[indent]  [indent] oh tonight...
y o u   k i l l e d   m e   w i t h   y o u r   s m i l e
s o   b e a u t i f u l   a n d   w i l d
so beautiful...

[indent] - Ричард, я думала Вы вернетесь завтра к полудню, - я открываю входную дверь, прохожу внутрь молча, не отвечая на предыдущую реплику. Окидываю взглядом знакомый коридор, гостиную, глазами ищу источник звука, но безуспешно. – Вернулся раньше, что там делать, кроме работы? – прохожу вглубь дома, не разделяя пальцы и ручку дипломата. Добираюсь до кухни, на стол укладываю дипломат, сажусь на стул. Миссис Ривз с особым остервенением отмывает что-то в раковине, не поворачиваясь ко мне лицом. – Как что? Это же Париж, город любви, - я фыркаю в ответ на ее мечтательно растянутую реплику. – Глупости, - отмахиваюсь, - где Итан? – сын всегда встречал меня после командировки, а сегодня даже не вышел. – Ну, если не забывать о том, что время уже за полночь, предполагаю, что он спит, - женщина поворачивается ко мне лицом, и я отчетливо считываю глубокую печаль с морщин под глазами. – Я совсем потерял счет времени, - признаюсь честно, тяжело выдыхаю, провожу ладонью по лицу, качаю головой, будто не верю в то, что сам говорю. Не думал, что все будет настолько сложно. Никогда бы не подумал, что останусь с тремя детьми почти в одиночку, и спасибо миссис Ривз, что не оставила нас иначе я бы определенно сошел бы с ума. Молча наблюдаю за тем, как женщина смахивает невидимую пыль со стола, оборачивается к противоположной стороне, цепляет пальцами кофейник, от которого по всей кухне разливается приятный аромат. – Это пройдет, просто нужно время, чтобы привыкнуть, - бросает почти невзначай, выставляет передо мной кружку и наполняет ее горячим кофе. Из настенного ящика выуживает маленькую стеклянную бутылочку, отмеряет немного в крышке, вливает в кофе следом. – Без сахара и сливок, - я ухмыляюсь в ответ на ее комментарий, впервые за несколько дней ощущаю себя дома по-настоящему. - Это не поможет взбодриться, но хотя бы согреет, на улице такой холод, - демонстративно поеживается, подталкивает ко мне, как бы с открытым намеком на то, что я должен выпить. Повинуюсь, делаю первый глоток, неприятно обжигающий губы, но толика алкоголя в составе дает спокойствие и возможность не зацикливаться на каких-то физических мелочах.
[indent] – Кармен плохо спит, очень плохо, последние несколько дней просто отвратительно. Я позвонила местному педиатру, она завтра должна приехать и осмотреть ее, - а, то есть это была лишь попытка запудрить мне мозги, расслабить, прежде чем огорошить не самыми приятными новостями. Внимательно смотрю на женщину, изучаю лицо, заставляю занервничать так сильно, что она не в силах удерживать натиск тут же отворачивается. – Я не стала беспокоить, пока Вас не было, я думаю, что ничего страшного. Может быть аллергия на новую смесь... Но в любом случае врачу стоит ее посмотреть, чтобы в дальнейшем избежать непоправимых последствий, - спешит оправдаться, говорит так быстро, что я теряю мысль после второго слова. Не могу на нее злиться просто потому, что не за что – она единственная женщина в этом доме, которая сможет помочь мне поднимать детей, пока я в постоянных разъездах, кручусь как белка в колесе. – Надеюсь, что она придет раньше полудня, - бросаю куда-то в сторону, но тут же чувствую испытывающий взгляд на лице. – Завтра вечером важный прием, мне нужно быть там, и хочу чувствовать себя спокойно, зная, что все действительно не страшно и это просто аллергия на смесь, - снова провожу ладонью по лицу, массирую лоб, ниже по глазам. Я так устал. Эти перелеты, эти вечные скачки по городам и странам – когда-нибудь убьют меня. Делаю новый глоток, следующий, почти сразу. Приятное тепло, подпитывающееся алкоголем согревает внутри, заставляет расслабиться настолько, насколько это возможно. Тянусь рукой к дипломату, щелкаю кнопку, чтобы вытащить пачку сигарет и зажигалку. – Не стоит, я только избавилась от запаха никотина, - ворчит женщина, но я упрямо игнорирую ее замечание. Закуриваю, наслаждаюсь сигаретным дымом, запиваю его свежим кофе. Что нужно для счастья? – Вы такой... - бросаю удивленный взгляд, поджимаю губы, но миссис Ривз в продолжение своей фразы выставляет перед моим носом пепельницу, еле сдерживаясь, чтобы не фыркнуть – вижу это по ее лицу, по поджатым губам и по тому, с каким трудом она сдерживает воздух внутри себя. – Харизматичный? – ухмыляюсь, выпускаю сизый дым в воздух.
[indent] Тушу сигарету в пепельнице, допиваю залпом остатки своего кофе, вновь тяну за ручку дипломат и медленно покидаю кухню. Ночью дом особенно пустой, когда не слышно голосов, бормотания телевизора, а с улицы не раздаются голоса соседей. Этот дом как будто всегда был пустым с того момента, как я построил его, и лишь один человек смог привнести сюда уюта, дать сбитым доскам, покрытым краской – жизнь. А потом забрать, все сразу, выдернуть душу наружу, оставив лишь дурной осадок, от которого не могу избавиться вот уже второй год. Поднимаюсь по лестнице наверх, ступаю чуть слышно, избегая предательски скрипящую ступеньку, чтобы ненароком не разбудить детей. Заглядываю в комнату сына, пробегаюсь глазами, но не нахожу его на месте. Оглядываюсь, убеждая себя в том, что определенно точно не видел его в гостиной, да и няня дала ясно понять, что он спит. И я уверен, что ошибиться она не могла, абсолютно точно... Хотя может...? Делаю несколько шагов в сторону соседней двери, чуть слышно поворачиваю ручку, в щель вижу детскую кроватку и сына, который спит на кресле рядом. Сохраняя осторожность, прохожу внутрь, бросая взгляд на мирно спящую в кроватке дочку, руками подбираю сына, укладываю на плече, чтобы не разбудить, хотя он пытается что-то бормотать в ответ, но под мягким касанием по плечам затихает почти сразу. Выхожу с ним в коридор, встречаясь с миссис Ривз в коридоре, прикладываю палец к губам, как бы давая понять, что сейчас последнее чем нужно заниматься – комментировать что-то. Она закрывает за мной дверь, пока я переношу Итана в комнату на его кровать. Укладываю, бросаю взгляд, прикрываю его одеялом, поборов внутри себя какое-то странное чувство стыда к тому, что позволяю себе подобную нежность. Но он спит – не увидит и не научится тому же, не будет слабым, наоборот. И чтобы не происходило никогда не станет таким же разбитым и сломанным, как я.

