнуть с наслаждением, ведь именно этого она хочет сейчас больше, чем что-либо. Чувство возбуждения сильнее, чем упрямство, чем гордость. Мы оба слишком легко управляемые, стоит только найти нужный рычаг воздействия. У каждого из нас есть доступ к подобным знаниям, и мы пользуемся ими, не стесняясь. Наслаждаемся. Так же, как я наслаждаюсь сейчас ее титаническим желанием оторвать мне голову, которое идет вразрез с желаниями собственного тела. Когда-нибудь, она поймет, что делать это бесполезно, но видимо для этого мне еще придется изрядно потрудиться.
[indent] Проникаю пальцами под ее белье. Прикрываю глаза, не скрывая своего наслаждения. Упиваюсь им, испытываю такой восторг, что не описать словами. – Ты не можешь мне сопротивляться, как и не можешь сопротивляться моим движениям, согласись? – не требую ответа на свой вопрос, потому что первый скулящий стон служит мне ярким доказательством. Я абсолютно прав и нет смысла отрицать это. Потому с каждым погружением внутрь нее, с каждым влажным прикосновением и сопутствующим поцелуям по шее, от которых по коже бегут мурашки – уверен в том, что ее упрямство спадет. Она никогда не скажет об этом вслух, не сможет признать мое полноценное владение ею вот так откровенно, будет пытаться выбивать землю из-под ног каждый раз, когда будет чувствовать свою критическую близость к такому грандиозному провалу. Как и сейчас. Кусая губы в ответ на мои прикосновения. Пытается дернуть руками, встречаясь с моим не менее упрямым сопротивлением – ремень стягивает кожу на руках и предпринимать следующие подобные действия – как минимум неразумно. – Мы покупаем это платье и все, что сегодня выберем, потому что я намерен одеть тебя полностью с ног до головы, не смотря на ценники и твое сопротивление. Чем больше ты будешь сопротивляться, тем хуже тебе будет, потому что, - избавляю ее перевозбужденное тело от своих пальцев, не даю полноценную разрядку, так откровенно обламываю. Но в тот же момент погружаю влажные пальцы в рот, облизываю их с нескрываемым наслаждением. – Господи, - срывается с губ, прикрываю глаза и лишь через мгновение вспоминаю о том, что я все еще не договорил. – Я могу позволить одеть тебя во что угодно и как угодно – еще один занимательный факт моей биографии, - ухмыляюсь, глядя ей в глаза в отражение. – И, если ты будешь послушной хотя бы один день, то возможно я сжалюсь над тобой и позволю кончить, но это будет только в отеле, возможно, раньше, все зависит от тебя, - освобождаю ее руки от своего ремня. Освобождаю ее из своего сладкого плена. Разворачиваю к себе, чтобы поцеловать, потому что желаю этого больше всего на свете. Больше, чем издеваться над ней так жестоко и откровенно. Больше, чем сейчас она хочет оторвать мне голову. С голодом и неконтролируемой страстью, потому что это чертово платье сводит меня с ума сильнее, чем я рассчитывал. А может дело не в нем, а в том на ком оно так потрясающе сидит? Вновь нащупываю влажную ткань белья, проникаю внутрь, вынуждаю следующий стон оставить на моих губах. Кусаю губы, отстраняюсь, но не убираю руки. – Тихо, - шепчу, обжигая ее словами. Нет спасательного круга, некуда спрятать стон – придется терпеть. – Ммм, - не скрываю своего удовлетворения. Убираю руки от разгоряченной точки, но не спешу избавлять ее от них совсем. Пальцами сжимаю ее бедра, плавно перебираюсь к ягодицам, чтобы с силой сжать правую. Рукой затыкаю ее рот в момент следующего стона. Глаза блестят, словно у сумасшедшего, но я действительно не могу контролировать это безумие. Упиваюсь им, как и ее желанием. Еще чуть-чуть и она упадет у моих ног замертво, и никакое упрямство ей не поможет. Как и слова, потому что рот все еще заткнут. Но ее горячее дыхание, рваное и сбитое – вынуждает меня в следующий момент избавить ее губы от плена ладони. Пальцами провести по губам. Слегка оттянуть нижнюю, почувствовав, как выражая свои отчаянные попытки перехватить мою власть – она хватает пальцы губами. Облизывает, а мне только и остается, что наблюдать за этим, невольно облизывая губы. Ухмыляюсь, потому что видеть, как собственными руками открыл этот ящик Пандоры – лучшая награда. Убираю руки. Разрываю все контакты. Никакой разрядки. Никакого окончания веселья до тех пор, пока я не захочу. И чем больше она продолжает издеваться надо мной, тем дольше будет продолжаться эта сладкая пытка.
[indent] Вдеваю ремень в джинсы, отворачиваюсь, чтобы не смущать ее своим взглядом. Чтобы и самому немного скинуть лишнее возбуждение, ведь оно как будто по касательной задевает и меня, всякий раз, когда я чувствую аромат ее духов и тепло ее кожи рядом с собой. Какое-то интуитивное возбуждение, сильное и неконтролируемое. Схожу с ума, но не позволяю себе рухнуть в эту бездну окончательно. Жалкие крупицы контроля над ситуацией должны быть в моих руках – иначе все пойдет прахом, а Ева начнет творить полную дичь.
[indent] - Знаешь, у меня есть еще одна мысль, - поворачиваюсь, встречаясь вновь с ее взглядом гласящем «что ты опять придумал?». – Я там видел такую шикарную юбку, что ты не можешь сопротивляться моей воле и не купить ее, кажется, так, верно? – выставляю палец перед собой, пресекаю попытки начать говорить что-то мне наперекор – забираю платье и вместе с ним ухожу из примерочной. Две минуты вдалеке от нее сбросят с меня возбуждение и желание закончить начатое прямо сейчас, идя вразрез с моим собственным решением. Впрочем, то, что я придумал – будет куда более безумным, чем все остальное.
[indent] Прошу у продавцов-консультантов ту самую юбку, нужного размера, ведь кажется, с размером платья я не ошибся. – Пробейте нам платье и эту юбку, она в ней уйдет, - протягиваю на кассе платье, и карточку, чтобы оплатить все сразу. Оплата завершена, я забираю покупки и возвращаюсь к Еве в примерочную. – Так, - протягиваю ей юбку, - насколько я понял вещей у тебя с собой нет от слова совсем, потому что ты до сих пор ходишь в моей футболке, - еле сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза, - поэтому глупо будет сопротивляться, одевай, - протягиваю ей юбку. Она идеально садится на бедра, и выглядит гармонично даже с футболкой. – И как гарантия, - не торможу на словах, проникаю обеими руками ей под юбку, стягиваю нижнее белье. – Это я оставлю себе, до вечера, - Господи я еле сдерживаюсь, чтобы не приложить их к лицу, в очередной раз почувствовав аромат ее возбуждения. Прячу трусики в карман джинс, глубоко, чтобы их точно никто не увидел и не нашел. До тех пор, пока мне это не пригодится. – Острые ощущения — это всегда более чем ахуенно, да? – касаюсь ее губ в поцелуе снова. Чувствую жалкое сопротивление, но отрицаю воспринимать его всерьез. – Ты чем-то недовольна? – скольжу ладонью по бедрам, в катастрофической близости с ее все еще не остывшим возбуждением, которое лишь сильнее подогревается от моих предыдущих действий. – Пойдем, я уже все оплатил. Кажется, тебе нужны еще туфли и аксессуары? И может быть новую футболку, потому что эта выглядит так, словно ты ее у какого-то психа украла, - тяну за руку за собой из примерочной, понятия не имея куда мы пойдем дальше. В магазин. А может сразу в ресторан? Может нам удастся сегодня импровизированно сходить на первое свидание? Наше общее и мое личное. Потому что я понятия не имею, как все это должно было быть. К сожалению. А может и к счастью, потому что долой клише и стандартные схемы. С этой девушкой – подобное просто дикость.

[indent] Наверное, быть тупым очень удобно. Тебе не нужно заморачиваться насчёт каких-то важных дел - все сделают за тебя. Тебе не нужно ничего продумывать и уж тем более придумывать - все получается как-то само собой, потому что окружающие люди думают: «он все равно ничего не сможет, сделаю сам, так будет проще и не нужно будет переделывать». Не нужно заморачиваться насчёт того, кто что думает и уж тем более, что думают о тебе. Просто живешь, словно навсегда застрял в детстве с этой непосредственностью и пофигизмом, наслаждаешься беспечностью и просто жизнью. У тебя нет никаких проблем. Потому что ты не понимаешь, что такое проблемы и даже не задумываешься о том, что можно сделать так, а не иначе. Просто плывёшь по гребаному течению.
[indent] А когда ты слишком умный и подмечаешь мелкие детали, строишь логические цепочки, пытаешься везде и всюду упростить, облегчить – тратишь слишком много энергии на ерунду, которая никому не нужна. Тобой управляет лишь жажда сделать все хорошо и неважно, сколько сил и времени убьешь на это - главное результат. Ведь результат один из важных показателей. Умным тяжело живётся. Они постоянно о чем-то думают и рассуждают. Строят планы, просчитывают и продумывают все на несколько шагов вперёд.
[indent] А бывает так, что ты вроде не умный и не тупой, но что бы ты ни делал - все пойдёт по пизде. Как бы ты ни старался - все будет не так, как ты спланировал. Все обязательно пойдёт кувырком. И единственный человек, на которого ты можешь положиться - ты сам. Принимаешь решения сам. Никогда не верил в судьбу и в то, что по логике ею называют - стечение обстоятельств, злой рок. Все, что мы делаем - сугубо наше личное решение, обусловленное факторами, которые повлекли решения таких же людей, как и мы. Не больше. Сейчас, мы переходим дорогу. Не обратим внимание, не посмотрим по сторонам и уже завтра будем лежать в местном морге. И что за дурацкая привычка тормозить возле перехода? Отвлекаться?
[indent] Тяну Еву за собой, потому что вот, зелёный свет, надо идти, а она, кажется, задумалась и явно не о том, что под ее юбкой совсем нет белья. Нет. Она по-особенному жуёт внутреннюю часть губы в тот момент, когда думает о чем-то важном, наверное, даже глубоком. Как будто находится на грани принятия очень важного решения. Поэтому не отвлекаю, но все же тяну за собой, чтобы как можно быстрее пересечь улицу и не тормозить движение. Водители здесь такие же нервные, как и в Америке, и куда более злые, потому что торопятся ещё больше, чем американцы. Редко соблюдают правила дорожного движения, и тот, кто был здесь хоть раз знает - переходить дорогу нужно быстро и только в тот момент, когда ты изучишь дорогу на предмет очень нервных курьеров и таксистов.
[indent] Оказываемся на противоположной стороне. В одной моей руке куча пакетов, которые так любезно вручил сам себе после длительного шопинга, в другой - рука Евы и, я скорей лишусь обеих, чем позволю той, что держит ее - расцепить пальцы. Мы останавливаемся, не обращая внимания на возмущённых пешеходов. Чувствую какое-то напряжение и следующими ее словами получаю подтверждение. Не могу удержаться, чтобы не коснуться ладонью ее лица - даже мне иногда хочется проявления какой-то глубинной нежности, в чем я конечно же никогда никому не признаюсь. Просто видеть то, как она реагирует на мои прикосновения, какими бы они ни были - самая лучшая награда. И так гораздо легче воспринимать слова. Можно создать иллюзию спокойствия, собрать всю волю в кулак и передать это спокойствие ей. Вернуть в реальность, обратить на себя внимание, хотя, казалось бы, куда ещё больше. Но мне хочется больше. Хочу знать ее мнение на все, на каждую мелочь. Хочу слышать и слушать ее, каждую ее мысль. Отвечать или нет, как сейчас. Молча слушаю, просто наблюдаю за ее реакцией, пытаюсь запомнить каждое слово, чтобы впоследствии сократить свои - до минимума. Вложить в несколько предложений смысла больше, чем когда-либо, потому что мы упорно возвращаемся к той теме, что волновала нас больше всего. Глупо отрицать тот факт, что она говорит правильные вещи. Не скажешь, что она несёт чушь или придумывает что-то лишнее. За пределами этой страны нас действительно ждёт жестокая реальность, и пока мы имеем возможность побыть в идеальном мире, который создаём сами для себя - зачем эти лишние мысли и нервы? Да, так бы я, наверное, и сказал, если бы был тупым. Начал бы убеждать в том, что все вопросы можно решить, даже такие, что не сравнятся с тем, что волнует ее прямо сейчас. Так бы сказал, если бы был умным. Но я, наверное, к счастью, отношусь к иной категории людей. На ее вопрос: что там будет? – почти сразу нахожу ответ. – Там буду я, – смотрю на неё, улыбаюсь, как идиот, потому что не знаю, как реагировать иначе, как дать ей понять, что я не какая-то там шутка и то, что происходит между нами - реально. Не фантом, не курортный или служебный роман. Она не знает насколько я упрямый. Не знает, что меня сложно сдвинуть с места, если я задался какой-то целью. Я не планировал доказывать это. Я просто знал, что рано или поздно все вопросы решатся. Я буду решать их сам, но лишь тогда, когда окажусь лицом к лицу с этой проблемой. И смогу поговорить с ней. Остальное все будет неважно. – Давай так, пока мы здесь, мы не будем задумываться о том, что нас будет ждать там. Ты не сбежала от проблем – ты здесь по работе. Это не отдых и даже не отпуск – мы работаем, Ева, и, если тебе так будет проще, ну, – пожимаю плечами, потому что не знаю, что добавить, – мы реально здесь по работе.  И, – склоняюсь как можно ближе, чтобы сказать ей следующую фразу в самое ухо, – я не намерен быть твоим «папочкой», у меня запросы гораздо выше, – отстраняюсь, чувствуя, как ее ногти впиваются в мою ладонь. Не разбираю эмоций, но ухмыляюсь, потому что буду доволен любой из них: будь то смущение или вспышка страсти. Неважно. Любая ее реакция мне нравится, какой бы она ни была. – А вот насчёт перекусить, это здравая мысль и, пожалуй, мы ей воспользуемся, – крепче сжимаю ее ладонь, поворачиваюсь к первому дому, что стоит рядом с нами на перекрестке. Оглядываюсь по сторонам, потому что слабо узнаю местность. – Есть у меня тут одно местечко на примете, я как раз забронировал там столик, надеюсь, что они нас дождутся, – безбожно вру, но как Ева сможет доказать обратное, если все утро мы были по отдельности? Надеюсь только на то, что она ни о чем не догадается и действительно будет считать, что я достаточно умный для того, чтобы спланировать весь день заранее. Ну, или хотя бы его часть.
[indent] Вновь изучаю окрестности. Тяну ее за собой, просто следую прямо, надеясь, что интуиция меня не подводит. Мне казалось, будто мы ходим по кругу, и вот, поверни я за угол - мы выйдем к отелю, а если в другую сторону, то через несколько километров окажемся возле Башни. Как раз она нам и нужна - самый главный ориентир этого города, на который опирался все время, пока находился тут. Следую по намеченному маршруту, лишь изредка бросаю взгляд поверх домов - вижу шпиль и иду в его сторону. Народу становится больше, не удивительно, ведь рядом самая главная достопримечательность Парижа. Понемногу узнаю местность, наобум сворачиваю в первый переулок. Слышу громкую музыку - чем ближе к вечеру, тем оживленнее улицы. Они словно оживают, приглашаю туристов из всех уголков мира посетить самые лучшие, элитные рестораны города. Париж славится своей кухней, только вкусно поесть можно и в забегаловке, где подают бургеры за семь евро, или в блинной, где съешь такие блины, что в жизни не забудешь и обязательно захочешь попробовать снова. Но, я не намерен вести ее в подобное заведение. Если мы решили поужинать, нет, не перекусить, а именно поужинать, то единственный ресторан в этом городе, которому я доверяю - находится совсем близко. Нутром чую. Но все же торможу в небольшом сквере, чтобы, наконец, освободить руку от плена пакетов - забиваю название ресторана, скольжу глазами по карте, затем по местности вокруг. Киваю в сторону, словно мысленно намечаю маршрут и уже через некоторое время вывожу Еву к собственному ресторану. Конечно, я не сообщу ей об этом. Но безусловно уверен, что даже без предварительного бронирования, для нас там обязательно найдётся столик.
