[indent] Ко всему в жизни привыкаешь. То, что когда-то казалось совсем тебе не подходит - становится абсолютно привычным спустя время и благодаря обстоятельствам, которые порой просто принуждают тебя адаптироваться. Смена обстановки, города, даже страны, работы, привычного кафе, которое закрыли из-за реновации. И ты уже вынужден изменить маршрут или искать новую кофейню, чтобы побаловать себя хотя бы такой мелочью. Казалось бы - действительно мелочь, но для кого-то весь день или, даже, вся жизнь, состоит из событий, строго соответствующих определенному времени и местоположению. Своеобразный распорядок дня, которого ты придерживаешься, потому что так чувствуешь себя... уверенней. Ты точно знаешь, что будет в следующие четыре часа, знаешь, что будет дома или на соседней улице в пятницу вечером. Ты можешь распределить свой день так, что наверняка успеешь туда, куда запланировал. Строго в соответствии с планом, который ты сам себе придумываешь и живешь по нему. Ни шага влево, ни шага вправо. Скучно? Возможно. Но это единственное, благодаря чему все твое оставшееся, незанятое рутиной, время - может быть использовано, как угодно. Отдых, рандомная тусовка, прогулка по набережной. Что угодно, как угодно. В этом случае ты управляешь своей жизнью, как хочешь. Небольшое поощрение после соблюдения всех временных отрезков и выполнения всех поставленных на день задач.
[indent] Я ненавижу несобранность. Терпеть не могу бардак вокруг себя, тем более в голове собеседника или в своей собственной. Четкое понимание цели - помогает мне двигаться в нужном направлении. Есть задача - есть пути ее выполнения. Иначе никак. Жесткие правила, выдрессированные со школы, когда жизнь последний раз круто изменилась, сменив вместе с собой локацию, месторасположение и окружение целиком и полностью. Нетронутыми остались только мой взгляд на мир и любовь к цифрам. Ритм жизни, к которому я привык, уже не был для меня чем-то новым и необычным. Быстрый шаг, пересекаю одну улицу, вторую, третью. Кажется, успел выучить ближайшие пару кварталов наизусть и определять где именно нахожусь по вывескам магазином и ресторанчиков, расположенных на первом этаже. Держу в руках папку с документами, прижимаю ее к себе, как будто это самое дорогое, что у меня есть. Останавливаюсь на перекрестке, бросаю взгляд на светофор. Красный. Рядом собирается еще пара человек, ожидающих зеленый сигнал так же нервно, как и я. В кармане джинс начинает настойчиво звонить телефон, вынуждая меня провернуть целый комплекс движений, чтобы освободить руку и ответить тому, кто так настойчиво пытается достать меня. - Да? - снова бросаю взгляд на светофор, который мигнув меняет цвет на нужный мне. - Да, Гарри, я как раз иду в сторону офиса, и я буду очень благодарен, если ты дождешься меня, потому что я везу целую кучу документов, которые тебе нужны. Ты же помнишь, что мы сегодня заключаемся с той компанией..? - Гарри начинает что-то безостановочно бормотать в ответ, но я не прислушиваюсь, потому что делаю шаг вперед и, оглядываясь по сторонам, тороплюсь перейти дорогу. - Да, да, с ними, в общем, документы у меня, и если вы с Тони собираетесь ехать туда сейчас, то лучше дождаться меня, хорошо? Я... я не знаю, - бросаю еще один взгляд в сторону. Какой-то шибко нервный водитель сигналит автомобилю напротив, задерживающий всех за пределами перехода на светофоре. Замолкаю, потому что из-за пронзительного гудка не слышу собственный голос и вряд ли меня услышит сам Гарри. - Я не знаю через сколько буду, я очень постараюсь в течение часа добраться до вас. Потому что я без машины, пешком, и сам понимаешь, что... - на том конце провода слышу тяжелый вздох и недовольный голос Тони, который в очередной раз говорит свою любимую фразу «время – деньги», а Гарри в подтверждение его слов начинает поддакивать. Так часто, что кажется, будто его говорящая пластинка заела и хочется выкинуть телефон куда-то за спину, чтобы не слышать это бесконечное «да-да-да», тараторящее мне в трубку. - Я скоро буду, - решаю завершить разговор быстрее, чем планируют те, кто сидят себе в офисе, пьют кофе и торопят того, кто, между прочим, нихера себе какие ценные документы им везет. Кстати о кофе.
[indent] Сворачиваю на соседний переулок, вспомнив о том, что до сих пор не получил положенную дозу кофеина, а уже давно за полдень. Распорядок дня отправляется коту под хвост, я начинаю нервничать, потому что не люблю, когда подобное происходит, но эта утренняя встреча - была важнее, чем завтрак или кофе. Кстати, от еды я бы тоже не отказался. А Тони с Гарри подождут, из-за десяти минут, которые я потрачу на очередь в кофейне никто не умрет и не погибнет, вселенная не схлопнется, а я буду заряженным на остаток дня. Не так сильно, как хотелось бы, но это лучше, чем ничего. Решаю сократить путь и сэкономить время, снова сворачиваю за угол и уже вдалеке вижу знакомую вывеску. Ноги сами собой начинают идти быстрее, чтобы как можно раньше добраться до следующего пункта назначения. Ладно, возьму им тоже по кофе и вызову такси, так будет гораздо быстрее, плюс останется еще немного времени в запасе, чтобы перекусить спокойно, а не как обычно на ходу. Прижимаю папку с документами к груди, в голове представляя, как будто бегу на длительную дистанцию и вот, финиш уже перед самым носом, нужно ускориться и тогда доберусь до двери в кофейню через минуту. Отсчитываю в голове секунды в обратном порядке. Оказываюсь у двери раньше, чем планировал, сэкономив еще двенадцать секунд. Телефон в очередной раз заставляет меня отвлечься, опускаю голову, чтобы посмотреть кто звонит. Весьма нелогично было делать это у самой двери в кофейню и результат моего ошибочного решения не заставляет себя долго ждать. Дверь открывается, я, не видя ничего перед собой, делаю шаг вперед, а потом едва не вою в голос, чувствуя, как что-то горячее обжигает кожу в районе живота, и остывая - спасибо хотя бы на этом - ползет ниже под ремень, на брюки. Телефон и папка падают из рук. - Черт, - ругаюсь под нос, слышу, как кто-то причитает, извиняется и не могу понять в этой суматохе, почему этот голос мне кажется отчасти знакомым. Не поднимаю голову, потому что первым делом пытаюсь спасти документы, благо папка была закрыта на молнию, а сами документы надежно спрятано в толстый файл - в этом плане я тоже весьма предусмотрителен, потому что - ливни и идиотов, встречающихся на дороге полно. Ситуацию, случившуюся сейчас я, конечно, предвидеть не мог, но все же мне очень повезло. - Все хорошо, не волнуйтесь, - поднимаю все, что уронил с асфальта, телефон сую в карман, даже не взглянув на экран, папку хочу прижать к груди, но вовремя вспоминаю о разводах, оставленных вылитым на меня кофе. Пытаюсь успокоить девочку, с которой столкнулся, и которая чуть не похерила результат моих месячных стараний. Этого не произошло.
[indent] Зато произошло кое-что другое.
[indent] Поднимаю голову, чтобы в очередной раз сказать что-то успокаивающее. Кофе уже не обжигает кожу, остыло и сейчас мокрая ткань рубашки лишь неприятно липнет к коже. Мой взгляд цепляется за ту самую девушку, на которую смотрю безо всякого стеснения, потому что узнаю ее. Воспоминания прошибают толстые стены в моем сознании. Я так старательно воздвигал их все эти годы, а сейчас... Все мои труды насмарку, а мое лицо, не выражающее ничего, кроме откровенного шока, наверное, покажется со стороны безучастным и хладнокровным. Почти, как у Тони. Но этот шок отпускает. Спустя время, благодаря рукам девушки, которой она упирается мне в живот, снова и снова, будто пытается проверить нет ли внутри меня дыры, а может я просвечиваю? Бросаю взгляд туда, где ее костяшки давят на кожу, как раз там, где осталось мокрое бледное пятно. Перевожу взгляд на нее, понимаю, что и она тоже меня узнала. Нельзя просто так выкинуть из головы и из памяти столько лет дружбы и тесного общения. Нельзя выкинуть воспоминания. Их нельзя даже заблокировать в собственной голове, не дав доступа туда даже себе самому. Теперь я это понял, и в мгновение осознал, каким дураком был, пытаясь спрятать в себе то, о чем тосковал и по чему так сильно скучал. По нашему общению, по вечерам, которые мы проводили вместе несмотря на планы или какие-то дела. Каждый вечер, стандартно, я на подоконнике или на краю ее кровати до тех пор, пока она не уснет, а я не буду в этом уверен. Эти вылазки до безумия пугали мою мать, когда я вылезал через окно, словно какой-то воришка или запертый под домашним арестом подросток - такого не было, пусть я и был подростком. Ее пугало и она никак не могла понять, почему я выхожу через окна, почему не могу выйти через дверь, ногами, как положено. Я не мог это объяснить. Это был ритуал, совершив который однажды, я уже не мог его нарушить. - Лилит? - звучит в ответ на ее вопрос. Мы точно друг друга узнали, ошибки быть не может. И сейчас уже абсолютно неважно, что в офисе меня ждет Тони, злость на которого вспыхивает в ту же секунду, как я произнес имя девочки, с которой провел, кажется всю жизнь, а потом потерял. За несколько часов, вместе с привычным устоем жизни, распорядком дня, мечтами и планами. Все это рухнуло. Вины Тони в этом не было, была лишь длительная дорога до аэропорта и гробовое молчание, из-за которого хотелось открыть дверь машины и вывалиться на асфальт. Почувствовать боль хотя бы физическую, потому что на тот момент мне казалось, будто все живое во мне умерло, превратившись в бездушный камень. Как асфальт, на котором сейчас лежит стаканчик с кофе без крышки и лужа, которая еще минуту назад была, наверняка, очень вкусным напитком. Тянусь к ней без разрешения и лишних вопросов. Тянусь, чтобы обнять, потому что хочу этого. Она стала какой-то невидимой надеждой на то, что прежняя жизнь может быть такое же простой, как и до того момента, как мне сообщили о гибели родителей. Что она может быть такой же беззаботной, как до дня, когда ушел Тони. - Я так рад тебя видеть, - говорю это вслух, не выпуская ее из своих объятий. Слишком долго, пауза затянулась, но я не чувствую сопротивления или... неприязни. Надеюсь она меня простила. Сколько раз я пытался написать ей, смс, на электронную почту, даже просто письмо от руки, на бумаге. Живой текст, сунуть в конверт и отправить на знакомый адрес. Я не ошибся бы, потому что ее адрес помнил, как сейчас. Но, раз она здесь - в ее жизни тоже многое изменилось, верно?