[indent] - Ричард, рад видеть тебя, - ко мне тянется ладонь для приветствующего рукопожатия. Я протягиваю руку в ответ, улыбаюсь почти дежурно. – Нил, рад видеть, - отвечаю сдержанно. – Удивительно, как ты меня заметил, - ведь я целенаправленно ушел в самый дальний угол, чтобы наблюдать за происходящим со стороны. Столько народу, что глаза разбегаются. Только жаль, что каждый из присутствующих выглядит так, словно их положили на принтер и откопировали. Одинаковые, сухие, бесполезные люди, которые только и делают что кичатся от своей власти и денежного мешка за спиной. – Как твой ресторан? – вопрос ради приличия или ему действительно интересно? Изучаю взглядом лицо знакомого, делаю затяжку постепенно истлевающей в пальцах сигареты. Не тороплюсь с ответом, молчанием напрягаю и заставляю занервничать. – Что? Что-то не так? – он нервно касается лица пальцами, осматривает себя с ног до головы, словно игрушечная обезьянка, которую завели сзади с ключика. – Нет, просто удивлен, что тебя интересует мой бизнес, - не скрываю иронии в голосе. – Все хорошо, он уже давно не один, если тебе интересно, - не пытаюсь выглядеть лучше на его фоне, просто делаю небольшую ремарку, указывая на то, что не просто так оказался на этом сборище. А лучше бы остался дома, чтобы помочь мисс Ривз с Кармен. Пообщался бы с сыном. – Вчера открыл еще один в Париже, только ночью вернулся, - горжусь собственным успехом так, словно не я сегодня ночью жалел о том, что вообще этим занимаюсь. – Ого, не думал, что ты покусишься на территорию Европы, как тебе удалось? – в ответ пожимаю плечами, чувствую чужую руку в ободряющем жесте. – Как ты? – вопрос с подвохом. Тот самый, что я слышал слишком часто после смерти жены и каждый раз дрожал от нежелания отвечать на него. Глупый вопрос, тот самый, который задают для того, чтобы смягчить обстановку, проявить такое не к месту внимание. – Я в порядке, - еле сдерживаюсь, чтобы не отмахнуться. Не имею на это право. Должен вести себя так, как полагается вести себя в этом обществе. По правилам, которые придумывают такие же снобы, как и Нил Браун. – Я тоже хорошо, если тебе интересно, - это что, обида в голосе? Смотрю на него, лишь мимолетно, возвращаюсь к сигарете, затягиваюсь, не меняя положения головы, одними губами, выпускаю дым в сторону. – Как Сьюзан? – этого же от меня все ждут? Чтобы я обсуждал на светских приемах семью, жену, детей, любовницу? Насыщал и насыщался этими глупыми сплетнями и интрижками? Какая наигранная глупость, меня сейчас стошнит. – Отлично, - он бросает взгляд куда-то в сторону, словно подбирает слова, выдерживает паузу. Внимательно изучаю его поведение, но не позволяю себе сказать что-то лишнее, выжидаю. – Говорят у меня будет сын, - улыбается искренне, а в этом счастливом лице я на мгновение вижу себя в прошлом. – Сын - будущий наследник империи, - слышу нотки гордости в его голосе, качаю головой в утвердительном жесте. Как будто кому-то это интересно. Как будто это так важно в жизни – передать кому-то свое дело, а не родить для себя. Но и в этот раз я сдерживаю комментарии. Мне прекрасно знакомо чувство его гордости, в голосе слышу собственные надежды, которые возлагал на будущее в момент, когда узнал, что и у меня будет сын. Глупости все это. Давно прошла эпоха, когда все передается по наследству и абсолютно точно от отца к сыну. Женщины, которые ходят здесь, светят своими полуобнаженными телами, откровенно соревнуясь за статус самой шикарной – ни одна из них не смогла бы стать наследницей чьей-то империи. Все они думают о том, как бы сорвать куш побольше и как попасть на неделю Парижской моды, чтобы купить брендовую одежду и впоследствии затмить какую-нибудь светскую львицу на будущих приемах. Сплошная гонка за популярностью.
[indent] - О, ты знаком с Рионой Фишер? – голос Нила отвлекает меня от моих мыслей. Пепел с сигареты рассыпается на полу после такого глупого падения, но я не замечаю этого. Прослеживаю взглядом до ориентира, на который кивком головы указывает Браун. Замираю, чувствую, как внутри что-то неприятно задвигалось. Воспоминания обрывками рассыпаются в памяти, заставляя меня занервничать, но не отводить взгляда. Она смотрит на меня в ответ, пока сокращает расстояние между нами. Медленно, как будто какая-то невидимая сила толкает ее ко мне. А я томлюсь в ожидании такого близкого контакта. Шаг за шагом убеждать себя в том, что это действительно происходит. Изучать глазами лицо так, словно оно – произведение искусства, а я с наслаждением и упованием любуюсь им в картинной галерее. Моргаю, но понимаю, что и это не помогает. В голове столько мыслей – одна из которых умирающий вздох надежды. Надеюсь, что эта девушка, приближающаяся к нам, не плод моего больного воображения, но ведь так не бывает. Она не может быть настолько похожа на...
[indent] Нил в свойственной ему манере начинает что-то дружелюбно болтать. Несет какую-то чушь, привлекая мое внимание, почти силой заставляя оторвать от нее мой взгляд. Стопорюсь в одной точке, не слышу абсолютно ничего, что говорят люди вокруг меня. Концентрируюсь. Прослеживаю взглядом его этически правильное приветствие, снова моргаю. - ... Ричард Таунсенд, только что вернувшийся из путешествия по Парижу, что довольно странно для такого неромантичного человека, - нас представляют, а я лишь спустя мгновение вспоминаю, что нужно делать после такого. Протягиваю руку, не в силах произнести даже слова, касаюсь губами костяшек тонких пальцев, срывая смущенную улыбку с ее губ. Чувствую тепло пальцев, которое приносит такой сильно разряд моей коже, что с упоением хочется повторить это еще раз. Разрываю контакт, с неохотой, отстраняюсь в момент, когда она отводит от меня свою руку. – Это Риона Фишер, Ричард, она среди нас новенькая, так что будь заинькой, - я игнорирую ехидный комментарий в свою сторону, пригвожденный в полу девушкой, напротив. – Приятно познакомиться, мисс Фишер, - делаю какой-то странный, несвойственный мне шаг назад, словно кто-то невидимый толкнул меня. – Я был там по рабочим вопросам, не успел насладиться его красотой всецело, - улыбаюсь уголками губ, внимательно изучаю ее лицо, пытаясь понять, что именно в ней такого необычного. Почему спустя несколько секунд полноценного знакомства меня так сильно тянет к ней, словно я знаю ее всю жизнь? Нервно дергаю головой, стараясь выкинуть все лишние мысли, которые упорно продолжают атаковать меня со всех сторон. – Судя по всему Ричард подцепил в Европе какую-то несвойственную ему скромность, - встревает Нил, привлекая наше внимание к нему. – Он только что признался, что открыл там новый ресторан и мне странно почему он не сообщил об этом тебе, Ри, - легкий толчок под ребра заставляет меня наигранно улыбнуться, словно мне было действительно весело и смешно слушать то, что он говорит. – Зачем захламлять голову такой красивой девушки какой-то ерундой? Рестораны, бизнес, вся эта неинтересная женскому уму бумажноденежная волокита. Ведь можно обсудить что-нибудь другое? Какие Ваши любимые цветы? Какое вино вы любите? Какую музыку слушаете? Как относитесь к постмодернизму? – вопрос за вопросом слетают с моих губ, словно я пытаюсь отвлечь ее от самого главного. Но каждым из них я интересовался и прямо сейчас, наслаждаясь мгновением общения, пользуясь тем, что она стоит передо мной и у меня есть несколько минут, чтобы узнать ее поближе. – Придержи коней, ковбой, она без пяти минут замужем, - Нил одергивает меня, а я продолжаю упрямо игнорировать его. – Ну, и что? Я же не на свидание ее позвал, – хотя вполне мог бы, если бы только не вся эта светская суета вокруг. – Потанцуем? – протягиваю руку, застаю ее врасплох. Вокруг нас ни одной пары, которая бы танцевала, нет даже музыки полноценной, лишь какой-то непонятный шум вокруг, переплетенные голоса и смех.
