[indent] Если хочешь, чтобы было хорошо – сделай это сам. Хочешь, чтобы твоя женщина была с тобой – сделай это, скажи, выполни нужное количество действий и сделай это. Добейся, если нужно вырви из чужих рук свое, законное, необходимое. Законное. Не здесь, в Штатах – там в далекой Европе, которая осталась за нашими спинами, помогла разобраться в себе и в собственных чувствах. Расставила все точки над i, сделала нас мужем и женой и пусть здесь – эти правила не работают – мне плевать. На всех основания я считаю Еву своей женой, а значит, для достижения необходимой цели – мне нужно узаконить ее развод – я сделаю это несмотря ни на что.
[indent] - Ты не хочешь съездить и забрать остатки своих вещей? – вопрос в лоб, потому что юлить и бросать намеки уже неактуально. Каждый день с момента прилета я задаюсь этим вопросом мысленно, но мы ни разу не сели и не обсудили его прямо. – Сегодня после работы, - бросаю взгляд в ее сторону, но не ловлю встречный. Она смотрит куда-то себе под ноги, на руки, которые в автономном режиме наливают кофе. Она морщится, а я пытаюсь понять из-за чего – на мое предложение, или на запах кофе? Подношу свой стаканчик к носу – вроде пахнет неплохо, но... Чем я занимаюсь вообще? – Ева, нам нужно решить этот вопрос раз и навсегда, и я мог бы предложить тебе купить все необходимое, но я уверен, что там..., - не решаюсь назвать то место ее домом, потому что самому противно говорить о чем-то с подобным смыслом – дом, это там, где мы вдвоем. Где нет неприятных воспоминаний, либо они слишком быстро стираются и им на смену приходит что-то новое и приятное. – Есть что-то такое, что нигде не купишь, - за ее плечами есть целый багаж воспоминаний и опыта, семья, которая рассыпана по всему миру – уверен на сто процентов, что у нее есть что-то, что напоминает о матери с отцом, в каких бы отношениях она с ними не находилась. У каждого человека есть такое, даже у меня. – Я могу съездить с тобой, но, - на мгновение замолкаю, чтобы подобрать правильные слова, взвесить все «за» и «против» и ненароком не обидеть или не задеть ее. Хожу по тонкому льду, знаю это и, странно, но не могу уловить нотки ее настроения. Она скачет из одного состояния в другое и прямо сейчас ведет себя максимально сдержанно, что вообще на нее не похоже. Цепляюсь пальцами за стаканчик с кофе, забираю его из ее рук, чтобы оторвать все ее внимание от него и переключить на себя. Да, вот так нагло и дерзко врываюсь в ее личное пространство, встречаюсь с растерянным взглядом. – Нам нужно закрыть этот вопрос раз и навсегда, я поеду с тобой, но внутрь не зайду – не хочу стать причиной очередного скандала, но. Я буду поблизости, - тянусь к ней, чтобы приобнять за плечи. Чуть ближе к себе, чтобы обнять полноценно, потому что нуждаюсь в этом сейчас не меньше, чем она. Хочу добавить, что все будет хорошо, но, честно говоря я и сам в этом не уверен. Знаю, что импровизация – наша тема, но обычно она работает против нас. А строить планы – все выйдет с точностью да наоборот. – Я не хочу и не буду давить на тебя и, если ты пока еще не готова я все пойму, правда, - говорю чуть слышно, в момент, когда она отстраняется от меня. Встречаюсь взглядом с ней, касаюсь губами лба, мягко провожу по волосам. – И я очень жду вечера, чтобы мы поехали к нам домой и занялись чем-нибудь интересным, - чуть слышно на ухо, чувствую, как она напрягается, когда рука скользит по плечам ниже, на талию. Оглядываюсь по сторонам, чтобы никто лишний не увидел то, что сделаю в следующий момент – территория свободна, вокруг ни души – поэтому позволяю себе притянуть ее ближе, чтобы коснуться губами губ, и скользнуть рукой ниже, под кромку юбки.
[indent] Сажусь на новые эмоциональные качели, которые раскачивают меня с невероятной скоростью из состояния «честного парня, который хочет, чтобы все было по правилам» в состояние «к черту все, плевать на все». – Хотя знаешь, к черту вечер, - не успеваю даже прикинуть, что будет, если я в очередной раз проигнорирую наличие рабочего дня и кучу рабочих задач, как у себя, так и у Евы – с ее начальницей так вообще нужно просить разрешение на десять минут на перекус, чтобы хотя бы в этот момент нас никто не отвлекал – но думать уже не хочу. Мозги отключаются, как только на моем лице появляется нескрываемый восторг – чувствую обнаженную кожу, облизываю в момент пересохшие губы и еле сдерживаюсь, чтобы не скользнуть ладонью дальше, между ног – тогда самоконтроль будет навсегда для меня утерян, а сейчас – нужно хотя бы сменить место дислокации. Я не готов к тому, что вся студия будет глазеть на нас – при условии, что они занимаются этим каждый день с момента нашего возвращения из Парижа. Да, вот такая мы привлекательная пара – все только и хотят смотреть на нас во все глаза, но еще больше, обсуждать, что между нами происходит. И, честно, жду не дождусь момента, когда официально смогу объявить о том, что Ева моя жена не только заграницей, но и в Штатах. И плевать, что они будут думать, плевать что скажут – я вообще не зависим от чужого мнения, разве что совсем капельку.
[indent] Самое сложное – добраться до кабинета. Мозги отключаются и перестают функционировать, и в этом нет ничего странного. Рядом с Евой мои мозги чаще всего в состоянии бесформенной каши, и, я ничего не имею против подобного состояния. Бесконтрольное возбуждение, которое испытываю рядом с ней – это самое ахуенное чувство, которое я испытывал в течение всей своей жизни. Когда полностью отдаешься на волю инстинктов и не думаешь о последствиях – их просто не существует. Вытаскиваю ключи из дверей кабинета, оказавшись внутри, закрываю нас изнутри – Дьюк может походить по кабинетам и вообще вряд ли он явится сюда сегодня, поэтому опасности нет, да и если бы была – нет ничего круче адреналина, бьющего по мозгам и выбывающего землю из-под ног с такой же силой, как и аромат кожи Евы в момент, когда я жадно втягиваю его носом где-то в районе шеи. Не выпускаю ее из рук, не поддаюсь на просьбы поцеловать ее. Кусаю за шею в ответ на очередную попытку изменить направление моих губ. Тяну к себе, на себя, делаю несколько шагов назад, наощупь вспоминая где тот самый диван, который впервые связал нас так сильно и так близко друг к другу. Стягиваю с себя футболку, чтобы полноценно чувствовать ее пальцы на своей коже. Не менее агрессивно разбираюсь с ее (точнее моей) футболкой на ней. Толкаю на диван, заставляю сесть, абсолютно так же, как когда-то она толкнула меня. Только есть небольшая разница – я не могу сесть сверху и прижать ее руки, поэтому поступаю иначе. Тяну за бедра на себя, чтобы усадить ее полулежа. Не слышу, что она говорит, просто отключаюсь от внешнего мира движимый единственной целью и желанием, которое управляет мною. Опускаюсь на колени, пальцами скольжу по мягкой коже ног. Выше под юбку, оставляю поцелуй на коленке, затем еще один на второй коленке. Задираю юбку, тяну ее за бедра к себе ближе, чтобы не терять время попусту. Сгибаю ноги в коленях, скольжу пальцами по коже, ниже, намеренно не касаясь ее возбуждения, хотя уже сейчас чувствую, как она горит. Внимательно слежу за реакцией, за тем, как эмоции сменяют друг друга на ее лице, как взгляд из ясного становится пустым и туманным. Она прикрывает глаза, что-то шепчет, но из-за пульса, бьющего по ушам – не могу разобрать слов. Опускаюсь ниже, оставляю несколько поцелуев на коленях, веду путь пальцами по коже – следую за ними губами. Дальше, влажными поцелуями по внутренней стороне бедра, намеренно опускаюсь ниже. До тех пор, пока не окажусь критично близко к ее такому откровенному поражению передо мной и моими действиями. Позволяю себе прикоснуться к ней пальцами, дразняще аккуратно. Слышу рваное дыхание, тело напрягается не выдерживая моего такого ненавязчивого натиска. Хочу, чтобы эта крепость в очередной раз сдалась передо мной, использую все свои уловки, все свои фишечки, которые так идеально подходят ей – ведь эту невероятную реакцию, которую она мне дает в ответ просто невозможно подделать. Опускаюсь еще ниже. Снова поцелуями по бедрам, оттягиваю момент самого главного прикосновения, доводя и готовя пальцами – хотя уже и так знаю, что она готова и вот-вот оторвет мне голову из-за того, что продолжаю мучать ее. Сдаюсь. Скольжу языком по влажной коже, срываю с губ первый стон. Пытается отодвинуться, но не может, потому что мои пальцы крепко сжимают бедра, пресекая любую попытку отстраниться. Чувствую, что сдается, расслабляется полностью. Выгибается под моими действиями, скребет ногтями обивку дивана. Раздражающий звук, от которого хочется избавиться, ведь он отвлекает мой слух от самой главной мелодии, которая сейчас должна звучать. Перехватываю одну из ее рук, насильно отрываю от дивана и укладываю на свою макушку. Знаю, что хочет этого, но по странному стечению обстоятельств редко позволяет подобное, наверное, потому, что моя реакция – однозначная и заранее определена. Тихие стоны становятся несдержанно громкими под каждым последующим движением языка. Чувствую, как притягивает меня к себе ближе, не позволяет отстраниться, прекрасно знает, что могу выкинуть что-нибудь подобное, если только в моей появится заманчивая идея помучить ее еще немного. Но не сегодня. Не готов, не хочу – наслаждаюсь сам тем, что делаю, что чувствую и всей той отдачей, что она так смиренно возвращает мне, стоит едва ускориться или замедлиться. Пальцы вжимаются в макушку сильнее, я рычу от того, что чувствую, как острые ногти надрывают кожу головы и вжимаюсь в нее сильнее. Вырываю с ее губ стон, чувствую, как пальцы тянут волосы в противоположную сторону, но я не поддаюсь на это глупое желание, о котором она почти сразу же пожалеет. Довожу дело до конца, не выпускаю из плена до тех пор, пока тело не задрожит, выгибаясь мне навстречу, а стоны не превратятся в жалобный скулеж.
[indent] Забываю о нашем прежнем разговоре. Отдаюсь целиком и полностью этому моменту. Выпрямляюсь, бросаю довольный взгляд на ее не менее довольное лицо. Поправляю юбку так, словно ничего такого сейчас не было, а Ева просто захотела отдохнуть и улеглась вот так странно на диване. Сажусь рядом, чтобы сгрести ее в охапку собственных объятий. Утыкаюсь носом в шею, касаюсь кожи губами, заставляю поежиться. Целую снова и снова, тяну к себе ближе, в надежде, что Ева не соскочит с заманчивого продолжения. – Мы тут совсем одни, - игнорирую шум за дверью, чувствуя, как сердце пропускает удар за ударом, а руки начинают дрожать от переизбытка возбуждения в крови. – Совсем одни, миссис Таунсенд, - кровь бурлит от такого откровенного обозначения моей территории. Пробую собственные слова на вкус, смешивая их со вкусом ее кожи, упрямо продолжая оставлять на шее поцелуи. Тянусь выше, чтобы коснуться губ. Мягко и аккуратно, чтобы поймать ее настрой и углубить поцелуй. Жадно, не позволяя ей отстраниться, сжимаю пальцами бедра, так, чтобы следующим нехитрым действием вновь оказаться под тканью юбки. Кожа горит под ледяными прикосновениями руки, а я просто не могу остановиться. Жажду целовать ее настолько долго, насколько позволит наличие кислорода в легких и нарастающее возбуждение, от которого не могу спрятаться, и скрыть его – тоже не могу. Знаю, что она понимает это – начинает какую-то свою игру, не давая мне желаемого. А я упрямо не прошу, наслаждаясь тем, что имею в данный момент. Оттягиваю и смакую, не рискуя нарушить единение и гробовую тишину, нарушаемую лишь нашим рваным дыханием и звук рассыпающихся по коже поцелуев.