[indent] Делаю шаг назад, наконец, выпускаю ее и позволяю отстраниться. Смотрю во все глаза, не веря им и, наверное, очень хочу убедиться в том, что у меня не галлюцинации, что она действительно реальная. Может быть нереальным тот, кого ты обнял? Вряд ли. - Как.. как ты тут оказалась? И этот кофе, тут, в Сан-Диего, здесь, это... Ты часто приходишь сюда? - если да, то почему я не видел тебя раньше, ведь я хожу сюда уже целый год. А если нет, то сейчас самое время пуститься в рассуждения о судьбе и ее любви к подобным столкновениям лоб ко лбу. - Давай я куплю тебе еще один кофе, и это.., - киваю на коробку с салфетками в ее руках, - если позволишь, - тянусь к коробке, чтобы вытянуть сразу несколько салфеток. Промакиваю мокрое пятно на рубашке - вряд ли это уже поможет, но так хотя бы не будет ощущения холода, от которого становится не по себе. - Я правда не ожидал тебя тут увидеть, ты... прекрасно выглядишь, - не знаю, как еще можно выразить свою радость от того, что я действительно вижу ее. Пытаюсь вспомнить детально ее лицо, не замечаю ни одного изъяна, кроме обручального кольца на пальце. Ну, конечно, Джерри, а на что ты рассчитывал? Что она будет ждать твоего не скорейшего возвращения в Чикаго? Сколько раз ты думал вернуться домой, в квартиру, которую не хватило смелости продать? Сколько раз думал о том, чтобы просто поехать в родной город и посмотреть, как он изменился? Целый ноль, потому что страх сломанных стен в голове был гораздо сильнее. - Пойдем, мы, кажется, тут мешаем, немного. Надесюь у тебя есть время. Перекусишь со мной? Расскажешь, как тут оказалась, как ты вообще, чем живешь, все так же любишь раф и пепперони? - нам действительно нужно уходить с улицы, потому что дверь, открывающаяся позади нас туда-сюда, и мы, мешающие ей делать это свободно, и люди, которые начинают раздражаться от нашего неудачного расположения - все это начинает действовать на нервы. Дергаю ручку двери, ведущей в кофейню, пропускаю Лилит вперед. Иду к кассе, надеясь, что Лилит не бросит меня тут и поправит, если вдруг я ошибусь с выбором кофе, или уже ошибся. Например, в том, что Лилит Мерфи вообще есть дело до парня из ее детства, так нахально бросившего все и покинув родной город. Вместе с ней.

[indent] Я всегда боялся, что тебя в моей жизни станет слишком мало. Что однажды, ты исчезнешь из моей головы, выветришься из воспоминаний и та часть меня, что создавалась, росла и крепла вместе с тобой - исчезнет, оставив только тот холодный кусок камня, которым я старался быть и, кажется, это получилось. Не испытывать эмоции, не чувствовать абсолютно ничего - самое простое решение для любой проблемы, какой бы она ни была. Смерть близких людей, скорый переезд и потеря еще одного близкого человека - подобное нередко случается в жизни любого человека. Кого-то это ломает и превращает в безвольное существо. Кого-то делает сильнее, заставляя двигаться по намеченному плану, дороге жизни куда более уверенно, чем когда-либо, потому что есть желание доказать всему миру, что ты способен хоть на что-то. Доказать и выполнить цель в собственной голове «чтобы ты мной гордился». А кого-то превращает в безразличное, ни к чему не проявляющее интерес существо, когда мир становится черно-белым и больше не наполняется красками, когда воздух становится сухим и горьким, разрывая легкие, но тебе все равно нужно дышать и ты делаешь это через силу, через боль и прочие неприятные последствия. Когда я уехал - мир стал черно-белым. Многие говорят, что Чикаго - тот самый нуарный город, в котором только снимать старые детективы или какие-то дождливые драмы - всегда черно-белый. Я, проживший там большую часть жизни - с этим в корне не согласен. В любом городе, есть что-то яркое и запоминающееся и даже Чикаго, каменный великан - становится ярким, если в нем есть что-то такое к чему стремишься и хочешь возвращаться. Для меня он стал черно-белым, старой фотографией цветом сепии - когда я провожал его взглядом из окна машины. Я смотрел на него и ничего не видел, потому что в тот момент все оборвалось, а все, что было внутри меня: чувства и эмоции раз и навсегда остались теми самыми воспоминаниями. Говорить сейчас об этом с Ванессой я не готов. Не хочу, потому что понимаю, что скорей всего наш разговор придет ни к чему и в лучшем случае мы просто сделаем вид, что никогда раньше друг друга не знали. Оставим это на прошлом и начнем все с начала. С чистого листа. Но, как бы мне не хотелось - все, что я помнил о ней прямо сейчас прорывается наружу. Поэтому я прошу на кассе раф с шоколадной крошкой, тычу пальцем в витрину, показывая на улитку с корицей. Я знал, что это - ее любимое. И мне не нужно напоминать о том, что и без того выбито в подсознании, как наскальная живопись времен... каких-то там.
[indent] Возвращаюсь к столику, где меня уже ждет Ванесса. Сажусь напротив, выставив перед ней все, что купил для нее. Боюсь спросить не изменились ли ее вкусы, но вижу по взгляду, что я определенно точно не ошибся. Она удивлена. Жует губы, как когда-то очень давно, сдерживая эмоции внутри себя. Раньше это длилось три секунды - дальше шквал эмоций сносил меня с ног и мне было неважно, какие они: от счастья или печали, страсть или желание разобраться в той или иной ситуации. Она всегда так делала, прежде чем что-то спросить или сказать. Но на этот раз - промолчала. Смотрю на нее, слегка наклонив голову набок. Пытаюсь понять, что не так. Что изменилось и почему она... какая-то другая? Почему не ведет себя как раньше, почему одета в какой-то мешок, хотя я точно помню, что она любила носить толстовки только после того, как была со мной. Носила мои толстовки. А теперь. Запах другой, цвет - серый, как и атмосфера, которая начинает накаляться, сжимая воздух до того состояния, что дышать становится просто невозможно. Я пытаюсь отвлечь себя от дурных мыслей, тянусь к своему кофе, чтобы сделать глоток и натягиваю на губы улыбку. Не такую искреннюю, как в момент встречи. Я знаю, что происходит что-то не то, чувствую, как и всегда чувствовал. Тупая боль где-то внутри, не понимаю откуда она и что означает. Кажется, интуиция снова начинает работать в мою пользу, но, к сожалению, не вовремя. Потому что именно сейчас мне хочется, чтобы она отключилась, а я полноценно включился в разговор с девушкой, которую не слышал так давно, что кажется, будто последний раз это было в прошлой жизни. Слушаю ее спокойный голос. Без прежней искры - он кажется совсем не тем. Как будто опустевшим. Цепляюсь взглядом за ее руки, которые лежат на столе, потому что не могу не посмотреть еще раз на металлический ободок на ее пальце, именуемый кольцом. Вышла замуж. Не так уж ты и счастлива - это утверждение, а не вопрос, потому что я чувствую тебя и вижу насквозь, как и раньше. Крутит кольцо на пальце, кажется, нервничает. Не прячет, а просто крутит, а я чувствую, как в висках начинает стучать от внезапного приступа злости. Потому что вижу еще одно кольцо, и оно не дает мне покоя гораздо больше, чем обручальное. Ты до сих пор его носишь? Зачем, если выкинула меня из жизни, не пытаясь найти связи, не пытаясь поддержать меня. Ты знала почему я уехал. Знала, что случилось в моей семье и все это время молчала. Вышла замуж, но все еще носишь мое кольцо, которое я подарил тебе. Мое, меня, я, я, я - мне плевать что в данном контексте слишком много меня и моего обиженного самолюбия. Я не имею права высказывать ей свое недовольство, потому что ее аргумент будет куда весомей - где все это время был я, и почему сам не сделал ничего, чтобы найти ее. Не писал, не звонил, не отправил даже цветов на день рождения? Почему? Если ты была так важна мне - и до сих пор важна - то почему я не сделал этого ни разу за время нашего расставания? Ответа на этот вопрос нет, как и на тот, почему ты, приняв мое предложение - пусть даже в детстве - вышла замуж за другого и все еще носишь это долбанное кольцо? Почему? Держишься за воспоминания также сильно, как и я, когда на автомате беру тот же раф и каждый раз заходя в эту кофейню беру долбанную улитку с корицей, хотя ел ее только с тобой. Я не помнил об этом до настоящего момента. Думал, что люблю все это. А выяснилось, что я все еще влюблен в тебя. Поэтому не женился. Поэтому ушел в работу с головой и, спасибо, Тони, что помог мне вырваться из пут ебаной депрессии, когда я был в шаге от нее. Спасибо ему, а не тебе. Вот такая правда жизни. И против нее просто не попрешь. Не поможет ни один аргумент, потому что... Их нет. И не будет. Мы оказались на одной стороне, но отделены толстой стеной из недопонимания и воспоминаний, которые нам не под силу перенести в настоящее.