[indent] Делаю несколько шагов в сторону, цепляюсь пальцами за талию, аккуратно, без намека на что-то лишнее, ведь не просто так Нил дал понять о том, что она – чужая невеста. Чья-то жена. В будущем. Но не сейчас. Сплетаю наши пальцы, начинаю движение. Просто плыву по течению, поддаюсь интуиции и всецело собственному сердцу. Впервые за долго время чувствую его живым, а не куском льда, застывшем в груди. – Значит почти миссис... - задумчиво замолкаю, вслушиваюсь в стук собственного сердца. - И кто же тот счастливчик, за которого вы так скоро выйдете замуж? – еле слышно на ухо, чтобы ни Нилу, ни кому-либо еще не удалось подслушать нас. – Ему несказанно повезло, сорвал настоящий джек-пот. Такая красивая, чувствуется характер, который упрямо прячете под личиной светской львицы. Но ведь это все не для вас, верно? – не дожидаюсь ответа, знаю наперед, что именно она мне скажет. – Я начинал с готовки на кухне, а в итоге стал обладателем огромного ресторанного бизнеса, до сих пор не знаю, как так получилось. Тридцать три года, а ощущение, как будто мне пятнадцать. Не хочу застревать здесь, в этом сборище идиотов, которые только и делают, что устраивают соревнования: у кого больше состояние, - на моих губах сдержанная улыбка. Я чувствую ее дыхание рядом с собой, и оно приятно убаюкивает меня, позволяет открыться, совсем чуть-чуть. Заглянуть внутрь меня, позволить мне самому заглянуть внутрь. – А вы что же? Состоятельный отец? Жертва обстоятельств? – позволяю ей сделать круг вокруг собственной оси, возвращаю обратно к себе, притягиваю за талию, не позволяю сокращать расстояние больше дозволенного. Никто не знает, чем в последствии для меня и для нее обернется даже этот невинный танец. Просто диалог в интересной обстановке. Не больше. Верно?

i t' s   n o t   a   s e c r e t   a n y m o r e
now we've opened up the door
s t a r t i n g   t o n i g h t   a n d   f r o m   n o w   o n
we'll never, never be the same again

[indent] На свете не существует ничего такого, чему мы, люди не можем противостоять. Ничего, кроме смерти. В момент, когда кто-то говорит, что ничего не может сделать, в силу сложившихся обстоятельств, мне хочется тряхнуть как следует говорящего за шкирку и в лицо прокричать - это неправда. Только сейчас, слыша подобное из уст своей новой знакомой - я не могу так сделать. Молчу в ответ, не пытаюсь переубедить, хотя мог бы. Становится камнем преткновения, портить чьи-то планы и договоренности - мне это ни к чему. Пока это не затрагивает мои личные интересы. Я совсем не удивлён тому, что Риона не высказывает мне все, от души, сдерживает мысли, потому что... даже у стен в данный момент есть уши. Каждый здесь только и ждёт повода, чтобы обсудить, перемыть кости, с наслаждением пережевать и выплюнуть. Понимаю это и злюсь. Поэтому в ответ позволяю себе лишь тяжело выдохнуть, положить руку чуть иначе, скользнуть чуть выше, едва касаясь обнаженной кожи пальцами. Не позволяю себе большего, лишь такую небольшую слабость, которую никто он заметит. Пожалуй, кроме неё самой. Но игры в «элиту» продолжается. Мы надеваем излюбленные всеми маски сдержанности и галантности. И пусть я никогда не отличался необдуманными поступками, не позволял себе действовать на эмоциях, отбросив в сторону здравый смысл - сейчас это было именно то, о чем я мечтал. Взять поднос с шампанским, который так учтиво носит вымученный тяжелым рабочим днём и нашими напыщенными лицами официант, и опрокинуть его, скинув в одночасье все маски, всю спесь. Разозлить, раззадорить, кинуть в потухший огонь спичку и подлить бензине. Надоела эта рутина. Надоело жить планами на будущее, какими-то странными мыслями, по чьей-то указке. Просто потому что так надо было. Просто потому что какой-то идиот когда-то решил, что, если у тебя есть деньги - ты должен соответствовать: одеваться в дорогих бутиках, ездить на дорогом автомобиле, обязательно иметь при себе самую лучшую авторучку, быть в курсе последних новостей в части политики, шоу-бизнеса, всего того, что тебе не нужно от слова совсем. Пожалуй, признаю тот факт, что часто жалел о том, что вообще начал расширяться: открывать филиалы, нанимать персонал, делать себе имя. Я стал узнаваемым для других, но перестал узнавать сам себя. И сейчас, приобняв ее за талию, кружу в танце так, словно нет никакого приема, а мы на пустой набережной, вдвоём. Чувствую какое-то странное щемящее в груди чувство тоски по тому, каким был раньше и жалею о том, что затеял всю эту гонку ща богатством. Брак по расчету, просто удобная для всех договоренность, которая редко оборачивается чем-то лучше, чем молчаливым разводом или жизнь бок о бок в ненависти. В моем случае все было иначе, разве что так нельзя сказать о начале. И я так хотел бы поделиться с кем-нибудь об этом, рассказать историю с самого начала, посвятить в секрет, который буду носить внутри себя, как опухоль до конца жизни. Но не могу. Просто никто меня не поймёт. Поэтому остаётся слушать тихий голос, наслаждаться плодами собственной импровизации и просто позволить моменту захлестнуть с головой. Приятно провести время, пообщаться с человеком, которому далеко параллельно на деньги на моем счете, на марку автомобиля или бизнес заграницей. Ей скучно, как и мне. И не удивительно. Любому наскучило бы постановочное шоу, с не самым лучшим актерским составом.