[indent] И оказываюсь прав. Учтивый администратор, заметив меня еще в тот момент, когда я открывал дверь перед Евой, чтобы пропустить ее вперед, уже у самых дверей обращается ко мне на Вы, определенно точно давая понять, что узнал меня. Наклоняюсь чуть ближе, чтобы дать четкую установку перестать любезничать и вести себя так, словно я – просто гость. Не хочу привлекать к себе лишнего внимания, разве что, хочу лучший столик, подальше от любопытных глаз местной публики. Я не настолько сильно похож на своего отца, чтобы пользоваться привилегиями, пусть даже они даны мне по праву наследства или же просто потому, что я являюсь тем, кем являюсь. Единственная привилегия, которой я с радостью воспользовался – отдал пакеты с покупками на сохранение, потому что идти с ним к столу – идея не самая лучшая. – У нас будет лучший столик, как я и обещал, – беру Еву за руку и веду за собой. Идем вслед за администратором в укромный уголок, где нас точно никто не увидит, зато нам открывается вид на весь ресторан. Мельком обращаю внимание на то, как напрягся весь обслуживающий персонал, а официанты, вытянулись так, словно им к спинам прибили доску, а то и две. Один из них как раз сейчас направляется в нашу сторону. Перед нами оказывается меню, а в воздухе повисают самые стандартные вопросы. Поджимаю губы, очень долго изучаю лицо Евы, которая почти сразу оказывается носом в меню – могу ее понять, сам голоден, до сумасшествия, поэтому почти сразу принимаю решение насчет первого блюда, салатов и алкоголя. Лишь спустя некоторое время понимаю, что все же стоило посоветоваться с Евой, но раз ее лицо не выдало ни одной эмоции недовольства, значит я, пока что, все делаю правильно. Нужно расслабиться, потому что складывается ощущение, словно доску только что прибили и к моей спине. Каждая мышца напряжена, а я будто пребываю в каком-то коматозном состоянии. Я что? Волнуюсь? Это вообще возможно? Вполне, если найти себе оправдание, как минимум в том, что это, черт возьми мое первое свидание, которое не спланировано заранее. Да и, черт возьми, просто мое первое свидание, каким бы оно ни было. Поэтому единственный способ по-настоящему расслабиться и успокоиться – наблюдать за девушкой, которая все также жадно изучает глазами меню.
[indent] Перевожу взгляд на стойку администратора, в момент, когда в очередной раз хлопает входная дверь. Из-за достаточно большой отдаленности – не удается рассмотреть поближе новоприбывших гостей, но на секунду, на одну крохотную долю секунды мне показалось, что я видел собственного отца. Голос администратора довольно громко оглашает, что мест в зале нет и вряд ли появятся в ближайшие несколько часов. Гость оказался настырным, это дало мне возможность присмотреться и изучить силуэт, показавшийся мне знакомым, чуть дольше. Но все же, администратор настаивает на своем. Я ухмыляюсь, впервые за долгое время чувствую неприятное ощущение внутри, как будто кто-то попытался нахальным образом растормошить зашившие раны. Встряхиваю головой, чтобы скинуть эту глупую иллюзию, вновь бросаю взгляд, но на этот раз вижу лишь затылок, который разворачивается, аккуратно придерживая спутницу под руку, и выходит обратно на улицу. Мне определенно точно показалось, потому что это просто невозможно. Наверное, Ева так влияет на меня, потому что первая мысль, с которой я заходил сюда впервые за долгое время, совсем недавно, была о том, что я очень хотел бы познакомить отца с девушкой, которая с вероятностью в двести процентов рано или поздно станет моей женой. Это было бы, наверное, лучшее наше совместное воспоминание, но нельзя делить воспоминания с призраками. Поэтому, даже сейчас, зацепившись за крохотный шанс того, что это действительно был он – я не встал с места и не пошел в ту сторону, не стал убеждаться в этом наверняка, хотя стоило бы. Память порой выкидывает подобные вещи, заставляя вспоминать прошлое, о котором нам совсем не хотелось бы вспоминать. Оно часть нас, не больше. И прямо сейчас – передо мной сидит мое будущее, и именно на него нацелено все мое внимание.
[indent] – Предлагаю поиграть в игру, – в очередной раз ставлю в тупик, но своим видом пытаюсь убедить в том, что это не будут стандартные игры на раздевание или споры с итогом, которые обязательно приведут к выполнению каких-то глупых действий. – Ты так долго изучаешь меню, что, наверное, уже выучила его наизусть, – ухмыляюсь, хотя мне и льстит это. Честно говоря, единственное, что мне всегда нравилось здесь, по мимо качества и приготовления блюд – идеально предоставленное меню. Наслаждался им часами еще в детстве, представляя, как буду есть каждый кусочек блюд, тех, что так заманчиво красовались в виде картинок на плотной бумаге. Как хорошо, что Ева голодная, ведь иначе, она бы обязательно обратила внимание на название ресторана и инициалы на каждой странице меню. – Открываешь наобум страницу меню – тычешь пальцем в любое блюдо. Первая буква названия – на нее будет начинаться название категорий, по которым будем задавать друг другу вопросы, – сложно и запутано, но вполне интересно, ведь сколько может быть категорий на любую из букв алфавита. – Сначала ты, потом я, – киваю в сторону книжки в ее руках, – начинай, – но все же закрываю меню перед ней самостоятельно. Жду, когда она вновь откроет его, предварительно закрыв глаза. Тычет в блюдо, а я со своего места уже сейчас вижу первую букву. Фалафель. Ну, что же. – Семья, – сжимаю губы почти до боли, в очередной раз убеждаясь в том, что жизнь слишком сильно любит насмехаться надо мной, – неплохо, срываешь сразу целый джек-пот, но первый вопрос все же будет моим, если ты не против, – естественно, она против, но какая к черту разница, если вопрос уже прямо сейчас крутится у меня на языке, и я успеваю произнести его вслух быстрее, чем Ева одумается.
[indent] – У тебя есть братья или сестры? – сам не знаю, зачем спрашиваю, но, наверное, это лучший способ узнать больше о ней, но аккуратно, а не задавать в лоб вопросы о том, где сейчас живет ее мать и как давно она общалась со своим отцом. В этой игре, может и не было смысла, ведь я – знал о ней, почти все. А вот она обо мне – почти ничего.

[indent] Мы что и правда можем быть нормальными? Если выкинуть из этого уравнения мою очередную попытку устроить из нашего спонтанного свидания – игру, то, наверное, да, можем. Но я не привык говорить откровенно, скорей завуалированно, вкладывая в каждую фразу глубокий смысл, чтобы собеседник мог включить мозг и подумать хотя бы чуть-чуть. С Евой я не пользовался таким правилом, просто потому, что она видела и чувствовала все, как будто все это время сидела внутри меня и запоминала каждую вибрацию моего настроения. Как и я. Сейчас мы затронули очень тяжелые темы для нас обоих. И если моя история для меня проста и прозрачна, то ее – мне понять было сложно. При живых родителях, брате, как выяснилось – не попытаться ни разу их найти? Странно, что я об этом думать, потому что на ее месте поступил бы точно также. Слишком много внутри нас сидит обиды на свое прошлое и людей, которые стали частью этого прошлого. – И ты не пыталась его найти? – вопрос, который срывается с губ быстрее, чем успею подумать и принять решение, что делать этого не стоило. Она не отвечает, и это тоже понимаю. Не злюсь и не обижаюсь. Просто поджимаю губы, впервые, наверное, за всю жизнь, ненавидя себя за то, что так и не научился держать язык за зубами. Но встречный вопрос сбивает с меня попытки быть сильным и непробиваемым куском человека. Закопали сами себя и радостно наслаждаемся этим. Дурацкая игра. Не стоило ее начинать.
[indent] Не успеваю ответить на ее вопрос. Чувствую прикосновение руки, нежное переплетение пальцев, какое-то несвойственное нам от слова совсем, но такое необходимое сейчас: и для меня, и для нее. Только благодаря этому жесту могу угомонить бушующих внутри демонов и шумно выдыхаю, потому что не хочу ворошить прошлое, и все же... Стоило бы рассказать, ведь именно на правде строятся наши отношения. Теперь, когда между нами было столько вранья и недоговоренности. – Все нормально, я, просто, - не могу подобрать слова, но Ева ловко выкручивает свой вопрос в сторону сестры, а я в ответ могу только улыбнуться. Ладно, ей я могу доверять, потому что уверен в том, что не будет дурацких подколов в мой адрес и попыток задеть за живое. Семья – всегда была для меня больной темой, и лучше молчать совсем, чем вдаваться в подробности. Но это было «до». До нашего знакомства. До того, что появилось между нами и поменяло полюса у какого-то эфемерного состояния собственных планет в голове. – Кармен единственный человек, который всегда был со мной, и если со стороны покажется, что мы друг друга не очень-то и перевариваем, то это совсем не так. Знаешь, я не хочу скрывать от тебя что-то, и даже несмотря на то, что тема семьи такая же больная для меня, как и для тебя, я могу рассказать все, как было, только вот не уверен, что твое мнение об этом потом останется неизменным, - слова рвутся наружу, а после вынуждают вдохнуть воздуха побольше, надорвав легкие. В голове всплывает событие минутой раньше, когда мне показалось, будто я увидел «призраков» из прошлого, но это же просто... Мне просто показалось. – Мать умерла, когда родилась Кармен. Я долгое время, в силу своих детских, ну, знаешь, обид, думал, что она виновата в этом, но в этом никто не был виноват. Просто так получилось. Отца не было дома почти все время, поэтому мы с Кармен были вдвоем, большую часть времени. А потом, не стало и отца, - тяну губы в жалкой улыбке, пожимаю плечами, - просто так вышло. Но в этом была только его вина, и ничья больше. Не хочу наводить ужаса, но, раз мы строим наш диалог на откровенной честности, то, - собираюсь с силами, чтобы произнести то, что уже четким предложением выстроилось в голове, - его и его новую жену, - не скрываю своего презрения как в лице и эмоциях, так и в голосе, - застрелили в собственной кровати, в доме, где мы с Кармен сейчас живем, - неловко дергаю плечами, пытаясь скинуть с себя эти воспоминания. – Я в ту ночь был в своей комнате и все слышал. Удалось сбежать. Кармен, к счастью дома не было. Но все, что происходило потом, знаешь, это как десятый круг ада, лично для меня. Думаю, ты слышала об этом громком убийстве и о судебных разбирательствах, - склоняюсь чуть ближе, чтобы следующее предложение сказать тише настолько, чтобы слышала только Ева, - полиция думала, что это я подстроил его убийство, - отстраняюсь обратно, откидываюсь на спинку стула. – Ради наследства, наверное, хотя я всю жизнь отказывался от этого всего и нахер мне ничего не нужно было. Именно поэтому я работаю на студии. Потому что хочу зарабатывать сам, а не пользоваться счетами покойного отца, - вновь какое-то странное пожимание плечами, пытаюсь улыбнуться, но, кажется, обстановка накаляется более чем, нужно перевести тему. – Так что да, вот так просто. Раз и все. Два выстрела, и мы с Кармен остались круглыми сиротами, - временная неточность, но она уже не играет никакой роли. Сирота, значит без родителей. А когда и в каком временном промежутке твоей жизни это произошло – уже не играет роли. – Точнее, Кармен осталась сиротой, потому что была несовершеннолетней и, спасибо хорошей адвокатской поддержке нашей семьи и денежному положению – мне удалось забрать ее под опеку. Поэтому мы с Кармен вдвоем против всего мира, ну, и против друг друга конечно, как иначе, - воспоминания о сестре дают мне возможность улыбнуться и действительно расслабиться. – Кстати, это не единственная моя сестра, как выяснилось позже, но, это уже совсем другая история, - да, я считаю нужным сообщить ей о том, что нами двумя семья Таунсендов не ограничивается, но не вдаюсь в подробности. Просто потому что и сам не знаю практически ничего кроме имени и попыток забрать часть нашего с Кармен наследства. – На самом деле семья очень большая, просто мы раскиданы почти по всему свету, и... Ладно ограничимся только мной и Кармен, с остальными тебе вряд ли удастся познакомиться, - просто потому, что у каждого из них своя жизнь и заботы. Не было никому дела до нас с сестрой тогда, не будет и сейчас. Кому какая разница кто эти ваши Таунсенды и какой жизнью они живут.
[indent] - Ладно, я свою часть уговора выполнил по-честному, поэтому продолжим, - хотя сам считал, что игра вышла довольно глупой – поддаюсь ее продолжению, потому что, рассказав все, почувствовал какое-то невероятное облегчение. Как будто сейчас смог разделить этот груз воспоминаний с кем-то, не оставив все на своих собственных плечах, которые просто не выдерживают напора. Разворачиваю меню перед собой, в очередной раз цепляюсь глазами за аббревиатуру в уголке каждой страницы. Закрываю книгу – вижу сочетание наших с Кармен имен. Поэтому закрываю глаза. Пальцами вожу по плотной обложке, открываю меню перед собой, листаю страницы не глядя, тычу пальцем. Сам не знаю во что, но Ева озвучивает мой выбор почти сразу. А следующий ее вопрос выбивает почву из-под моих ног моментально переключая с состояния унылого мальчика, с несчастным детством, на того, кем я являлся сейчас. – Ты прямо ходишь по краю, - ухмыляюсь, не свожу взгляда с лица, изучая каждую черту. Вижу в глазах дикий огонек, который почти сразу же передается мне, будто в груди зажигая меня снова, распыляя все мое нутро по округе и все равно, даже в неконтролируемой силе горения – будет иметь один единственный пункт назначения. Прямо у нее в груди, где-то в районе солнечного сплетения. В душу. Под кожу. В сердце и в мозг. Вытряхивая все без остатка так же нагло и бесцеремонно, как это делает и она. Официантка приносит наши закуски, совсем немного перекрывая обзор на мою спутницу. Облизываю губы, чувствую, как и сам проголодался за все это время, но не решаюсь взять вилку в руки. Хочу, чтобы она это сделала первая. Первая попробовала местные произведения искусства и безусловно, на лице будет написано наслаждение и восторг. Которые сбивают меня с истинного направления и отвлекают от самого главного. Принимаюсь за свою тарелку. Стараюсь не глотать все даже не пережевав. Так вкусно, что хочется умножать и умножать порции до тех пор, пока не лопнет желудок. Исподлобья наблюдаю за кайфующей Евой, не скрываю своей удовлетворенной улыбки. Кручу в голове ответ на ее вопрос, подбираю слова так, чтобы одним предложением снести ей крышу, и вот уже собираюсь произнести вслух, как чувствую прикосновение к ноге, от которого просто вынужден отложить вилку в сторону, чтобы случайно не запустить ею в кого-нибудь невинного в радиусе метра от меня. И нет, речь сейчас не о Еве. – Очень тонкий лед, настолько тонкий, что ты уже почти провалилась, - хитрая улыбка на ее губах, только сейчас замечаю, что она опустилась чуть ниже прежнего, а нога поднимается выше и выше. Ненавязчиво и даже как-то скромно скользит выше, отчего меня снова и снова обдает неконтролируемым жаром. – А я и не просил себя контролировать. Может мне нравится эта бесконтрольная, не подчиняющаяся правилам Ева, - облизываю губы, чувствую, как закипаю внутри и уже сейчас прикидываю дорогу до отеля, до туалета, до куда-нибудь, где мы сможем остаться вдвоем, и я вдоволь отомщу ей за ее выходки. Но, чем выше ползет нога, тем хуже работают мозги. Я пытаюсь отвлечься, вновь ковыряюсь вилкой в тарелке, хоть еда уже и не лезет в меня и вряд ли залезет, пока не получу желаемое. Пока она продолжает пускать в ход все свои грязные приемчики. Нервно сглатываю, когда она облизывает пальцы. Тяжело выдыхаю, когда чувствую ногу выше, бросаю взгляд под стол, и понимаю, что ее пальцы еще чуть-чуть и заставят меня самого скатиться под стол в жидком состоянии. Сжимаю кулак так сильно, что чувствую ногти, впивающиеся во внутреннюю сторону ладони. Молчу, не реагирую на ее замечания, потому что единственное что могу ответить: да, давай и все, что связано с согласием. А я не должен соглашаться. Это не по правилам. Хотя, какие к черту правила. Я же сам их и придумал, и кто мне запретит их нарушать? – Остроты? Или ты планируешь выбить меня из седла, чем в принципе, ты и занимаешься, - вновь бросаю взгляд под стол, прикрываю глаза в момент, когда пальцы касаются моего, ну, ничем уже нескрываемого, возбуждения. – Ммм, Господи, - еле сдерживаюсь, чтобы не застонать в голос.