[indent] Из состояния глубокой задумчивости меня выводит какое-то движение. Фокусирую взгляд, вижу, как Ванесса тянется ко мне и тянусь к ней навстречу. Зачем? Понятия не имею, но раз она делает что-то подобное, то уверен - я должен сделать тоже самое. Это происходит на каком-то подсознательном уровне, который я, даже если получу образование психолога, никогда не пойму. Она оставляет поцелуй на моей щеке и садится обратно, пряча взгляд. Благодарит, а я чувствую, как злость сменяется таким же смущением. Будто мне снова десять и, ее первый поцелуй я уже украл, но все еще чувствую себя смущенным, когда что-то подобное она делает в отношении меня. - Судьба очень переборчива в событиях и никогда не делает ничего просто так, - говорю вслух, возвращаясь к ее предыдущим словам. Пришла случайно - с этим не поспоришь. Ее удивление при виде меня невозможно подделать - в этом я тоже был уверен. Как и в том, что нам есть что обсудить, и тем для разговора слишком много, чтобы мы провели наш небольшой завтрак или обед, или поздний завтрак - какая разница? - в гробовой тишине. Мой взгляд раз за разом упирается в кольцо на ее пальце. Сначала в одно, потом в другое. Бегаю туда-сюда, пытаюсь найти хоть одно объяснение тому, что вижу, но не могу. Ее голос заставляет переключаться, чтобы не потерять нить разговора и все не испортить своим молчанием, но главное, не показать, как сильно меня это волнует. Не знаю сколько прошло времени. Телефон я отключил после того, как Тони решил устроить мне смс-терроризм, скидывая один за другим эмоджи без смысла или текста - просто привлекая мое внимание, как ребенок. Мне не хотелось отвлекаться, но я все равно отвлекался. Состою из противоречий, как и тогда. Хочу - не делаю. Не хочу - делаю. Никакой логики в поступках, только интуиция и доказать всему миру, что я могу сделать то, что на меня совсем не похоже. Поднимаю взгляд, чтобы посмотреть на нее, еще раз увидеть эти глаза, губы, то как она смущенно улыбается, когда говорит что-то нелепое, а я улыбаюсь в ответ, потому что просто не могу иначе. Она смущается, привлекает мое внимание, заставляя посмотреть в сторону. По ту сторону окна вижу Гарри, который машет мне и всеми усилиями пытается вытащить меня наружу, активно жестикулируя, прямо говоря о том, что они меня ждут и, кажется, уже давно. Иллюзия того, что все хорошо и прошло гладко разрушается в тот момент, когда Ванесса говорит, что ей тоже пора идти. Я вспоминаю о вопросе, который не смог задать ей напрямую. Не хочу. Не собираюсь этого делать. Но цепляю ее за руку, не позволяя встать. Вызываю удивление на ее лице - в душе удивляюсь своему поведению не меньше - тяну руку на себя, цепляюсь пальцами за кольцо, мое кольцо, и хочу стянуть его. Планировал это сделать незаметно, но вышло бы вряд ли. Она сопротивляется, дергает руку, пытается мне помешать. Сопротивляется не только действиями, но и на словах, а я упрямо делаю то, что запланировал. Это не твое - я мог бы сказать ей так в ответ, но не позволяю себе. Потому что буду не прав. Это ее, мой подарок, но она нарушила наше обещание, выйдя замуж за другого, а значит просто не достойна носить его. Не заслужила. Я встаю, не отпуская ее руку. Злюсь, хочу забрать то, что осквернено браком, присыпано землей, в конце концов, похоронено вместе с воспоминаниями. Она просто перечеркнула все это, выйдя замуж. Она сделала это. Зачем? Я не знаю, не хочу знать.
[indent] Мне тошно. Внутри все горит, как будто кто-то облил внутренние органы бензином и бросил спичку. Я так сильно взбешен, что даже не чувствую необходимости притормозить. Я вообще ничего не чувствую. Только злость и обиду. Она выдергивает руку из моей цепкой хватки, кольцо остается в моей руке, но я не демонстрирую ей этого. Я смотрю на нее, испытывая бесконечный гнев на такое отчаянное сопротивление. Это не твое. Ты можешь говорить сейчас все, что угодно. Смотреть на меня с вызовом, задирать подбородок, который едва не оказывается в опасной близости с потолком от того, как она себя преподносит мне сейчас. Злится не меньше, становится похоже на себя, на ту прежнюю Нэссу, которую я знал, которая искрилась и полыхала, в которой были эмоции. Я бы улыбнулся в ответ на это, но не могу - мышцы лица будто скованы, а кожа натянута так сильно, что от любого движения может треснуть, обнажив внутренности. На каждый ее вопрос - отвечаю молчанием. Она бьет по самым больным местам, использует аргументы, которые я уже предвидел. Молчу, потому что у меня нет ответов. Молчу, потому что едва открою рот - не смогу остановиться. Этот поток будет литься бесконечно, мы осыплем друг друга обидными словами и ведром говна, а потом будет стыдно. Держу эмоции под контролем, включаю все свое хладнокровие, которому учился все время, что жил тут. Смотрю ей в глаза, не отвожу собственный взгляд, стараясь как можно более детально запомнить ее лицо сейчас, потому что возможно я вижу его в последний раз. Молчу до тех пор, пока она не выплюнет совсем неискреннее «рада была увидеться» и не исчезнет за дверью кофейни. Да и после этого тоже. Стою посреди зала, только сейчас понимаю, что все, буквально все от посетителей до сотрудников кофейни смотрят на меня, как будто я Сикстинская капелла. Кручу в руках кольцо, забираю свой кофе и два тех, что заказал для Тони и Гарри. Пальцы сжимают стаканы с кофе слишком сильно. Понимаю, что не унесу их, поэтому киваю Гарри, который все это время наблюдал за происходящим через окно, чтобы зашел и помог мне. Тот реагирует мгновенно, не забыв при этом показать все свое недовольство выражением лица. Освобождаю руки, тянусь к салфетке с оставленным на ней Ванессой номером. Прячу в карман, вместе с кольцом и под бормотание Гарри отправляюсь в сторону выхода. Толкаю дверь от себя, выхожу на улицу, чувствуя жизненную необходимость подышать воздухом и побыть в тишине. Вряд ли это получится, потому что машина стоит у самого входа, и я вынужден сесть внутрь. - Что? Призраки из... - заткнись, Тони, - швыряю папку с документами на заднее сиденье, сажусь рядом и закрываю за собой дверь. Утыкаюсь в окно и молчу, надеясь, что у Тони действительно хватит ума не открывать рот хотя бы сейчас. И пусть я никогда не позволял себе подобного в отношении его, но сейчас ситуация вышла из-под контроля окончательно и в последнюю очередь мне хочется копаться в этом дерьме, тем более у него на глазах. Машина трогается с места. Гарри с Тони утыкаются в папку с документами, которую я оберегал как зеницу ока до того момента, пока не столкнулся с Ванессой и не осознал тот факт, что слишком долго оберегал совсем не то. Чувствую вибрацию телефона, сую руку в карман, чтобы вытащить его и понять, кому понадобился прямо сейчас. Бегаю глазами по экрану, вчитываюсь в сообщение. От Ванессы. Конечно. После того скандала в Чикаго, что поставил крест на всем, что было между нами хоть когда-то - ругаться с ней я больше не мог. У меня не хватало сил и аргументов, да и не было в этом никакого смысла. Она опять извиняется, зная, как сильно меня это бесит. Не бывает ситуаций, когда виноват кто-то один. Я молчал, я начал снимать кольцо, я забрал его и, скорей всего, сделал только хуже. Я виноват, а извиняется она. Но я не пишу ей об этом. Даю согласие на встречу, отправляю адрес ресторана, и оговариваю время, потому что в моем случае - время слишком ценно, и недовольное лицо Тони и Гарри - живое тому подтверждение.
[indent] Но на следующий день подобное меня не волновало вовсе. Все рабочие вопросы были закрыты, мне не нужно было выключать телефон, чтобы остаться наедине со своими мыслями, когда оказываюсь за заранее забронированным столиком, за десять минут до назначенного времени. Внутри какая-то хладнокровная уверенность и никаких эмоций, как будто их разом выключили еще вчера в момент очередного выяснения отношений. Я все еще злился: на нее, на себя, но упрямо взял с собой кольцо, будто подсознательно хотел, чтобы она его увидела, чтобы разозлилась и не сдерживала эмоции, которые так открыто показала вчера. Та Ванесса, которую я знал, все еще была в ней, но спрятана под толстым слоем неуверенности. Она действительно была похожа на призрака, и больше всего на свете мне хотелось избавить ее от этого ужасного состояния. Но я не знал, как. Впрочем, стоило мне увидеть ее, направляющуюся в сторону нашего столика - мысли о серости ушли на второй план. Красное платье подчеркивающее цвет ее кожи и зеленые глаза - образ, который затмил всех присутствующих. Интересно, что произошло за эту ночь такого кардинального в ее голове, что она решила изменить себя до неузнаваемости. Или дело только в том, куда и к кому она пришла? Не имеет значения. С ее появлением перед моими глазами не менее яркой, чем ее платье, вспышкой пронеслись перед глазами события прошлого дня и моя злость, которая должна была уйти на задний план вместе с высокомерием выбрались наружу, готовые напасть в любой момент. Я не позволяю себе сидеть сиднем, когда она подходит ближе. Встаю, чтобы помочь ей сесть и возвращаюсь на свое место. - Рад тебя видеть, - был бы еще больше и говорил бы искреннее, если бы ты не вела себя так, будто виноват только я, а ты самый святой человек из ныне живущих.