[indent] Музыка затихает, рассыпая на части собранные пары. В прощальном жесте касаюсь губами ее руки, оставляю сдержанный поцелуй. Жду момент, когда она вновь разорвёт телесный и зрительный контакт, и потому делаю все куда медленнее обычного. Но, все хорошее рано или поздно заканчивается. Время замирает, и я вместе с ним в момент, когда она шепчет мне что-то безусловно важное. Бросаю взгляд в толпу, пытаясь найти глазами её будущего мужа, но не могу - слишком много народу, пестрый и яркие, бросаются в глаза и размывают ориентир. - Вы не обязаны были этого делать, но... - сделали, - заканчиваю мысленно. Наши пальцы разделяются, ловлю на себе ее печальный взгляд, стараюсь насладиться им так, словно больше никогда не увижу и позволяю себе проводить взглядом удаляющуюся от меня в толпу фигуру. Остаюсь на месте, глазами бегаю с головы на голову, хочу выловить глазами дурманящий разум вырез на спине, но все безуспешно. Остаётся лишь молча наблюдать за продолжающимся маскарадом, ловить краем уха не интересующие меня сплетни. В итоге - вернуться на прежнее место, забрав с подноса официанта бокал шампанского, терпкого, обманчиво сладкого, опустошить бокал и пустить его в толпу на подносе уже следующего официанта.
[indent] - Не ожидал, что ты пойдёшь танцевать, я думал ты совсем не умеешь, - Нил появляется на горизонте внезапно, как и всегда. Я не отвечаю на его реплику ничего, закуриваю, чтобы не дать шальной мысли отвлекать меня. Стараюсь собрать всю свою концентрацию и мысли воедино, но выходит весьма плохо. Бормочущий под ухом Браун не даёт мне сделать этого полноценно. Рассказывает о бизнесе, о доме, кажется, спрашивает у меня что-то и в ответ получает лишь кивок головы, совсем невпопад. - Рич, как бы мне не хотелось признавать вслух досадный факт, но она - это не твой пассажир, - растянутая фраза, которая заставляет меня бросить в его сторону взгляд, не предвещающий ничего хорошего. Но Нила это мало заботит. Он словно не обращает внимания на меня, продолжает говорить. - Она хорошая девушка, со своими взглядами на жизнь, на все это, но, - цокает языком, качает головой, будто отрицает что-то, - ее отец большая акула, с весьма острыми клыками. Их союз с Джонсонами - запланирован уже давно, кажется, ещё с момента, как мы под стол пешком ходили, - этот факт уже не оставляю без внимания. Единственный плюс этого человека - полное отсутствие тормозов. Он может говорить бесконечно долго, порой даже не по теме, но из его слов можно выудить много интересной информации. И что самое главное - он сам тебе все и расскажет. Поэтому не гнушаюсь этим воспользоваться. - Так чем ты говоришь они занимаются? - не смотрю на него, бросаю вопрос с воздух, словно приманку для очень глупой рыбешки. - Мясо, - отвечает Нил, на этот раз заставляя меня обернуться. - У них своя бойня, - объясняет мужчина, удивленно всматриваясь в мое лицо, - странно, почему ты не знаешь, ведь насколько мне известно, да чего уже мне, всем это известно - вы взаимодействуете друг с другом, ты же сам говорил, пару месяцев назад, что подписал контракт с ним на довольно крупную сумму, чтобы «обеспечить ресторан лучшим мясом и нарезкой в Атлантик-Сити», - копирует мой голос, слегка искажая его, вырисовывает в воздухе такие двузначные кавычки.
[indent] Я продолжаю внимательно изучать его лицо, а сам в этот момент предпринимаю что и одну попытку вспомнить, что за компания, что за бойня и почему с ними? Это что, какая-то шутка судьбы надо мной? Потому что иначе это объяснить просто невозможно. - Да, совсем забыл, - откровенно вру, впрочем, ничего нового. Я бы ни за что на свете не признал тот факт, что что-то забыл, особенно, когда речь идёт о ресторане, поставках, бизнесе в целом. Какой я тогда бизнесмен, если не знаю, с кем работаю? Какой я тогда свободный, если подчиняюсь правилам и боюсь чужого осуждения? - Ну, не удивительно, - бросает Нил, а я облегченно выдыхаю. Мы продолжаем вечер в формате односторонней беседы, где Нил - говорит, а я запиваю горький привкус никотина на губах сладким шампанским с не менее горьким послевкусием. Прямо как Риона Фишер.
[indent] Но рано или поздно все действительно заканчивается. Как и этот приём. Никто не знал зачем его собирали. Кто-то говорил о благотворительности, даже собирали взносы, вроде бы на открытие филиала новой детской больницы. Странно, что жадные до денег богатые люди даже не удосужились уточнить - куда именно направляют чеки на внушительные суммы. Мне было не до этого, впрочем, как и всегда. Слегка навеселе, внешне, потому что в душе все крутилось и вертелось от атакующих мыслей - я направился в сторону выхода, в надежде как можно быстрее вызвать такси и оказаться дома. После подобных мероприятий мне хотелось лишь одного - принять горячий душ, чтобы смыть с себя всю эту иллюзию «прекрасного», выпить и лечь спать. Просто забыться. Завтра меня ждала ещё одна важная встреча, о которой не принято говорить в светских кругах. Ведь никому не интересно откуда деньги на то, чтобы открыть бизнес с нуля. Всем интересно - как долго ты продержишься на плаву. Уверен, что этот парень с внушительной залысиной на затылке, и его собеседник с усами, как у древнего моржа - обсуждают это за бранчем. А я еле сдерживаюсь, чтобы по-детски не хихикнуть в момент, когда прохожу мимо и представляю напыщенного индюка и моржа в одной клетке в зоопарке. Спускаюсь вниз по лестнице, оборачиваюсь, чтобы ещё раз взглянуть на эту картинку вживую, и не замечаю, как натыкаюсь на кого-то. Врезаюсь на полном ходу, хочу сказать что-нибудь едкое, уже даже продумываю в голове дальнейшую фразу, но она растворяется в тот же момент, когда фокусирую взгляд. - Все в порядке, - отвечаю быстро, делаю шаг назад, - да, все хорошо, не волнуйтесь, - придерживаюсь нейтралитета, хотя колено неприятно ноет, но возможно это совсем не связано со столкновением. - И вам, Риона, тоже, - в ответ на любезность такой же любезностью. Замираю на мгновение, хочу пройти дальше, но что-то упрямо держит меня на месте, как будто в ожидании чего-то. Не знаю на что рассчитывал. Вспоминаю слова Нила о скором бракосочетании, намереваюсь сделать шаг вперёд, но следующая брошенная вскользь фраза не даёт мне этого сделать. Трезвею почти моментально, оставляю все лишнее в самом начале лестницы, с которой чуть не свалился. - Ваша компания для меня даже тут сделает обстановку приятнее, - совсем забыл о приличии и манерах, но в данный момент даже не задумываюсь на этот счёт. Слова сами срываются с губ. Я забываю о том, что буквально пару часов назад держался молодцом, создавая вид настоящего интеллигента, но даже сейчас, взбудораженный ее предложением - держу марку. - А что же Ваш жених? Не потеряет? - глупый вопрос, но кто я такой, чтобы не задать его в момент, когда это необходимо? Это ведь простая формальность, я прекрасно понимаю это, ведь иначе - подобного предложения просто не поступило бы. Она почти в отчаянии, кажется, чувствует понимание с моей стороны, о чем откровенно сказала мне вовремя танца. Смотрит изучающе, заставляет занервничать, но лишь на мгновение. Не нужны сейчас никакие вопросы, никакие ответы. Все предельно ясно. Ей скучно. Мне скучно. И нет сил сопротивляться необъяснимой химии, которая возникла между нами в момент встречи. Просто так должно было случиться. Возможно раньше, не сейчас. Но ни я, ни она не имеем права роптать на судьбу. Все случилось так, как должно было случиться. - Я знаю неподалёку один бар, где наливают самую лучшую текилу, - склоняюсь чуть ближе, заставляю по-детски хихикнуть от заговорщического тона, - и подают лучшие в городе сырные палочки, - добавляю и подмигиваю, словно намекая на отвратительные закуски сегодняшнего вечера. Нет, может они были ничего, но, кому как не мне знать - где вкуснее. Оглядываюсь, проверяю окружение на наличие любопытных взглядов. Рядом никого, лишь парочка, которая ждёт свою верхнюю одежду возле стойки гардероба. Помогаю ей одеться, прячу руку в кармане, чтобы позволить ей ухватиться за меня и увожу за собой с этого «маскарада».