[indent] Мне хватает сил лишь на то, чтобы продолжить безразлично ковырять вилкой в тарелке. Злить ее, заставлять продолжать делать то, что делает. Прикусываю губу, встряхиваю головой, вдыхаю побольше воздуха, выпрямляюсь на стуле, но не скидываю с себя ее ногу. Перевожу взгляд, с вызовом, впрочем, как и всегда. - Хочу напомнить тебе о том, что ты развязываешь руки мне, и я не постесняюсь воспользоваться твоими провокационными вопросами, а точнее предложениями, - подманиваю указательным пальцем, намеренно толкаюсь навстречу к ней, чувствуя, как пальцы ее ноги упираются в меня сильнее. Выдох на грани экстаза, я почти готов прокусить губу до крови, но лишь отвожу взгляд и вновь тяжело выдыхаю. - Иди сюда, - подманиваю пальцем снова, почти заставляю ее приблизиться ко мне вплотную, - не бойся, я не кусаюсь, - но я бы не поверил сам себе, если бы видел ту хищную улыбку на моем лице. Ева все же приближается ближе, достаточно близко для того, чтобы я ухватился пальцами за ее подбородок, подтянув лицо ещё ближе. - Хочу, чтобы ты кончила для меня прямо сейчас, - от собственных слов чувствую, как с ног до головы обдаёт жаром, но я не схожу со своего пути. - У тебя для этого есть твои прекрасные руки, отсутствие нижнего белья, которого я тебя так любезно лишил и масса адреналина, который прямо сейчас бурлит в твоей крови, ведь ты не просто так залилась румянцем, словно никогда этого не делала, - подтягиваюсь к ней ещё ближе, чтобы оставить на губах поцелуй. Недостаточно для того, чтобы она насладилась им, но вполне хватит, чтобы раззадорить упрямство и гордость. - Тебя тут никто не увидит, следующее блюдо принесут не скоро, ну, а если принесут - ты не убираешь руку и продолжаешь, таково мое желание. Но, - пожимаю плечами, наконец, собрав в себе остатки гордости, чтобы не кончить самому, и не развалиться на тысячу кусочков, пока ее нога продолжает скользить по мне. – Ты всегда можешь отказаться, - да, делаю это специально, подстегиваю и продолжаю раззадоривать. Она же не отступит. Знаю это наперед. Знаю ее так хорошо, что могу просчитать каждый шаг. И ничего мне за это не будет. Даже если кто-то нас увидит – кто что мне скажет? Я, в конце концов, хозяин этого ресторана. И могу делать все что захочу, где захочу и как захочу.
[indent] А сейчас я хочу именно этого. И наслаждаюсь тем, как на лице Евы сейчас борются упрямство и стеснение. Впитываю каждую ее эмоцию, не на секунду не отвожу взгляда, чтобы видеть, как скользнула рука под стол, а следующий тихий стон глушится окончательно в искусанных губах.
[indent] Да, я конченный ублюдок. И что вы мне сделаете?

[indent] Я был уверен, что она не сдастся. Не моргнет даже глазом, потому что живет на гордости, и на каком-то титаническом упрямстве. Делает все поперек. Никогда не следует правилам. И, наверное, именно поэтому в самый первый день нашего знакомства так сильно зацепила меня. Дала понять, что не поддастся на уловки, не будет следовать стандартам и вести себя так, как ведут все остальные. Сломала к чертовой матери все шаблоны. Заставила меня ахуеть уже тогда. Просто поймать себя на мысли о том, что это именно тот человек, которого я искал всю свою жизнь. Точнее, не искал, но был уверен, что, если встречу, неважно где и когда, неважно в каких обстоятельствах и в каком статусе межличностных отношений мы будем находиться – я сразу узнаю этого человека и безусловно сделаю все, чтобы добиться его расположения. Просто потому, что живу на таком же упрямстве. Такой же горды и, казалось бы, свободолюбивый. Но в момент, когда Ева пересекла порог нашей студии и появилась передо мной – я был готов распрощаться со своей свободой, чего бы мне это ни стоило. Неважно как она на это отреагирует. Но вот тебе мозги, вот сердце. Забери и никому никогда не отдавай. Потому что это – твое самое дорогое достижение, и не стоит даже допускать мысль о том, чтобы играть со мной и моими чувствами. Только если это не игра подобная этой.
[indent] Откидываюсь на спинку стула, чтобы увеличить себе обзор. Улыбка не сползает с губ, отчего щеки начинают болеть, но я не прекращаю. Пытаюсь отвлечься от ноги, которая все еще старательно доводит меня до состояния аль денте, что не нужно будет даже дожидаться второй части нашего ужина, чтобы насладиться атмосферой и вечером. Цепляюсь пальцами за холодное стекло бокала, подтягиваю к себе, все еще не отвожу взгляда с глаз напротив. Изучаю каждую ее эмоцию. Жадно и с наслаждением, стараюсь даже не моргать, чтобы не упустить ни одной из них. Со стороны, наверное, выгляжу так, словно я – царь и бог, а она – готова исполнить любой мой каприз, лишь бы только не отвернулся. От осознания этой сумасшедшей власти, чувствую, как рвет крышу. Губы пересохли, но я не даю себе возможности облизать их, потому что отвлекусь. Потому что несомненно пропущу что-нибудь столь важное, что потом не смогу себе простить. И лишь одна мысль бьется в голове: давай, сделай это. Давай. Давай. Давай. Мысленно подначиваю, потому что знаю, что буду готов продать душу дьяволу или кому угодно, лишь бы насладиться тем, что сейчас так ярко подкидывает воображение. Все часы и минуты, проведенные вместе – становятся каким-то клубом садомазохистов, потому что раз за разом вспоминая все это – я теряю контроль над собственными руками, мыслями, телом и даже разумом. Пальцы крепче цепляются за бокал, потому что не хочу, чтобы видела хотя бы каплю моего поражения. И пусть она все еще не сдается, продолжая доводить меня до безумия, сдерживаюсь. На каком-то невероятном энтузиазме, пытаюсь доказать самому себе... сам не знаю, что. Просто иду в разрез с ее мнением. Дерьмовая черта характера: все должны делать, как я хочу, но я – не буду делать подобного. В исключительных случаях. Например, таких, которые связаны с Евой. А она набирается смелости. Намеренно тянет время, сначала наполовину опустошая бокал. Затем убирает ногу, заставив меня так шумно выдохнуть, что кажется именно это сейчас заметил весь ресторан. Плевать. Я возвращаюсь к своему прежнему положению, с четким осознанием того, что сейчас ничто меня не будет отвлекать, никто мне не помешает, и совсем неважно, что я не получил итоговую цель – я получил гораздо больше – моральное удовлетворение. Она мстит и всегда будет это делать в независимости от ситуации, даже сейчас, когда продолжает оттягивать минуты до шоу, которое я жду, словно маленький ребенок. Бегло проверяет обстановку, как будто кто-то прямо сейчас вылезет из-за искусственного ограждения и снимет ее на камеру. – Расслабься, тебя никто не видит, - улыбаюсь, и даже в этой улыбке прослеживаются нотки величия и какого-то непередаваемого наслаждения. Оно просто есть. Я не могу выкинуть это чувство из себя, могу лишь наслаждаться им каждую секунду гребанного времени, которое сама же Ева мне преподносит как на блюдечке с золотой каемочкой. Прежний румянец спадает с щек, я замечаю эмоцию уверенности, но сам – не меняя позы, продолжаю наблюдать. Давай, Ева. Ты же не можешь сдаться, вот так просто.
[indent] И моя уверенность находит такое живое подтверждение. Когда пальцы ставят бокал, а затем сползают по скатерти ниже, исчезают под столом. Я теряю связь с внешним миром лишь на секунду, понимая, что только что сам, собственноручно загнал себя в ловушку, из которой просто нет выхода. И с осознанием этого приходит еще одно – я не хочу выбираться. Не хочу лишать себя такого удовольствия. Видеть, как она прикусывает губу и доводит себя до состояния почти равному моему. Опрокидываю в себя остатки виски, потому что не могу смотреть на это трезво, и во рту все пересохла. Облизываю губы. Снова и снова, будто пытаясь на них распробовать все то, что мне сейчас недоступно. Сжимаю руку в кулак, снова так сильно, что ноет ладонь. Молчу, чувствую лишь, как до боли сжимаются зубы, как я почти скриплю ими, а неконтролируемая дрожь по всему телу накатывает волнами всякий раз, когда мысль позволяет мне только представить, что происходит сейчас под гребаной тканью скатерти. Какой же я мудак. Почему язык работает быстрее, чем мозги. Почему нельзя было придумать что-то иное, почему нужно было заниматься этим садизмом в отношении самого себя, если можно было придумать что угодно. И самое сладкое оставить на десерт, а не дать ей возможность насладиться всем этим в одного. Но назад дороги уже нет, а мне только и остается, что наблюдать. Чувствую, как обдает жаром лицо, как руки снова начинают дрожать и мне приходиться сжимать кулаки еще сильнее до тех пор, пока не заноют суставы. Сжимаю губы до состояния тонкой линии, так, что их почти не видно. Облизываю их. Снова. Считываю каждую эмоцию с ее лица и завидую ей, потому что она не даст мне насладиться этим сумасшествием вместе с ней. Думал, что обошел ее на несколько шагов вперед, что так учтиво позволил ей добиться желаемого (чего не давал на протяжении всего дня), а в итоге – сам оказался в дураках. Потому что сейчас мен абсолютно не интересует еда или обстановка вокруг меня. Мир сжался до размеров нашего столика, да и его передо мной уже давно нет – просто гребаная цензура, которую можно отодвинуть, дав волю фантазии и отсутствие возможности прикоснуться к ней. Неважно, как и чем, я как бы не старался, как бы не представлял – все равно не смогу этого сделать. Поэтому впитываю все, что происходит напротив меня так жадно, что еще чуть-чуть и, наплевав на все приличия, вырву ее руку из-под стола и закончу все сам. Злюсь на себя же. Понимаю, что допустил ошибку. Злюсь. Киплю. Краснею и белею быстрее, чем стучит собственное сердце. Вижу, как она вскидывает голову, открывает мне доступ к шее, а у меня жужжат губы от того, что их тянет, словно магнитом к коже. Хочу прикоснуться. Дай дотронуться. Еле сдерживаюсь, чтобы не податься вперед. Она близка к развязке – понимаю это по тому, как пальцы сжимают столешницу, а она уже не в силах сдерживать скулящие стоны, которые доступны только мне. И каждый из них – словно разряд тока, от макушки до пяток, приковывает меня к месту, раз за разом посылая дрожь по телу. До тех пор, пока пальцы не отпустят столешницу. Пока она не откинется на спинку стула, сдерживая рваный воздух, рвущийся из груди. Я выдержал. Я смог продержаться, а значит еще способен на многое. Только вот если, встав на ноги – не упаду замертво, но этого не узнаю, до тех пор, пока не встану.
[indent] Официант появляется буквально через несколько минут. Я встречаюсь с ним взглядом, но не замечаю в его лице ничего, что указывало бы на его знание о нашем маленьком секрете. Облизываю губы, перевожу взгляд с появляющихся перед нами тарелок, на Еву, которая раскрасневшаяся, но по лицу вижу, удовлетворённая, как мартовская кошка, почти восстановилась. И готова ко второму заходу, как бы это ни звучало. Официант исчезает из виду, я подсаживаюсь ближе к столу, чтобы сократить расстояние до возможного максимума. Цепляю свою фирменную ехидную улыбку, и продержался бы в таком виде очень долго, показывая все свое величие в ситуации, если бы следующими словами и действиями Ева не выбила бы землю из-под моих ног. Почти буквально, потому что мне кажется еще чуть-чуть, и я упаду со стула. Протягивает мне руку с неприкрытым желанием, которое озвучивает вслух. Я нервно сглатываю прекрасно понимая, чего именно она добивается. Хочет, чтобы я рехнулся окончательно, чтобы потерял контроль над собой и допустил еще не одну сотню ошибок. Плевать. Я хотел этого. Грезил этим все то время, пока ее руки, не мои, доводили ее до такого желанного оргазма. – Ты думаешь я откажусь? – цепляю ее руку за запястье, подтягиваю еще ближе к себе, не отвожу взгляда глаза в глаза в момент, когда прячу ее пальцы во рту, чтобы облизать и забрать себе заслуженное, мое, то, что принадлежит мне и никому больше. Прикрываю глаза от наслаждения, потому что сочетание сливочного крема и ее влаги – самое крышесносное сочетание. Открываю глаза снова, чтобы поймать хищный взгляд на себе. Палец с кремом сменяется соседним, который я с таким же наслаждением облизываю, потому что здесь нет лишних элементов – только истинный вкус моей женщины. – Ты же понимаешь, что я на этом не остановлюсь? – не отпускаю ее руку, опускаю на стол, мягко касаясь пальцами ладони. Вывожу какие-то непонятные узоры, скольжу выше по запястью, по руке, до куда достанет собственная рука и вновь возвращаюсь к ладони. Свободной рукой хватаюсь за обновленный бокал с виски, делаю несколько больших глотков. Оглядываюсь по сторонам, ищу пути отступления, но понимаю, что их просто нет. И единственный выход из положения приходит сразу, как замечаю непримечательную дверь, в тон стен, прямо рядом с нами. В глазах должно быть загорелся такой огонь, что осветил все помещение ресторана. – У нас есть два варианта развития событий, - возвращаю взгляд на Еву, заинтересованно смотрящую прямо на меня. – Один безбашенный, но тебе понравится, второй, менее безбашенный, но тебе все равно понравится. Поэтому, не буду спрашивать и устраивать голосование – сделаем, следуя первому варианту, - сам сказал, сам все решил. Просто нужно было заранее подготовить ее к тому, что я могу выкинуть что-нибудь из рук выходящее. – Просто будь готова, - подмигиваю, вновь облизываю губы, на каком-то интуитивном уровне, сам не знаю больше для чего, чтобы смочить пересохшие или чтобы восстановить в памяти ее вкус и не дать себе возможности отступить ни на шаг.
[indent]  Жестом руки подзываю к себе администратора. Он замечает меня не сразу, а когда обращает внимание, торопится к нашему столику. – Нам все с собой и, можете оставить на вашей стойке, я заберу, только вот, - окидываю взглядом стол, замечаю свой недопитый виски, - все кроме этого, - на его глазах опустошаю свой бокал. Вынуждено отпускаю руку Евы, чтобы вытащить бумажник и оставить на столе деньги, обналиченные незадолго до этого (как будто нутром чувствовал, что пригодится). Администратор кивает мне и исчезает для дальнейшей отработки с официантами, а я встаю со своего места, попутно беру за руку Еву и тащу ее прямиком к той самой двери, что заметил недавно. Дергаю на себя, затягиваю Еву за собой, не даю опомниться, потому что ждал этого больше, чем хотелось бы, щелкаю замок на двери и, успев бросить лишь один взгляд на обстановку понимаю, что мы в туалете. Не лучшее место, но если хочешь чего-то прямо сейчас и нет времени думать, а мозги отказываются это делать от слова совсем – тоже сойдет.
[indent] Накрываю ее губы в поцелуе почти сразу, крепко поджимая к стенке, не дав возможности увильнуть. Пальцы крепко держат подбородок, даже при отсутствии полного сопротивления. От стены к раковинам двигаться сложнее, чем я думал, делаю это интуитивно, лишь тормозя себя в моменты, когда понимаю, что могу навредить ей. Какой-то идиотский страх, потому что в таком порыве вряд ли соображаешь вообще хоть о чем-то, но... Неоновой вывеской в голове бьется лишь одна мысль, и я поддаюсь ей почти сразу. Усаживаю сверху на раковину, не лишая жадных поцелуев. Чувствую сумасшедшую отдачу и не могу е сопротивляться. Наслаждаюсь этим еще больше, чем прежде. Скольжу рукой по плечу, ниже к рукам, натыкаюсь на юбку и понимаю, что на верном пути. Следующим движением заставляя застонать прямо в губы, когда мои пальцы оказываются на законном месте прямо между ног. Больше не в силах оттягивать момент воплощения в реальность того, что так ярко рисовал в собственной голове. Подтягиваю за бедра ближе к себе, почти укладываю на длинную поверхность встроенных раковин, так удачно именно в том месте, где нет ничего кроме каких-то совсем неуместных деталей декора. Вновь рукой проскальзываю под ткань, ловлю безумный взгляд, и снова не скрываю своего наслаждения. - Одно условие, - пальцами проникаю внутрь нее, вырывая стон с губ, который словно выстрел, перед забегом заставляет глотать слова и предложения, а сердце срываться на бег. - Ты не сдерживаешься и отдаешь мне все, что по праву принадлежит мне, - облизываю губы, не дожидаюсь ответа, потому что он вряд ли последует. Задираю юбку, не спрашивая разрешения и почти сразу впиваюсь губами в ее уже горящее возбуждение. Следующий тихий стон срывает пломбы в моей голове окончательно, заставляет забыть о том, что мы в общественном месте и держаться лишь за одну мысль – это мой ресторан, что хочу, то и делаю. И приходящую ей на замену следующей мыслью – хочу вылизать ее всю, от и до, заставив раз и навсегда забыть о том, что она может получать удовольствие без меня. Даже, если это было мое собственное решение. Противоречие на противоречии, но они теряют любой вес в момент следующего стона, и моего безумия, которое я с таким упоением отдаю ей. Все. Полностью. Без остатка. – Не сдерживайся, нас никто не услышит, или я остановлюсь, - отстраняюсь, не узнаю собственного голоса, потому что хриплю, потому что говорить нормально больше не в силах. Руки дрожат, как и в прошлый раз. Меня трясёт, ноги подкашиваются, но я упрямо продолжаю доводить ее. Потому что, кажется, именно для этого и был рожден. Сводить с ума и доводить до безумия ее. Также моментально, словно по щелчку пальцев, как она сводит с ума меня.