[indent] - Нас с тобой точно уволят, - повторяю за ней фразу, которую сказала там, в общем коридоре, но не желаю отстраняться больше, чем нужно, чтобы вдохнуть немного кислорода. Касаюсь губами мягкой кожи, разрываю поцелуй, чтобы прижаться носом к шее, уткнуться в нее, вдохнуть ее аромат полной грудью, а затем на выдохе вновь поцеловать. Потому что не могу оторваться от нее. Чувствую просто болезненную необходимость прикоснуться, дотронуться, поцеловать, чувствовать ее рядом и чем ближе, тем лучше. Не стесняться своих собственных желаний, касаться обнаженной кожи так, как захочу, потому что могу, имею право. На нее, на ее тело, на ее свободу, да и вообще на все, что так или иначе с ней связано. Она сама вкладывает эту власть в мои руки, потому что иначе уже не может быть. Не будет других Итана и Евы – будем только мы, такие жадные до внимания и действий, жадные друг до друга, до прикосновений, до поцелуев, до горящей под руками кожи. Чувствую, как скользит пальцами по телу, ниже ремня, не стесняя расстегнуть его, и разобраться со всеми последующими препятствиями, чтобы полноценно ощутить мое желание. Оно прямо сейчас следующим рваным выдохом срывается с губ, стоит ей прикоснуться к обнаженной коже. Переключаюсь на ее губы, отчаянно пытаясь расстегнуть молнию на юбке – зачем вообще взялся это делать – но руки предательски дрожат и мне так неудобно, я так тороплюсь, что вот-вот порву ее. О чем и говорит хруст молнии, но я делаю вид, будто так и должно быть и все это просто показалось Еве, а ее юбке ничего не грозит. Тянусь к ней за следующим поцелуем, чтобы не позволить сказать что-то лишнее, еле справляясь пальцами с такой неподатливой молнией. Ладонь скользит по бедру, подтягивая к себе ближе, а следующий рывок меняет наше положение, предоставляя столько возможностей на дальнейшее изучение друг друга, что сложно определиться, как будет в следующее мгновение. Она не позволит мне растягивать удовольствие – дает это понять, надрывая кожу ногтями. Упрямо сопротивляюсь на такие откровенные просьбы. Пока могу – буду делать все, что захочу. Как только власть уйдет из моих рук – придется сдаться.
[indent] Стягиваю юбку, от которой следовало бы избавиться сразу же. Прячу за собственными руками, тянусь к губам за следующим поцелуем, жадным, влажным, пробуждающем внутри меня все то глубокое, потаенное и известное только ей одной. Знает на что я способен и мечтает прямо сейчас вырвать это наружу. Голодная до эмоций, до власти и моего внимания. Несколько часов отдельно друг от друга – удивляюсь до сих пор, как нам удалось продержаться так долго. Чувствую рваное дыхание на губах, чем ближе к ней оказываюсь, тем слабее становится моя оборона, а с ее таким вязким «хочу» вообще превращается в пыль, а я – в безвольное животное, которое готово рвать свою жертву на кусочки. К черту всю лишнюю одежду, к черту все это, ее слишком много, а мне так хочется оказаться к ней как можно ближе. И ногти, карябающие мою спину, не способствуют успокоению эмоционального фона. Я хочу ее так же, как и она меня, быстро и грубо, каждое движение на грани сумасшествия, чтобы урвать еще свободного времени и успеть повторить начатое. Рычит и подначивает. Злит еще сильнее, когда так откровенно указывает на толику своей власти надо мной прямо сейчас. Нет бы усмирить свой пыл, нет бы подождать, быть умнее – нет, идет напролом и получает то, чего так сильно хочет. Цепляюсь пальцами за ее бедра, глушу стон и ее ответный в поцелуе, в момент, когда оказываюсь в ней. Самое логичное, самое лучшее продолжение происходящего и меня самого. Так сильно мечтать и желать этого, чтобы потом получить и сойти с ума окончательно. Замираю, чтобы насладиться этим невероятным ощущением единения, и в тоже время заставить ее рычать еще сильнее, потому что играю не по правилам. Нарушаю, так нагло и бессовестно посылаю их в задницу и каким-то чудом умудряюсь соблюдать хотя бы часть из них. Цепляюсь зубами, почти сразу губами, мягкой кожи на шее. Оставляю свой отпечаток, такой заметный, что вряд ли кто-то не обратит на него внимания. Она делает тоже самое, но не встречается с моим сопротивлением. За следующим толчком теряется в пространстве и кажется на мгновение забывает свое собственное имя – помнит только мое, которое повторяет как в бреду, смешивая с именем господа, сатаны и своим откровенным обозначением ее территории на мне. Ей так важно знать, что я ее – и я прекрасно понимаю, и поддерживаю ее желания. Потому что нуждаюсь в этом не меньше. Быть чьим-то, быть кем-то для кого-то такого важного. Свернуть горы и стереть границы мира, не пытаясь разделить реальность от иллюзии. Произнеся подобные слова когда-то приняли для себя важное решение и, если она – знает наверняка, что я весь и целиком от макушки до пяток ее, то с ее мужем – у меня нет возможности говорить подобное. Произносить вслух то, что совсем не вяжется с существующим порядком вещей. Поэтому так сильно хочу разрешить этот вопрос, хочу закрыть этот гельштат и не чувствуя себя идиотом называть ее своей – по всем законам страны, по всем правилам логики и основываясь на ощущения. На данный момент – есть только последнее и в этом не смею сомневаться, но так хочу, чтобы и здесь, в Штатах – ее фамилия сменилась на мою, и она не стесняясь могла называть меня мужем и не скрывать наших чувств и эмоций друг к другу. Окружающие знают все и так, но ни я, ни она не рискуем быть откровенно честными с ними. Неважно, наверное, для нее, но важно – для меня. Любому мужчине важно отметить территорию, и чтобы каждый, глядя на женщину знал – это женщина Итана Таунсенда. Это его жена. И за нее он оторвет глотку любому, будь то Дьюк или ее бывший муж-козел.
[indent] Выгибается ко мне навстречу снова и снова, полностью поддерживая мое сумасшедшее желание быть еще ближе. Притягиваю к себе еще ближе, касаясь губами шеи и ключиц. Каждый раз выгибаясь мне навстречу предоставляет возможность опуститься губами еще ниже. Стонет так громко, что не могу сдержаться, и не ускориться. Все они принадлежат мне, сейчас, вечером или завтра, через год или через десять. Но я все равно хочу забрать их поцелуями с губ или в виде царапин на моей спине, отпечатком горячего дыхания на плечах и шее. Прижимаю ее к себе, сокращаю расстояние до невозможного, меньше чем ноль, уходящее в минус бесконечность также стремительно быстро, как и вся моя адекватность, скатывающаяся вниз по наклонной с каждым толчком и последующим стоном. Хочу слышать, как она произносит мое имя – только она может превратить его в идеальное слово, такое идеальное, что хочется эгоистично присвоить его себе и ни с кем больше не делиться. В голове полный сумбур, мысли становятся откровенной чушью, теряют смысл и общую структуру. Превращаюсь в гребаную кашу, из нее – в животное, что рычит и под этот атмосферный звук подчиняет и делает своим то, что хочет. Закидываю ее руки на свою шею, заставляю прижаться еще ближе, уже не позволяя ей стонать – лишь пропускать все через меня, в мои губы и в мое тело. Нас услышат, нас точно услышат и это только подогревает интерес к сложившейся ситуации. Адреналин впрыскивается в кровь в огромном объеме, а я как зачарованный продолжаю наращивать темп, чувствуя близкий конец. Следующий стон, громкий и несдерживаемый, привлекает к себе слишком много внимания, наверное, не знаю. Знаю только то, что кто-то упрямо дергает ручку двери. Я замираю на мгновение, читаю ужас в глазах Евы и не даю сообразить, ведь мы так близки к заветной цели. Вновь начинаю двигаться в ней, с каждым толчком все быстрее. Кусаю кожу на шее, выше к челюсти, к скулам. Скольжу языком по губам, заставляю их приоткрыться, чтобы утянуть ее в следующий поцелуй. Кислорода недостаточно, я отстраняюсь, слышу, как кто-то абсолютно нагло пытается ворваться в наше личное пространство и в моей кабинет. Ладонь ложится Еве на губы, полностью перекрывая возможность посторонних звуков, в ответ на что – мой рот затыкается подобным же образом. Не позволяю себе закрыть глаза, подтягиваю свободной рукой ее к себе еще ближе. Рычу, потому что больше не могу издать ни единого звука – только этот дает мне возможность выпустить наружу лишний воздух и мое бешенство, что кто-то так нахально решил помешать мне и моим планам. Толчок за толчком, на каком-то сумасшедшем адреналине, без желанного кислорода, что начинает кружиться голова. Чувствую, как Ева напрягается в моих руках, вытягивается словно струна, принимаю во внимание этот важный знак и следующими движениями добиваю ее, выбиваю к чертовой матери с этой планеты, как можно дальше от этого кабинета. Ладонь сползает с моего лица, моя в ответ освобождает губы, позволяя ей восстановить дыхание. Так горячо и опасно, что сносит крышу. Что хочется продолжения, но вместо этого полная расслабленность и мысленные уговоры самого себя хотя бы на минуту перерыва.
[indent] Соскальзываю к спинке дивана, разворачивая Еву к себе лицом. Хочу видеть этот затуманенный вымученный взгляд, касаться ее губ, пока она так расслаблена. Тянусь к губам, чтобы оставить на них поцелуй, отстраняюсь, чтобы через мгновение вернуться в прежнее положение. Снова губы к губам. И уже не пугает, что кто-то продолжает отчаянно ломиться в мой кабинет – ключи только у меня, где-то на полу в джинсах, а может быть уже под диваном, неважно, вообще не волнует. Дьюк потерял свои еще несколько лет назад, и было принято решение дубликат не делать. Главное, чтобы сейчас не зазвонил телефон и не нарушил образовавшуюся между нами идиллию наслаждения. Потому что единственное, что я сейчас хочу и могу делать – это смахивать с лица любимой женщины волосы, скользить пальцами по ее лицу, навеки отпечатывая в собственном мозгу черты ее лица и каждую эмоцию, которую с жадностью забираю себе, как что-то личное, важное, сокровенное. – Ева, - зову ее по имени в момент, когда она закрывает глаза. Дыхание восстанавливается, а мое сердце пропускает еще один удар, будто готовится к какому-то важному разговору, о котором я сам еще даже не догадывался. Глаза девушки вновь открываются, фокусируются на моем лице, а я молчу, будто издеваясь над ее желанием немного отдохнуть. – Посмотри на меня, - привлекаю ее внимание в момент, когда глаза вновь предательски закрываются. Подтягиваю ее ближе к себе, за бедра, не стесняя закинуть одну ногу на себя и оказаться еще ближе. Вновь губами к губам, на кончике ее носа, на переносице, выше на лоб. Оставляю поцелуй за поцелуем, чувствуя просто невероятный прилив нежности, который мне обычно несвойственен. – Я не знаю, как это работает, но у меня есть вопрос, на который только ты сможешь ответить, - больше мне и спросить не у кого. Все, кто знают ответ на этот вопрос, либо умерли, либо начнут осуждать и издеваться – к черту, я никому не доверяю. – Я может буду выглядеть, как идиот, но эта мысль не дает мне покоя, и я хочу поделиться с тобой ею, - начинаю издалека, чувствуя, как трясутся поджилки даже в лежачем положении, а сердце пропускает удар, и она безусловно это почувствует – стоит лишь прикоснуться к моей груди. – Почему мы столько раз... - скольжу рукой по коже бедер, дальше по ягодице, чтобы пальцами пройтись по коже глубже, заставляя все тело напрячься. Лишь на мгновение – потому что уже в следующее я возвращаюсь на прежний изучающий маршрут. – А я до сих пор не слышал про задержку или что-нибудь... подобное? – чувствую себя таким неучем, что хочется спрятаться и не высовывать носа. В моем возрасте не знать подобных вещей – нелепо и глупо, а может вполне нормально? Ведь не каждый мужчина так сильно заботиться и желает беременности женщины – в основном ее избегают и боятся, как огня. – У меня закрадываются подозрения и очень плохие мысли о том, что я, в силу своего... не самого положительного прошлого, просто... не могу иметь детей, - опускаю взгляд на ее губы – куда угодно, лишь бы не смотреть в глаза, потому что это – самое постыдное в чем я могу признаться ей на данный момент. Остальное было в прошлом и вряд ли ее интересует. Ведь самое главное – наше общее сейчас, и судя по всему оно находится под угрозой. – И, если это подтвердится, я не знаю, как смогу смотреть тебе в глаза, - честно, искренне, в лоб, потому что иначе с ней просто не могу. Если это действительно подтвердится – она должна знать заранее, а мне нужна поддержка, чтобы это проверить.