[indent] Глубокий вечер принимает нас в свои объятия, мягко обволакивая атмосферой. Яркие огни города, люди, которые веселятся прямо сейчас, не задумываясь о том, что будет завтра. Я оглядываюсь по сторонам, так, будто только что украл невесту со свадьбы. Веду ее за собой, рядом с собой, в одному мне известном направлении. Мы что-то активно обсуждаем, сперва сдерживаясь, чтобы не позволить лишнего. Но стеснение спадает само, в словах проскальзывают шутки, которые как никогда разряжают обстановку, помогая нам расслабиться, раскрыться друг перед другом. Ощущение будто мы старые друзья, которые не виделись с десяток лет, а теперь жадно пытаются обсудить все, что произошло с ними за время разлуки, упрямо избегая острых углов, не давя на больные мозоли. До бара добираемся слишком быстро, и я почти разочарованно вздыхаю, когда вдалеке замечают знакомую вывеску. На соседней улице еще одна. Бросаю мельком взгляд в сторону, замечаю свет в панорамных окнах, снующих официантов, обслуживающих столики. – Мы на месте, - киваю в сторону вывески бара, отвлекая внимания Рионы от так и просящего обратить на себя внимание ресторана на противоположной стороне дороги. У входа толпа народу, каждый из них ждет своей очереди на свободный столик. Не могу этому не радоваться, чувствую приятное тепло в груди от того, что мое дело кому-то приносит удовольствие, кроме меня самого. Безусловно, приятно. Но сейчас – это лишнее. Рядом со мной прекрасная, умная, а главное интересная во всех отношениях девушка. Так зачем нужно что-то еще? Ни к чему эти формальности. Хотя бы сегодня вечером я могу позволить себе не думать о работе? Могу, имею право, поэтому открываю дверь, пропуская девушку внутрь.
[indent] На фоне лофта, в котором проходил сегодняшний прием – ничем непримечательный бар, со своими правилами и компаниями. Каждый друг друга знает почти в лицо, по именам уж точно. Замечаю знакомого бармена у стойки, который заметив меня машет в приветственном жесте, подзывая к себе. – Думал ты не придешь, - улыбается, на что в ответ получает такую же настоящую улыбку. – Как иначе? Видишь, даже не один, - не могу не обратить внимание на то, как он внимательно изучает глазами мою спутницу. Не изучать ее сложно, особенно, если брать в расчет ее внешний вид, впрочем, как и мой. – Сбежали со скучной вечеринки? – в словах ни тени сарказма, ничего такого, о чем можно было бы подумать в ином, от истинного смысла, ключе. – Именно, – отвечаю, попутно помогаю Рионе сесть за высокий стул, слегка придерживая за руку. – Я думаю, что сейчас тебе это не пригодится, - как-то слишком быстро перехожу на «ты», поэтому слегка наклонившись добавляю, - я надеюсь хотя бы здесь мы можем быть самим собой и говорить на «ты» без каких-либо формальностей? – складываю куртку на сгибе локтя, обращаюсь уже к бармену, - нам десять шотов текилы, лайм, соль, все, как полагается, и две порции моих любимых сырных палочек, - получаю в ответ учтивый кивок. Куртку оставляю на ближайшем к себе стуле, сажусь за стойку рядом. Мысленно благодарю бармена за то, что он сдерживается, чтобы не задать стандартные вопросы про семью, мое моральное состояние (излюбленная тема всех тех, кто хоть краем уха слышал о случившемся) и прочих житейских мелочах, в суть которых я пока не посвятил свою новую знакомую. Пуза затянулась, нужно было как можно быстрее разрядить обстановку, чтобы не получилось какой-нибудь глупости и кому-нибудь ни пришло в голову забить тишину, повисшую между нами, ненужными словами и комментариями. – Почему текила? Так много коктейлей, которые предпочитают дамы из... твоего, - слегка непривычно, но подавив в себе очередной приступ обратиться к ней на «вы», продолжаю, - общества. Текила? Звучит необычно, у Вас весьма необычные вкусы, леди, - на этот раз обращение звучит не так формально, скорей как попытка пошутить, скинуть напряжение с нее. Кажется, ей некомфортно, и это понятно. – Когда я впервые пришел сюда, мне было двадцать один. И, как видишь, до сих пор здесь, - ненужный комментарий, который слетает с губ в попытке стать чуть откровеннее. – Не подумай, я не какой-то алкоголик, просто, - пожимаю плечами, - в жизни случается много всякого дерьма, чтобы справляться с ним в одиночку. На этой фразе перед нами появляются заказанные ранее шоты с прилагающимися дополнениями. Выставляю один перед Рионой, второй двигаю к себе.
[indent] – За интересное продолжение вечера, - поднимаю крошечную стопку, слегка стучу стеклом о стопку девушку и одним махом внутрь опустошаю содержимое. Соль и лайм следом, чтобы перебить горький вкус. Сменить его на абсолютно противоположный. Внимательно слежу за тем, чтобы девушка сделала тоже самое, позволив вечеру действительно стать интересным, через...... 3...... 2...... 1......