[indent] Если в жизни есть что-то более сумасшедшее, чем мы вдвоем в одной комнате, то… Да нет, глупости какие-то. Не может быть чего-то или кого-то более безумного чем я и Ева. Вместе. В состоянии какого-то космического возбуждения, когда ни один мускул не подчиняется мозгу, а все мысли целиком и полностью отданы под власть и управление другого человека. Нет никаких правил и условий. Все, что говорю – превращается в пыль, стираясь моими последующими действиями. Вряд ли я смог бы остановиться, даже если она засунула бы в рот себе все полотенца и заткнула любой звук, который хоть отдаленно напоминал бы стон. Как обезумевший я бы делал все, чтобы добиться обратной реакции, но точно не остановился. Все преграды в момент кажутся маленькими и ничтожными и будь на то ее воля, я бы сделал что угодно. Нарушил все правила, существующие на земле, пошел бы против власти и закона, не погнушался бы даже нарушить все десять заповедей одновременно, стоит ей только щелкнуть пальцами. И такая верность, несвойственная мне, казалось бы, по слухам и словам всех тех обманных и обездоленных – сейчас подкрепляется доказательством. Ни одного лишнего взгляда в сторону. Вокруг – все в один момент стали бесполыми, бесцветными, в тон фильтра негатива – потому что единственный, к кому целиком и полностью приковано все мое внимание – прямо сейчас выгибается под моими губами, стонами призывая не останавливаться. Не только стонами. Словами. Грязными и как будто сидевшими в ней очень и очень давно и теперь нашедшими способ выйти наружу. Как удачно к месту. Но вспомнив момент, когда она впервые назвала меня так – рычу в ответ – потому что тогда – все ее существо было подарено всем им, всем тем, кто сейчас, наслаждаясь выходным попивают коктейли или чистый алкоголь в стенах бара или гуляют по улочкам Парижа. Все они видели то, что было под запретом и до сих пор таковым является. И мне не нравится подобная параллель, поэтому, не скрывая все свое недовольство – отстраняюсь и кусаю кожу на внутренней стороне бедра. Последующий вскрик, мой поцелуй на месте укуса, и вот, все возмущение уходит на задний план, а я вновь скольжу ниже, чтобы снова сорвать ее в бездну и утянуть за собой. Как демон, который все время тщательно и очень внимательно следил за девочкой, святой не меньше. Такая святая, что течет стоя у дверей церкви. Такая святая, что каждую ночь дает волю собственным рукам доводя себя и получая наслаждение. Упоминает имя Господа в суе и не краснеет. Безусловно – святая. А я – тот, кто с легкостью сорвет с ее милого ангельского личика эту ненастоящую личину. Маску, под которой прячется развратный демон. Который сейчас не стесняясь смешивает все свои знания о Боге, мое имя и весь набор слов, который не прошел бы ни одну цензуру.
[indent] Тянется пальцами к моей макушке, цепляется за волосы, чтобы направлять. Берет контроль в свои руки, на что я вынужденно (но без явного удовольствия) отстраняюсь, давая понять – со мной такой фокус не прокатит, да и вообще, не стоит испытывать судьбу. Ведь я могу быть упрямым не только в ее пользу, а назло и против ее собственных желаний. А сейчас они – так ярко и красочно сливаются воедино с моим. Бросаю недовольный взгляд, всем своим видом показываю недовольство, в ответ на что - встречаюсь с ее покорностью. Редкое явление, которое сейчас превращается в одно из воспоминаний. Дразню поцелуями по внутренней стороне бедра, обхаживаю каждый миллиметр, оттягивая самого себя от конечной точки назначения. Злю и раздражаю ее. Наказываю за упрямство. Даю понять, что сдержу свое обещание, что ей просто не стоит сопротивляться. Хотя бы раз в жизни – поддайся мне и получи ощущения в стократ сильнее, чем когда-либо. Отдайся моей воле и сойди с ума, потому что иначе не сможешь. Как и сейчас. Вместе со свежим стоном, громким и насыщенным, не сдерживаемым. Слышу, как с треском ломаются установки в ее голове, как сбивает шайбы и пломбы, все летит к чертовой матери. Пальцами сжимаю кожу на бедрах сильнее, единственное за что я могу держаться сейчас, чтобы не рухнуть замертво, потому что не чувствую ног. Не чувствую себя – полностью отдаюсь ей, увлеченный нашим общим «хочу». Ее аромат уничтожает меня до основания, стирает, словно меня никогда не существовало в этом гребанном мире. Мне кажется, что я окончательно рехнулся, потому что ее приближающийся оргазм – убивает меня так, словно его получаю сейчас я. И это – живое доказательство тому, что я, далеко не эгоист. Не думаю сейчас о себе и о своем сводящем с ума желании трахать ее как обезумевший, а – довожу до этого состояния ее, в первую очередь. Потому что это – еще круче. Видеть и слышать ее разгромное поражение от, казалось бы, таких простых действий. Но все вокруг нас, в особенности обстановка и по большей части – наше состояние одно на двоих – приводит все к вполне логичному финалу. Когда она дрожит в моих руках. Когда цепляется пальцами за волосы, одергивает себя, чтобы в следующий момент рвать ногтями мраморную поверхность.
[indent] Отстраняюсь, чтобы не довести до истерики. Наблюдаю за ее полной расслабленностью, облизываю губы, потому что не хочу упустить даже грамма этого наслаждения. Тяну к себе за руку, заставляю сесть, выпрямиться. Дается с трудом, но мой поцелуй почти вынуждает прийти в себя. Хотя бы для того, чтобы ответить. Обхватить ногами мою талию, прижаться сильнее в ответ на рваный выдох возле уха. Воздух рвет легкие и требует выхода наружу, и я не в силах противиться таким простым потребностям организма, раз уж я не даю самому себе что-то не менее необходимое сейчас. Губами скольжу ниже по шее, оставляю поцелуи везде, куда могу дотянуться, куда позволяет дотянуться излишне большое количество одежды на ней. Как хорошо, что я хотя бы лишил ее нижнего белья – тем самым подписав себе смертный приговор и, безусловно, столько способов и возможностей воспользоваться ее слабым местом. Тихое слово на выдохе отрезвляет меня, потому что прямо сейчас воображение подкидывает яркие пути продолжения нашего совместного пребывания тут. Отрываюсь от нее, лишая губ соприкосновений с мягкой кожей. Встречаюсь взглядом с ее все еще невменяемым. Пальцами скольжу по щекам, ниже по подбородку, чтобы мягко сжав его подтянуть к себе ближе. Губами к губам в поцелуе таком спокойном, что и сам поражаюсь тому, что уже во второй раз в своей жизни могу целовать ее вот так – спокойно, без возбуждения, которое все еще бьется внутри меня, но мой внутренний голос разума усмиряет все это, не позволяя испортить момент искренних признаний. Не люблю бросаться громкими словами. Обещать что-то или говорить то, в чем до конца не уверен. Но в этом уверен, и потому, тихо в губы отвечаю, - люблю... - отпечатываю слово на ее губах, - ...тебя, - и еще одно, для полного подтверждения, что именно о ней сейчас говорю, чтобы не было возможности докопаться до мелочей постановки предложений или отсутствия местоимений и конкретики. Слишком много думаю для человека, который глушит в себе свежий страстный порыв. Сейчас – добился того, что хотел. Все остальное – в стенах отеля. Смогу продержаться еще некоторое время, чтобы полноценно насладиться ею и ее телом на своей, точнее ее, или моей, неважно, территории.
[indent] Помогаю спуститься с поверхности раковин. Попутно закидываю упавшие полотенца, как будто это придаст им вид нетронутости, а в итоге – сваливаю все в корзину для белья – не хочу, чтобы кто-то ими пользовался сейчас. Неважно почему. Просто не хочу. – Я понимаю, что это будет выглядеть максимально уебищно сейчас, при нынешних обстоятельствах и ранее сказанном, но, - заправляю прядь волос ей за ухо, за талию подтягиваю ближе к себе, чтобы сократить такое раздражающе большое расстояние между нами. – Но я так сильно тебя хочу, что готов нагнуть прямо здесь и сейчас, - шепотом на ухо, как будто кто-то нас услышит. Сохраняю интимность момента, и собственно желание, потому что – встреться я с ее глазами прямо сейчас, вряд ли смог удержаться. – Но ради безопасности психики всех в этом ресторане, я все же готов потерпеть, только если..., - прищуриваюсь, чтобы встретиться с хитрым взглядом девушки. Чувствую пальцы на пряжке ремня, скользящие выше под футболку, а затем, как будто ненароком спускающиеся ниже, вырывая из моей груди осознанный стон, который не могу сдерживать. – Да, только если ты не выкинешь что-нибудь подобное, - не отстраняюсь, но в тоже время не свожу глаз с ее лица, на котором с каждой секундой все более откровенно проявляется больная идея. – У меня будет куда больше возможностей для того, чтобы сделать с тобой все, что пожелаешь, поэтому, мое желание следующее – сдерживать себя до тех пор, пока мы не доберемся до отеля, - тяну ее руку за запястье от пряжки ремня, перекладываю на шею, чтобы не потерять общее и такое трудно налаженное равновесие, в момент, когда прижимаю ближе к себе, не убирая руку с талии. – У нас будет вкусный, правда, холодный ужин, а может и завтрак, а может и не будет, - свободной рукой скольжу по лицу, очерчивая каждую черту лица, и задерживаясь на губах. Не даю ей вновь пленить меня своими губами, вновь цепляюсь за подбородок, чтобы оставить на губах весьма откровенный поцелуй. – Поехали, - мое желание приобретает форму и становится весомым, потому что сейчас – тяну ее за собой обратно, тем же путем, что мы и пришли.
[indent] На стойке администратора забираем все, что было оставлено нами и собрано вновь. Ловим такси почти сразу, потому что тут пасущих подвыпивших гостей таксистов – просто тьма. Каждый из них мечтает завладеть нашим вниманием и наличкой, но мы особо не выбираем. Оказываемся в салоне первой попавшейся машины. Я называю адрес и сразу протягиваю обещанную купюру, чтобы потом не тратить время на оплату, и не сбивать себя с того самого рвущего на части желания, которое проявляется в моем перевозбужденном настроении и таком же заинтригованно-перевозбужденном настроении моей... девушки? Впервые задумываюсь об этом сейчас, потому что не хочу ставить ярлык. Считаю это глупым, потому что «девушка» - статус для пиздюков, которым еще много чего нужно повидать в этой жизни и попробовать в отношениях. Начиная с безумной ревности на грани с сумасшествием и заканчивая отлизыванием в туалете, или чем-нибудь еще, ведь я и сам не знаю, как далеко может унести таких конченных идиотов, как мы с Евой.
[indent] Машина тормозит возле отеля, и я выхожу на улицу так, словно ничего не произошло. Не осматриваюсь по сторонам, как делал обычно по привычке – мне просто насрать на все то, что о нас подумают. Открываю дверь со стороны Евы, подаю ей руку, словно я герой из фильмов про супергероев. Проявляю какую-то несвойственную мне заботу и... галантность? Господи, откуда только такие слова в моем лексиконе берутся? Пакеты с едой и одеждой умещаются в моей руке, а Еве лишь достается пакет с новыми туфлями, потому что, не мужское это дело – носить туфли. Прямиком через стойку администрации, в полном игноре происходящего. Замечаю слишком большое количество народу внизу лишь в момент, когда перед моим лицом закрываются двери лифта, который отправляет нас прямиком на этаж, с моим номером. – Сегодня сменим дислокацию. И ты останешься у меня, - бросаю вслух, словно какую-то банальную вещь. Хочу добавить, что теперь она остается со мной везде и постоянно, в том числе и по прилету в Штаты, но пока не решаюсь, потому что мозги заняты совсем другим. А именно – продолжают активно подкидывать моему воображению все то, что произойдет в ближайшее время в стенах моего номера. Ведь Ева, не знаю уж, как ей это удалось, но выполнила мое желание, и теперь пришел черед мне отплатить ей тем же.
[indent] Пакеты остаются в номере у самого входа. Я тяну ее за собой вглубь номера, который выглядит гораздо больше ее, но это все – лишь детали, которые никак и ничем не повлияют на наше уединение. – Мое желание выполнено, а теперь – чего желаешь ты, Ева? – смакую имя на языке, пытаюсь распробовать на вкус, совсем забыв о том, что пробовал ее саму на вкус буквально недавно. Это все остается под коркой мозга, на задворках воспаленного разума. И желание повторить или сделать что-нибудь еще более сумасшедшее – сейчас управляет мной. А еще Ева. Она – мой рулевой, моя королева, моя личная Богиня, на волю которой отдаюсь прямо сейчас. И будь что будет.

s  h  a  w  t  y,    h  e  a  r  d    y  o  u    b  a  d    w  o  r  d?
s o   p r o f a n e
s  o  m  e  t  h  i  n'    l  i  k  e    a    b  a  d,    w  o  r  d
want your love

[indent] Я не могу остановиться. Тяну ее за собой, ориентируясь наощупь, потому что отвратительно помню расположение вещей и мебели в собственном номере. И это ожидаемо, при условии, что большую часть времени я провожу либо в офисе, либо в номере Евы. Заполнил собой все ее личное пространство, и чем уверенней понимаю, что она сама этого хочет, тем больше меня становится. Я как опухоль, которая разрастается в теле и уничтожает. Как яд, который проникает в кровь и со скоростью биения сердца распространяется по организму. Рядом со мной ее сердце стучит как бешеное, а значит и яд, в моем лице, распространяется быстрее. И я испытываю от этого такое наслаждение, какого не испытывает наркоман от дозы после сильной ломки, какого не испытывал ни один живущий на земле человек. Я с упоением смотрю на неё и не могу насмотреться. Мне хочется быть везде и всюду. Хочу, чтобы все ее мысли были заняты мной, из-за чего порой ревную ее даже к работе. Но каждое слово, каждый жест, каждый стон, которые она дарит мне в моменты нашего уединения, или просто брошенных вскользь взглядов - сводят с ума, выбивают почву из-под ног и желают поскорее сдохнуть, потому что я не выдерживаю. Как и сейчас, когда она протягивает мне вторую руку, я чувствую наши сплетенные пальцы, и сердце делает очередной кульбит, заставляя вздохнуть. Приближается, сокращает расстояние, заставляет задерживать дыхание и облизывать губы, потому что единственная мысль, которая, как ошалевшая бьется в моей голове - целуй. Целуй ее Итан, прямо сейчас. Заставь сойти с ума и заплатить за все то сумасшествие, что принесла в твою жизнь. Так нагло. Без спроса. Просто ворвалась, все перевернула с ног на голову, и довольная стоит сейчас, напротив. Говорит, а я внимательно слушаю, отвечаю на каждую эмоцию - эмоцией, на каждое действие - встречным действием. На словах про стриптиз издаю странный внутриутробный звук, отчетливо вспоминая ее первую подобную выходку. Резко притягиваю к себе, словно уже сейчас пытаюсь спрятать ее ото всех злых и голодных взглядов, как тогда, на студии, когда всем было дозволено смотреть и наслаждаться этим зрелищем. Это было для меня. И только мое. А сейчас хочу зарычать на ухо, что оторву голову, если она позволит кому-нибудь увидеть это ещё, кроме меня, но она быстро успокаивает меня следующей фразой. Действую необдуманно, когда действительно скольжу пальцами ниже талии, цепляясь за ягодицы так сильно, что под ними собирается ткань юбки, и ещё чуть-чуть мои руки вновь окажутся под ней. И мысль об этом не даёт мне покоя. Возвращает все моё внимание к себе. Вот так просто.
[indent] А следующими словами она выбивает меня, словно футбольный мячик, далеко за пределы поля. Я улетаю в небытие с такой скоростью, что мне хочется завопить и заплакать от восторга, делать это одновременно, а ещё прыгать и бегать по номеру словно ошпаренный, или сумасшедший в период обострения. Я задерживаю дыхание, потому что слышу, как она возвращает мне каждое ранее сказанное мной слово и так удачно, так четко и так вовремя, что я не могу представить момента лучше, чтобы получить такое откровенное согласие. И понимаю, что готов к этому. Прямо сейчас. Или завтра. Прямо так без подготовки - просто пожениться и уехать, а может остаться тут и не возвращаться. Слишком много «но», которые должны были меня останавливать, но я не хочу. Не хочу и не буду больше ждать. Не прощу себе этого, никогда. Поэтому, в моей голове созревает план, точнее, он созрел давно, но в Америке сделать это невозможно, к сожалению. Если можно получить двойное гражданство, то два раза одновременно быть замужем - не представляется возможным. Можно пожениться здесь. Брак будет работать только на территории Франции, но мне плевать. Это лишь временное неудобство, пока проблема в лице ее мужа не исчезнет с горизонта или с территории страны. Маленький пунктик, который портит жизнь и мне и ей, от которого нужно избавиться как можно быстрее, но сейчас - не хочу думать об этом. Хочу привести свой план в действие, завтра же. Безоговорочно и без каких-либо проблем. Здесь - мы можем все. Главное знать, как это сделать. На данный момент - могу лишь закрыть ей рот поцелуем. Забирает мои фразы, но этого достаточно, чтобы вывести меня из состояния равновесия и со свистящим звуком выбить из меня все тормоза и ступоры, которые позволяли сдерживать свои эмоции на протяжении вечера. Быстрые поцелуи на коже, везде, куда могу дотянуться. Заставляю хихикать, как подростка, пока тяну за собой продолжая осыпать ее голодными, жадными прикосновениями. Я так голоден до неё, что готов съесть целиком. Не могу остановиться в попытках снова и снова поцеловать, и лишь брякающий звук пряжки ремня и следующее прикосновение заставляет меня выдохнуть со стоном ей в губы. Как позорно сдаюсь ей сейчас, но, оправдываюсь тем, что сделал это уже давно. Когда впервые сказал, что хочу ее. Не думал, что в двух словах скроется так много мест, поз и способов хотеть. Пытаюсь расстегнуть пуговицы на рубашке, злюсь, потому что пальцы отказываются слушаться и в состоянии неконтролируемого невроза ожидаю, пока Ева сама с ними разберётся. Хочу коснуться кожи. Хочу почувствовать ее изнутри. Хочу быть в ней. Хочу рвать на части, до стонов, до хрипов. Хочу чувствовать ее на себе, под кожей, в голове, в разуме, в душе и в сердце. Везде. Всегда. Сейчас же. Хочу дотронуться до неё. И делаю это как только рубашка падает на пол, предоставляя мне возможность вцепиться пальцами в кожу. Так жадно, будто ее вот-вот отнимут у меня.