[indent] Если бы у меня спросили - волнуюсь ли я прямо сейчас - мой ответ однозначно был бы отрицательным. Мое лицо выражает хладнокровное спокойствие, никаких лишних эмоций, даже улыбка получается с какой-то натяжкой, как будто боюсь, что любая посторонняя эмоция выдаст меня с потрохами. Потому что я пиздец как нервничаю. Потому что поджилки трясутся, да и пальцы так крепко сжимают руль не просто так.
[indent] Я с самого утра на взводе: ощущение, будто еще секунда и я взлечу на воздух, потому что напряжение внутри меня сильнее, чем когда-либо. Струны на гитаре не натягивают так сильно, как натянуты мои нервы. Я уже успел тысячу раз пожалеть о собственной идее, и даже внутренние уговоры и голос разума, как сломанная пластинка, твердящая о том, что я все сделал правильно и мы должны с этим разобраться как можно быстрее - не помогает. Я накручиваю себя с каждой секундой все сильнее, мышцы уже окаменели и, если я не позволю самому себе расслабиться хотя бы на секунду случится что-то ужасное. Ева будто подсознательно чувствует меня, обходит стороной и делает вид будто не замечает того, как вздрагиваю, стоит ей едва прикоснуться ко мне. В голове стоит картина ее прошлого похожа домой, точнее последствия этого похода и ее встречи со своим... мужем. Бывшим, нет, нынешним. Сложная ситуация требовала скорейшего решения, потому что если не от ожидания, то от осознания происходящего и того, что Ева все еще не принадлежит мне полноценно - я точно свихнусь. Эта мысль беспокоила меня ещё больше: именно поэтому все остальные проблемы будто по волшебству были задвинуты на задний план так давно, что вероятней всего ебанут по мне в момент, когда я не буду к этому готов. Это жизнь, я все понимаю, бывают разные ситуации и сложность у них тоже разная, но сейчас как будто вся планета, включая мои собственные мозги и рассуждения сговорились и решили доконать меня. Но я все еще сдерживаюсь. Пытаюсь придерживаться невозмутимости и делать вид, будто меня действительно очень сильно огорчила поломка кофемашины и ночное отсутствие Кармен. Ева и в этот раз удачно разворачивает сестру в сторону своей комнаты, чтобы та не умудрилась попасться мне на глаза именно сейчас. Она действительно чувствует меня, так сильно, что я бы, наверное, закричал от восторга, если бы мог. Но единственное, что позволяю себе сделать - это выдохнуть и попытаться в сотый раз за утро успокоиться. Все складывалось неплохо с самого начала и опираясь на логику я мог быть уверен в том, что все будет хорошо. При одном условии. Я буду находиться рядом, чтобы предотвратить то, что случилось в прошлый раз и сдержать свое обещание данное после. Никто не смеет прикасаться к ней, кроме меня. Больше никто.
[indent] Но упрямству Евы мне стоит позавидовать. Сколько бы я не говорил об этом, какие доводы не приводил - она отрицательно качала головой, и сама впадала в состояние повышенной задумчивости. В конце концов мне пришлось сдаться. Пойти вразрез с собственным мнением, ведь именно так строятся отношения. На компромиссе. Мой телефон на быстром наборе, но я остаюсь в машине и жду. Дёргаюсь, будто дикое животное, готовое кинуться на потенциального обидчива уже сейчас. Меня не успокаивают сигареты, я просто не чувствую запах табака, а лишь перевожу их, впадая в очередной прилив задумчивости. Сверлю взглядом лобовое стекло, готов начать выть от этого томительного ожидания - и это в лучшем случае. В худшем - биться головой о руль и как можно быстрее выбить из своей головы все лишнее дерьмо, которое продолжает там скапливаться. Выключаю музыку, потому что она тоже невероятно раздражает. Закуриваю снова - уже не знаю в какой раз - и уговариваю себя хотя бы сейчас не отвлекаться и позволить себе расслабиться. Все хорошо. Телефон молчит, значит все в порядке. Сверлю взглядом входную дверь, за которой совсем недавно пропала моя жена. Никаких признаков жизни. Незнакомые люди, какое-то странное движение, будто и эти посторонние сговорились и решили в этот раз поиграть на моих нервах. Нужно успокоиться. Просто дышать. Равномерно, пробовать табачный дым на вкус и рассуждать на тему: почему он такой, а не какой-то иной. Тупые попытки отвлечься не увенчались успехом. Все мое внимание приковано к человеку, которого я кажется узнаю из тысячи. Сверлю взглядом его спину, когда он, как ни в чем не бывало набирает код и входит в подъезд. Глушу мотор машины, потому что мы явно не в боевике и нам не нужно будет устраивать побег от копов с мигалками. Мое воображение когда-нибудь меня погубит, но лучше так, чем сейчас представлять то, что происходит наверху. Сердце пропускает удар, а тело сковывает от страха, когда знакомый силуэт исчезает за дверью. Отсчитываю несколько секунд, примерно прикидывая через сколько он должен подняться наверх. Никак не могу вспомнить на каком этаже они живут. Точнее, жили. Кажется, Ева говорила. Это был второй или четвёртый этаж. Может третий? Черт! Такие вещи нужно записывать, а не надеяться на свою уверенность в собственной памяти, особенно в такой... стрессовой ситуации. Тяну руку к телефону, который лежит на соседнем сидении. Выхожу на улицу, потому что больше не могу сидеть спокойно. Я уверен, где-то на подсознательном уровне, что Виктор обязательно совершит ещё одну попытку забрать Еву у меня и подчинить себе, что вполне может сделать по праву своего... их общего брака. Следовало бы заняться этим вопросом сразу, но Ева уверяла меня, что стоит попробовать все решить итого. Мирно? С ним? С человеком, который уже однажды позволил себе применить силу и далеко не там, где часто применяю ее я по отношению к своей жене. Да, моя жена. Моя. Не его.
[indent] От телефонного звонка вздрагиваю, словно кто-то вылил на меня тазик с кипятком. Пальцы подчиняются с третьего раза, провожу пальцем по экрану, чтобы принять звонок, потому что блять это сейчас просто необходимо сделать. Не слышу голоса Евы, слышу чужой голос, не обещающий ничего хорошего. Дергаюсь в сторону двери, едва не сношу мусорку при входе. Код. Какой блять код??? Дергаю ручку двери. Не открывается. Дергаю еще раз. Снова не выходит. Паника сковывает от макушки до пяток. Кажется, я собрал в руке всю силу, которая только была во мне за все годы жизни. Дергаю дверь ещё раз и только в этот раз мне удается открыть ее. Не пользуюсь лифтом, потому что точно помню - этаж какой-то низкий, совсем рядом. Поднимаюсь по лестнице, полностью обращенный вслух. На первом этаже не было никаких признаков жизни, все было вполне спокойно. Взбегаю вверх по лестнице на второй этаж. Слышу какое-то движение, кажется выше. Ещё этаж. Третий. Слышу голос Евы так отчетливо, будто она говорит со мной рядом. Дверь справа от меня дернулась, затем кто-то упал и разъяренный голос Виктора - точно такой же, какой я слышу на том конце провода - дает мне вполне ясный ориентир.
[indent] Дергаю ручку на себя, заставляю дверь открыться. Испуганная Ева стоит прямо передо мной - за ее спиной ее взбешенный бывший, который готовится нанести ещё один удар, по затылку, в спину, неважно куда. Чувствую руку на своей груди, успокаиваюсь от осознания, что с ней пока все в порядке. Не имею права прямо сейчас позволять себе слабость и проявлять какую-то нежность, могу только провести ладонью по ее волосам. Больше ничего, потому что продолжаю сверлить взглядом человека напротив. И видимо не зря. Мне хватает секунду, чтобы дернуть ее за руку и оказаться щитом перед ней. - По-твоему бить женщину это нормально? Может попробуешь так сделать со мной? - голос звучит так, будто кто-то ведёт острием ножа по стеклу. Дверь за мной закрывается, чтобы полностью отрезать Еву от происходящего и того, что возможно произойдет дальше. Наверное, это было правильно, ведь именно сейчас моя главная задача - уберечь ее от любого постороннего вмешательства: будь то Виктор или я сам. - А, то есть это ты тот самый хер, к которому благополучно сбежала моя жена. Отличный ход, жаль, что ваша история закончится так плачевно, - единственная история, что сейчас закончился будут его отношения. И я сейчас не о них с Евой, а о его языке, которому явно тесно во рту, раз он решил пустить его в ход. - Да? И что ты сделаешь? Ударишь меня? Попробуешь изменить ее мнение насчет себя? Что ты сделаешь, Виктор? - делаю несколько шагов вперед, сокращая расстояние максимально, провоцирую настолько откровенно, что аж от самого себя тошнит - столько яда с моего языка не капало уже очень давно, будто прямо сейчас наружу лезет моя истинная натура: наглого, самовлюбленного ублюдка, которого я так тщательно прятал все это время, будто боялся, что из-за этого люди от меня отвернутся. Нет. Плевать н это совершенно, потому что все те, кто рядом со мной знают истинного меня. И они не заслужили видеть такого Итана на ежедневной основе. Все просто. А Виктор - с ним я даже в одной комнате находиться не хочу, не то что пытаться вести себя... прилично.