o h   i,   i   j u s t   d i e d    i n   y o u r   a r m s   t o n i g h t
i t   m u s t' v e   b e e n   s o m e   k i n d  o f   k i s s
i should've walked away

[indent] Меня совсем не обижает тот факт, что, когда внутри меня пропала первая стопка с текилой Риона решила показать «как надо». Я внимательно следил за каждым ее действием, упрямо стараясь сконцентрироваться на том, что она говорит, но в итоге не мог - просто наблюдал за ее действиями, проваливаясь в собственные мысли. Не мог поверить в то, что передо мной сидит девушка, дочь какого-то важного бизнесмена, безусловно богатого, ведь только таким людям хватает ума женить детей по расчету. Не имею права осуждать никого, я когда-то сделал тоже самое, впрочем, это был не расчет - попытка помочь, которая в последствии обернулась чем-то совсем другим. Мне хотелось отговорить Ри делать это - выходить замуж за человека, который ее не любит, который пытается использовать ее в своих же интересах, о чем откровенно говорило ее признание о подставном знакомстве. Но всякий раз, когда я открывал рот - слова застывали, а я прикладывал все усилия, чтобы засунуть их как можно дальше, как и собственное мнение. Не имею права учить, убеждать - при условии, что прекрасно понимаю почему и зачем это происходит. Объединяющий две большие компании брак - может и не станет спасательным кругом, ведь они слишком крепко стоят на ногах и было бы проще заключить контракт, работать вместе, отказавшись от доисторических правил, которые пользовались популярностью разве что во времена средневековья. Но для кого-то определено точно этот брак станет погибелью. Убеждаюсь в этом, глядя на ее беспечность, на попытки раскрыть себя, как личность, а не как глупая деревянная кукла, которая умеет лишь кивать головой и тупить взгляд, каждый раз, когда мужчины разговаривают. Когда-нибудь эти правила изживут себя, но, к сожалению не сейчас...
[indent] Вздыхаю совсем незаметно, возвращаю все своё внимание к ней. Глазами слежу за такими нехитрыми манипуляциями. И не могу скрыть своего удовольствия, когда она подтверждает мои слова насчёт сырных палочек. - А я говорил, - улыбаюсь, внимательно слежу за тем, как она расправляется с первой из них. Ловлю взглядом каждое движение, смотрю слишком долго, непозволительно долго, но не могу оторваться. Просто наблюдаю и получаю какое-то моральное удовольствие от того, что мне удалось найти человека, который меня понимает и разделяет мои взгляды. В данный момент - вкусы на еду. Проваливаюсь в мысли снова и замечаю протянутую ко мне руку слишком поздно. В тот момент, когда она уже тянет ее обратно. В следующий момент моя стопка уже стоит напротив, на стойке. Слежу взглядом за тем, как она опрокидывает внутрь себя свою следующую, на мгновение замечаю в глазах какую-то тень разочарования. - Попробую, если позволишь, но, - по примеру насыпаю соль между большим и указательным пальцем, но... на ее руке. Не отвожу взгляда, хочу увидеть реакцию, целенаправленно подтягиваю ее руку к себе еще ближе, слизываю соль, опрокидываю шот с текилой в себя, закусываю лимоном. - Так гораздо вкуснее, - морщусь от кислоты, перемешанной с горечью, слегка дёргаю плечами, не в силах справиться с дрожью в теле, не то от алкоголя и кислоты, не то от собственной наглости. Или смелости? Никогда не думал, что позволю себе подобное, но ведь ничего противозаконного в подобном нет, мы ведь... просто пьем текилу и разговариваем? Замечаю на себе изучающий взгляд, и Рионы и бармена, который кажется прямо сейчас полотенцем сотрёт стакан до состояния фантома. Не зацикливаюсь на этом. Плевать на чужое мнение - есть мое, и оно единственное правильное в данный момент. Имею право делать все, что захочу и не чувствовать себя неуютно. Ничего не произошло. Или я просто пытаюсь себя в этом убедить, и получается весьма дерьмово.
[indent] Переключаюсь на слова своей спутницы. На этот раз слушаю внимательно, ухмыляюсь в ответ на ее мнение о ресторанах и прочих тонкостях этого бизнеса. Но - это так. Со стороны простого обывателя так и кажется – будто маленькие порции — это лишь попытка срубить побольше денег с богатеньких гурманов. Голодных богатеньких гурманов. – На самом деле – это не совсем так, - спешу переубедить, ведь в этом я абсолютно точно – лучший. В ресторанном бизнесе, в кухне, в ее тонкой натуре. – Маленькие порции – это способ предоставить клиенту возможность распробовать все, насладиться, получить максимум удовольствия от того, что ты ешь. Это очень сложное искусство, но его очень просто понять, главное найти хорошего учителя, - улыбаюсь, и по моему взгляду безусловно можно понять – я что-то задумал. – Смотри, - объединяю две порции сырных палочек в одну, освобождаю тарелку. От одной палочки отламываю кусочек, укладываю на тарелке, ровно по середине. – Тут где-то был соус, удивлен, почему его не дали, - бросаю взгляд на бармена, который уже сейчас ищет под барной стойкой такой необходимый мне «инструмент» для наиболее выгодной подачи блюда. Наливаю выставленный на стойку соус прямо в пустую стопку. Поджимаю губы. Безусловно соус хорош, но этого недостаточно, чтобы я остался хотя бы частично удовлетворен своим маленьким показательным выступлением. Прищуриваюсь, прикидываю варианты, какими можно еще насытить вкусовые рецепторы от дегустации и без того вкусных сырных палочек. – Хм, - задумываюсь, окидываю взглядом барную стойку, дальше за спину бармена. Встречаюсь с ним взглядом – спасибо очень давней дружбе – он делает шаг назад, будто представляя мне возможность заглянуть за стойку. Чем я и пользуюсь. Не обращаю внимания на удивленный взгляд своей спутницы и всех, кто сидит рядом – ныряю за стойку, глазами изучаю все, что за ней находится. – Если бы я был на своей кухне – найти все, что нужно было бы гораздо проще, - бормочу себе под нос, но все же не оставляю попыток довести и без того идеальное блюдо до сумасшедшего совершенства. – Хорошо, мне нужен мед, в идеале, но я очень сомневаюсь, что он есть в баре, - задумываюсь на секунду, чуть сильнее подаюсь вперед, почти вываливаюсь за стойку. Нет, я не пытаюсь выпендриваться, не хочу выглядеть, как полный идиот, впрочем, именно так и выгляжу, привлекая всеобщее внимание. Просто единственное чем я действительно болел, но не многим позволял узнать себя с этой стороны, была готовка. Маниакальное желание довести любое, даже самое просто блюдо до совершенства. До взрыва вкусовых рецепторов. До блеска в глазах, когда хочется еще. Идеальное совершенство. Полная противоположность мне самому.