[indent] Подхватываю на руки, чувствуя, как ненароком острый каблук туфлей царапает кожу на ноге. От такого контраста ощущений не могу сдержать стона, но он, скорей, как очередное доказательство моего такого грандиозного поражения, чем недовольство или попытка показать, что мне больно или неприятно. Мне ахуеть, как приятно, хорошо, ахуенно. Настолько, что не передать словами. Только какими-то хриплыми мычащими звуками, которые не сдерживаю больше ни на децибел. Впиваюсь губами в шею, ниже на ключицы, обводя кончиком языка каждую выпирающую косточку. Роняю ее на кровать, тянусь следом, чтобы не позволить расстоянию между нами быть больше, чем расстояние от губ до губ в попытке вдохнуть новую порцию кислорода. Сейчас разорву артерию на ее шее своими жадными поцелуями, готов спуститься ниже, и собираюсь это сделать прямо сейчас. Но слышу хриплый голос так отчетливо и близко, будто она закричала во все горло. Отзываюсь на ее просьбу сразу же, без промедления, не дожидаясь повторения. Достаточно лишь двух слов, чтобы я потерял самоконтроль и отдался на волю ее слОва. Достаточно одного взгляда, чтобы понять, чего она хочет прямо сейчас. Достаточно держать руку на пульсе, чтобы определить ее настроение или самочувствие. Чувствую ее так остро, что становится страшно, потому что это такая дикая близость, какой не было ни у кого и никогда. Я в этом почти уверен. Потому что со следующим поцелуем она проваливается в пропасть и рывком утягивает меня за собой. Ее руки тянутся к моим джинсам и едва коснувшись – телефонный звонок вырывает нас в жестокую рабочую реальность. Хотя, какого хрена, уже поздний вечер, какого хрена им всем нужно? Не отрываюсь от нее, возвращаюсь к губам, целую также жадно, как и до этого – ничего страшного, можно оттянуть момент обнажения тел на несколько минут, насладившись таким невинным проявлением чувств поцелуями. Но телефон продолжает звонить. Отвлекает и выбивает из колеи. Бесит даже меня, а может, я очень сильно чувствую ее настроение и перенимаю мгновенно, словно под копирку. – Если он не заткнется – я его разобью, - рычу на выдохе, когда ее рука скользит между нами, чтобы выудить гребаный источник всех проблем. Ее начальница всегда появляется очень вовремя. Каждый раз, когда в воздухе повисает такое отчетливое, наше общее «хочу» она въезжает на сцену со своими гребаным поручениями и ломает на корню все планы. Но даже в тот момент, когда Ева все же отвечает на звонок – я не отступаю. Я ждал целый день этого момента и после семи часов вечера этот человек, все его мысли и чувства, вся она целиком и полностью моя. Ничья больше.
[indent] Смотрю на нее сверху вниз, изучаю лицо, по губам считываю то, что она говорит. Еле сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза, но мягкое прикосновение пальцев к лицу заставляет замереть и продолжить наблюдать за происходящим. Как она скользит по контуру челюсти, касается губ, оттягивает нижнюю, заставляя рот приоткрыться в каком-то немом подчинении. Обхватываю палец губами, скольжу кончиком языка по нему, облизываю с нескрываемым наслаждением. Не отвожу взгляда, потому что даже сейчас жадно считываю эмоции с ее лица. Непередаваемое ощущение, которое пронизывает до самых костей. Представляю, что она чувствует, потому что знаю каково это, когда пальцы оказываются в плену чужих губ. – Ты все, что у меня есть, - ответом на ее высказывание особенно четко голосом выделяю первые два слова. Потому что – это чистая правда. Сказанная в подобном положении, хотя не считаю, что оно какое-то... неправильное. Накатывающее тайфуном чувство возбуждения становится каким-то критично опасным, потому что она – все-таки позволяет себе заткнуть мобильник, ответив на звонок, а я в ответ на это не заставляю ждать сладкой-сладкой мести. Впиваюсь губами в шею, заставляю замычать снова. Сдерживает стоны, оно понятно, но понял бы я это только в состоянии адекватного здравомыслящего человека, а не в том, в котором пребываю сейчас. Щелкаю пальцами застежку бюстгальтера, освобождаю ее тело от очередного клочка ненужной одежды. Губами ниже по груди, еще ниже по животу, до обтягивающей талию кромки юбки. Стягиваю ее пальцами медленно, чтобы полностью обнажить самое любимое, самое желанное на всем белом свете, тело. Чтобы скользнуть губами ниже, уйти правее, оставив укус и исцеляющий поцелуй на бедре. Заставить ее шумно выдохнуть. Продолжаю слышать треп ее начальницы, и это лишь сильнее подливает масло в огонь моей агонии. Губами по внутренней стороне бедра, скольжу языком, оставляя влажную дорожку до умоляющего прикоснуться к себе ее такого же откровенного возбуждения, как и мое. Языком облизываю влажную кожу, заставляю бедра сжаться. Облизываю снова, чувствую какое-то движение, кажется, она в очередной раз заткнула себе рот рукой, но мне все равно. Пока происходит этот телефонный разговор – я могу делать все что угодно. Облизать ее еще раз, намеренно глубже скользнуть языком внутрь. Выпрямиться почти в полный рост, чтобы расцепить пуговицу на джинсах и ширинку. Избавиться от остатков одежды, подтянуть ее к себе. Встретиться с обезумевшим взглядом. Глядя в глаза погрузить два пальца в рот, облизав их и прикоснувшись ими к ней и к ее откровенно вопящему возбуждению. Прикладываю палец к губам, предупреждаю о том, чтобы молчала и не выдавала ни меня, ни себя. Вижу в глазах страх, борющийся с желанием. Не отвечаю на это, делаю то, что считаю нужным, то, что хотел сделать весь день. Оказаться в ней, еле сдерживая стон, рвущийся с губ, как последний выдох перед смертью. Замереть на мгновение, чтобы ощутить ее жар полноценно. Шумно набрать воздух, так же шумно выпустить его с тяжелым вдохом. Встряхиваю головой, ловлю на себе испытывающий взгляд, который обещает убить меня. – Заканчивай с этим, - одними губами, чтобы не нарушать голосом атмосферу разговора. Держусь за ее бедра пальцами, следующий мягкий толчок вперед, закидываю голову, потому что схожу с ума от ощущений, переполняющих меня. Еще толчок. Не позволяю себе ускоряться, чтобы не раззадоривать и без того рехнувшуюся Еву, не подставлять ее. Но я правда не мог сдержаться. Эти обстоятельства и тарахтящая Кейт на том конце провода – пусть и бесит меня присутствием рядом, как будто кто-то лишний стоит и держит свечку, но в тоже время Ева, срывающаяся в бездну после каждого моего толчка – лучшая награда, чего бы мне это не стоило в последствии. Звонок, наконец, обрывается. Я не даю ей возможности начать осыпать меня самыми отвратительными словами на свете, тяну за руку к себе, чтобы выровнялась вместе со мной. Помогаю бедрам плавно качаться на мне, срывая откровенное долго сдерживающиеся стоны с губ теперь так ярко и четко, что не верится, будто они – мои. Губами впиваюсь в ее губы до боли, до крови. Кусаю за нижнюю, в очередной попытке не дать возможности возмущаться. Чувствую ногти на коже спины, слышу ее стоны, вторящие моим. Направляю бедра на себя, помогаю, поддерживаю общий ритм, чтобы насладиться полноценно. Раз за разом, как будто впервые. Чувствовать ее изнутри и сгорать дотла, до основания. Рукой придерживаю за спину, выводя очертания каждого позвонка. Заставляю стонать еще громче, когда губами оставляю такие яркие отметки на шее. Бордовыми кровоподтеками, совсем не похожими на прежние, оставленные... Неважно кем. Нет больше этого человека. Есть только я. Есть только она. Мы. Никого больше.
[indent] - Я хочу, чтобы мы поженились, - нарушаю ритм стонов словами, оставляю еще один поцелуй на шее, но возвращаюсь к ее лицу, чтобы видеть реакцию. – Завтра же, - следующий хриплый стон, плавные движения от того, что теперь она, без моей помощи двигается со мной вместе. Шумный выдох, пальцы крепко впиваются в талию. – Здесь, в Париже, - не могу объяснить почему считаю это единственно правильным и таким возможным и вряд ли смогу объясниться. Просто говорю это, потому что сейчас она и все ее существо, находящееся в такой сумасшедшей близости ко мне, не дает мне думать больше ни о чем другом. – Я хочу, - снова стон, мой стон, такой развязный и несдерживаемый, когда движение замедляется, словно пытаясь вырвать из меня все объяснения «от и до». – Чтобы ты стала моей женой, завтра же, - еще медленнее, заставляя меня зарычать открыто и громко. За что так мучать меня, да и себя тоже? – Наш брак будет действовать только тут, - веду ладонь по позвоночнику вверх, по плечам, поправляя волосы, сбивающиеся после каждого нашего последующего движения. – А дома, - обнимаю ее за талию теперь уже обеими руками, чтобы взять управление в свои руки и закончить эти средневековые пытки, - мы разберемся с твоим «чудовищем» и поженимся сразу же после этого, - не хочу думать, как мы это сделаем, если Ева четко дала понять, что просто не будет. А мне плевать. Мне вообще плевать на все. Потому что любая преграда - просто детский лепет, в сравнении с тем, что я готов ей дать. Увеличиваю темп, чувствую, как пальцы впиваются в плечи, а стоны становятся громче и ярче с каждым толчком. Пытаюсь охватить руками все ее тело, заставить сократить расстояние до бесконечности, уходящей в минус. – Я люблю тебя, Ева, - на губах поцелуем, - люблю, - добиваю окончательно. Так же, как она добила меня, когда-то тогда на студии, сказав, что мне – ничего не светит. Мне светит все. И только с ней.

[indent] Я никогда ничего не делаю просто так. Эти идиотские правила, придуманные мной, и о которых я уже сто раз только за сегодня успел пожалеть – были придуманы не просто так. Нет, естественное, я пытался спасти честь и достоинство Евы, пытался огородить ее от кривых взглядов, от осуждения. А потом мне стало насрать. И если сейчас сюда зайдет, Дьюк, Кейт или сам президент – мне будет насрать. Думал, что смогу продержаться, что смогу совладать с собственными эмоциями и звериным желанием. Но я не смог. Ни в раздевалке, ни в ресторане, ни сейчас. Даю себе волю, позволяю эмоциям наконец найти выход в жадных поцелуях в ответ на ее еле слышное признание. Не думаю ни о чем. Единственное желание, которое мной двигает сейчас – слышать ее стоны и делать их четче и ярче с каждым последующим движением. Хочу чувствовать ее горячее дыхание на шее, пальцы, которые несдержанно рвут ногтями кожу на спине. Каждый выдох в ответ на мой рваный вдох. Сейчас намеренно замедлилась и так сильно бесит меня, что еще чуть-чуть и сдавлю пальцы на ее ребрах и порву пополам. Самое главное желание озвучивается вслух. Я цепляюсь за ее взгляд, чувствую поцелуй на губах, требовательный и страстный и не могу больше сдерживаться. Беру все в свои руки, потому что знаю – она способна мучить и доводить меня хоть весь день, хоть всю жизнь – мне просто не хватает сил и терпения. Чувствовать конец так близко и не получить подобных чувств в ответ. Злиться, рычать, снова и снова кусая ее за губы, найти ритм и придерживаться его, зная, что делаю все правильно. Абсолютно в этом уверен, потому что стоны глушит в моих губах. Не сдерживается, когда целую шею, скольжу ниже, сильнее прижимая к себе. Откидывает голову, чтобы предоставить доступ к каждой клеточке тела, которую буду целовать жадно сейчас, завтра и всегда. Готов к этому, потому что не вижу и не представляю свою долбанную жизнь без нее.
[indent] Следующий развязный стон заставляет меня задохнуться. Забываю, как дышать. Ищу ее губы, потому что знаю, что, хотя бы там найду немного кислорода. Наши движения становятся более резкими и требовательными. Чувствую, как раскрываюсь с не полноценно и теперь в моей голове нет ничего лишнего. Глухие стоны становятся громче, затихая лишь в момент поцелуев. Сокращаю расстояние до минимума, пальцы, скользящие по коже, вызывают дрожь. А может не только они, потому что в ответ на такое действие, вновь впиваюсь в нее губами, срываю громки стон и... Состояние полной расслабленности, когда не хочется ничего от слова совсем – только лежать и молчать. Потому что дыхание все еще сбито, да и разговоры ни к чему. Все как всегда через жопу. Интересно, у нас вообще хоть что-нибудь будет нормально, если даже такое простое... предложение – я не смог сделать нормально? Ева не возмущалась и, наверное, мне стоило бы успокоиться на этот счет, но чем быстрее я восстанавливаюсь – тем хуже становятся мысли в голове. Они нападают мгновенно и пытаются сразу же без лишних прелюдий разорвать меня на кусочки. Прячу Еву в кольце рук, чувствуя едва заметную нежность в ее действиях. Аккуратные прикосновения, как будто мы совсем другие – не готовые порвать на куски и разорвать любого, в том числе и друг друга. Касаюсь губами ее макушки, обнимаю за плечи. На своей груди нахожу ее ладонь, которую сжимаю в знак доказательства самому себе – не отпустить и не потерять. Прикосновение губ в поцелуе к костяшкам пальцев возвращает меня на недели назад, когда я почувствовал подобное впервые. Не знаю, почему, не знаю, как она это делает, но в моей собственной голове мир словно переворачивается каждый раз, когда между нами проскальзывает подобное проявление чувств. Это невозможно объяснить – можно только почувствовать. И самое главное, что я понял в тот момент – я хочу, чтобы это никогда не заканчивалось. Не ушло в рутину, не потерялось среди быта и прочей ерунды, куда каждая пара рано или поздно проваливается. С ней такого не будет, потому что Ева – не сравнится ни с одной из девушек, живущих сейчас или когда-то на земле. Потому что – это моя Ева и черт с два я позволю кому-нибудь отобрать ее у меня.
[indent] Проваливаюсь в сон быстрее, чем хотелось бы. Замираю в одном прикосновении к плечу и теряюсь в пространстве и собственных эмоциях, которых так много, что не хватит недели, чтобы все разложить по полочкам и разобраться в них. Не хочу думать. Хочу, чтобы все было так как есть, чтобы все шло своим чередом. Рано или поздно я смогу добиться всего, что мне необходимо. Но главный вопрос все также стоит в голове: дала ли она согласие? Или мое решение было принято слишком быстро и напугало ее? После того как живешь в браке с человеком, таким, как ее муж... Я бы не захотел во второй раз наступать на те же грабли и не важно, был бы это я или кто-то другой. Страх понять можно, но гребаный червяк сомнения сидит внутри так глубоко, что не достать и не избавиться от него. Он пожирает изнутри, заставляет дергаться и находиться в напряжении до тех пор, пока не получишь четкого ответа на вопрос. Надо было сделать все по нормальному, по-человечески, а не опошлять все вот так... как сейчас. Но ведь Ева – такая же, как и я. И все равно – она девушка. Она хочет романтики, и чтобы все было как... Господи, куда вообще несет мысль и почему я об этом думаю?