[indent] Оказываюсь с ним почти лицом к лицу и не могу скрыть недовольную гримасу, потому что прямота нос ударяет неприятный запах перегара, а лицо моей потенциальной цели выглядит так, будто всю жизнь ждало именно моего кулака. Ухмылка не сходит с его лица. Адреналин бурлит в каждой клеточке моего тела и капелька рассудка, теплится внутри меня, не позволяет ударить первым. Я не впервые сталкиваюсь с пьяными идиотами, не впервые провоцируя на драку сам, потому что сейчас это единственный способ решить ситуацию - вырубить его и заставить заткнуться. Очень надеюсь, что нам не придётся возвращаться сюда снова, по крайней мере на подобный шаг я больше не пойду. Виктор ведёт себя подозрительно спокойно, продолжает пятиться назад и говорит что-то ещё, но пульс в моих ушах отбойными молотками перебивает любые посторонние звуки, кроме звука моего собственного сердца. Я взбешен настолько, что оно вот-вот вырвется наружу, выскочит из груди и окажется прямо на полу. Нужно сохранять холодный расчёт и перестать рассуждать. Действовать, потому что иначе ничего не решится. - Нет, конечно. Ты думаешь, что сможешь сыграть в героя сейчас, и она станет твоей? Я не отдам ее. Она мой счастливый билет и сейчас, разменивается с тобой, непонятно откуда нарисовавшимся хером я не собираюсь. Предложить мне денег? Будешь торговаться, словно она отличная кобыла, которую я продам? Ты тупица, если решил, что я на это соглашусь, - расстояние между нами критически маленькое. - Тупица - это ты, - рычу в ответ. Совершаю первую ошибку, показывая то, что меня нехило задело его оскорбление, как и все те слова, что он сказал раньше. Виктор пользуется этим. Первый выпад в мою сторону отзывается первым и весьма тяжелым ударом по лицу. Теряюсь в пространстве, потому что звезды, сыплющиеся из глаз это не эвфемизм. Теперь сам делаю выпад вперёд и наношу первый удар. Виктор теряется быстрее, оказывается на полу, предоставляя мне возможность ударить его ещё раз, но на этот раз ногой и с каким-то особенным болезненным удовольствием. - Отлично, теперь у меня есть шанс засудить тебя по полной, - отхаркивается, сплевывает сгусток крови куда-то в сторону. Я чувствую что-то неприятное и липкое на своём лице, затем на губах, отчетливый привкус крови, от которого начинаю звереть ещё сильнее. Делаю шаг назад, потому что его слова неплохо отрезвляют рассудок. Виктор встаёт. - Нашла себе цепного пса? Думаешь он тебя защитит? Я женился на идиотке, - не понимаю о чем он говорит, пока не чувствую чужое прикосновение на собственном плече. Кто-то упрямо тянет меня назад, но я не поддаюсь. Оборачиваюсь, чтобы рыкнуть в ответ на попытки Евы оттащить меня, хоть это так и не назовёшь. - Идиотка, какая же ты идиотка, - искаженный смех раздражает мою нервную систему. Рядом со мной какое-то движение, будто в замедленной съемке успеваю переключиться вовремя, когда Виктор добирается до следующей своей точки назначения. Слышу скрип выдвижного ящика - не знаю, как успеваю среагировать, но в момент, когда звучит выстрел, оказываюсь перед Евой, а плечо, которого она касалась мгновение назад, пронзает острая боль, заставляющая меня зарычать, словно дикое животное. Цепляюсь пальцами за поврежденное место. В ушах стоит звон, который не перебивает ничто, даже собственный голос, который кажется отдаленным и очень тихим. Делаю выпад вперед, превозмогая боль, которая становится все сильнее и переключает мое внимание. Виктор оказывается передо мной, выставляет руку вперёд, чтобы сделать ещё один выстрел, но уже в упор. Цепляюсь пальцами за его руку и в следующий момент раздается выстрел. Вскрик Евы пробивает пробку в ушах. Бессмысленный, пустой взгляд Виктора впивается в мое лицо, а затем он падает на пол бесформенным мешком, вместе с пистолетом, зажатым в руках. Делаю шаг назад, несколько раз моргаю, уже не чувствуя никакой боли, не слышу голосов, не понимаю абсолютно ничего из того, что происходит дальше. Я убил человека. Только что. Я сделал это, пытаясь защитить собственную жену. Убил ее бывшего. Перечеркнул все то, что так долго строил, сломал стены защиты, которые строил несколько лет, пытаясь спасти себя самого от клюющих меня журналистов, жаждущих поглубже покопаться в трагедиях моей семьи. Твою мать.
[indent] Я убил человека.

a    b  u  l  l  e  t    f  r  o  m    t  h  e    d  a  r  k
helpless,
[indent]  [indent]  [indent] I surrender
s  h  a  c  k  l  e  d    b  y    y  o  u  r    l  o  v  e

[indent] Гробовую тишину ничто не может нарушить. Ни тихие всхлипы, раздающиеся совсем рядом, ни рычащие звуки, больше похожие на хрипы умирающего животного. Я не могу отключиться от картинки, которая снова и снова появляется перед моими глазами, словно на повторе. Словно кто-то решил пошутить надо мной и устроил мне очередное испытание, по итогу которого я вероятней всего просто не выживу. Я убил человека - это стучит в голове, горит ярким красным, почти неоновым, если бы только не бордовый оттенок. От этих слов пахнет кровью, смертью, а всякий раз бросая взгляд в сторону человека, который еще совсем недавно ходил, дышал и пытался причинить боль тому, кого я люблю - от макушки до пяток меня пробивает мелкой дрожью, как будто нахожусь в состоянии пика при самом страшном заболевании. Я буквально умираю, морально, хороню себя и все, что пытался выстроить. Бросаю пустой взгляд в сторону Евы, которая обняв себя стоит рядом. Тупая боль пронзает виски, я пытаюсь совладать с эмоциями, но не могу. Все они бьются внутри меня и просят, нет, требуют выпустить их наружу. Нужно было уйти. Нельзя было оставаться здесь и вот так покорно ждать своей участи. А лучше подставить Еву? Оставить Кармен совсем одну? И куда бы я сбежал? Как далеко и как долго смог бы скрываться? До первой таможни, до первого поста полиции, где меня непременно поймали бы. В кабинете куча камер - меня на них, скорей всего отлично видно, разве что это не показательная бутафория. Это отрезвляет разум лишь на секунду. Именно это заставляет меня сесть в кресло и не предпринимать больше никаких попыток к движению до тех пор, пока сюда не приедет полиция. Острая боль в плече не позволяет двигаться совсем, отвлекает только мнимая почти бесполезная поимка ритма собственного дыхания. Задумываюсь о том, что я - все еще дышу, а он - бросаю взгляд в сторону черной подошвы ботинок - как хорошо, что я не вижу его лица - больше не дышит. Зато дышит Ева, которую я пытался закрыть собой, дважды, и во второй раз не смог справиться с управлением собственной жизни, вдарил по газам и вылетел на обочину. Мне никогда не было страшно. Нет, лишь однажды я испытывал что-то подобное, когда сбегал из собственного дома под обстрелом неизвестных мне людей, поставивших крест на жизни моего отца. В тот момент я думал, что моя жизнь перевернулась. А сейчас? Сейчас она просто исчезла, перестала иметь вес и смысл.
[indent] Нет, Итан. Это не так. Бросаю взгляд на Еву, снова, облизываю губы, но даже это жалкое движение заставляет меня поморщиться от боли. Острый запах крови все еще стоит в носу, и я не думаю о том, что так пахнет собственная рана - я думаю о том, что так пахнет труп, который я продырявил словно гребаный кусок мяса. А когда приезжает полиция - я перестаю думать вообще. Не слышу вопросов, которые мне задают, будто нахожусь под толщей воды так глубоко, что вот-вот не успею выбраться на поверхность. Слышу отрезвляющий голос своей жены, дергаю головой, понимая, что руки перетягивает холодный металл наручников, и мне тянут в сторону выхода, словно какое-то послушное животное. Рычу, пытаюсь дернуться, чтобы не трогали меня, потому что мать вашу я сам готов идти и получить по заслугам, но не трогайте меня. Не прикасайтесь ко мне. Слышу, как Ева вновь зовет меня по имени, пытается пробиться ко мне, но успеваю лишь сунуть ей в руки сложенный в несколько раз кусок бумаги - та самая клятва, написанная в Париже в ночь, перед тем, как мы стали мужем и женой на территории Франции. Наш первый совместный серьезный шаг, на который я согласился бы еще не раз, как и на убийство, потому что я пытался спасти ее. И лучше бы я умер, чем теперь чувство вины забьет ее ногами. Нас беспардонно разделяют. Меня выводят из квартиры и, собрав последние силы, я оборачиваюсь, чтобы посмотреть ей в глаза. Возможно, мне не удастся увидеть их еще очень долго.
[indent] Копы никогда не отличались особой аккуратностью. Тогда, при первом нашем серьезном разговоре - у них не было возможности затолкнуть меня в машину и отвезти в участок, не те обстоятельства, не та проблема. Но сейчас - у них есть все основания. Мне зачитывают мои права, оглашают предварительное обвинение в убийстве некого Виктора... не расслышал фамилию и даже слушал не стал бы - от одного имени меня уже тянет блевать - и суют в машину, словно какого-то конченного маньяка и убийцу. Я не сопротивляюсь. Сопротивление бесполезно и не приведет ни к чему хорошему, поэтому просто смиренно сажусь назад и успеваю бросить еще один взгляд в сторону окна, где предположительно прямо сейчас стоит Ева. Сажусь на эмоциональные качели, притупленные болью в плече и эмоциональной опустошенностью, будто в момент выстрела из меня напрочь выбило все эмоции и сейчас, больше всего на свете, я хочу остаться один, в тишине, наедине с собственными мыслями. Мне до сих пор не удалось переварить произошедшее, и чтобы вернуться в нормальное состояние, в котором обрету способность думать и принимать решения, от которых, возможно, будет зависеть моя дальнейшая жизнь - мне нужен хотя бы час времени и полное одиночество. Но никто не предоставит мне такую возможность, на подобную роскошь копы просто не способны, да и не в их интересах идти на поводу у убийцы.
[indent] Полицейская машина тормозит возле участка. Меня вновь вытаскивают из машины, ведут под руки, будто я хотя бы раз пытался вывернуться или сбежать. Никто упрямо не обращает внимания на мое ранение, но это, вероятно потому, что всем просто глубоко насрать. Всегда было, и сейчас тоже. ничего не изменилось.
[indent] В допросной мне обрабатывают руки местные медики. Неприятные ощущения отрезвляют совсем ненадолго. С осторожностью осматриваюсь по сторонам, пока руки медсестры перетягивают жгутом мое плечо, обрабатывает рану и накладывает пластырь. Значить все не так просто, а боль была лишь из-за того, что рана открыта, а кожа отчаянно пыталась затянуться, не подозревая какой объем работы ей еще предстоит. Врач уходит, я остаюсь один. С одной стороны - стена, с другой - зеркало, безусловно за мной следят, и явно не одна пара глаз. - Ну, же, давайте уже поговорим и пойдем каждый по своим делам! - рычу в сторону зеркала, встречаюсь с собственным лицом, моргаю, потому что мне верю в то, что это я - передо мной абсолютно незнакомый человек, в котором прослеживаю знакомые черты, но я, будто постаревший лет на десять, разве что с волосами на голове, с той же прической и в той же одежде, что был утром. Отражение искажает действительность - надеюсь, что это истина, но это последнее о чем я могу сейчас рассуждать. Отворачиваюсь, сверлю взглядом дверь напротив. Никто не идет. Я начинаю злиться и в тот момент, когда дверь, наконец, открывается, кажется, достигаю эмоционального апогея.
[indent] - Мистер Таунсенд, я лейтенант Маршал, я буду заниматься вашим делом. Вы обвиняетесь в убийстве Виктора Браун. Сегодня, предположительно в одиннадцать двадцать в квартире, где мы вас задержали раздались два выстрела. Соседи слышали крики и девушка, что была с вами в квартире, Ева Лакруа - жена погибшего, - рычу, когда слышу эту наглую ложь и еле сдерживаюсь, чтобы не начать перечить. Наш брак не действителен на территории США, нет смысла доказывать что-то глубокое и душевное этим каменным остолопам, цель которых заключается в том, чтобы побыстрее повесить на меня все это дерьмо и поехать жрать любимые пончики. - Пыталась попасть в квартиру, туда, где находились вы и мистер Браун. Я предполагаю, что это убийство на почве ревности, смею предположить, что ваш с миссис Лакруа роман перешел все возможные и допустимые границы. Ее муж узнал об этом, и недолго думая вы решили убрать конкурента, который, на секундочку, являлся ее законным мужем, - это подчеркивается так откровенно, что я чувствую, будто мне только что плюнули в лицо, но в ответ на всю эту чушь лишь крепче сжимаю кулаки. - Спланированное убийство, как и четыре года назад, да? Тогда нам не удалось найти ни одного доказательства вашей виновности, дело замяли, но как мне известно убийство Ричарда Таунсенда и его жены, вашей мачехи, было довольно громким делом, где вы - были главной подозреваемой фигурой..., - да какого хрена вы блять несете???? - эмоции, которые так долго копились внутри в один момент загораются так сильно, что я больше не могу их сдерживать. Я взрываюсь, готовый сорваться с места и кинуться с кулаками на ублюдка, который нагло улыбается сейчас, глядя мне в глаза. - Хотите сказать, что в убийстве отца и мачехи никак не были замешаны? - Нет, - рычу в ответ, стуча кулаками по столу. Поспешное решение, которое мгновенно отзывается тупой болью в поврежденном плече. - Нет, значит... - монотонный стук ручки по столу сейчас сведет меня с ума. Слышу, как что-то скрипит, неприятно и не менее раздражающе. Спустя секунду понимаю, что так скрипят мои зубы, которые я стискиваю так сильно, что чувствую тупую ноющую боль теперь и в челюсти. - Да, вы хотите сказать, что тогда в меня стреляли и чуть не убили - я подстроил и сейчас, я сам выстрелил себе в плечо, по приколу, да? - Не нужно нервничать, это вам не поможет. Я же абсолютно спокойно с вами разговариваю, - холодный голос отрезвляет, заставляет меня сесть обратно на стул, нервно дернув его под собой, отчего ножка неприятно скрипнула по полу, заставляя меня в очередной раз поежиться. - У него весь дом забит камерами, можете взять и проверить! Я не стрелял в него. Первый раз он метил в Еву, во второй - тоже, это... это вышло случайно! - Как и убийство вашего отца, - ах ты сукин сын! Никогда бы не подумал, что смерть отца будет бельмом на моем глазу так долго, при условии, что я никоим образом не был связан с этим. Никаким, значит никаким и точка. - Я не буду разговаривать с вами без своего адвоката, - откидываюсь на спинку стула, отвожу взгляд. Понимаю, что каждое следующее мое слово обязательно приведет к кошмарным последствиям и лучше молчать до тех пор, пока знающие люди не окажутся рядом. В конце концов именно за это я им и плачу.