[indent] Не без помощи бармена получаю небольшую порцию меда и нарезанный лайм. Чуть надавливаю на дольку лайма, для того, чтобы несколько капель сока вместе с медом в равных пропорциях отправились в стопку. Перемешиваю соус десертной ложкой. Пробую кончиком мизинца, выжидаю паузу, чтобы прочувствовать полный спектр вкусовых ощущений. Добавляю щепотку соли, чтобы перебить излишнюю кислоту, вновь перемешиваю. Вновь пробую. – Идеально, - снова мысли вслух. Капля соуса на тарелку рядом, легким движением руки выписываю тонкую линию от капли, завершаю ее, еле коснувшись уложенной на тарелки части сырной палочки. Долька лайма ложится рядом, возле нее еще одна капля соуса, которая едва касается кислой мякоти. Смотрю на сие произведение со стороны, изучаю, внимательно, до тех пор, пока удовлетворенно не кивну в ответ на собственные мысли.
[indent] – Ладно, допустим так, - двигаю тарелку к Рионе, - маленькая порция, очень маленькая, меньше, чем положено, конечно, но, если я положу еще хоть что-нибудь – идеальная пропорция и внешний вид исчезнут – все превратится в бессмысленную кашу. Важен вкус. Возьми палочку, точнее, ее часть, обмакни ее в соус, - она действует так, как я говорю. Сперва нерешительно, долго изучает меня, видимо заметив какой-то болезненный азарт в глазах. – Я конечно не гуру, но я слишком долго учился этому, можешь довериться, я не просто так... Занимаюсь этим, - не хочу привлекать к себе еще больше внимания, надеюсь, что большую часть того, что произошло прямо сейчас никто и не заметит – а для девушки уточнения о работе и бизнесе в целом – не обязательны – она и так все знает. – Европейская кухня, но, если ты захочешь – для тебя сварим и русский борщ, - запоздало отвечаю на ее ранее заданный вопрос, - порции маленькие в случае, если это блюдо от шефа, подается сетами, то есть, несколько блюд с небольшими интервалами, чтобы успеть прочувствовать вкус и оттенок каждого, а не бессмысленно объесться, - пока она пробует – я объясняю. – Сейчас ты не отвлекаешься на объем, ты пробуешь, пытаешься насладиться маленькой порцией, прочувствовать каждую ноту вкуса? Чувствуешь, кислинку на языке, чуть солоноватый привкус и безусловно сумасшедший вкус сыра, самой палочки, - я бы сейчас удовлетворенно откинулся на спинку своего стула, если бы она была за моей спиной. Но, вместо этого выставляю перед ней и собой еще по шоту. Цепляю пальцами сырную палочку, макаю в стопку с соусом, откусываю. Действительно идеально, всего в меру, и эта кислинка на языке.
[indent] Прямо как кислинка в характере моей собеседницы. Но ее совсем не замечаешь. Она перекрывается абсолютно детской наивностью, удивлением в глазах таким, словно ей десять, и она впервые видит море. Я наслаждаюсь ее обществом, чувствую какую-то необъяснимую тягу. Замечаю, что с каждым шотом разговор становится куда более откровенным, но мы все еще сдерживаемся и не задаем в открытую вопросы, которые нас действительно интересуют. Пьем, болтаем о мелочах, будто мы действительно знакомы так давно, что уже и не упомнишь где и когда это произошло.
[indent] Мы уже давно навеселе. Скованность сваливается с плеч в момент, когда мы забираем бутылку с текилой, я расплачиваюсь, оставляю довольно щедрые чаевые. Не с первого раза подбираю куртку со стула рядом, накидываю на плечи девушки, кстати, тоже не с первого раза и как-то по-детски, не интересуясь дальнейшими планами – уверен, она не откажется - тяну ее к выходу. – Я должен, просто обязан, - начинаю смеяться, сам не знаю почему. Просто неконтролируемая эмоция, первый признак моей полной расслабленности. – Должен показать тебе, точнее, - распахиваю дверь, пропускаю ее вперед себя, удерживаю в момент, когда качнувшись Риона падает на меня, - не уверен, что это хорошая мысль, но мне нравится, - бормочу под нос, внезапно чувствую невидимую стену между нами. Что-то отрезвляет меня, мое сознание, моментально. Я делаю шаг назад, но ноги не слушаются, поэтому – я просто стою на месте, придерживая ее за локоть. – Пойдем, - тяну за собой вновь, не даю опомниться. Мне кажется, будто весь мир вокруг меня закрутился в четыре раза быстрее, все чувства обострились, а я вот-вот влечу в столб. По факту. Спасибо Рионе, успевает вовремя дернуть меня на себя. Мы с горем пополам переходим дорогу, я продолжаю что-то говорить, неразборчивое, бессмысленное. Заглядываю в темные окна ресторана. Он уже давно закрылся, но, вдруг кто-нибудь особенно хитрый остался и ждет. Кого ждет? Чего ждет? Глупости, которые возникают в моей голове – причина опьянения, но сейчас я не был уверен в том, что пьян от текилы, а не от девушки рядом со мной. Впервые за долгое время я смог по-настоящему расслабиться, почувствовать себя живым. Сегодня ночью я не хотел быть напыщенным бизнесменом, в голове которого счета и бумаги, контракты, новое меню, аренда помещений и вся эта кутерьма. Я хотел быть подростком, которому снова пятнадцать, за его спиной нет брака, смерти жены, нет детей – нет никого и ничего, что могло бы отвлекать от главного.
[indent] Достаю из внутреннего кармана пиджака ключи – зачем взял их с собой одному Богу известно, ну, или мне трезвому. Не с первого раза, но все же попадаю ключом в замочную скважину, поворачиваю. Два оборота. Дергаю дверь, прохожу внутрь, тяну Риону за собой. Не даю войти первой лишь потому, что внутри темно – я ориентируюсь тут гораздо лучше и так, все же, будет безопасней и для меня, и для нее. А последняя – сейчас на первом месте. Закрываю главный вход ресторана на ключ изнутри, тяну девушку за собой мимо столиков, прямиком на кухню.
[indent] - Мои, точнее сейчас не мои, но мои, - начинаю смеяться просто потому что и сам уже не понимаю, что несу, черт возьми, - прости, я просто, - не договариваю фразу, делаю это мысленно, забывая на мгновение, о чем вообще шла речь. Включаю свет на кухне. Щелкаю по выключателю, в рандомном порядке, чтобы оставить освещение только над кухонным столом в самом центре кухни. Ставлю бутылку с текилой. – Все шоты в баре, - заключаю, вытаскиваю с настенной полки два соусника с вытянутыми носиками, - но мы туда не пойдем, будем пить из соусниц, тем более какая разница из сего пить - текила от этого не изменит своего вкуса, - открываю бутылку, крышку оставляю на полу, но она каким-то чудесным (нет) образом оказывается на полу. Машу рукой, мол, ничего страшного, - ну, да, вот… я просто не дойду обратно, а у меня тут вообще-то, - опять не договариваю фразу. Разливаю текилу по стопкам. На автомате добираюсь до подсобной двери, почти наощупь, по знакомой шершаво-гладкой поверхности, опираясь на острое обоняние, среди полок с ящиками и коробками нахожу лайм. Возвращаюсь обратно. Сейчас бы в таком состоянии ножом пользоваться, но я упрямо, словно мне терять уже нечего, нарезаю его прямо на столе. Холодный металл касается кожи, я показательно цокаю, прикладываю палец к губам. – Ну, это было ожидаемо, - говорю это почти неразборчиво, продолжаю таким своеобразным способом останавливать кровь с пальца. – Еще несколько стопок и я упаду замертво, поэтому предлагаю еще поесть, там в холодильнике должно что-то быть, что я смогу приготовить без ножа, хотя бы, а пока, - толкаю одну соусницу к девушке, нащупываю рукой солонку, выставляю следом, протягиваю дольку лайма девушке. Наконец, освобождаю свои губы от тщетных попыток остановить кровь (хотя вроде бы остановилась, а я чувствую лишь тупую остаточную боль). Между пальцами соль, стопка в руке. Солоноватый привкус на губах. Делаю какой-то неловкий шаг вперед. Одновременно опрокидываю стопку с текилой внутрь себя. И честно, ей Богу, не знаю, как так получилось, что в следующий момент – вместо того, чтобы почувствовать кислоту лайма на губах – чувствую солоноватый от соли, вкус губ своей спутницы.