Просыпаюсь от странных ощущений. Неконтролируемое чувство возбуждения накрывает слишком быстро, чтобы я успел понять, что это именно оно. Открываю глаза, потому что с губ срывается глухой стон – мой блять стон, который я тоже не смог сдержать. Закрываю глаза. Открываю их снова. Слабо ориентируюсь в пространстве. Понимаю, что нахожусь в своем номере, вроде знакомая обстановка, а сонный взгляд скользящий к причине моего пробуждения... Естественно, что еще это может быть, как не... - Господи, - следующее прикосновение заставляет застонать меня снова, откинуть голову обратно на подушку. Потерялся в пространстве, едва успев открыть глаза. Ее «доброе утро» звучит как издевка, потому что мать вашу это не просто «доброе» утро, а самое ахуенное, мать вашу, утро в моей жизни, потому что лучше не было ни с кем и никогда. И полная парализация мышц рта – тому прямое доказательство. Ее губы сводят меня с ума, заставляют вжиматься пальцами в простыни, до хруста. Скидываю одеяло с себя, потому что хочу видеть все полноценно. Хочу видеть ее обнаженное тело, макушку, ходящую туда-сюда и доводящую меня до сумасшествия. Не мог сдерживать стонов. Мне так ахуенно, что я готов отдать Богу душу прямо сейчас, только пусть доведет все до конца. Теряю рассудок, просыпаюсь окончательно, потому что, если не проснусь – мое сердце с легкостью вырвется из грудной клетки и все. Иначе быть не может, потому что под каждым плавным движением – сдерживаться сложнее, и пусть я не пытаюсь, но чем медленнее вверх и вниз – тем громче начинаю скулить от предвкушения. Скольжу рукой по макушке, собираю волосы в хвост, едва его напоминающий, чтобы направлять. Замедляется еще медленнее, заставляет отдать власть в руки и просто получать удовольствие. Как только ослабляю хватку – она заставляет меня буквально откинуться. Кольцо губ сжимается сильнее, а я кусаю губы, пытаюсь снова заткнуть стоны так позорно срывающиеся с губ, но не могу. Не выдерживаю, когда темп увеличивается. Не контролирую ничего, не могу взять под контроль ни ее, ни даже собственные эмоции. – Нет, - стон, прерывающий мои попытки остановить ее, - стой, Ева, подожди, - каждое слово рвется наружу с большим трудом. Такого же труда мне стоит ее остановить. Встретиться с ничего не понимающим взглядом. Так хочется сказать «не останавливайся» в разрез с тем, что сделал сейчас. Но хочу, чтобы это утро было одинаково ахуенным у нас обоих. Хочу, чтобы состояние неконтролируемого возбуждения накрыло нас с головой. Вместе.
[indent] И этот немного обиженный взгляд не пугает меня. Маню ее пальцем к себе, встречаюсь с сопротивлением и.. это что женская обида? – Да неужели? – подтянуть ее к себе сложнее, чем кажется, но все же мне это удается. – Я может тоже хочу, - поворачиваю к себе задом, чтобы в ответ на ее следующее бессмысленное возмущение коснуться языком влажной кожи, сорвав с губ стон. Пальцами сжимаю бедра, притягиваю к себе, чтобы не отстранялась. Чувствую ее вкус, шумно выдыхаю в момент, когда чувствую ее губы на себе. Полностью теряюсь в пространстве от спектра эмоций, которые сейчас просто снесут меня к чертовой матери, не оставив ничего живого. С каждым ее движением – впиваюсь пальцами в кожу, намеренно глубже скольжу языком, касаюсь самой возбужденной точки во всем теле, снова и снова заставляю ее стонать, и вторю ей сам. Каждым движением, каждой эмоцией, каждым переполняющим меня чувством, целиком и полностью принадлежащие ей. Дышать становится сложнее в разы, но я упрямо продолжаю двигаться к намеченной цели. Скулящие стоны учащаются, я срываюсь в такую пленительную бездну, и утягиваю ее за собой. Чувствую, как хрустит ткань под ее руками, а на ее бедрах вот-вот останутся синяки – потому что не могу контролировать себя и, кажется, как будто вкладываю все силы в то, чтобы сдавить ее кости до хруста. Громкий развязный стон становится моим личным ориентиром. Скольжу пальцами по коже, выше, чтобы оказаться внутри нее и сорвать еще один стон. – Господи, какая же ты, - рваным выдохом, отстраняюсь, потому что нет сил сдерживать ни стоны, ни эмоции. Тяну к себе ближе вновь, потому что хочу скользнуть языком глубже, чтобы забрать все, что по праву принадлежит мне – каждую каплю наслаждения и этого сумасшедшего возбуждения. Сводит ноги, сводит пальцы на руках, когда меня разрывает на части, когда задыхаюсь от стонов, чувствуя ее неутолимые губы на себя. Влажные прикосновения языка, кольцо губ, которое держит в напряжении и доводит до такого крышесносного оргазма, что едва не срываюсь на крик. Проклинаю Господа, Дьявола, все живое и неживое на планете, потому что не могу совладать с эмоциями. Рвано дышу, сердце сейчас вырвется из груди и окажется кровавым пятном на кровати. Не знаю, как остался в живых до сих пор. Как во мне еще остаются силы на то, чтобы поцеловать бедра, скользнуть дразня языком по измученной коже. Слышу тихий стон в ответ, тяну к себе, потому что хочу поцеловать. Хочу коснуться этих губ в поцелуе. Ничего больше не надо, только это.
[indent] - А можно каждое утро будет таким добрым? – подтягиваю к себе еще ближе, чтобы оставить поцелуй на плече, скользнуть по шее, которую она, словно кошка подставляет под мои губы. – Обещаю твое будет таким же, а может, - встречаюсь с ее глазами. Жадно скольжу по таким любимым чертам лица. Касаюсь пальцами скул и щек, веду ниже, до подбородка, чтобы в знакомом ей жесть подтянуть к себе ближе, - еще лучше, - странные желания и обещания, которые хочу сдержать, чего бы мне это не стоило. – Но больше хочу, чтобы каждое утро ты была рядом со мной. В нашей кровати, и главное, со мной, - мягко касаюсь лба в поцелуе, смахиваю выбившуюся на лицо прядку волос. – Я надеюсь, что мое вчерашнее предложение-решение ты восприняла всерьез, потому что я настроен решительно, только вот, сперва я бы чего-нибудь перекусил, - несколько быстрых поцелуев рассыпаю на щеках, губах, на шее. Заставляю смеяться от того, что щекотно. Не скрываю довольной улыбки, потому что, черт возьми – это реально самое лучшее утро за последние двадцать лет. – Как насчет кофе и круассанов? Мне нужно будет сделать пару звонков, но я могу сделать их... по дороге до кофейни, - хочу, чтобы пошла со мной. Не хочу отпускать ни на секунду от себя, пусть это выглядит странно и даже немного эгоистично. Мне плевать. – Надеюсь, ты составишь мне компанию, и твоя... работа, - не могу сдержаться, чтобы не скорчить недовольную рожу, произнося это слово, - не помешает нам. Да и в конце концов я могу купить тебе одежду, но, не смогу купить кольцо без твоего личного присутствия, - да, я еще раз жирной линией подчеркиваю серьезность своих намерений. Могу повторить еще раз, если она до сих пор в это не верит, только вот. одеться бы. – Я понимаю, что выгляжу максимально несерьезно, лежа на кровати с голой задницей, но, я блять абсолютно серьезен, - не сдерживаю эмоций и пусть со стороны покажется, что я в бешенстве – нет, ничего подобного. Я сука так счастлив, что выпрыгнул бы из штанов... если бы был сейчас в них. – Ну, или, мы можем полежать еще... - перевожу взгляд на Еву, еле касаюсь пальцами кожи, по изгибам талии и до бедер. – Немножко, - касаюсь полной ладонью, притягиваю к себе ближе, не сопротивляясь какому-то странному порыву нежности, которую хочу отдать ей целиком и полностью прямо сейчас. - Так что, твое «хочу» решает сейчас все, - какие-то странные эмоциональные качели раскачивают меня из стороны в сторону, и я так ахуенно хорошо себя на них чувствую, что даже не верится. – Чего ты хочешь, Ева? – скольжу ладонью выше, до плеча, разворачиваюсь, чтобы видеть ее лицо отчетливо прямо перед собой. Губы горят от дикого желания поцеловать ее, но я не решаюсь.
[indent] Цепляюсь пальцами за ее запястье, тяну к себе, чтобы коснуться губами кожи. Притягиваю ближе к себе за талию, закидываю ногу на себя, давая себе возможность изучить знакомые изгибы ладонью. Мягкое прикосновение сменяется на какое-то развязное и жадное, когда сжимаю кожу, притягивая еще ближе к себе. Мне кажется я никогда не перестану хотеть ее. Жадно и бесконтрольно, как в первый раз. Всегда будет мало ее. Хочу, чтобы аромат моей кожи впитался в нее. – Прости, я сейчас, наверное, буду выглядеть максимально глупо, но пока ты не ответила на мой вопрос... Я хочу сказать кое-что очень важное, не знаю, почему сейчас и зачем и вообще как, но... - закрываю глаза, набираю воздух в легкие, чтобы собраться с мыслями и с силами. Меня трясет, я пытаюсь подобрать слова, но не знаю зачем, ведь я уже наперед знаю, что скажу. Не нужны мне никакие подготовки. И нет смысла терять время на раздумья. - Я хочу, чтобы ты родила мне ребенка, - гулкий удар сердца, я задыхаюсь от переполняющих меня чувств и не верю, что блять говорю это. Я не верю собственным ушам, но абсолютно точно верю в свою уверенность. Потому что именно она толкнула меня на это. Оставить на губах еще один поцелуй в знак подтверждения. - Хочу, чтобы у нас был ребенок, хочу этого так сильно, как, наверное, никогда и ничего не хотел и не захочу. Это... просто, просто вот так, - снова выдыхаю, потому что несу какую-то чушь и никак не могу остановиться. Язык мой - враг мой, в некоторых обстоятельствах. Но я не жалею, о том что сказал это. Никаких лишних эмоций и обстоятельств. Я просто говорю то, что хочу. То, о чем мечтаю, наверное, так глубоко в душе, что вряд ли когда-нибудь смог бы признаться. Кроме момента, что сейчас. Не хочу это никак комментировать. Хочу дождаться ответа. Поэтому жду. Жду. Жду. Потому что иначе не хочу и не буду. И надеюсь, что в голове Евы не произошло сейчас какого-то коллапса, после которого опустеет не только моя кровать, но и моя жизнь. Потому что, как ни страшно признавать, но я не смогу без нее. Сильный и независимый стал каким-то странным мешком эмоций и меня качает из стороны в сторону так сильно, что я не могу справиться с этим. Вот так вот просто.

[indent] Нам не знакомо состояние полного покоя. Вот такими мы бываем в каких-то исключительно редких случаях, потому что состояние страсти и выстреливающие в голове сумасшедшие идеи – вот наше нормальное состояние. Жить на контрастах, на сносящих все преграды эмоциях, которые не поддаются контролю, которые невозможно остановить или притормозить. Самые сильные и самые искренние эмоции, без подлых подтекстов – все наизнанку, все наружу, все, как есть и никак иначе. С Евой я был именно таким – честным, как с ней, так и перед самим собой и это, наверное, одна из главных причин, почему с каждым днём я привязывался к ней все больше. С ней я мог быть собой, тем самым Итаном, которого всегда и все осуждали. Которого не признавал даже собственный отец, возводя в голове нерушимые стены и защиту, которую Ева, вот так просто, с легкостью разрушила, как будто ничего этого не было вовсе. С ней хотелось быть самим собой и никак иначе. В прикосновениях, в словах, в действиях – никакой наигранности, никакого вранья, все честно и открыто. Я чувствовал космическую отдачу от нее и не мог вести себя иначе. Поэтому все, что было сказано вчера и сегодня – так отчетливо висит в воздухе до сих пор. Потому что от всего сердца и со всей душой и неважно, что будет ждать нас через день, или через неделю. Я был готов к любой сложности. Готов был драться и биться за наше такое хрупкое счастье, которое мы сами удерживали, ходя по острию ножа собственных взрывных характеров.
[indent] - Более чем, а ты думаешь почему я предложил быть Таунсенд именно тебе? – не сдерживаю смешка, в момент, когда она пихает меня кулаком в плечо. – Никогда бы не подумал, что вообще женюсь хоть когда-нибудь, потому что... - в голову моментально проникают все те отвратительные воспоминания о браке, которые видел своими собственными глазами на протяжении всего детства. Отношения отца и мачехи – их сложно было даже назвать отношениями, скорей жалким подобием, когда ни один, ни другой не могут находиться рядом друг с другом в течении даже нескольких секунд. – Я думал, что брака не существует, а любовь — это чушь для подростков, которую придумали такие же глупые люди, просто потому, что им больше нечем заняться, - пожимаю плечами, глубоко выдыхаю, потому что в моменты подобных откровений самое сложное – быть честным и не давать себе повода думать о том, что меня осудят. Честность – самое тяжелое и сложное в современном мире понятие и придерживаться ее с каждым разом становится все сложнее. – Но сейчас все иначе, и я очень рад, что именно ты помогла мне понять это, поэтому... – касаюсь губами ее лица, даже не пытаясь попасть куда-то конкретно. Заставляю поежиться от нескольких точечных поцелуев, и с трудом встаю с кровати. – Поэтому мне нужно сделать пару звонков, уладить пару вопросов и я буду полностью в твоем распоряжении, - хочется добавить «наверное», но меня не прельщает летящая в меня следом после этого подушка. – Ты можешь поваляться еще, а я пойду решать вопросы мировой важности, - цепляю пальцами с пола остатки одежды, которую вчера мы так нелепо раскидали по полу. – Ну, или можешь пойти со мной, - подмигиваю в неоднозначном приглашении в момент, когда переступаю порог ванной комнаты. Вещи сваливаю в кучу в углу – вообще не понимаю, зачем я их взял с собой, ведь вероятность того, что я буду одетым в ближайший час практически равна нулю – бросаю взгляд на себя в зеркало – кто-то сонный и потрепанный, сука, такой довольный, что становится немного не по себе от осознания, что этот чувак в зеркале – я. Тяну, сам не знаю чего, слышу шаги в сторону двери, прекрасно знаю, что Ева – следует за мной по пятам. Выжидаю, буквально несколько секунд, чтобы в момент, когда дверь откроется, дернуть ее за руку и затянуть за собой внутрь. – Попалась, - свой какой-то детский восторг запечатываю поцелуем на ее губах. Делаю слепой шаг назад, наощупь дергаю дверцу душевой, чтобы в следующий момент затянуть ее за собой.
[indent] Душевая слишком маленькая для того, чтобы дать нам полноценную свободу действий. Поэтому я почти сразу поджимаю Еву к стенке, чтобы не дать ей возможность сбежать или как-то увильнуть от меня. Она и не пытается, но я должен был быть уверен в этом на сто процентов, чтобы дать себе возможность полноценно наслаждаться этим пленом, в который так беспардонно взял ее обрезав все пути отступления. Словно по щелчку пальцев мы превращаемся в один единый ком состоящий из наших тел. Срываю первый стон с губ, когда впиваюсь губами в ее шею, закидываю руки на шею, чтобы прижалась ко мне полноценно и даже не вздумала отстраняться. Руками изучаю изгибы тела, словно ни разу не касался ее, словно не знаю кожу вдоль и поперек. Ищу губами губы, чтобы утянуть в новый поцелуй. Чувствую, как цепляется пальцами за волосы на голове и беспардонно не даю ей это сделать снова, когда одним рывком дергаю ручку душа, чтобы пустить на нас струи воды. Сперва ледяные, от чего сам сильнее вжимаю в нее, чтобы найти спасительно тепло в теле, а затем – теплые струи позволяют расслабиться полностью и переключить все свое внимание на девушку, которая сейчас рядом со мной. В каждом прикосновении, в каждом поцелуе, в каждом выдохе в ответ на мои действия. Поворачиваю к себе спиной, одной рукой придавливаю к стене, чтобы не позволить ей лишних движений. Скольжу взглядом сверху вниз, жадно, почти ощутимо касаюсь глазами ее тела, бегущим вниз по спине струям воды, которые как будто намеренно прокладывают мне уже заранее известный путь. Следую пальцами за взглядом, вниз по спине до поясницы, заставляю выгнуться под прикосновениями и вновь удерживаю ее от попытки сделать лишнее движение. Правую руку пригвождаю к стене, вызываю почти откровенный рык с ее губ. Прекрасно знаю, как не любит, когда сковываю ей движения, но все равно продолжаю. Со второй рукой делаю тоже самое, еле сдерживаюсь чтобы не вжаться в нее сзади прямо сейчас. Балансирую на одному Богу или Дьяволу известном упрямстве, потому что в любом другом случае уже оказался бы внутри нее, сорвав с губ самый любимый звук в грязном стоне. – Будь хорошей девочкой, Ева, - еле слышно прямо на ухо, пока рукой продолжаю скользить вниз по талии, награждая ее молчание еле ощутимым прикосновением по внутренней стороне бедра. Выше по коже, чувствуя отдачу в каждом действии, даже в том, как мурашками покрывается кожа вслед за моими прикосновениями. Оставляю поцелуй на плече, затем на втором, ниже по позвоночнику, по каждому позвонку ниже, чувствую, как сдерживается сама, как будто дает мне возможность сделать все, что так хочу. Не скрываю своего наслаждения, не могу сдерживать эмоции и те порывы, с которыми так стремительно опускаюсь ниже. Пальцами нащупываю ягодицу, сжимаю ее сильно, с шумным выдохом, как будто со свистом прямо сейчас из легких вышел весь воздух. Дальше, ниже, глубже. Коснуться пальцами разгоряченной кожи, вызвать новый стон, умоляющий, почти кричащий о том, чтобы не останавливался. Вновь почувствовать пальцами ее возбуждение, которое появляется, наверное, сразу, как позволяю себе коснуться ее. Понимаю прекрасно подобную реакцию организма и тела, потому что с ней – чувствую тоже самое. Невероятное возбуждение, которое с каждым днем становится все сильнее, с каждым поцелуем, с каждым едва ощутимым прикосновением к коже. Мне кажется, что в следующий раз едва она коснется моей руки – я буду готов трахнуть ее не раздумывая. Это ненормально – так остро чувствовать человека. Это ненормально, но так ахуенно, что не хочется, чтобы это прекращалось. Особенно, когда она – также остро реагирует на меня. На каждое прикосновение, будь то просто тело или откровенное возбуждение, магнитом тянущее к себе, будто приглашая прикоснуться снова и снова. И я не стесняюсь делать это. Снова и снова прикасаться к ней, наслаждаясь каждой ответной реакцией. На каждым тихий стон, срывающийся с губ реагирую как сумасшедший. Злюсь, что не слышу ее полноценно, поэтому поворачиваю к себе также неожиданно, как и до этого. Задерживаю взгляд на приоткрытых губах. Представляю, как ей сейчас жарко, даже при условии повышенной влажности и едва теплой воды, продолжающей предпринимать отчаянные попытки сбить с нас наше общее возбуждение. Оказываюсь к ней критически близко, заставляю думать, что буквально через секунду поцелую – а сам впиваюсь губами в шею, чтобы проделать еще один короткий путь вверх по коже. По челюсти, до скул, ниже по подбородку. Дразню будто специально, чтобы оттянуть как можно дольше момент, когда коснусь ее губ. Скольжу языком по нижней губе, срываюсь, сдаюсь и касаюсь ее во влажном поцелуе. Задыхаюсь от того, что чувствую. От эмоций, которые перекрывают все лишние мысли и заставляют быть в ее власти полноценно. Не сопротивляюсь этому чувству. Наслаждаюсь им, как будто в последний раз.