[indent] Лейтенант уходит. Через двадцать минут ко мне приходит другой полицейский, явно младше по званию и протягивает местный телефон. На память набираю номер сестры, чтобы через десять секунд давать ей вполне четкие инструкции о том, куда позвонить, кого найти и с кем связаться. Номер адвоката, даже городской номер его конторы - я вряд ли вспомню или найду в нынешних обстоятельствах, а вот номер сестры я знал, как собственное имя. Обоюдное правило, которое никогда не нарушалось, едва Кармен стукнуло семь.
[indent] Адвокат приезжает в участок где-то через час. Сквозь мутное стекло вижу его и Кармен, стоящую рядом. Дверь открывается, я дергаю головой, чтобы зацепиться взглядом за силуэт сестры, но не успеваю. Вижу лишь ее мутный образ по ту сторону двери и переключаюсь на Джорджа, которого рад сейчас видеть не меньше, впервые за долгое время. Ему, на удивление быстро удается уладить вопрос с моим нахождением в участке. За более-менее сносное поведение мне дают возможность выйти под залог, который вносит Кармен. Я еще никогда не был так рад оказаться на улице, вдохнуть свежего воздуха, буквально до того момента, пока лейтенант Маршал не окликает меня. - Мистер Таунсенд, я бы на вашем месте... - Джордж встревает между нами, едва ему удается сделать шаг в мою сторону. - Мистер Маршал, все разговоры с мистером Таунсендом теперь будут проходить только через меня. Мой подзащитный не обязан больше разговаривать с вами ни на какие темы, касательно дела об убийстве мистера Брауна и уж тем более о деле покойного мистера Таунсенда, - оборачивается, глядя на меня. Киваю, в знак благодарности, сажусь в такси, где меня уже ждет Кармен и направляюсь прямиком в сторону дома, уже заранее обдумывая все свои дальнейшие шаги.
[indent] Мысль о том, что дома меня ждет Ева не давала покоя до тех пор, пока таксист не остановился возле нашей лужайки. Что я ей скажу, как буду смотреть в глаза после всего того, что произошло? Она, наверное, теперь будет видеть во мне убийцу, вряд ли захочет жить со мной под одной крышей, и, если честно я прекрасно понимаю ее. Я сам бы не стал. - Есть вероятность, что Евы уже нет дома? - спрашиваю у Кармен, прежде чем выберусь наружу. Она качает головой и хлопает дверью. Делаю глубокий вдох, выхожу из машины, чтобы хлопнуть сперва дверью, а затем по багажнику машины, давая таксисту понять, что он может продолжать свой рабочий день больше не дожидаясь нас. Кармен входит домой первой, идет одним ей известным путем. Захожу следом, закрываю дверь. Я так и не смог придумать, что скажу ей, потому что... Не знаю, что она теперь будет думать обо мне, а спросить мне просто не хватит смелости. Смс отвлекает от паскудных мыслей. Ныряю в телефон, читаю сообщение от Пирса. Новости есть, ни хорошие, ни плохие. Стандартные процедуры допроса теперь могут длиться до года, пока я буду находиться под домашним арестом и на подписке о невыезде. Это отвлекает от мыслей, с которыми ехал сюда, но не позволяет избежать лобового столкновения, которое рано или поздно произошло бы, как бы мне не хотелось спрятаться и скрыться в самом дальнем углу нашего дома. Когда вижу знакомое лицо - уже поднимаюсь наверх, нахожусь на середине лестницы, крепко держась за перила. - Адвокат написал, что на днях приедут копы. Они хотят пообщаться... со мной и с тобой тоже. Он до последнего будет отбиваться от их непосредственного контакта с тобой, потому что я не хочу, чтобы это хоть как-то касалось тебя, - стучу ладонью по перилам, отвожу взгляд, потому что не могу смотреть ей в глаза. Мне стыдно и страшно, и я ничего не могу с этим сделать. - Прости, - одно слово, толкаюсь вперед, чтобы подняться выше, но в последний момент замираю. - Я не хотел, чтобы это произошло с тобой, я не хотел, чтобы ты пострадала. Твоей вины в этом нет. Это все я, - окончательно отворачиваюсь, гордый за то, что смог сказать ей хоть что-то и разбитый окончательно от того, что не успел получить ответа. Преодолеваю оставшиеся несколько ступеней наверх, захожу в спальню, сажусь на кровать. Не могу снять футболку, потому что двигать рукой все еще почти невозможно. Превозмогая боль падаю на кровать, закрываю глаза и мечтаю о том, чтобы все то дерьмо, что сейчас отчаянно крутится в моей голове поскорее меня отпустило.

[indent] Моя жизнь перешла в режим замедленной съемки. Время будто замерло, и я вместе с ним, буквально прирастая к дивану, на котором проводил большую часть времени. Нет, не так - почти все свое время. Помню однажды, уже видел близкого человека в подобном положении и состоянии. Наверное, нам передаётся это на генетическом уровне: полное отсутствие признаков жизни, апатия, тоска. Жизнь в черно белом цвете. Неважно, было ли за окном яркое солнце или проливной дождь - я не обращал на это внимание, зациклившись только на дыре в сердце, которое появилось в тот злополучный день. Жалел ли я о том, что так произошло? Нет. Мне было жаль лишь то, что это произошло спонтанно, а ежедневные допросы в участке, которые благо проводились не со мной, а с моим адвокатом - убивали внутри меня последние надежды на то, что я хоть когда-нибудь смогу снова жить нормально. Я пережил подобное однажды. Смерть человека. Еще раньше - смерть ещё одного человека. Жизнь стала буквально цикличной. Это уничтожало меня. Кто умрет еще через двенадцать лет? Может я сам? Адвокат отлично справлялся со своей работой. Если бы мог - я бы сказал ему об этом. Каждый вечер молчание в трубку. Изредка я что-то мычал неразборчивое, потому что к вечеру достигал отметки такого алкогольного опьянения, что не мог сказать вразумительно даже элементарное «да» или «нет». Джордж что-то бормотал в ответ, говорил стандартные «все не так плохо, как кажется», обещал перезвонить завтра вечером, когда все станет понятно. Он перезванивал. Но понятней не становилось.
[indent] Жить в подвешенном состоянии хуже всего, особенно для меня - человека, который любил контролировать буквально все, начиная от того, как начнется следующий день и заканчивая тем, что буквально расписывал поминутно следующий. Единственное, в чем я позволял себе плыть свободно по течению - были отношения с Евой. Все остальное подвергалось жестокой критике и тотальному контролю, будто в меня вселялась какая-то мини версия тирана и диктатора, которая никому не могла уступить бразды правления. Даже судьбе. С каждым днём обстановка ухудшалась. Я видел, как Ева и Кармен отчаянно стараются поддержать меня, хотя бы тем, что не говорят «все будет хорошо», не сыплют бессмысленными обещаниями, которые не в силах сдержать ни они, ни даже я сам. Я видел потухший взгляд Евы, смотрел на неё исподлобья каждый раз, когда она приходила ко мне. Оставляла поднос с едой, бросала взгляд в мою сторону и уходила. Я слышал, как она дышит, тяжело, будто видит, что я умираю у неё на глазах, но не решалась ничего сделать. Кармен молчала, полностью копируя действия моей жены. Словно они сговорились и решили действовать по одному какому-то только им известному плану. Каждый раз я хотел открыть рот и заговорить. Но каждый раз не хватало сил, а их молчание только способствовало моему продолжаться.
[indent] Через две недели, вечером, точно по расписанию раздался звонок. Джордж что-то быстро тараторил по телефону: я почти не слушал его, концентрируясь лишь на том, как остатки виски болтаются из стороны в сторону в бутылке, обтекая по стеклу изнутри. Я кивал, качал головой, словно болванчик, у которого мышц нет - есть только тонкие ниточки, еле-еле удерживающие тяжесть тела. - Завтра заключительное слушание, после этого тебе нужно будет приехать в участок. Я уверен в том, что мы победим, потому что последний выход на место преступления.., - осекается, что-то буркнув под нос и обматерившись, - происшествия позволил найти неопровержимые доказательства твоей невиновности. Ева дала мне отличный повод прийти туда, - услышав это имя я оживился, но не подал виду. Лишь выпрямился в кресле и сильнее сжал облучок пальцами. - У него по всей квартире были камеры. Мы нашли записи, о которых ты говорил, те, что были пару месяцев назад, с его нападением на Еву, и поведение записи, где отчетливо видно то, что происходило в комнате. То, как он стрелял, как напал на Еву. Это все задокументировано, а записи переданы в суд. Но решение будет известно только завтра, - до меня с опозданием доходит тот факт, что моя судьба будет решена слишком скоро. Я не мог поверить в то, что буквально завтра либо окажусь в тюрьме, либо останусь свободным и, действительно, ни в чем не повинном. - Вопрос, касательно смерти твоего отца... - Джордж замолкает, заставляя меня напрячься. Я откашливаюсь, даю понять, что все еще слышу его и ему не стоит меня раздражать длительным молчанием. - Да, слушай... они могут снова затронуть эту тему на суде. Я не до конца понимаю их мотивов, ведь смерть Виктора никак не связана со смертью Ричарда и... у них ничего на тебя нет, но, Итан, пожалуйста, - делает глубокий вдох и выдох, заставляя динамик зашуметь, а меня непроизвольно съежиться, - не ведись на эти провокации. Они будут заставлять тебя выходить из себя, постарайся... быть сдержанней и предоставь мне возможность все сделать за тебя. Твоя задача - лишь отвечать на вопросы, касательно Виктора - все остальное - вне этого дела, а значит - не твоя проблема, хорошо? - Я киваю в ответ. Понимаю, что он не увидит этого, поэтому озвучиваю свое согласие вслух сухим «да». - Отлично, тогда завтра я за тобой заеду. Пожалуйста, прими душ и приди в себя, и... не пей. Это может кому-нибудь не понравится, - я фыркаю в ответ, ничего не отвечаю и пытаюсь нажать кнопку сброса звонка на экране. Попадаю, не с первого раза, но все же попадаю. Откидываю голову на спинку кресла и закрываю глаза.