[indent] Напряжение в воздухе появляется сразу же, стоит нам оказаться за одним столом, буквально лицом к лицу. В данных обстоятельствах у нее, как и у меня, не будет возможности высказывать так открыто, на эмоциях все свое недовольство, выплевывать слова, копившиеся внутри слишком долго, достаточно для того, чтобы сейчас выплеснуться наружу подобно лавине и снести все на своем пути: живое, в виде меня самого, и неживое, в виде воспоминаний, которые я так трепетно храню внутри себя и никому, даже самому себе не даю возможность прикоснуться к ним. Они для меня, как святыня. Как что-то невероятно важное и ценное, как первый долгожданный подарок, как письмо, которое получаешь спустя годы разлуки, когда скучать уже не то что неправильно, а даже немного стыдно. Ни с кем другим, кроме Ванессы, позволить себе такую слабость я не мог. Даже не пытался, потому что знал - ни одна девушка в мире не достойна такого отношения. Только она. Нашла в себе силы сказать то, что ее беспокоило. Я - не смог, а она смогла. И это дает мне надежду, пусть призрачную, но все же она есть, что внутри нее моя Ванесса, в которую я был влюблен, кажется, всю свою жизнь - все еще тут. Стоит только вытащить ее наружу и скинуть всю эту напускную покорность, которая ей так не идет.
[indent] Она начинает говорить первая. Аккуратно возвращается к теме нашего прошлого, не самого удачного разговора. Она права, поэтому киваю, но молчу, давая ей возможность сказать все, что нужно. Не хочу нарушать это робкое перемирие словами, потому что четко чувствую, что едва открою рот - абсолютно точно испорчу все, что она сейчас так усердно выстраивает. Возводит между нами хрустальные мосты - на них нужно ступать очень аккуратно и предусмотрительно, просчитывая каждый шаг. Я не знаю, что в твоей голове. Я, кажется, совсем не знаю тебя настоящую, опираюсь лишь на то, что помнил о тебе прошлой. Поэтому веду себя так, будто хожу по минному полю - наблюдаю за каждым твоим движением, за каждым взглядом и вслушиваюсь в голос, такой спокойный и нежный, как прежде. Чувствую прикосновение ее руки, не мешаю, когда в знакомом жесть ее пальцы ныряют под мои, прячутся там, будто в домике. Слежу за этим, чувствуя, как щемит в груди от обиды и злость, как защитная реакция, вспыхивает моментально в ответ. Сжимаю ее пальцы едва ощутимо, сдерживаю поток эмоций внутри себя, нервно сглатываю, прикусываю язык - готов сделать что угодно, лишь бы удержать слова, непременно обидные, которые в любой момент сейчас могут вырваться наружу. Этот жест помогает мне расслабиться, совсем немного. Позволяет выдохнуть и переключиться, вспомнив о том, как мы мирились раньше. Мы всегда мирились, за исключением той последней ссоры. О ней, кажется, мы тоже говорить не планируем. Ты же не могла забыть о том, как разбила мне сердце? Нет, конечно, не могла. Потому что я выплюнул это тебе в лицо в момент, когда уходил. Когда ты уходила, сделав вид, будто все, что происходит между нами детский лепет, увлеченность, которая только делает хуже. Все, что между нами делает нам хуже, разве теперь ты считаешь иначе? Поэтому пытаешься наладить контакт? Хочешь исправить ошибку прошлого или действительно пытаешься начать все сначала? Как жаль, что ты такая обновленная, совсем не похожая на себя, серая, будто в негативе, версия себя. А я - все тот же, просто старше, опытнее и более хладнокровный. Мое сердце камень. Ты его таким сделала.
[indent] Но и об этом я тебе, конечно, не скажу. Так не принято. Не принято, спустя столько лет отсутствия в чьей-то жизни говорить о прошлых обидах, о том, что до сих пор гложет и безусловно сделает только хуже. Возможно ее чувства исчезли совсем, а может их и не было вовсе? Вряд ли. В подобное я точно никогда не поверю, даже если самые знающие и опытные люди, будут убеждать меня в обратном. У меня всегда была своя правда, свое понимание справедливости и честности. Ванесса не могла меня обмануть. Разве что однажды, сказав те самые роковые слова. Но я снова и снова хожу по кругу, не пытаясь вырваться из его пут. Не хочу? Не пытаюсь. И сейчас отчаянно пялюсь в винную карту, в меню, куда угодно, лишь бы не смотреть ей в глаза, потому что знаю, что сдамся. Едва она улыбнется - внутри меня все перевернется и будет переворачиваться до тех пор, пока я не задам тот самый долбаный вопрос, который мучал меня столько лет. Но вместо этого и только благодаря самой Ванессе - тема нашего разговора петляет из стороны в сторону. Мы делаем заказ, я выбираю вино, сам, как и всегда. Не знаю почему, но это тоже было какой-то нашей негласной традицией, хотя я никогда не разбирался в вине и понятия не имею, какое из них лучше, вкуснее, как влияют годы выдержки или урожай. Я, кажется, вообще ничего не понимаю, ни в вине, ни в женщинах. Попадаю на удочку, когда поднимаю глаза и встречаюсь с ней взглядом. Улыбаюсь в ответ, как-то загадочно сдержанно, не позволяя себе большего. Между нами до сих пор висит напряжение, слишком много недосказанного. Она не понимает этого, возможно, это даже к лучшему. Потому что, когда меня прорвет - дай Бог ее не будет рядом.
[indent] Но, кажется, все идет максимально не по моему намеченному плану. Либо Бога нет. Я не знаю, не могу ответить ни на один вопрос, потому что в свою очередь Ванесса спрашивает о том, о чем спрашивать не должна была. Вилка в моей руке скрипит под натиском моего кулака, но уверенно не изменяет своей формы. Я сверлю взглядом белоснежную скатерть, кажется, рассмотрев на ней каждую ворсинку. - Прости, что? - откашливаюсь, стараюсь выглядеть дурачком, которому показалось, который в упор не слышал то, что она сказала и какой именно вопрос она задала. Внутренний карман пиджака начинает гореть, будто кольцо расплавили до жидкого состояния, и оно вот-вот выльется расплавленным металлом вниз по рубашке. Ванесса повторяет свой вопрос чуть слышно, откашливается и спрашивает снова. - Кольцо? Какое кольцо? - мой взгляд становится острым, колким, готовым проткнуть ее насквозь, как самый острый нож в мире. Повтори это еще раз и тебе не жить. - Кольцо, которое я тебе подарил когда-то, а ты вышла замуж за другого? Об этом ты говоришь? - первый удар, весьма сильный для светской, сдержанной беседы. Ванесса отстраняется, упершись спиной в спинку своего стула. Выражение ее лица внезапно меняется, и я запоздало осознаю, что попал по больному месту. Если мы играем в морской бой, то твой однопалубник уже потонул, моя родная. А у меня остался всего один. Добей меня и давай перейдем к десерту, где - моя голова на блюде для тебя, твоя голова - для меня. - О, значит я правильно все понял. Не знаю, наверное, потерялось во время твоего уверенного пути в сторону алтаря. Хм, а может в тот момент, когда ты давала клятву другому? - откидываюсь на спинку своего стула, чувствуя себя королем ситуации. На деле - осознаю, как тону и проваливаюсь на самое дно. Вряд ли хоть что-то поможет мне удержаться на поверхности. Слишком поздно. Механизм запущен и дороги назад уже нет. - Я отдам его той девушке, что сдержит обещание быть со мной, за меня до конца своих дней. Такое же обещание мы дали друг другу, верно? Я же не ошибаюсь? - слова-издевки летят в ее сторону, как острые ножи. Каждый - мимо, едва не задевает, от чего она вздрагивает. Чувствую, как Ванесса переходит в наступление, но официант, подошедший так вовремя не позволяет ей выпустить все свои контраргументы в мою сторону. - Благодарю, - тарелки с пастой появляются перед нами почти одновременно, но я понимаю, что вряд ли уже смогу поесть, да и в принципе заказывал себе еду из приличия - я не смог бы съесть ни кусочка, только пить. Вино, между прочим, так и не принесли, на что указываю официанту и тот, рассыпаясь в извинениях и обещаниях исправить все сию же минуту исчезает. - Знаешь, я прекрасно понимаю, что ты скажешь в ответ. Я знаю тебя, Ванесса, от и до. И ты будешь последней идиоткой, если уверена в том, что, изменившись в этом... браке, я не прощупаю ту прежнюю тебя. Знаешь, что бы ты сказала? - не дожидаюсь ответа на свой вопрос, и, честно говоря, мне все равно, интересно ли ей услышать мое мнение или нет. Я все равно скажу то, что должен был сказать. - Что я уехал. Бросил тебя, вот так по-свински. Не писал, не звонил, не присылал цветы на день рождения, хотя я точно знаю, что оно тринадцатого мая. Знаю это, потому что такие вещи невозможно забыть, как ни старался бы, как ни хотел. Но ты, ты, Ванесса, дала четко понять мне, что все, что между нами было для тебя - пустой звук. Ошибка детства, юношеская влюбленность, которую ты «хотела бы забыть». Так ведь ты сказала, я же не ошибаюсь? - задаю еще один вопрос, на который не получаю ответа. Снова. - Надеюсь у тебя это не вышло, потому что иначе я не могу придумать ни одну причину, по которой ты так яростно желаешь вернуть это чертово кольцо, - голос становится тише, потому что эмоции плещут через край. Их слишком много, они бурлят и кипят внутри меня, заставляя сжимать несчастную вилку еще сильнее. Я хочу выпить. Вино - мне точно не поможет, и я собираюсь сказать об этом официанту, который прямо сейчас торопится в нашу сторону. - Ты не достойна его носить, - бросаю в сторону такие страшные слова, от которых самому становится дурно. Говорю тихо, словно сплевываю с кончика языка вместе с ядом, скопившемуся после всех сказанных ранее слов. Слишком много эмоций, Джерри. Возьми себя в руки, ты не сможешь управлять ими, все выйдет из-под контроля и тогда можно навсегда попрощаться с надеждой хотя бы на общение с человеком, который и по сей день является центром моей вселенной.