[indent] Не стесняюсь сжимать ее кожу пальцами, намеренно скольжу ниже по пояснице, еще ниже по бедрам, поднимая одну ногу и почти вынуждая обвить меня сначала одной, а затем второй ногой. Поднимаю выше по стене, нахожу в ней опору, а в губах спасение. В каждом влажном прикосновении, языком выписываю неизвестные узоры, собирая капли воды вверх по груди и по шее. Добираясь до губ, которых снова хочу коснуться, чтобы забрать следующий рваный выдох, рвущийся с ее губ. – У нас никогда не будет все по плану, нужно быть к этому готовыми, - непрозрачный намек на то, что мое предложение поваляться в кровати еще немного теперь оборачивается прямо противоположными действиями в душевой. Позволяю ей соскользнуть по стене чуть ниже, чтобы в следующий момент податься вперед, вырвав яркий стон с губ Евы и мой глухой куда-то в сторону. Ощущения, как впервые. Такие яркие и ахуительные, что нет сил сдерживаться, нет сил остановиться хотя бы на мгновение, чтобы почувствовать все полноценно, каждой клеточкой тела. Резкое движение вперед, я рычу, заставляю Еву рычать в ответ. Впивается ногтями в плечи, вынуждая сделать еще один толчок, более жесткий, нежели предыдущие. Дышать становится сложнее, но это не останавливает меня ни на секунду. Мне кажется, что в подобные моменты мною движет какое-то нереальное чувство, желание, от которого весь мир теряет краски, и цвет остается только у человека передо мной. Единственный мой ориентир – яркие, несдерживаемые стоны в ответ на каждый толчок. Захлебываемся в собственных эмоциях, которые переполняют нас в момент единения. Которые становятся в разы сильнее, когда близость становится единственным способом поддерживать жизнь внутри собственного тела. Когда тело разрывает на куски, а душа рвется наружу, умоляя выпустить ее и освободить от переполняющих эмоций. Наслаждаюсь ими, наслаждаюсь ею, ее телом, каждым стоном, каждым вдохом и выдохом, каждым прикосновением на и без того истерзанных плечах, шее и спине. Хочу еще. Еще сильнее, еще ярче. Пусть болит все тело, пусть кровит спина и кожа, пусть изнывает каждая клеточка. Я хочу чувствовать все это, потому что только благодаря этим ощущениям жив. Живу этими эмоциями и ощущениями, только ради них и ради Евы, которая дает мне все это. Когда кусает за губы, за шею, когда шепчет, чтобы не останавливался. – Хочу... - определяю ориентир, иду к нему, как к намеченной заранее цели. Движения становятся более быстрыми. Я задыхаюсь с каждым толчком, вжимаюсь в ее бедра пальцами до боли в пальцах, до синяков на коже. – Хочу... - еле сдерживаюсь, чтобы не продолжить фразу, потому что иду к этому целенаправленно. Делаю все намеренно, не останавливаюсь ни на секунду и не замедляюсь, потому что чувствую приближающийся оргазм, который сейчас выбьет меня в стратосферу и не позволит вернуться обратно. Вжимаюсь в нее сильнее, кожа к коже, чувствовать, как вздымается грудь, как она задыхается под каждым моим последующим толчком. – Хочу ребенка, Ева, хочу, - рычу, ей в ухо, сдавливаю пальцами талию, чтобы следующим толчком порвать на части себя и ее, с остервенением рвущую кожу на моей шее. Не могу остановиться, потому что чувство облегчения наступает не сразу, и мне кажется, будто еще чуть-чуть и меня реально разорвет на части. И уже плевать на душ, плевать на воду и скапливающуюся под нами воду. Плевать на все, включая внешний мир, который становится жалким и бессмысленным в такие моменты. Упираюсь лбом в ее плечо, оставляю поцелуй и снова возвращусь в прежнее положение. Чувствую, как пульсирует каждая клеточка тела, как дрожат ноги и трясутся руки.
[indent] Отстраняюсь на мгновение, чтобы скользнуть взглядом по знакомым чертам лица. Провожу пальцами по щекам, едва касаюсь нижней губы. Тянусь, чтобы поцеловать ее. Вкладываю в этот поцелуй все то, что чувствую, не произнося лишних слов – они вообще сейчас ни к чему, когда все чувствуется и так отчетливо проявляется в воздухе. Словно атмосфера становится вместе с нами совсем другой. Будто вся жизнь переворачивается и становится другой рядом с нами. В каждом моменте, в каждом человеке, который проходит мимо и, кажется, будто не замечает нас. Но нас невозможно не заметить. Все эти косые взгляды со стороны коллег, на которые мы прекратили обращать внимания – теперь становятся более яркими и отчетливыми. Они все знают, а мне плевать. Я имею право держать за руку девушку, которую люблю, с которой готов прожить остаток своей жизни, долгой или не очень – но за нее я готов драться и бороться до последнего вздоха. Только для начала, нужно полноценно сделать ее своей. Своей во всех смыслах этого слова, не только на словах, не нарушая больше воздух ненужными обещаниями.

[indent] Стоило сделать несколько звонков, и заплатить некоторым людям немаленькую сумму, дав честное слово о том, что наш брак – будет нашей тайной, ну, и тайной тех, кто благополучно пошел нам на встречу. Понять систему было несложно, главное – избежать одного курьезного момента – справки об отсутствии брака в любой другой стороне. Не без труда, но мне удалось избежать этого, сделать подобную выписку на имя Евы и, соответственно на свое. В нашем желании не было ничего противозаконного, впрочем, реальный муж, тот что теперь не муж, а лишь его жалкое подобие – не был бы так рад узнав о том, что мы собираемся сделать. Пойти наперекор всем и всему. Сделать то, чего от нас не ожидал никто. Мне кажется я сам, садясь на самолет до Парижа не думал, что вернусь обратно в Штаты уже женатым. Но я готов был к этому и собирался сделать это, чего бы мне не стоило.
[indent] Несколько дней на улаживание всех острых углов, через неделю нас ждал самолет обратно, а меня – решение еще нескольких важных вопросов, которые не дадут мне покоя до тех пор, пока во всех странах мира я не смогу полноценно называть Еву – своей женой. И пусть сейчас – это лишь призрачная проблема, требующая незамедлительного решения – рано или поздно она станет самой настоящей явью и в таком случае – я буду готов.
[indent] - Я надеюсь ты готова, - протягиваю руку Еве, чтобы помочь выйти из машины в тот момент, когда она тормозит на одной из самой оживленной улице Парижа. Кажется, именно тут мы и начали наш маленький шопинг совсем недавно, но теперь – цель совсем иная. – У меня все готово, осталось лишь несколько маленьких нюансов, без которых я не смогу спать и жить спокойно, - тяну за собой в первый попавшийся ювелирный. – Я мог бы взять любое наобум, но все же не хочу, чтобы в последний момент выяснилось, что я прогадал с размером или лоханулся еще как-нибудь, поэтому – любое на выбор обручальное – твое, и второе в соответствии с размером уже выберу я, - вполне честное предложение, когда перед глазами столько ювелирных изделий, что глаза разбегаются даже у меня. Не отвечаю на вопросы консультанта – разговаривает Ева, я лишь молча изучаю ассортимент под стеклом, и чувствую, как с каждым словом произнесенным рядом – мое сердце делает гребаный кульбит, а руки начинают предательски дрожать. – Цена любая, вообще не имеет значения, - отвечаю на вполне логичный вопрос, на который Ева не успевает ответить – я опережаю ее, ставя в тупик консультанта. Бросаю взгляд на Еву, которая безусловно готовится сказать что-то наперевес моему решению. Сжимаю ее руку чуть сильнее, даю понять, что знаю, что делаю и в следующее мгновение вижу расслабленность на лице. Сдается, пусть ей и дается это очень сложно, но... Она ведь знала, на что шла, когда давала согласие, верно? А вот я с каждой секундой начинаю впадать в состояние непонятной и очень странной эмоции, которая сковывает движение и заставляет воздух застревать в горле. Я не поставил в известность сестру, никто не знает о том, что через несколько часов я буду женат – и мне настолько насрать, что даже смешно. Через час мы станем мужем и женой, на территории Франции, официально сможем называть друг друга такими стандартными «муж» и «жена». И уже сейчас замахиваюсь на будущее, которое нас ждет впереди. Не хочу думать о том, что нам предстоит пережить прежде, чем Ева сменит фамилию и сможет жить со мной в своем новом статусе. Нервничаю из-за этого. И, наверное, из-за того, что пока не осознаю, что вот-вот стану чьим-то мужем. Я – муж? Это звучит странно и слегка коробит, потому что снова и снова в голове всплывают отвратительные картинки из прошлого, от которых дрожь по телу и снова как в детстве хочется забиться в комнате и не вылезать оттуда, чтобы не видеть недовольную постную рожу отца и наглое ебало своей мачехи. Меня корежит от одной только мысли, и я невольно сжимаю руку Евы чуть сильнее. Чувствую, как подкашиваются ноги, как в глазах появляются пятна, и я вот-вот потеряю сознание, но упрямо продолжаю держаться на ногах и списываю все это не на волнение, а на изобилие камней перед глазами. И эта дрожь в пальцах скорей нормальная реакция, потому что – для меня подобное событие будет единственным в жизни и вряд ли я смогу жениться на ком-нибудь еще хоть раз. Если только это не будет Ева. На ней я готов жениться хоть десять раз, хоть в каждой стране, везде, где она захочет и как захочет. Главное, чтобы хватило пальцев на каждое кольцо на каждую страну в этом мире, потому что я готов сделать ей предложение еще хоть тысячу раз если потребуется, раз за разом доказывая серьезность своих намерений. Если кто-то в этом все еще сомневается.

[indent] - Я был свободным двадцать семь лет и мне этого хватило, - чтобы понять, что я устал быть свободным. В вечном поиске каких-то диких эмоций, в этих бесполезных встречах и жалких подобиях отношений, когда получаешь что-то одно: секс, юмор, эмоции. Все по отдельности, но никогда – все вместе. И именно в Еве я нашел все это. Поэтому вцепился в нее, как в спасательный круг. Понял, что влюбился, и влюбляюсь с каждым днем сильнее, когда нахожу в ней что-то от себя, и от той девушки, которую искал всю свою жизнь. Я не думал, что женюсь раньше сорока, потому что был уверен, что во Вселенной еще не появился тот самый человек, что идеально подойдет мне: у которого будет такое же сумасшедшее, необъяснимое чувство юмора, который будет жить теми же невероятными эмоциями, на контрастах, который будет любить то же, что и я, а я – буду любить все, что дорого сердцу этого человека. Не было такого ни разу. Никто не цеплял так сильно, как зацепила Ева. В одном только ее взгляде вижу необъятную вселенную и понимаю, что с каждой секундой вижу в них все больше и большею Необъяснимо. Фантастически. До сих пор не понимаю, почему эта самая вселенная не схлопнулась, когда мы нашли друг друга: невыносимый я и такая же невыносима она.
[indent] Чувствую ее руки в своих руках и последующую дрожь по телу от того, как скользит выше. Паника отходит на второй план. Дышать становится легче, потому что вижу собственную уверенность в ее глазах и теперь не переживаю, не испытываю тот необъяснимый страх, который, наверное, испытывает каждый мужчина, за неделю или в ночь перед свадьбой. Мне не с кем это обсудить, некому рассказать и поделиться эмоциями. Я, где-то в глубине души, наверное, очень хотел бы услышать пару советов от отца, но, кого я обманываю – вряд ли прислушался хоть к одному из них, потому что мой отец – не испытывал того, что испытываю сейчас я. Его брак – сплошная игра, что в первый раз, что во второй и послевкусие от этих детских воспоминаний неприятное – не хочется вспоминать ни о нем, ни об этом дурацком прошлом. Хочется прижечь саднящую рану окурком и оторвать больную часть себя, которая тянет на дно и заставляет сомневаться. Не в моем выборе – во мне самом. Наверное, даже если бы поделился с Кармен подобной новостью – не получил бы достойной реакции, с сестрой пусть отношения и ближе, чем с кем-либо... все равно не то, что хотелось бы получить в итоге после того, как днями и ночами возился с ней. Заменил отца – могу ли говорить так, если понятия не имею, что значит быть отцом, каково это, что нужно делать или говорить? Кто обучал этому всему родителей, моих, чужих, их всех, кто смог воспитать более-менее нормальных детей. Не таких, как я. Мысль уносится дальше, чем хотелось бы. Делаю пометку в собственной голове: не забыть сообщить Кармен о том, что мы собираемся сделать, но уже после. И плевать, что она скажет. Я принял свое решение, сделал выбор и ей останется только порадоваться за меня, ну, или смолчать, потому что слов в противовес я не приму. Как и отказа Евы, когда мы зашли слишком далеко и этот гребанный локомотив уже никто и ничто не остановит. Разве что полиция нравов или влетающий на всех порах все еще действующий, но такой бесполезный, кажущийся теперь призрачным, муж Евы. Ахуенная взрослая жизнь, если тебе скучно можно пойти мыть унитаз или ботинки. Увести чужую жену, женить ее на себе. Как сюжет какого-т странного романтично-драматичного сериала. Плевать. На все, всех и вся. И если придется – я буду отстреливаться, лишь бы никто не помешал нам сделать то, что мы хотим.
[indent] Выбор обручальных колец Ева учтиво оставляет мне, хотя я думал, что все произойдет наоборот, и моя будущая жена даст мне возможность выбрать кольцо для предложения самостоятельно. Но... выбора у меня не меньше, и я полностью переключаюсь на него после того, как остаюсь один. Точнее, в окружении всей этой ювелирки и консультантов, которые мешают сделать выбор и отвлекают, подставляя мне под нос каждый раз все новые и новые варианты. Не успеваю попрощаться с Евой, но останавливаюсь, на мгновение прерываю свои мучения выбора, чтобы скинуть смской наше будущее место встречи. Понимаю, что урвал целый час... который хочу потратить с умом, поэтому нужно поторопиться. Прошу консультантов оставить меня один на один с несколькими вариантами колец, не подставляя и не предлагая больше ничего. Кажется, за все то время, что нахожусь в салоне успел выучить все материалы и камни, какие только существуют в мире. Останавливаю свой выбор на двух абсолютно обычных кольцах, больше похожих на бижутерию. Как по волшебству в голове всплывают занимательные факты из биографии моей будущей жены, и я больше ни на секунду не сомневаюсь. – Отличный выбор, знаете историю этих колец? – консультант прячет все ранее предложенные варианты в стол со своей стороны, я отрицательно качаю головой. Знаю лишь частично, но думаю Ева – знает гораздо больше и расскажет мне сама, когда их увидит. – Моя невеста знает, - предпринимаю попытку остановить консультанта от длинных рассказов и заумных историй, потому что я максимально ограничен во времени и сейчас меня ждет еще несколько точек, которые нужно успеть посетить до итогового места встречи. – Спасибо, - оплачиваю все необходимое наличкой, потому что карту благополучно отдал Еве и... почему в ее отсутствие мозг вообще перестает думать? Не хочу думать об этом, забираю все необходимое и в следующее мгновение покидаю салон.