[indent] Как привести себя в порядок за такое ничтожно малое количество времени? Никак. Но, стоило бы начать с душа, хотя бы. И, наверное, нужно поблагодарить Еву за то, что помогла Джорджу выйти на нужный след. Хочу встать с кресла, но ни ноги, ни руки не слушаются меня. Предпринимаю еще одну попытку. И ещё одну. Не выходит. В ногах слабость, в голове туман и куча мыслей, среди которых бьется одна единственная, главная, заставляющая поджилки буквально дрожать, а сердце переворачиваться в груди и смещаться куда-то в район рёбер, туда, где ему совсем не место. Слышу, как внизу хлопнула дверь. Мне казалось, что уже поздно. Понять, кто именно ушёл не представляется возможным, поэтому... остаюсь сидеть на месте. И не зря. Через некоторое время дверь в комнату открывается. Сперва я чувствую знакомый аромат духов и только потом разбираю знакомый силуэт. Ева. Как всегда, с вызовом, заставляет мое внимание целиком и полностью переключить на неё. Не подаю вида, потому что не понимаю, чего она хочет и не знаю, чего именно от нее ждать. Боковым зрением слежу за тем, как она входит в комнату, раздвигает шторы и открывает окно. Свежий воздух, ее голос, который звучит словно колокольный звон. Стоит в ушах и вынуждает повернуться в ее сторону. Не только это вынуждает, а то, как она показательно выгибается, демонстрируя свой роскошный зад. Как давно я его не видел? Кажется, сбился со счета. Но сейчас, после долгой вынужденной разлуки он кажется еще более привлекательным, чем когда-либо. Меня заинтересовала формулировка ее просьбы. Я временно недоступен. Побаловать себя самой. Что ты задумала, Ева?
[indent] Встречаюсь с ней взглядом. Не моргаю, не отвожу в сторону. Смотрю прямо на неё. На то, как облизывает губы. Только сейчас замечаю ее внешний вид и ярко накрашенные глаза, которые сложно было бы не заметить даже при кромешной тьме. Молчу, но уже чувствую, как сбилось дыхание, а в руках и ногах вновь появляется сила, стоит ей коснуться руками кромки своей юбки. Чувствую себя животным, просыпающимся инстинктивно, стоит жертве приблизиться хотя бы на метр. Чувствую аромат адреналина, бурлящего в ее крови, в каждой жиле и артерии. Облизываюсь сам, но незаметно. Пытаюсь проявить интерес, но в большей степени наблюдаю, потому что знаю: от нее можно ожидать чего угодно. Понимания на данный момент нет никакого, но от этого игра становится более захватывающей. До того момента, пока Ева не показывает свой главный козырь, приподнимая ткань юбки так, чтобы я увидел то, чего там нет. Мои правила, придуманные для неё. Никакого нижнего белья. И теперь это правило самым нашли образом используется против меня. Под звук ее голоса, под каждое плавное движение и мурлыкающие звуки того, как она хвалит меня, показывает всю мою значимость сейчас, но главное - на мою самую большую ошибку. Я думал, что моя жизнь действительно замерла, что все вокруг застыло, включая меня самого. Я думал, что я умер. Но я все еще жив. И Ева не устаёт доказывать это.
[indent] Ее первый стон заставляет мое тело содрогнуться. Я не могу отвести взгляда от неё, от того что она делает прямо сейчас у меня на глазах, даже не предложив присоединиться. Пришла, чтобы подразнить или чтобы довести до состояния бешенства, чтобы сам встал и проявил инициативу. Порвал цепи, которые повесил сам на себя, чтобы сдерживать жизнь, все ещё бьющуюся внутри меня с такой же бешеной силой, как и прежде. Я каждый день думал о ней. Без остановки. Думал о том, что будет с нами, что будет с ней. Мне не хватало сил и смелости спросить об этом. Но ей хватило прийти и перевернуть мой мир снова, как она сделала это уже однажды, тогда, в студии, заставив меня окончательно и бесповоротно отдать ей все рычаги управления над собой, своим разумом, душой и телом. Буквально над всем. Может, все же мое тело держится на ниточках, потому что прямо сейчас я чувствую, как она, своими пальцами дергает их. Не буквально, но в том, как откровенно, у меня на глазах ласкает себя, зная, как сильно я бешусь из-за этого. Зная, о том, что когда-то уже давала обещание не делать это без меня.
[indent] Невероятно сложно встать на ноги. Голова слегка кружится, но я могу совладать со своим телом, а это значит, что я все еще могу взять жизнь в свои руки. Завтра будет все решено, поэтому сегодня я просто обязан сделать что-то, что безусловно отразится на Еве завтра, вне зависимости от итога моего приговора. Медленно подхожу к ней. Она не видит, ведь ее голова закинута, тело упирается в стекло закрытого окна, а рука все также активно продолжает дразнить себя и меня одновременно. - Ты слишком активно работаешь рукой, - не узнал собственный голос, потому что за несколько недель молчания, кажется и сам отвык от него. - Расслабься, ты же хочешь получить удовольствие, а не делаешь это ради того, чтобы подразнить меня, верно? - тянусь рукой к ее запястью, чтобы потянуть на себя, совсем немного. Она упрямится, выдергивает руку, на что я лишь пожимаю плечами, и делаю полушаг назад. Качаюсь взад-вперёд, чтобы в следующий момент оказаться снова на том же месте.  Она смотрит на меня, прямо мое в глаза, будто бросает молчаливый вызов. Молчит, словами, но не сдерживает стоны, срывающиеся с губ. Хочет, чтобы я смотрел, буду смотреть. Не стану мешать ее наслаждению, разве что... делаю шаг вперёд, чтобы оказаться бедрами между ее ног. Пальцами сжимаю колени, не решаясь подняться выше. Не даст, не позволит. Не хочу давать ей желаемое - не позволяю самому себе терять контроль. Хочу только одного. Поцеловать ее, попробовать на вкус эти стоны, которые звучат для меня, и всегда будут, вне зависимости от обстоятельств, верно? Тянусь к ее губам, но утыкаюсь лишь в щеку, потому что она отворачивается. Продолжает бесить меня, но я слишком упрям, чтобы вестись на эти провокации. Оставляю поцелуй на щеке, ниже на скуле, по контуру челюсти. Ниже по шее, провожу кончиком носа, чтоб вдохнуть знакомый аромат ее кожи, от которого сводит каждую мышцу в теле. - Хочешь научиться удовлетворять себя, если вдруг завтра меня все-таки посадят? - впервые так открыто говорю об этом, что чувствую себя не в самом лучшем свете. Констатация этого факта меня совсем не вдохновляет, но рано или поздно нам все равно придется говорить об этом, как бы мы ни старались избегать этой темы. Как бы я ни старался. - Впервые за две недели мне хочется поверить в то, что по иронии судьбы это не произойдет, чтобы не позволить тебе так эгоистично наслаждаться этим... - втягиваю носом аромат ее кожи, буквально теряясь в нем и сходя с ума окончательно. Отстраняюсь, чтобы взглянуть на неё снова. Такую возбужденную, такую обезумевшую, обделенную вниманием. Такую мою.
[indent] - Тебе нравится, когда я просто смотрю? Даже не предложишь присоединиться? - аккуратно убираю выбившиеся волосы с ее шеи, намеренно опускаюсь прикосновением ниже, по вере на шее, по воротнику рубашки, кажется моей. Стягиваю ткань с одного плеча, оголяя его полноценно, вместе с соблазнительными ключицами, которые готов был целовать и облизывать бесконечно долго, особенно сейчас, когда она так часто дышит, не находя покоя и удовлетворения в своих пальцах. В комнате, даже с открытым окном становится невыносимо жарко. Я б снял футболку, но не могу, ведь плечо все еще болит, а игнорирование этой боли сейчас будет возможно только при одном условии. - Ты же знаешь, как сильно меня это злит. Этих эмоций ты добиваешься? Или чего-то другого? Внимания? - пальцы руки, соскальзывают с колена, выше по внутренней стороне бедра, туда, куда мне все еще нет доступа. Ева дает это понять сразу же, переключаюсь со своего мурлыканья от удовольствия, в состояние жесткой обороны, сжимая бедра и не позволяя мне подобраться выше, к горящей влажной коже, вкус которой я уже сейчас отчетливо чувствую на кончике языка. - Я бы отлизал тебе прямо сейчас, но ты же слишком упрямая, чтобы дать мне это. Момент упущен, и теперь тебе придётся заставить меня это сделать, - возвращаю руку к ней на колено, чувствуя прохладную нежность кожи. Дыхание сбито окончательно, возбуждение под тем количеством алкоголя, что плещется сейчас во мне, достигает своего апогея быстрее, чем обычно. Ещё чуть-чуть и придется идти в душ, потому что... мне тоже не хватало ее внимания все это время. И все же, игра продолжается. Но меня не нужно заставлять, я в любом случае не окажу сопротивление, даже если она сядет мне на лицо прямо сейчас. Я просто играю по ее правилам и сегодня вечером, ночью и может утром, я не отступлюсь от своих планов. Ведь следующий день может стать для меня последним в этом доме, на ближайший десяток лет.

[indent] Я прекрасно понимаю зачем ты это делаешь. Чего пытаешься добиться. Даже при условии, что алкоголя во мне больше, чем здравого смысла - мозг работает достаточно быстро. По крайней мере мне так кажется. На деле, скорей всего каждое мое действие сейчас выглядит гораздо более медленно, чем мне кажется. Но вот чувства и эмоции - абсолютно реальны и полностью соответствуют действительности. Ты же наверняка хотела добиться от меня именно этого. Эмоций, чувств, хоть что-то похожее на меня самого. Я не сопротивляюсь, потому что хочу того же. Хочу чувствовать себя нужным, необходимым. Хочу чувствовать себя живым. И только ты способна сделать это со мной - привести меня в чувства, вывести на эмоции и напомнить, как было хорошо, когда я не сидел в комнате затворником, а был с тобой. Эмоции бьют через край. Их слишком много, а у меня просто не хватает сил, чтобы совладать с ними. Я могу лишь наблюдать за происходящим и не поддаваться на провокации собственного организма. Я чувствую, как стучит в висках, как возбуждение накрывает с головой, сжимает горло и не позволяет двинуться. Могу только наблюдать за тобой, за тем, что ты делаешь. За тем, как откровенно выводишь меня из себя, вытряхивая наружу все потаенные желания и жажду близости, которой мне не хватало также, как и тебе. Я прекрасно понимаю, что ты чувствуешь, потому что и сам завожусь, как озверевший, стоит учуять твой аромат и почувствовать, как бешено под губами бьется вена на шее. Ты же хочешь меня? Хочешь, конечно. Это абсолютно взаимно и иначе быть просто не может, потому что мы стали зависимы друг от друга. Чувствуем настроение другого за километр и, кажется, научились подбирать правильные слова, которые в тот или иной момент звучат совсем не к месту. Это все временно. Как и мое помешательство на чувстве вины. Потому что стоит тебе появиться в поле моего зрения, как все проблемы кажутся больше несущественными. Потому что главное мое желание - добраться до тебя, до влажной кожи между ног, прикоснувшись пальцами или языком, свести тебя с ума, заставляя умолять войти в тебя и делать это до тех пор, пока не хватит сил и голоса кричать. Я должен довести тебя до состояния сумасшествия, пока я ещё рядом. Пока не наступило утро и момент, который может разделить нашу жизнь на «до» и такое трагичное «после».