[indent] Перевожу взгляд на официанта, сокращающего расстояние между нами слишком быстро. Столик, за спиной Ванессы приходит в движение. Какой-то подвыпивший клиент пытается встать в тот момент, когда почти бегущий к нам официант оказывается рядом. Открытая бутылка вина летит в нашу сторону, разбивается прямо над столом, облив Ванессу с ног до головы самой дорогой бутылкой Бордо в этом ресторане. - Мисс, прошу прощения, мисс, пожалуйста, это... я прошу прощения, мисс, - миссис, - рычу в ответ, вставая на ноги и, несмотря ни на что, помогаю Ванессе выйти из-за стола, чтобы хоть как-то попытаться промокнуть - оттереть уж точно не получится - ее платье. Без задней мысли опускаюсь на колено, промакиваю салфеткой край платья, только сейчас заметив несколько бордовых разводов на своей рубашке. - Пожалуйста, простите, я... мы все почистим, мы, все исправим, это... можно вывести, можно... - нельзя, - отрезаю я достаточно резко. Если бы он не мелькал перед глазами, ну, или замолчал хотя бы на секунду - мой ответ был бы не таким резким, но его чрезмерная опека и попытки загладить вину, достаточно искренние, это сложно не заметить, всего этого слишком много. Надоедает, злит и раздражает, особенно меня, особенно сейчас. Ванесса делает шаг назад, стараясь отстраниться от меня, но я почти интуитивно цепляюсь за ее ногу и тяну на себя, чтобы не дать ей такой возможности. - Не зли меня, - рычу под нос, но достаточно громко для того, чтобы она меня услышала. Мои попытки по спасению платья не увенчались успехом - это было ожидаемо. Разочарованно встаю на ноги, сбрасывая на стол грязные салфетки. - Позвольте предложить вам номер, чтобы вы могли переодеться в наш фирменный халат, пока мы выводим пятно с вашего платья, - удивительный сервис, не менее учтивый администратор, на удивление, не такой нервный, как несчастный официант, появляется рядом с нами как раз в тот момент, когда я пытался расплатиться. - Ужин за наш счет, горячие блюда поднимем вам в номер, - его даже не волнует, пара мы или нет, а ее обручальное кольцо, которое должно было обжечь не только мой взгляд, откровенно говорит о том, что мы явно не вместе - какая ирония. - Спасибо, - нет, я не планировал отказываться от такого предложения. И дело не в том, что я засранец, которые не хочет платить за ужин или хочет наказать официанта за его неуклюжесть. Совсем не поэтому. У меня появится еще одна жалкая возможность остаться с Ванессой один на один, даже сейчас, когда, казалось бы, между нами стоит жирная точка. Я сам поставил ее, выплюнув ту последнюю фразу и, кажется, разрушил тот самый хрустальный мост, который она так тщательно возводила.
[indent] Администратор провожает нас к стойке, просматривает журнал посещений и свободных номеров, не задает лишних вопросов, отдает нам ключ. - Двадцать первый этаж, горничная придет за Вашим платьем через пятнадцать минут, - обращается лично к Ванессе, когда забираю ключи из его рук. Двигаемся в сторону лифта, пропуская девушку вперед, сам захожу следом, нажимая кнопку с нужным этажом. Мы едем молча. На этот раз молча, потому что слов просто не осталось. Вечер испорчен. Наша вторая попытка пообщаться, как старые друзья, встретившиеся столько лет спустя, друзья, которые «рады встрече» - не увенчалась успехом. Все стало только хуже. Напряжение между нами снова возрастает, с той же скоростью, с которой мы поднимаемся вверх на лифте. Двери открываются, механический голос объявляет о том, что лифт прибыл на двадцать первый этаж и в обратной последовательности - сначала Ванесса, затем я - мы покидаем кабину. Наш номер в конце коридора. Открываю дверь, пропуская ее вперед. В который раз за сегодня. Не предлагаю ей возможность остаться одной - захожу следом и мне кристаллически поебать, что она об этом думает. Ванесса скрывается в ванной, а я кидаю ключи на кровать и иду в сторону окон. Не спешу их открывать настежь. Уверен, что стоит ей пересечь порог ванной комнаты и вернуться в комнату, как начнется третий акт концерта «я так скучал(а) по тебе». Это просто неизбежно. Потому что пока между нами висит такое напряжение, что даже дышать тяжело - ни ей, ни мне легче не станет.

[indent] Самое сложное в данных обстоятельствах - держать рот закрытым. Но еще сложнее - думать, что говоришь, фильтровать каждое слово, чтобы не сделать еще хуже. Впрочем, хуже, кажется уже некуда. Воздух становится плотным настолько, что еще чуть-чуть и его можно будет резать ножом. Я продолжаю пялиться в окно, бездумно, без смысла, просто смотрю, наблюдая за тем, как по ночным улицам двигаются люди. Спешат домой, к семье, туда где их ждут. А может и в пустые квартиры, в гробовую тишину, туда, где никто не ждет, в очередной раз жирной линией подчеркивая твое собственное одиночество и ненужность. Именно таким я себя чувствовал, когда оказался здесь. Ненужным. Одиноким. У меня не было желания жить под одной крышей с Тони, последнее, о чем я думал - снимать с кем-нибудь квартиру, потому что не готов был привыкать к кому-то новому. После переезда я стал более замкнутым, хотя, до этого тоже не отличался общительным характером. В отличии от Ванессы, которая могла найти друзей даже среди кучи людей, тайно ненавидящих ее. Она меняла настроение собеседника, могла с легкостью переключить внимание с какой-то неприятной новости или фразы на положительные. Она находила плюсы даже там, где их и не могло быть. Интересно, смогла бы она найти плюс в том, что стало причиной моего переезда?
[indent] Стук в дверь заставляет меня обернуться. По ту сторону двери тишина, но отчетливо слышу чей-то тихий кашель и еще один неуверенный стук. Иду в сторону двери, прошу горничную подождать, потому что понятия не имею избавилась ли Ванесса от платья и... вообще ничего не знаю, что именно сейчас происходит в ванной. Пока горничная разбирается с тележкой с едой, я пытаюсь собраться с силами, чтобы в очередной раз обратиться к Ванессе, пусть и с таким плевым делом. Не могу. Не хватает прежней озлобленности. Эмоции как будто вышли наружу и, кажется, будто до тех пор, пока я вновь не увижу ее - так и будут сидеть, притаившись внутри и не давать повода думать, что я злюсь или чем-то расстроен. Замираю возле дверей, не решаюсь дернуть ручку, ведь как бы все равно мне ни было на ее мнение насчет моего нахождения в номере - нарушать личные границы было не в моих правилах. По крайней мере такие личные границы, особенно сейчас, когда любое негативное поползновение в ее сторону может обернуться очередным грандиозным скандалом. Хожу по минному полю - понимаю это также четко, как и тот факт, что мне это нравится. Живые эмоции, которые невозможно изобразить. Это напряжение в воздухе, потому что никому из нас не хватает смелости сказать все сразу, общей кучей вывалить все свои переживания, мысли и злость на другого. Мы осторожничаем, когда стоило бы вести себя, как взрослые люди и продумывать не только каждый свой шаг, но и каждое слово. - Принесли еду и, нужно отдать платье, - в ответ на это дверь приоткрывается, без лишних слов в мои руки попадает платье на вешалке, и также молча дверь снова закрывается. - Отлично, - бормочу под нос, отдаю платье женщине-горничной, оставляю ей сверху еще десятку, чтобы не торопилась. Более чем уверен, за несколько часов, пока пятно на платье будет выводиться - мы не успеем обсудить все, что нужно, а главное так - чтобы между нами не осталось никаких закрытых вопросов или неприятных тем для разговора.