[indent] Уже заранее знаю куда и зачем направляюсь. Прячу кольца в нагрудном кармане, жалею о том, что не взял с собой куртку, но сейчас действительно нет времени думать или о чем-то жалеть. Рано или поздно куртка все равно окажется на полу и мне не хочется оттягивать этот момент от себя как можно дальше. Сворачиваю в соседний переулок, пересекаю его почти бегом, наворачиваю круги вокруг одного и того же квартала, упрямо не могу найти цветочный магазин, хотя точно знаю, что он тут был. Останавливаюсь, закуриваю. Чувствую, как подкашиваются ноги и кружится голова. Чувствую очередной приступ паники, который накрывает все сильнее и сильнее с каждой секундой. Делаю глубокий выдох, закашливаюсь от едкого дыма, раздирающего легкие. Выпускаю дым в сторону, оглядываюсь по сторонам снова. Ищу глазами название улиц, цепляюсь взглядом за знакомые слова, начинаю движение, но на этот раз гораздо медленнее, и... спокойней, чем в первый раз. Сложно сдерживать эмоции, когда они бурлят, как в ебаном котле, но мне удается это сделать. Сверяюсь с адресом по телефону (не знаю, почему не сделал этого сразу), ныряю в следующий переулок, чтобы, наконец, упереться в знакомую лавку. У нас с Евой все изначально пошло не так, как должно было, поэтому, наверное, не удивительно, что свадебный букет ей – выбираю я. Флорист уже давно ждет меня, потому что обещался приехать еще с утра, но... все как всегда пошло не по плану. Извиняюсь на очень ломанном французском, забираю букет, за который также расплачиваюсь наличкой. Еле разбираю то, что говорит мне старенький флорист, но по интонации голоса понимаю, что ничего едкого и злобного в его словах нет. Утвердительно киваю, благодарю его одним лишь движением губ, прощаюсь и снова двигаюсь по паутине узких улиц. В назначенному месту, где буквально через несколько минут встречусь со своей будущей женой и... еще через столько же смогу назвать ее официально своей женой, ну, почти официально.
[indent] С каждой секундой напряжение возрастает. Я стою, как идиот возле одного из административных зданий Парижа и прячу букет за спиной, как будто в дальнейшем вручу его в качестве подарка, а не в качестве одного из главных атрибутов любой невесты. Не обращаю внимания на людей, которые торопятся и бегут мимо меня, буквально чуть не сшибая с ног. Мне плевать. Я на таком взводе, что еще чуть-чуть и упаду в обморок. Скольжу взглядом по каждому проезжающему мимо такси и чувствую, как сердце делает кульбит в момент, когда в следующий раз вижу машину ярко желтого цвета. И совсем неважно, что французы те еще любители пошутить над моими и без того слабыми нервами и разбавляют печально серый Париж кислотными цветами своих машин. Хотя, о чем говорю, я бросаю такой же нервный взгляд буквально на все, что пробегает, проезжает или проносится перед глазами имеет оттенок ярче черного. Пытаюсь успокоиться, переминаюсь с ноги на ногу, но упрямо стою на месте, и в момент, когда, наконец, одно единственное такси тормозит почти перед самым моим носом – чувствую, как сердце окончательно проваливается в пятки, а я выпрямляюсь, как будто готовлюсь принять бой. Выравниваю дыхание, отгоняю от себя нервное напряжение, не могу сдержать улыбки, когда дверца машины открывается и из нее буквально в тоже мгновение выходит Ева. Окидываю взглядом ее внешний вид и не могу не обратить внимание, что даже тут и сейчас она – единственная невеста, которая отличается от всех. Без кринолина и длинной фаты, хулиганка, которая сбежала с неудавшейся вечеринки и оказалась прямо передо мной. Наверное, если отмотать время назад и поставить нас друг перед другом здесь снова – далеких и незнакомых друг другу – я бы все равно отдал ей этот букет и сделал предложение прямо тут, на глазах всех этих людей. Украл бы ее со свадьбы, если бы она приехала сюда для этого, увел бы из-под венца нагло и даже не моргнул бы и глазом. Потому что сердце снова предательски шевелится в груди, напоминая о том, что я сделал правильный выбор.
[indent] Тянусь к ней, чтобы ответить на каждый поцелуй и чувствую, как под ее влиянием успокаиваюсь. Уходит все волнение, я возвращаюсь в прежнее состояние абсолютно непрошибаемого Итана с такой же непрошибаемой верой во все, что я делаю. – О, ты даже не представляешь, как сильно скучал я, - улыбаюсь, так искренне и честно, что на мгновение кажется, будто никогда так в жизни не улыбался. Только рядом с ней. Внутренние органы рвутся наружу и вот-вот пробью грудную клетки, но я справляюсь и с этим. – Ты выглядишь так, словно сбежала с какой-то ужасно скучной вечеринки, ну, или... как моя будущая жена, - если бы меня спросили, как бы выглядела моя жена – я бы не задумываясь описал бы образ Евы вплоть до мелочей. – И ты можешь сказать, что я душный и нудный, но все же я считаю, что главным атрибутом невесты все же считается не фата, а букет, поэтому, - отдаю букет прямо ей в руки, оставляю поцелуй на костяшках руки, в свойственном только нам жесте. – Если за этот час ты еще не передумала, то... нам пора, - киваю в сторону входа в здание, - это не церемония в церкви и французы вообще в одно место имеют все эти каноны свадьбы, поэтому – отсюда можем уехать куда угодно, куда захочешь, но все же, у меня есть одна идея и, раз уж мы отличаемся свойственной безбашенностью и наша парочка даже сейчас выглядит словно мы «Сид и Нэнси», то, я думаю моя идея тебе понравится, а теперь, - беру ее за руку, уверенно, без стеснения или какой-то неуверенности, - пойдем и сделаем это, - тяну за собой в сторону главного входа.
[indent] Обстановка внутри не такая торжественная, как внутри меня, но благодаря этому самому настрою мне плевать на странные сумерки внутри, на холодное, почти безэмоциональное лицо секретаря, который встречает нас в холле. Окидывает взглядом, встречаясь с моим нахальным и обещающим выбить зубы, стоит ему только открыть рот в наш адрес, и жестом руки приглашает пройти в соседний коридор. Тяну Еву за собой так, словно не впервые оказываюсь тут и с такой уверенностью, словно женился уже раз сто и все как один по одной и той же схеме. Но, если честно здесь я был уже ни раз, пока договаривался и бился за разрешение нашего брака на территории Франции, Парижа, а не в Штатах, где Ева – все еще была замужем. Я не посвящал ее в тонкости происходящего, потому что – зачем забивать голову лишней ерундой, если рано или поздно я все равно решил бы этот вопрос, оставалось только понять в какую именно стоимость он мне обойдется. Вопрос улажен – это самое главное.
[indent] - Как только мы переступим через порог этого кабинета, дороги назад уже не будет, поэтому, - мой голос звучит так громко в стенах полупустого здания, что от каждого слова, произнесенного вслух чувствую вибрацию, проходящую по коже. – Ева Лакруа, - вытаскиваю одну из коробочек, которые благо успел рассовать по карманам прежде, чем оказался внутри – на нервной почве я безусловно что-нибудь бы напутал – чувствую, как лицо обдает жаром, как колени подкашиваются, словно подталкивают сделать то, что обязан был сделать. Да, я встаю на одно колено, так, как и должен был это сделать пару недель назад, прежде, чем устраивать свадьбу и приводить Еву сюда – под такой своеобразный каменный венец в виде сводов этого здания. – Ты выйдешь за меня? – открываю коробочку, показывая то самое кольцо, что выбрала она. Чувствую, как сердце делает кульбит и падает ниже пола, проваливается куда-то к центру земли и не торопится возвращаться. Я задерживаю дыхание, потому что Ева тянет, словно сомневается, но ее утвердительный ответ (как будто я не знал, что она ответит именно так) заставляет и меня и мое сердце и все мои внутренние органы вернуться в прежнее положение. Помолвочное кольцо на пальце там, где и должно быть. Я тяну девушку за руку, чтобы коснуться ее губ в поцелуе. Не могу оторваться ни на секунду, но все же – наше время поджимает, а как известно оно в современном мире единственная разменная монета, не считая купюр. – Ну, теперь я могу совершенно спокойно провести тебя внутрь, - стучу в дверь напротив нас, слышу утвердительный ответ на очень ломанном американском, дергаю ручку, прохожу внутрь и затягиваю за собой Еву.
[indent] Естественно все эти красивые американские церемонии не могут сравниться с едва проветриваемым помещением куда мы попадаем вдвоем, раскрасневшиеся и взволнованные. Бегаю глазами по столу напротив себя, сглатываю нервно, пока вслушиваюсь в бормотание низкорослого мужчины-француза, который и должен расписать... узаконить... в общем подтвердить документально наш с Евой брак. Он продолжает бормотать что-то неразборчивое, а я лишь крепче сжимаю руку девушки. Не сразу понимаю, что он предлагает нам сесть – тянусь уже за Евой следом. Потерялся в пространстве и кажется прирос к полу, но девушке удается сдвинуть меня с места следом за собой. Садим на маленькие кресла напротив большого стола. Не расцепляем рук. Ева, кажется слушается этого мужчину, а я кроме далекого блеяния ничего больше не слышу. Ей удается даже что-то отвечать, а я лишь молча киваю головой, в подтверждение ее слов. До тех пор, пока в воздухе не повиснет главный вопрос – стандартный, как и, наверное, во всех странах мира. Согласен ли я? Конечно, согласен. Нужно просто повернуть язык, открыть рот и сказать это вслух. Ева всегда говорила, что я много говорю и говорю так хорошо, что..., наверное, поэтому она и согласилась выйти за меня. А я что?
[indent] - Согласен, - поворачиваю голову, спустя несколько секунд гробовой тишины. Чувствую, как испарина течет по спине вниз под рубашкой. Сглатываю, цепляясь за руку Евы сильнее. Следующее согласны ли вы, которое обращено к Еве, а я поворачиваю голову в ее сторону. Мир теряет фокус, я вижу только ее лицо и не могу спокойно дышать. Она кивает – а я могу вздохнуть. Я слышу ее отчетливое – согласна и улыбаюсь, как ребенок. Как будто мне снова шесть и только что мне подарили мой первый двухколесный велосипед и нет счастливей ребенка на земле, чем я. И нет счастливей мужчины на земле, чем я – потому что моя единственная любовь только что согласилась стать моей женой. И не сравнится это ни с одним днем рождения, не сравнится с подарками, будь то велосипед или управляемый вертолет. Не будет в моей жизни счастливей момента, чем получение свидетельства о регистрации брака, где властью данной этому самому парню на территории Европейского союза, в частности тут, в самом романтичном городе на планете – я стал чьим-то мужем. Не чьим-то. Мужем Евы. И осознание этого приходит почти моментально. Встаю, чтобы перехватить ее в тот момент, когда тонкие пальцы тянутся к свидетельству о заключении брака. Мы не можем забыть сделать кое-что единственно верного сейчас. Обменяться кольцами. Конечно, не сообщил нам об этом и тот самый парень сидящий напротив нас. Ему, наверное, вообще все равно. А вот мне – нет.
[indent] Вытаскиваю еще одну коробочку. Открываю ее перед Евой, позволяю вытащить кольцо первой – для меня. Ее вытаскиваю следом, защелкиваю крышку и тороплюсь избавить руки от всего лишнего. Все должно быть не так. Но... мы же не живем по плану, мы не живем по правилам – мы их нарушаем. Протягиваю ладонь Евы к себе, чтобы в следующий момент почувствовать тепло ее руки. Цепляю кольцо на кончик пальца, тяну его от себя, чтобы официально узаконить наши отношения, назло всем тем, кто когда-то думал и говорил об обратном. Назло нам прежним, которые были уверены, что дальше идиотских игр это не уйдет. Протягиваю ей свою руку, чувствую какую-то сковывающую неловкость и еле сдерживаюсь, чтобы не забрать кольцо и не надеть его самостоятельно – я должен переступить через себя просто потому, что до конца жизни эта девушка не будет говорить мне о том, что я вел себя, как девчонка: нервно ерзая на стуле и чуть ли, не рыдая от восторга в тот момент, когда кольцо в ее пальцах цеплялось за кончик моего пальца и через мгновение окончательно и бесповоротно стало нашим первым чем-то общим. Не считая воздуха и общих воспоминаний, которыми мы не будем сыты до конца жизни, наращивая внутри себя и друг для друга эти воспоминания каждый божий день.
[indent] - Поздравляю, - лицо главного свидетеля нашего брака меняется, изображая некое подобие улыбки. Я, наконец, прихожу в себя, понимаю, что все еще держу Еву за руку и ни на секунду не хочу отпускать ее. Тяну на себя снова, не стесняясь любопытного взгляда регистрирующего, касаюсь губами костяшек пальцев, а затем подаюсь вперед, чтобы поцеловать. По-настоящему, так, как хотел все это томительно долгое время. – Спасибо, - произношу вслух, когда отстраняюсь от нее, встаю с места, чтобы в следующее мгновение вновь потянуть ее за собой, в сторону выхода. Замираю в дверях, кидаю беглый взгляд на руки Евы, замечаю ту самую важную бумагу, из-за которой мы здесь оказались и теперь абсолютно уверенно переступаю порог кабинета. Секунда на выдохе, замираю, жду поступательного движения своей жены в мою сторону, чтобы в следующий момент, без лишних глаз и свидетелей поцеловать ее так, как целовал всегда. Жадно, с прежним голодом, страстно. Кусаю за нижнюю губу, тяну на себя, чтобы подалась ко мне навстречу и не отстранялась ни на секунду. – Теперь ты моя официально, слава Парижу и Европе с их правилами, - запечатываю слова следующим поцелуем. – Пойдем, - снова тяну за собой, веду к выходу, чтобы почти сразу оказаться на улице. Люди все также проходят мимо. Им нет дела до нас, а нам – нет дела до них. Бросаю взгляд на Еву, которая кажется находится в таком же нетерпении, в котором с самого утра пребываю, и я сам. Меняю планы моментально, потому одна больная идея почти сразу сменяется на такую же не менее безумную. Молча спускаюсь по лестнице вниз, не расцепляя наши с Евой пальцы. Ловлю такси, которое везет нас прямиком к одному из главных французских достояний. Сквозь кучу пробок, под гудки беснующихся парижан, которым не нравится максимально нахальное поведение нашего водителя, подгоняемого мной на ломаном французском во имя солидных чаевых, которые обещаю ему почти сразу, как он давит на педаль газа. За максимально короткий срок добираемся до Лувра, где толпа туристов стоит в очереди на входе в музей, и простые обыватели гуляют по площади, любуясь невероятными видами и стеклянными пирамидами, которые действительно приковывают внимание. Но все же, все мое внимание приковано сейчас к единственной важной фигуре моей сумасшедшей жизни. – Как насчет того, чтобы порадовать какую-нибудь парижанку или... какую-нибудь девушку любой национальности букетом невесты? – моя идея кажется безумной, но не безумней той, что появляется в голове следом. – А потом попросим какого-нибудь местного фотографа сделать пару снимков нам на память? – не уверен, что наша свадьба в Америке будет такой же яркой и запоминающейся, нежели сейчас. Сейчас – живем моментом, а там – обстоятельствами, которые безусловно не дадут нам дышать свободно. До поры до времени. – Или наоборот, все-таки хочется оставить и букет в воспоминании, и может быть получится запечатлеть момент его броска, - я выгляжу, наверное, как сумасшедший. Говорю так громко, что заставляю людей вокруг нас оборачиваться. Загораюсь идеей моментально и уже не могу выбросить ее из головы.
[indent] Нахожу первого попавшегося фотографа, обещающего классные фотографии за какие-то мелкие деньги. Я был бы рад даже фоткам на телефон, но он уверяет нас, что сделает все в лучшем виде, не без интереса рассматривая наш внешний вид. Да я надел новую рубашку и так по-простому закатал рукава. Да, моя жена выглядит, как бунтарка из фильмов девяностых. Ну, и что? На самом деле понимаю его, потому что не часто встретишь парочку такую, как мы с Евой – какие-то растрепанные, на одном энтузиазме, только что поженившиеся и еще не осознавшие этого. Плевать. Я так счастлив, что готов купить весь город, лишь бы никогда не покидать его пределы. Потому что здесь – чувствую центр вселенной. И только, когда на мгновение остановившись, перевожу дух, понимаю, что центр моей вселенной – в моих руках, и неважно в какой точке планеты я буду находиться. Если Ева будет со мной – у моих ног будет вся вселенная.