[indent] Она бросает мне вызов. Каждым своим действием, движением, сжатыми ногами, перекрывающими мне доступ. Я начинаю злиться и осознание этого факта нехило так взбадривает, заставляя в очередной раз очнуться, будто после глубокого сна. Стараюсь совладать с собственными эмоциями, не показывать ей то, чего она так хочет - результат ее стараний, на блюдечке с голубой каемочкой, где я - обнаженный душой, готовый порвать ее на куски, ворваться в ее жизнь, напомнив, что я все еще тут. Я тут, а не в своих мыслях и, если мне придется - я с легкостью напомню тебе о том, что я тут. Облизываю губы, чувствуя, как бешено стучит сердце, выстукивая рваный ритм в ушах и затылке. Я чувствую каждую вену в своем теле, чувствую, как последнее напрягается и вот-вот сломается, в лучше случае, в худшем - лопнет или порвется на тысячу кусочков. Накатывающие эмоции накрывают с головой, заставляя вспомнить такой очевидный и простой факт: я скучал по ней. Скучал по этому дикому взгляду, по ее прикосновениям, по ее голосу. Молчание длиной в несколько недель кого угодно сведет с ума, но я благодарен ей за него. Она позволила себе оторваться от меня, дать время, чтобы подумать и прийти в себя. Не наседала, не пыталась помочь - просто была рядом, и я знал это. Держался за эту мысль, как утопающий держится за спасательный круг и плыл. Отчаянно, из последних сил, пытался выкарабкаться из трясины событий и обстоятельств, собственных мыслей, где одна другой трагичней и хуже, а результат этих дум - в моей голове с каждым днем становился все хуже. Скольжу взглядом по ее лицу, сдерживаю внутриутробный рык в ответ на ее отказ. Не предложит, конечно, не стоило и рассчитывать. Но я к этому был готов. Может быть не на все сто, но отчасти знал, что она именно так и ответит. Она выворачивала меня наизнанку и каждый ее следующий шаг будет абсолютно верным, потому что сейчас: чтобы она ни делала все будет уместно, верным и правильным. Все это выглядит, как заранее продуманный план, но я очень сомневаюсь, что она, сидя в спальне, думала о том, как бы вывести меня из себя. Скорей чувствовала себя такой же пустой, как и я. В ней было больше сил, чем во мне. И смелости. Все просто. Было бы, если бы не было таким сложным. Понять, что происходит еще сложнее. Перед моим лицом появляются ее пальцы. Голос стучит в затылке и не дает разобрать слова. Складываю два плюс два только благодаря собственному желанию, которое становится невыносимым. - Я не делал, что хочу, я делал то, что было нужно, - слабый аргумент, но на другое мой мозг сейчас просто не способен. Облизываюсь, когда перевожу фокус с ее ярко накрашенных губ на пальцы, которые она тянет к себе. Ее слова звучат, как выстрел. Не в мой затылок - в воздух, как предупреждение, заставляющее меня очнуться и прийти в себя быстрее, чем сама Ева этого ожидает. Чем ожидаю я сам.
[indent] Дергаю ее руку на себя, сжимая запястья. Мне нужна лишь секунда, чтобы сделать шаг вперед, оказавшись максимально близко к ней, дернуть на себя руку, которую она так отчаянно пытается освободить из моей мертвой хватки и облизать ее пальцы. Забрать то, что по праву принадлежит мне и плевать, что таких правил не существует ни в одной стране мира. Это мои правила - подчиняйся им. Прикусываю, наказываю, привожу в чувства. Сердце пропускает удар, мое или ее, я не знаю, а может мне просто все равно. Сейчас главное то, что происходит здесь - передо мной, на ее губах, к которым тянусь, как и положено собственнику. Затыкаю ей рот, про себя заметив, как приятно слышать собственное имя из этих губ. Она подается навстречу, не оказывая сопротивления, позволяет поцеловать так, как хотелось бы мне, как хочет сама. Отдается мне полностью, хоть и пытается создавать видимость обиды и возмущения. Стон, срывающийся с губ, звучит гораздо убедительней любой твоей актерской игры, милая. Распускаю руки, беспрепятственно блуждающие по ногам, ближе, выше, к горящей от возбуждения коже. Что-то внутри меня щелкает, скорость меняется вместе с тем, как желание давит на виски и заставляет действовать более решительно. Рубашка летит на пол, пытаюсь сорвать юбку, но с первого раза не получается - руки не слушаются, и у меня нет времени разбираться сейчас с этим. Хочу целовать ее, хочу слышать и чувствовать на губах каждый стон, который отдает вместе с тем, как все еще пытается устанавливать свои правила. Кусаю за нижнюю губу, тяну на себя, не намекая, а показывая прямо мое желание, чтобы она оказалась ближе ко мне, сейчас же. Качает головой, бесит еще больше, заставляя надавить на спину и придвинуть ее к себе буквально силой. Губы отрываются от ее губ, находят успокоение в шее, когда оставляю поцелуй за поцелуем. Ниже и ниже к ключицам, обводя их языком и теряя связь с собственным разумом окончательно. Рычит, не сдерживая внутри себя возмущение. Футболка теряется на полу. Под дозой адреналина не чувствую боли, не думаю о последствиях, потому что не хочу захламлять свой разум лишней ерундой. Ставлю ее на место, когда укладываю ее на подоконнике, показывая всем домам поблизости полуобнаженное тело моей жены. Опрометчиво, возможно я пожалею об этом уже в следующую минуту, но сейчас я слишком зол обстоятельствами, в которые она меня насильно засунула, что не думаю от слова совсем. Опускаюсь, чтобы оказаться к ней ближе. Жадно изучаю губами кожу, вдыхаю аромат ее тела, давлю на грудь, не позволяя ей подняться. Я главный, Ева. Я, не ты. Помни об этом, когда пытаешься забрать инициативу и установить в этих отношения свои правила. Твой лимит исчерпан, теперь - играем так, как я скажу. Твоя задача - расслабиться и получать удовольствие, большего не дано, пакет услуг не разблокирован до тех пор, пока я не получу желаемое.
[indent] Отстраняюсь, не стесняюсь рассматривать ее так, как хочу, со всех сторон, под любым углом. Пальцы на ощупь ищут молнию на юбке, из-за которой избавиться от мешающей ткани в первый раз не получилось. Нахожу, но не расстегиваю. Идея, возникающая в моей голове, а еще это навязчивое осознание того, что она наполовину торчит из окна и ее действительно может увидеть кто угодно - не дает мне покоя. Тяну на себя за бедра, заставляю повернуться, упереться руками в тот же подоконник. Под ее рваный выдох задираю юбку. Чувствую, как сердце уже добралось до глотки и стучит так невероятно быстро, что я вот-вот выплюну его к чертовой матери. Пальцы скользят по влажной коже, вырывая из ее губ еще один стон. Не могу сдержать ухмылки, чувствую себя королем мира, ее королем, и от этого трогаюсь умом окончательно. Завожу руки за спину, цепляюсь за запястья пальцами, не позволяя ее царапать пальцами гладкую поверхность подоконника. Не потому, что мне жалко, а потому что я так решил. - Я люблю, когда ты думаешь, будто из нас двоих главная ты, - голос звучит тише, чем хотелось бы. Но мне нравится эта загадочность, заставляющая ее пребывать в безумном предвкушении, дрожать, в унисон с тембром моего голоса и скулить, чувствуя собственную беспомощность. - Но все же главный я, как бы тебе не хотелось. И знаешь, что, - свободная ладонь касается обнаженной кожи ягодиц, будто пытаюсь найти удобное положение. По факту - изучаю и держу ее в напряжении. Она безусловно знает, что ее ждет дальше за все те минуты мучения, которым она наполнила меня. Свела с ума и теперь получает по заслугам, как бы грубо это не звучало. - Я сделал тебя влажной, и... даже не вздумай спорить со мной, - в этом я так же уверен, как и в собственном имени и своих намерениях, - я заберу у тебя все до последней капли, - пальцы намеренно касаются влажной кожи, заставляя ее дернуться, будто ей не нравится, будто не у нее сейчас сводит в приятной истоме низ живота и не она почти сразу же подается вперед, надеясь хоть немного продлить момент пока мои пальцы внутри нее. - И, - удар по ягодице, - я, - еще один, - не, - удар, - дам, - удар еще сильнее под ее вскрик, - тебе, - с оттяжкой, еще удар, оставляющий на светлой коже отчетливый отпечаток моей ладони, - кончить. Я слышу, как грязно она ругается. Чувствую, как предпринимает еще одну бесполезную попытку вырвать руки из моей хватки. Не нахожу способа лучше, чтобы успокоить ее, когда пальцы вновь возвращаются к влажной коже. А я, опускаясь на колени, не произношу больше ни слова. Касаюсь языком влажной кожи, заставляя ее выгнуться как струну, а затем рухнуть вместе со мной на самое дно. Язык проникает еще глубже, забирая каждую каплю ее возбуждения. Не могу сдержать собственного стона наслаждения. Я рехнулся окончательно, потому что чувствую ее вкус и не могу успокоиться, пока не услышу ее стон, похожий на крик раненного зверя - такой же, какой прозвучал от меня, когда ей взбрело в голову довести меня до ручки. Я сомневаюсь в своих словах, потому что не трахнуть ее для меня подобно самоубийству, особенно сейчас, когда чувствую, насколько она мокрая и как воет от каждого моего прикосновения. Тело расслабляется и напрягается с разгоном в несколько секунд. Стонов становится еще больше - она больше не сдерживает их, позволяя мне наслаждаться каждым. Слышу, как зовет меня по имени, реагирую мгновенно. Изучил ее досконально. Знаю, как ведет себя, что говорит, как часто дышит, готова сорваться и утонуть под волной неминуемого оргазма. Отстраняюсь, встаю на ноги, вернувшись в положение, с которого мы начинали. Дергаю ее на себя, заставляю встать, хоть и понимаю, как это сложно в нынешних обстоятельствах. Руки на свободе, не даю ей пустить их в ход, закидываю себе на шею, затыкаю ее рот поцелуем, судорожно цепляюсь за внутреннюю сторону бедра, поднимаюсь выше, чтобы снова наткнуться пальцами на влажную кожу, горящую от неполученной разрядки. Ева рычит - я едва не начинаю смеяться в голос, впервые за долгое время чувствуя себя собой. - Хочешь кончить? - шепчу в самые губы, проникая пальцами внутрь, чувствуя обжигающее дыхание на своих губах. Возвращаюсь обратно, продолжаю дразнить ее, сводя с ума и доводя до состояния полного отключения от реальности. - Попроси меня, - задыхаюсь сам, потому что больше всего на свете хочу помочь ей в этом, сведя с ума, вернув и себя и ее в привычную нам колею, в жизнь, где мы сгораем от страсти и желания обладать друг другом до последнего вздоха.

[indent] Я не возьмусь утверждать, что все, что было сделано или сказано мной сейчас или минуту назад, или может быть час назад или, упаси господь, в будущем - было сказано в состоянии вполне адекватном и что за каждое слово впоследствии я смогу ответить. Скорей всего вместо ответа на вопрос: зачем? - будет пожатие плечами и многозначительный взгляд, потому что.... Черт, я и сам не знаю, зачем и почему я делаю из большинства того, что делаю. Вполне возможно, что в психушке мой диагноз был бы понятен даже самому неопытному санитару. Но ни мне, ни Еве сейчас суть и истина происходящего непонятны от слова совсем. Разве что только то, что мы пытаемся довести друг друга до состояния полного невменоза, когда не отдаешь отчет своим действиям ни сейчас, ни потом. Как раз в этом состоянии прямо сейчас я и нахожусь, потому что озвучиваю вслух то, что думаю и не оцениваю по шкале адекватности ни одно свое слово. И я уверен, что в подобном темпе мы и будем продолжать, потому что иначе не умеем. Мы можем находиться в разных состояниях в течение дня: на работе или дома, в магазине или просто пока едем домой: обвинять, орать, крушить, ломать, признаваться в любви и быть самыми нежными друг к другу, но все равно, рано или поздно, мы вернемся к тому, с чего все и начиналось. К всепоглощающей страсти, способной сжечь нас дотла и дать возможность возродиться из пепла, подобно фениксам. Мы становимся сильнее, потому что живем в огне друг друга и закаляемся, только благодаря тому, что второй - рядом. Наверное, поэтому я без раздумий решил вопрос с нашей свадьбой, которой по сути и не было. Нам не нужно было торжество - находясь в самом эпицентре пожара только неадекватный человек будет бегать с маленьким ведерком и пытаться потушить уже полностью охваченный огнем, например, дом. Нам нужно было еще больше огня, больше страсти и безумства, чтобы в конечном итоге окончательно сойти с ума. И наша реальность такова: мы сходим с ума, чтобы поддерживать жизнь друг в друге, наслаждаясь и упиваясь этим так, будто живем последний день. Потому что завтра может не наступить, и как жаль, что именно сейчас я стал так основательно задумываться об этом. Когда жизнь текла своим чередом - ты просто не позволяешь себе задумываться: что будет завтра. А сейчас, когда моя свобода, а значит и жизнь, буквально висит на волоске - хочется выпить ее всю до дна, не оставив ни одной капли, и помочь человеку рядом достичь такого же состояния. Чтобы завтра не о чем было жалеть. Чтобы стандартный утренний кофе не стал последним. Чтобы равнодушный взгляд соседей поблизости - все также не волновал меня. Чтобы часовой разговор о том, куда пойти вечером - не стал издевкой, потому что все будет иначе. Потому что пересматриваешь всю свою жизнь под другим углом и понимаешь, что нет ничего лучше каждого из этих моментов. И жаловаться на них так же глупо, как убеждать себя в том, что завтра меня посадят. Никаких улик. Никаких доказательств. Все притянуто за уши. И мне нужно было прийти в себя, что осознать это. Чтобы стать собой и быть таким же диким, жаждущим ее полноценного внимания, как и всегда. Ревновать к самому себе, даже ее к ней самой - быть не логичным, резким и местами безумным. Быть собой и не думать, что это плохо. Я защитил женщину, которую люблю, потому что это моя работа, и сейчас я делаю все так, как и должен был делать все то время, что сидел взаперти.