[indent] Горничная уходит, а я возвращаюсь обратно к окну, заниматься своим прежним занятием - изучением жизни по ту сторону стекла и попыткой вернуть себя в прежнее хладнокровное состояние, когда меня ничто не волновало и не могло выбить из равновесия. Но мне не получается урвать ни секунды на то, чтобы попробовать разложить все в своей голове по полочкам. Ванесса появляется передо мной и не дает даже секунду на то, чтобы понять, что происходит. Налетает, как коршун, как будто я какая-то маленькая мышка, а она в четыре раза больше меня, как по размеру, так и по степени невиновности. Молчу, скриплю зубами, но молчу. Снова чувствую волну напряжения, которое сковывает каждую клеточку тела, заставляет скрипеть зубами и сжимать кулаки до боли в суставах. Я молчу, потому что даю ей возможность высказать и закончить обвинять меня во всем, чем только можно и нельзя. Игнорирует вообще все существующие факты и обстоятельства, кажется, напрочь забыла о настоящей причине моего отъезда, почему и из-за чего я уехал. По своей воле? Очень вряд ли. Ведь каким бы моральным уродом, козлом и дальше по списку - я ни был - я дорожил ей, даже после того, как она отвергла меня, дала четко понять, что между нами никогда и ничего не будет, а все что было... Мной попользовались и все, бросили как игрушку, когда уже стыдно играть, когда возраст не позволяет сидеть в окружении всей этой детской херни. Она выросла раньше меня, хотя всю свою жизнь я думал совершенно противоположное. - Ты будешь теперь тыкать меня в нарушенное мною обещание? Серьезно? - рычу, подаюсь вперед, стоит ей на секунду замолчать. Но вместо этого чувствую, как пячусь назад, потому что со всей злостью, накопившейся внутри нее - она отталкивает меня. Жаль, что этого недостаточно, чтобы я выдавил спиной окно и вывалился наружу. Упади я с двадцать первого этажа - вероятность выжить была бы равна нулю, а значит мне точно не пришлось бы в очередной раз быть во всем виноватым целиком и полностью. - Я исчез, потому что я этого хотел? Мальчишка в семнадцать лет не будет планировать побег из города, блять, Ванесса! - первая подушка летит четко мне в голову, заставляя озвереть окончательно. Все. Никакого спокойствия, а то напускное, жалкая попытка, которую я пытался изобразить - исчезла, стоило мне только открыть рот. Знал же, что так все и будет. Почему не прислушался к самому себе - понятия не имею. Вторая подушка летит мимо, а я делаю шаг вперед и тут же назад, понимая, что ассортимент предметов перед глазами Ванессы слишком велик, чтобы так отчаянно испытывать на себе каждый из них. - Не хотел???? Я блять не хотел???? - металлическая крышка от блюда гремит за моей спиной, заставляя вжать голову в шею, как будто я какая-то черепаха и как будто мне это блять поможет. Веду себя на инстинктах, полностью отдаюсь интуиции. Замираю на месте, пытаюсь отдышаться, потому что попытка перекричать ее - мне совсем не помогает. - Какие письма ты писала? Куда блять? Я не видел ни одного из них! Ты серьезно думаешь, что я обладаю какими-то магическими способностями, чтобы понять, что именно блять происходило в твоей голове после того как ты вышвырнула меня, просто выкинула нахуй, вместе с моими эмоциями и чувствами. Растоптала меня и теперь пытаешься сделать во всем виноватым? Хуй ты угадала! - в ход ее рук идут уже столовые предметы. Нож падает возле ног, вилка где-то позади. Все гремит и бренчит под звуки наших голосов, которые не затыкаются ни на секунду.
[indent] Мы никогда так отчаянно не пытались доказать друг другу собственную правоту. Мы никогда так не ругались. Так громко, что нас наверняка слышат все соседние номера. Мы старались быть более сдержанными и показывать такие яркие эмоции наедине друг с другом и совсем в иной форме. Но сейчас - эти эмоции такие сильные, такие будоражащие кровь и сознание, что тело начинает дрожать от переизбытка адреналина. Неужели она действительно не понимает почему все это произошло? Почему я уехал? Почему не навещал ее? А если бы приехал, неужели не зашел бы к ней и не вернулся в состояние ебаного анабиоза из которого с таким трудом выбрался? Конечно, теперь ты будешь оправдываться, своей молодостью, своей глупостью. Конечно, легко сказать: я была молодой и глупой, чем просто признаться в том, что ты такая же трусиха! Такая же, каким трусом считаешь меня, раз уверена в том, что я сбежал от тебя. Целенаправленно, быстро и как можно дальше. Конечно, я же всю жизнь только об этом и мечтал. Потерять тебя, чтобы в конце концов мой долгоиграющий план сработал, и я смог с гордостью сказать, что во всем виновата ты. Я не буду искать оправданий. Я не буду больше ничего говорить потому что каждое мое слово сейчас - дает ей почву для продолжения. У меня болит голова, стучит в затылке так сильно, что хочется закричать. Но я молчу. Слова жгут губы, я пытаюсь совладать с собственным дыханием и вернуться в нормальное состояние, чтобы не наделать глупостей. Но не могу. Сердце стучит, как умалишенное. Я смотрю на ее лицо, жадно, скольжу по нему, по губам, по тому, как она орет на меня, как облизывает губы, потому что нервничает и так сильно распалилась, что уже не может остановиться. Тычет в меня пальцем, зовет по фамилии - делает так только когда по-настоящему злится - а летящие за мою спину стаканы, разбиваются вдребезги, подтверждая все мои мысли. Я даже не дергаюсь. Уже привык к этому, к звуку бьющегося стекла и грохоты, как будто я все двенадцать лет только и жил под этот звук. Саундтрек моей жизни, когда все летит по пизде и ты ничего не можешь с этим сделать. Я уже не понимаю, о чем она говорит, потерял мысль и суть разговора. В голове стучит только одна фраза, которая не дает мне покоя, и я хочу ответить только на нее. - По-твоему я блять специально помог родителям погибнуть в тот день, чтобы блять получить возможность съебаться от тебя? Серьезно? Ты блять вообще думаешь, что ты мать твою несешь? - она не слышит меня, точно так же, как я не слышу ее. Скандал достигает своего апогея, когда она оставляет на моем лице пощечину, заставляя переключиться полностью с крика на пульсирующую боль в щеке. Замираю, смотрю на нее во все глаза, вижу, как двигаются ее губы, но ни слова не могу разобрать из того, что она говорит.
[indent] Трус. Трус. Трус. Единственное слово, которое долетает до моего сознания, и я уже тянусь рукой к ее шее, мечтая сдавить ее так сильно, до хруста. Скриплю зубами, практически стирая эмаль в крошку. Злюсь. Наверняка она видит, как вздувается вена у меня на виске и как глаза стремительно меняют цвет. Стеклянный взгляд, обещающий неминуемую расплату. Движение вперед, потому что теряю самообладание и не контролирую происходящее вокруг себя. Что-то сдавливает шею. С опозданием понимаю, что все дело в галстуке, который Несса упрямо тянет на себя, заставляя меня сделать самый сложный шаг вперед. Чувствую ее губы на своих, хочу отстраниться, потому что это неправильно, но вместо этого цепляюсь пальцами за ее плечи, сжимаю так сильно, что едва на складываю ее в своеобразную гармошку. Это неправильно, но я все равно тянусь к ней и отвечаю на поцелуй. С остервенением и злостью, вкладываю в него весь негатив, который только есть внутри меня по отношению к ней. Если бы я мог собрать все эти эмоции и разом выкинуть из себя - я бы так и сделал, не используя подобный способ передачи эмоций. Но иного способа у меня нет. Поэтому позволяю себе это, зная наперед, что уже точно не остановлюсь и не смогу отпустить ее ни сейчас, ни через час, ни завтра утром. Сделать это практически невозможно. Ты же знала об этом, когда решалась на такой серьезный шаг? Знала, что изменяешь мужу даже в такой невинном действии? Знала и все равно сделала это. Потому что моя теория о спрятанной в глубине Ванессе-бунтарке всегда была правильной. В подобном я ошибиться точно не мог - именно поэтому сейчас чувствую, как ее язык хозяйничает у меня во рту, будто пытается заткнуть не только меня, но и мои мысли. Кислорода не хватает, мы оба задыхаемся, но найти в себе силы оторваться друг от друга еще сложнее. Я должен сказать ей, должен дать понять, что она сейчас сама принимает решения, о которых потом может пожалеть. Должен, но не хочу. Впервые в жизни я делаю то, что хочу сам лично, а не потому что так надо. Хочу целовать ее. Хочу запустить руку под ткань халата, чтобы коснуться ее тела. Опуститься носом к шее и вдохнуть аромат ее кожи. Он непременно остался таким же. Надо только убедиться в этом... Надо только...
[indent] Хватка моих рук значительно ослабевает. Я отстраняюсь, делаю глоток воздуха, достаточно громко, чтобы сложилось впечатление, будто я только что вынырнул после длительного нахождения под водой. Смотрю ей в глаза, в то, как пытается найти во мне хоть каплю сомнения насчет того, что мы сейчас делаем. Ты там ничего такого не найдешь. Никогда не находила, тогда зачем пытаешься сейчас? Думаешь, что если прошло столько лет, то я обязательно изменился? Если ты считаешь, что я трус, это не значит, что твое мнение абсолютно правильное. Оно вообще не соответствует действительности, и если на данный момент все шаги сделаны были именно тобой - те самые первые - то теперь очередь за мной. Просто попробуй вспомнить насколько решительными они могут быть и сделай вывод для себя: готова ли ты к тому, чтобы ответить на них честно, а не как в прошлый раз, испугавшись. Потому что теперь оправдание: я была молодая и глупая уже не сработает. Цепляюсь за ее талию, разворачиваю лицом к себе, что толкнуть в сторону кровати. Под глухой звук вырывающегося из легких воздуха - оказываюсь рядом, так близко, что, напрочь отрезав все пути к какому-либо отступлению. Накрываю ее губы своими губами, на этот раз сам, не спрашиваю разрешения и не задаюсь ни сам, ни вслух, вопросом: действительно ли правильно мы поступаем? Мне вообще плевать кто что подумает, как и плевать на ее мужа, который маячит где-то за триста километров от моего сознания и никоим образом не может подобраться ближе. Рука развязывает халат, откидывая одну его часть в сторону, чтобы я наконец смог прикоснуться к мягкой коже. Губы отрываются с губ, ползут ниже по шее, к ключицам. Я вижу, как она поддается мне навстречу, как выгибает шею, будто приглашая коснуться ее снова. Я бы все равно это сделал, даже если бы ты не предложила. Рано или поздно это должно было случиться, потому что нельзя быть так далеко друг от друга на протяжении такого длительного времени. Непростительно долго, настолько, что теперь вышибает пробки и границы приличия размываются окончательно. Искусанные под жадными поцелуями губы, которые все равно тянутся навстречу за следующим не менее грубыми поцелуями. Давлю ладонью на грудь, хочу, чтобы легла, но не хочу говорить об этом. Я вообще не хочу сейчас разговаривать, потому что, как мы уже выяснили - мой рот обязательно наговорит лишнего и каких-нибудь непростительных вещей, после которых я буду еще десять лет отмываться от чувства вины. Галстук все еще в ее руке, что позволяет ей дернуть меня на себя, прервав такое внимательное изучение едва прикрытого халатом тела. Рычу, недовольный сложившимися обстоятельствами, пытаюсь развязать гребаный галстук, но не могу. Руки не слушаются, а я нахожусь в таком состоянии, когда говорить об адекватности лучше не стоит. Дергаю его с себя, снова и снова. Не поддается. Начинаю злиться уже не на шутку, уверен, Ванесса понимает это и именно поэтому тянет руки к галстуку, чтобы снять его с меня с такой легкостью, что еще чуть-чуть и я зарычу от обиды, злости и досады, что я блять не смог, а она смогла. Всегда могла, потому что была куда более спокойная, чем я, уравновешенная и какая-то приземленная. Я же рвал и метал едва что-то не получалось. Мы дополняли друг друга, прямо как сейчас, когда аккуратным движением на рубашке расстегиваются пуговицы, освобождая меня от лишней одежды.
[indent] Снова губы к губам, в поцелуях становящиеся наказанием и наградой одновременно. Руки ищут контакта с ее телом, сжимая кожу и вырывая с губ тихие стоны, едва мои отрываются от ее. Хочу большего. Хочу, чтобы была такой же громкой, как когда орала на меня пару минут назад. Несдержанной в своих эмоциях и желаниях, смелой, как когда поцеловала меня и не думала о последствиях. Действовала на эмоциях, как это всегда делал я. Мы меняемся местами так легко, что я даже не понимаю этого. Эмоциональное мое состояние плавно переходит к ней, и наоборот, и этот бадминтон продолжается всю нашу жизнь, начиная с момента знакомства. Губы ползут ниже по шее, рука скользит по бедру, замирает на коже. Отстраняюсь от ее нее, чтобы зацепиться с ней взглядом и смотреть ей в глаза в тот момент, когда рука плавно переместится глубже, на внутреннюю сторону бедра. Облизывает губы, приоткрывает их, чтобы глотнуть еще немного воздуха и вместе с выдохом отдать мне стон вместе с ощущением влажной кожи между ног. Облизываюсь теперь сам, чувствую, как пульсирует в затылке, как сводит скулы и хочется опуститься ниже, но вместо этого я продолжаю смотреть на нее. На то, как она изучает мое лицо, не позволяя себе прикрыть глаза и насладиться ощущениями. Как подается вперед, навстречу моей руке, будто это единственное, о чем она сейчас думает и мечтает. Приоткрытые вновь губы говорят о том, что вот-вот с них сорвется еще один стон, поэтому без промедления тянусь к ним навстречу, чтобы поцеловать, забрать то, что принадлежит мне по праву и всегда принадлежало, просто кто-то, почему-то, об этом забыл. Она напрягается, я чувствую это, но понимаю, что подобного ощущения лично мне - мало. Губы ползут к щеке, ниже к шее, на ключицы. Кусаю, оставляя поверх укусов влажные следы. Она стонет слишком тихо, изредка срываясь на полу вскрик, когда оставляю очередную метку на ее коже. До тех пор, пока не окажусь у нее между ног, пока не скользну языком по влажной коже, пробуя ее на вкус. У меня всегда сносило крышу от этого, но сейчас, как-то по-особенному сильно. Дергаю ее за бедра на себя, ближе, сжимаю пальцами кожу, оставляя следы своих прикосновений. Слышу яркий стон, срывающийся с ее губ и не могу остановиться, забирая себе то, что мне и принадлежит. Плевать я хотел на правила, на эти ваши клятвы в церквях и прочей херне. Я бы помешал этому, только если бы знал, что ты выходишь замуж. Ведь об этом ты мне тоже не сказала. Теперь я посвящаю тебя в свой маленький секрет. Что всегда, тогда и сейчас - и в будущем, даже в самом далеком - буду хотеть и желать обладать тобой. Что не отступлюсь ни на шаг, зная, что ты где-то рядом и теперь, когда маски сброшены окончательно, а ты, как и прежде, стонешь в моих руках, ублажая мой слух - тебе от этого не отвертеться. Как и от моего языка, который доводит тебя до состояния анабиоза, подводящий к тонкой грани, переступив которую ты упадешь на самое дно и в ту же секунду взлетишь до небес. Я не дам тебе такой роскоши. Я хочу почувствовать какая ты горячая, как хочешь меня, готовая порвать себя на части, лишь бы ничего не упустить. Гремит пряжка ремня, я подтягиваю ее к себе еще ближе. Чувствую цепкую хватку возбуждения, которое стискивает каждую мою мышцу в теле. Рыщу по карманам в поиске резинки. Не знаю, каким чудом мне удается найти ее так быстро, но знаю точно, что все происходящее после было еще быстрее. В действиях, когда не понимаешь, что происходит и не отдаешь себе отчет в желаниях. Отстраниться, вызвав недовольный стон с губ от неполученной разрядки. Не дать ей возможности начать возмущаться нависнуть сверху, чтобы подобрать ее рукой с постели и со следующим поцелуем резким движением оказаться внутри. Замираю, боясь спугнуть момент и потерять связь с теми ощущениями, что испытываю. Наслаждаюсь каждым из них и ее глухим стоном, который слышу возле своего уха. Она захлебывается от кайфа, а меня он накрывает с головой чуть позже. Со следующим движением вперед, когда пальцы впиваются в тело, а ее - в мою шею. Губы находят губы безо всякого труда. Язык скользит внутрь, утягивая в поцелуй, а я начинаю двигаться в ней, еле сдерживаясь, чтобы не закричать от восторга. Все, сказанное ранее, и даже то, что нам сказать не удалось - теперь висит в воздухе и к нам не имеет никакого отношения. Каждая клеточка тела вопит от ахуенности происходящего, подталкивая стать быстрее и быть к ней еще ближе. Но я не раскачиваю качели так быстро, как хотел бы. Я слишком долго ждал этого момента, чтобы вот так просто разбрасываться полученным.

[indent] Ванесса Райдер - сводила меня с ума еще с самого детства. Была занозой в моей заднице, моим лучшим другом, той, кому я мог доверить что угодно. Кроме собственных чувств, которые она так нагло растоптала и превратила в ничто. Так не должно было быть. Я не должен был оказаться в чертовой френдзоне, не должен был уезжать, она - не должна была выходить замуж и орать на меня сейчас, доказывая себе - в первую - очередь - собственную правоту. Потому не права. Отчасти, как и я. И смысла в том, что мы вот так агрессивно сотрясали воздух, пытаясь убедить друг друга в какой-то хуйне - не было. Я очень скучал по ней. Каждый день, бесконечно долгое количество времени, как будто целую вечность. Я скучал по ней и единственным правильным было решение, которое приняли спонтанно - быть сейчас вот так вместе, обнаженными не только телом, но и душами, наслаждаться близостью и присутствием друг друга в своей жизни. Как это было когда-то, когда мы не доказывали друг другу кто из нас прав, а кто виноват, когда поддавались мимолетной слабости и любили друг друга, не вешая гребаные ярлыки. Возможно, своим желанием обозначит нас, как пару, как девушку и парня, повесить ярлык, сдержать обещание данное когда-то в детстве - я все испортил и тогда, и сейчас, когда в очередной раз ткнул ее носом в те страшные слова, которые до сих пор во мне, застрявшие на подкорке сознания и не желающие убираться вон. Даже когда смотрю ей в глаза, когда двигаюсь в ней, чувствуя ее жар и желание, с которым она двигается ко мне навстречу. Не хочу думать об этом. Хочу сфокусироваться на ней, выплескивая всю свою злость и негодование в резкости движений, в том, как двигаюсь в ней, заставляя цепляться за шею, царапать кожу и не отпускать меня. Так и должно было быть изначально. Без расставаний и прочего. Возможно, если бы она не швырнула те слова мне в лицо - я бы уговорил Тони, и мы бы уехали вместе. Я бы не оставил ее. Но, в силу того, что точки над i расставила она, незадолго до случившегося. В голове только один вопрос: жалеет ли она об этом? Но на него тут же приходит ответ, который не хочется озвучивать.