[indent] Каждый стон и вздох с моим именем на губах приводят меня в восторг. Это гораздо круче, чем я мог бы себе представить, и каждый раз, впадая в это состояние - когда именно Ева впадает в него - я поражаюсь тому, насколько сильно можно желать человека, одновременно с тем, как сильно хочется оторвать ему же голову. Ее реакция на мои слова вполне ожидаема - она не умеет держать рот на замке, не умеет молча слушать. Как будто живет на одних только моих эмоциях, раз за разом выводя меня из состояния молчаливого, наблюдающего и вполне рассудительного спокойствия и доводя до того, чтобы каждое движение стало для меня призывом к действию, а каждый звук превратился в звук выстрела перед стартом. О выстреле, который совершил сам - даже думать себе не позволяю. Переключаюсь полностью, ловлю ее темп, эту нотку безумия и оказываюсь под натиском бешеного возбуждения, которое сдавливает мозг и тело в тиски и не позволяет ничего лишнего. Кроме того, чтобы внимательно ее слушать и рычать в ответ на каждый провокационный вопрос. Настроение меняется, она в очередной раз пытается перехватить инициативу, а я намеренно поддаюсь, чтобы пустить пыль в глаза и отвлечь, ведь рано или поздно она начнет настолько сильно упиваться своей властью и возможностями, что будет максимально удобно для меня, для того чтобы опустить ее с «небес» на «землю». Каждый провокационный вопрос - мой рык в ответ - а ее руки намеренно опускаются ниже, чувствуя все мое возбуждение, которое я даже и не пытался от нее прятать. Ты же знала, что так будет, ведь именно за этим сюда и пришла. Заполнить мой мозг, каждую частичку моего разума собой целиком и полностью, выведя из апатии и доведя до бешенства. Превращает в зверя, когда прикусывает кожу, заставляет рычать, но не больше. Любые другие эмоции сейчас будут лишними, ведь я продолжаю играть по своим правилам и дразнить ее даже таким образом. А ты что думала? Сможешь разок дотянуть до ремня, и я благополучно рухну на колени, чтобы в очередной раз отлизать тебе, доказывая твое превосходство. Боже, неужели ты настолько наивна и думаешь, что... Нет, уверен, что все что происходит сейчас - спланированная акция. Делает все намеренно медленно, дразнит и злит еще сильнее и в тот момент, когда становлюсь наиболее уязвим - меняет нас местами.
[indent] Встречаюсь с ней взглядом, с этим вызывающим огоньком и всеми чертями, которые пляшут в них, стоит в них только посмотреть. - И что же, ты вот так просто, не получив свое будешь пытаться ублажить меня? - едва не смеюсь в ответ на собственный вопрос, но, когда ее руки решительно разбираются с одеждой на мне - шутить уже не уместно. Играть на ее гордости - тем более. Облизываю губы, уже находясь в каком-то болезненном предвкушении. Слишком остро реагирую на каждое ее действие и прикосновение. Не могу отвести взгляда даже когда вижу ее на коленях, будто пытаюсь впитать каждую секунду из того, что она делает в отношении меня. Запомнить и отпечатать в памяти, чтобы потом снова и снова возвращаться к этим воспоминаниям и сходить с ума, прямо как сейчас. Пальцы стискивают несчастный подоконник, не могу сдержать стона, когда чувствую влажное прикосновение ее языка по горячей коже. Видимо в ней решительности и упрямства гораздо больше, чем я думал. Удивительно, как из человека, который всегда добивается своего силой или уловками - она стала той, кто делает все, чтобы ты сам, собственноручно отдал ей желаемое и даже не понял этого. Тонкая манипуляция, на счет которой даже не хочу задумываться. Отдаюсь полностью во власть ощущений, ее губ и того, что она делает со мной. Отрывает мою руку от подоконника, направляет так, чтобы вцепился в волосы, как в ебаный спасательный круг. Переключаюсь моментально, ведь теперь процессом управляю я, а не она. Очередная манипуляция, на которую ведусь, как слепой котенок. Поддаюсь и действую так, как хочет она - чтобы получить в ответ еще больше. Насаживаю ее на себя, встречаюсь взглядом, чтобы увидеть самую потрясающую картину в своей жизни. Рычу, когда хочет отстраниться, дергаю на себя снова. Она подчиняется и все происходит снова, будто в сломанном колесе, которое крутится без остановки, до тех пор, пока не развалится на части. Как я сейчас, когда возбуждение достигает пика, и я уже держусь из последних сил, чтобы не кончить. Нет, это неправильно, нечестно. Если она таким образом пытается заставить меня - помочь ей с тем же - то так дело не пойдет. Надеюсь, что я абсолютно правильно просчитал ее истинные мотивы. В любом случае - хочу сделать это с ней вместе. Но отведенные секунды сил, которых и без того оставалось слишком мало - истекли. Меня накрывает оргазм, когда в очередной раз, ее голова дергается вперед, губы сжимаются кольцом сильнее, а я чувствую, как все тело сжимается до состояния атома и взрывается, подкашивая ноги и ослабляя хватку рук, которые, наконец, отпускают волосы и безвольно повисают где-то рядом, едва ли помогая опираться на несчастный подоконник. Вокруг все под какой-то дымкой, пеленой, из-за которой движение рядом со мной различаю смутно и слишком поздно. Вижу Еву, поравнявшуюся со мной. Смотрит в глаза, будто пытается понять: достаточно ли она сделала, чтобы получить то, что хотела или все же нет? Не даю ей опомниться. Сознание включается так, словно кто-то включил все источники света вокруг и помог увидеть картину происходящего наиболее четко. Дергаю ее за руку на себя, снова меняю нас местами, прижимаю ее к подоконнику. Возвращаю нас в состояние, с которого мы и начинали. Давлю на спину, чтобы опустилась сверху, сам расставляю ее ноги так, как удобно будет мне самому и опускаюсь ниже, чтобы довести начатое до логичного конца. Слышу стон, едва прикасаюсь к ней. Наверное, даже если бы не прикоснулся - она бы все равно застонала, чувствуя это больное предвкушение. Тело дрожит, ноги подкашиваются, а я, не знаю зачем, удерживаю их в том же положении. Продолжаю давить на поясницу каждый раз, когда пытается выпрямиться, будто думает, что от этого сможет стать ближе ко мне, или наоборот дальше. Скольжу языком по влажной коже, срывая с губ стон за стоном. Это твоя цена за то, как нагло ты отобрала мои у меня. За то, как нагло пришла сюда, уверенная в том, что ты главная и все будет так, как ты захочешь. Не будет. И каждый стон, превращающийся в хрип, каждый растянутый звук, каждая гласная буква моего имени, которые она буквально пропевает, теряется и пытается пропеть снова и снова, и так по бесконечному кругу - тому живое подтверждение. Сжимает ноги сильнее, утыкается лбом в подоконник, дерет пластик от чего появляется этот отвратительный скрежет. Она близка к разрядке, и не в моих правилах сейчас лишать ее этого удовольствия. Особенно, пока я чувствую ее возбуждение на вкус. Чувствую, какой мокрой она становится, когда доводит до оргазма меня, вставая на колени. Кто бы мог подумать, что подобное вообще будет происходит с нами, что девушка, которая отшила меня в момент нашего первого знакомства - сейчас будет хрипеть и стонать от оргазма, накрывающего с головой так сильно, что внутри ничего не остается. Только приятная опустошенность и тяжесть в теле, от каждой напряженной мышцы, которые будто сунули в тиски. Бедра снова сжимаются, Ева зовет меня по имени, стараясь отвлечь мое внимание, пока окончательно не рехнулась. Впрочем, уверен, что она уже, просто отчаянно не хочет это признавать.
[indent] Это должен был быть мирный разговор. Она должна была поддержать меня, сказав, что все будет хорошо. Стандартный сценарий, который складывается в голове, стоит узнать об условиях и предпосылках этого самого разговора. Которого не было. Ведь было кое-что гораздо круче и это - помогло мне намного больше, чем просто разговор. Каждое движение помогает мозгу отключиться от неприятных мыслей и ненужных рассуждений. Хочу поцеловать ее - для этого нужно сделать немало, но итог и восторг от этого не заставит себя долго ждать. Тянусь к ее губам, когда вижу знакомое лицо напротив. Действую увереннее, прижимаю все к тому же подоконнику. Чувствую, как цепляется пальцами за шею, дергает за волосы, будто пытается сделать все, чтобы отстранился, но сама - делает все с точностью наоборот. Хочет быть ближе, цепляется за меня сильнее, будто хочет прирасти своей кожей к моей. Сам цепляюсь за ее бедра, чтобы помочь сесть, дать ей возможность найти такую жалкую, но все же опору, пока углубляю поцелуй, потому что хочу этого больше всего на свете. Нет желания издеваться над ней снова. Хочется показать обратную сторону медали - быть другим, не таким резким и грубым, но стоит ей укусить меня, показывая все свое упрямство - настроение снова меняется и через секунду раздвигаю ее ноги рукой, чтобы оказаться внутри резким толчком. Замираю, чувствуя знакомые, такие ахуенные, ощущения, от которых по коже мурашки, а разум мутнеет моментально. Чувствую, как ногти царапают шею, руки невольно опускаются ниже, надрывая кожу на спине и плечах. Рычу, двигаюсь вперед снова, также резко, будто хочу вдолбить ее в гребное окно позади нас. Нам не хватает совсем чуть-чуть, чтобы упереться в прохладное стекло - оно и к лучшему, ведь в таком случае никто не увидит ее наготу, не услышит ее рваные стоны, которые разрывают тишину в доме на части, и доводят мои барабанные перепонки до экстаза. Это все принадлежит мне. - Ты моя, - рычу ей в ухо, когда в очередной нас рвет кожу на части, срываясь на стоны. - Ты моя, Ева, - еще раз, будто подтверждаю прошлые слова, хотя уверен на все сто процентов, что она прекрасно слышала их и они наверняка вбиты в подкорку ее сознания. И дело не в том, как часто я говорю об этом, а в том, как именно она эти слова воспринимает. Как отвечает на них, как стонет мне в губы, находя их, чтобы поцеловать. Отдает всю себя, без остатка, точно также, как это делаю и я. Мне плевать, если мне скажут, что я собственник и псих, человек, который не позволяет любимому человеку ни сантиметра личного пространства. Я буду повторять это ей каждый раз, потому что хочу, чтобы она знала и всегда помнила об этом, даже если для меня завтра уже не наступит.