[indent] Резкая боль отключает все лишние мысли. Чувствую привкус крови, рычу, сжимая ее бедра еще сильнее. Хочет поменять нас местами - поддаюсь, потому что не думаю. Оказываюсь снизу, рассматриваю ее снизу доверху с каким-то благоговением наблюдая за тем, как она распускает волосы и двигается на мне. Поднимает голову, смотрит куда-то в потолок, как будто подсказывает сделать также. Перевожу взгляд туда, куда прикован ее, сталкиваюсь с удивительным зрелищем в потолке. Впервые вижу подобное, но это приводит меня в какой-то дикий восторг, потому что я не знал о том, что здесь зеркала, не знал, что все это время она наблюдала за нами. Рычу, потому что снова чувствую себя обманутым. Она упирается руками мне в грудь и продолжает двигаться, только теперь мучительно медленно, будто в наказание за то, что я мучил ее так долго и не дал кончить в самом начале. Стоны становятся громче, и я не могу их контролировать, как бы не хотел. Отвечаю на ее поцелуй, если его вообще можно назвать таковым. Едва не прикусываю кончик ее языка, облизываюсь, дергаю ее за бедра на себя так, что чуть не сломал ее пополам. Громкий стон, как доказательство тому, как мне хорошо, как ей хорошо. Я так сильно хочу, чтобы она ускорилась, что сейчас начну рычать и стучать кулаками по кровати - в лучшем случае. В худшем случае… Она не даёт мне желаемого, поэтому не стесняясь шлепаю ее по заднице. Слышу стон и не могу поверить, что это происходит сейчас именно с нами. Ее удивление не поддельно. Мое, честно говоря, тоже, но не подаю виду. Стараюсь быть естественным и не показывать такого откровенного удивления собственным действиям. Шлепаю снова и снова, чтобы стала ещё быстрее, чтобы двигалась на мне, желая получить ещё больше, чем то, что имеет сейчас. Рычу, стоны становятся чаще, потому что под мои шлепки она становится быстрее, будто получая от этого какое-то больное наслаждение, садистское удовольствие. Какие же мы больные, чтобы получать от этого такой безумный кайф, дразним друг друга, издеваемся так откровенно, что даже страшно представить, что было бы, если бы мы и дальше продолжали ругаться. Впрочем, что-то мне подсказывает, что это ещё не конец.
[indent] Меняю нас местами, снова, отстраняюсь, чувствуя, что вот-вот кончу, но пока я не готов к такому скорому завершению этой пытки. Она просит меня, почти умоляет, смотрит в глаза, облизывает губы, заставляя меня как-то по хищному улыбнуться. - А что мне за то будет? - шепчу на ухо, опускаюсь губами ниже, заставляя ее выгибаться от переизбытка ощущений. Рычит, дёргается, пытается вцепиться мне в кожу ногтями. Цепляюсь за ее руки, прижимаю их к кровати, заставляя ее вытянуться и снова выгнуться мне на встречу. - Не зли меня, - рычу, но не скрываю ту самую нотку иронии в голосе, качаю головой, снова облизываюсь, с наслаждением наблюдая за картиной, представшей перед моими глазами. Хотел бы я видеть это чаще, но скорей всего - подобное лишь одноразовая акция. Однодневная. Впрочем... это будет видно точно не сегодня. Касаюсь пальцами свободной руки ее губ, приоткрытых, потому что воздуха не хватает, а она так отчаянно пытается дышать, что вот-вот задохнется. И это совсем не моя вина. Она продолжает просить, как будто думает, что я оставлю ее вот так. Ты даже не представляешь, как сильно я хочу кончать вместе с тобой, чтобы ты кончила, оставляя каждый стон у меня на губах. Рычу, потому что осознание этого желания доходит до рассудка и сводит с ума, потому что я до сих пор не получил желаемое. Цепляюсь пальцами за ее бедра, тяну на себя, целую, чтобы забрать с этим поцелуем стон с губ, который отдает моментально, стоит мне оказаться внутри нее. Обжигаю дыханием губы, начинаю двигаться, не осознавая этого. Ускоряюсь, чувствуя приближающуюся разрядку, сжимаю пальцами ее запястья, начинаю двигаться еще быстрее, находя в них опору. Толчок за толчком, на каких-то дикий скоростях. Она выгибается, пытается вырвать руки из моей стальной хватки. Но я не позволяю. Продолжаю двигаться, пока не почувствую, как она сжимает меня изнутри и хнычет, в безумии пытаясь найти мои губы. Ее руки на свободе. Оказываются на моей шее, позволяя мне оказаться к ней еще ближе. Я отчаянно пытался оттянуть этот момент, потому что единственная резинка в моем кармане не позволит сделать с Ванессой что-то подобное еще раз. Плевать. На все плевать. Ускоряюсь, не отдавая отчета тому, что делаю. Двигаюсь так быстро, будто боюсь куда-то опоздать или спугнуть это наваливающееся чувство приближающегося оргазма, которое вот-вот порвет меня изнутри.
[indent] Она стонет подо мной, как рехнувшаяся, а я кончаю, обжигая дыханием губы, забирая остатки ее кислорода. Забираю ее стон с поцелуем, буквально вырывая его с губ, будто она пыталась скрыть или спрятать его от меня. Отстраняюсь совсем немного, поднимаю глаза, встречаюсь с ее затуманенным, впрочем, мой не лучше. Целую снова и снова отстраняюсь. Касаюсь кончиком носа ее, мягко провожу по нему, вспоминая, как приятно было делать так с ней каждый раз и как неприятно, когда с другими, теми, что были после подобное, рядом даже лежать после не хотелось. Ни одна из них даже рядом не стояли с Ванессой, не подходили и никогда бы не подошли ни по одному параметру, чтобы можно было их сравнить. Рычу, на выдохе падаю рядом с ней на кровать, вслушиваясь в ритм собственного сердца. Ванесса ложится мне на грудь, а я на каком-то автомате, будто не было столько лет разлуки между нами, приобнимаю ее, ласково провожу по плечу. Гробовая тишина, пока я думаю - она молчит и, наверное, тоже о чем-то своем думает. В голове до сих пор не укладывается, что именно произошло. Почему мы вообще оказалась в кровати и как дошли до этого? Почему я позволил ей изменить со мной же, хотя никогда не приветствовал подобное и не поощрял. Для меня увести девушку из семьи, или, поведясь на чью-то юбку бросить ту, что была долгое время рядом - подобно преступлению. Уверен, что в аду приготовлен отдельный котел для таких людей. Но мне очень не хотелось бы, чтобы в таком котле когда-то оказалась Ванесса. Я слишком сильно любил ее и берег, чтобы позволить упасть так низко. И все же не удержал. И все же мы с ней тут, обнаженных, восстанавливаем дыхание, пытаясь даже сейчас поймать общий ритм и дышать в унисон. - И стоило устраивать скандал из-за этого? Можно было просто сказать, что ты соскучилась, - ухмыляюсь, произношу это и даже не думаю, что могу как-то задеть или обидеть. Я ведь тоже соскучился. Правда, так и не сказал ей об этом. Веду себя, как ребенок, когда ищу оправдание собственным поступкам, и они все настолько глупые, будто мне снова шестнадцать и ничего другого кроме задетого самомнения, и обиженного самолюбия - в мире не существует. Впрочем, сейчас, не вижу причин для ссоры. Ничего же серьезного я не сказал, верно? Мозг вообще не соображает, я отчаянно пытаюсь восстановить дыхание и продолжаю гладить ее по плечу. Это действие очень успокаивает меня, правда, спастись от воспоминаний не получается. Они накрывают, зажимают в тиски и давят. - Почему это произошло? - задаю вопрос в воздух, не ожидая, что она мне ответит. - Почему ты вышла замуж и не сказала мне? - зачем я вообще открыл рот? Зачем задал этот вопрос? Понятия не имею. Но я все еще не понимаю, почему она не сказала. Мы были лучшими друзьями, мы действительно доверяли друг другу так, как не доверяли никому другому и оправдание того, что я уехал, что я трус и все те обидные слова, что она плевала в меня час назад - не помогут ей. Потому что это - не встает рядом с подобным. Это то, о чем сообщают, даже когда не общаются годами. Особенно, когда носят кольцо, в подвтерждении клятвы, которую кто-то кому-то когда-то дал. Тебе так нужно это кольцо. Так объясни мне, почему ты все это время молчала и ни слова не сказала мне. Я бы спросил прямо, впрочем, кажется именно так я и сделал. Но плевать. Судя по всему, язык связь с головой уже давно потерял, и я уже не контролирую то, что говорю. Пусть думает, что захочет. Я получу ответ на свой вопрос, чего бы это мне не стоило. - Знаешь, я правда не планировал и не хотел, чтобы все это было так. До сих пор не верю, потому что... Я хотел жениться на тебе ещё в школе, но, - дергаю плечом, будто пожимаю им, - видимо не судьба, - голос становится чуть тише, потому что до меня только сейчас доходит смысл сказанного. Вижу, как меняется ее положение, как приподнимается на руках, чтобы посмотреть мне в глаза. Отворачиваюсь, делаю вид, что в упор не замечаю изменений в ее настроении и даже не вижу, что она поменяла позу и больше не лежит у меня на груди, вслушиваясь в стук моего сердца. Молчание подозрительно долгое. Затягивается и нервирует меня. - Что? Я думал, что ты в курсе, все-таки знаешь, кольца и клятвы - это не просто так, - кажется, я попадаю в ту самую больную точку, которая сейчас в один момент может все испортить между нами. Снова. Только на этот раз виноват буду я один. И это абсолютно точный, доказанный лично мне и лично мной факт.