w e   m e e t   i n   t h e   n i g h t   i n   t h e   s p a n i s h   c a f е
i look in your eyes just don't know what to say
i t   f e e l s   l i k e    i' m   d r o w n i n g   i n
salty water

[indent] В момент, когда наши губы соприкоснулись – я был уверен, что она оттолкнет меня. Не позволит продолжить делать это, в один момент протрезвеет, возможно даже уйдет, хлопнув дверью, обвинив меня в наглости и чрезмерной глупости. Я знал на что иду. И знал, что может произойти в следующий момент. Какая может последовать отдача. Так мне казалось, до тех пор, пока я не почувствовал ее руки на своей шее и ответное прикосновение губ к губам. И я мог бы убедить и себя и ее в том, что это получилось случайно, но это не так. И отрицать этот факт - глупо. Я не хочу и не буду этого делать. Потому что случайно в подобный момент руки не тянутся прижать к себе ближе, и сердце не стучит так предательски быстро и нет желания задохнуться, потому что хочется целовать, бесконечно долго, наслаждаться таким по-детски невинным моментом близости. Именно так это и случилось. И закончилось в момент, когда она отстранилась. Заставила меня разочарованно выдохнуть, еле слышно. Я не должен подавать даже вида о том, с каким сожалением отстранился сам. Не должен вынуждать делать что-то против воли. В данный момент – где-то в аду лично для меня подогревают котел с надписью «уводил чужих невест», и вполне заслуженно. Потому что еще чуть-чуть, и я сделаю это. Потому что не хочу сопротивляться химии между нами, не хочу сопротивляться тому невидимому притяжению, которое снова и снова заставляет меня сделать шаг вперед и поцеловать ее. Снова прикоснуться губами к губам и при этом не чувствовать неловкости. Это – единственное правильное решение за вечер. Поддаться эмоциям, пусть и вызванными приличным количеством выпитой ранее текилы и единственной, видимо, возможности в жизни – быть самим собой. Позволить ей – увидеть себя настоящего. Увидеть то, что не удавалось увидеть никому прежде. Маска примерного семьянина, которая слетела в момент появления в моей жизни незаконнорожденной дочери. Маска хорошего отца, слетевшая в момент, когда я пропустил день рождения сына из-за командировки. Маска горюющего вдовца, слетевшая в момент этого поцелуя. Все проблемы остались позади, все забылось, как будто Риона появилась в моей жизни, словно какая-то святая, отпустившая мои грехи. Она отпустила меня прежнего и позволила вспомнить, что это значит – быть настоящим.
[indent] - Стул – плохая идея, - облизываю губы, чтобы запомнить их вкус прямо сейчас, после того, как на них остались отпечатки ее губ. Смахиваю невидимую пыль с поверхности стола, хватаю Риону за талию так, словно она маленькая девочка, и мне ничего не стоит поднять ее в воздух. Усаживаю на стол, будто это в порядке веще, будто так и должно быть. Напрочь забыть о правилах этикета, поведения и поддержания чистоты на кухне. Не важно, утром все равно будет проводиться санитарная обработка, в любом другом случае – кто-то лишится работы. Верно? Верно. – Вообще у нас ничего не остается на завтра, к сожалению, а может и к счастью, но правила ресторана гласят: либо продавать все блюда под ноль, либо, - пожимаю плечами, признавая печальный факт. – Другого не дано, - замолкаю, просто потому, что понимаю – лимит слов на ближайшие пол часа исчерпан. И чувство голода, подпитываемое алкоголем, нарастает с каждой секундой, как и рассудок, который мутнеет также стремительно.
[indent] Открываю дверь холодильника, глазами скачу с полки на полку, прикидывая количество ингредиентов и уже сейчас в голове рисую абсолютно точную картинку сырной тарелки. – Сегодня у нас день сыра, - заявляю достаточно громко, вытаскиваю на стол все виды сыра, которые имелись в холодильнике. – Без ножа не обойтись, - бормочу под нос, но только для самого себя, вновь впадая в состояние полной абстракции – переключаю все свое внимание на то, что собираюсь сделать. Из каждого уголка кухни, начиная с холодильника и заканчивая подсобным помещение – достаю необходимые ингредиенты. Сыр нарезаю кубиками, и лишь один вид – самый дорогой и на вкус, наиболее изысканный – треугольниками. Делаю это медленнее обычного, порез на руке все еще дает о себе знать, а внимательный взгляд Рионы заставляет вести себя куда более сдержано, хоть в моем состоянии это весьма сложно. Нанизываю на шпажки сыр с виноградинками, попутно отправляю одну в рот, почти дразню тем, что имею на это право сейчас – ведь я у руля, готовлю, а ей – достанется самое изысканное и вкусное. По старой схеме готовлю соус, но на этот раз заменяю мед бальзамическим уксусом – он убьет лишнюю сладость, и соус не будет нуждаться в подсолке. Выливаю соус в чистую соусницу, выставлю на стол. Из длинного носика поливаю каждую шпажку, лишь едва касаясь самих продуктов – даже сейчас в темноте и полной прострации – все должно быть идеально. Иначе – в этом нет никакого смысла. Сыр треугольниками соединяю на шпажке с крупно нарезанной клубникой и отщипанными листочками мяты. Укладываю на отдельную тарелку, разделяя все то, что можно есть с соусом и без него. – Bon appétit, - двигаю первую тарелку с закусками, вместе с соусом. С нескрываемым удовольствием наблюдаю за тем, с каким наслаждением она пробует первый кусочек. Облизываюсь почти неосознанно, ловлю себя на мысли о том, что хотел бы сейчас снова попробовать ее губы на вкус. Смотрю на нее. Снова слишком долго, но не могу удержаться. Что-то тянет меня к ней. Сокращаю расстояние, замираю. Прямо чувствую тепло ее кожи, когда скольжу рукой по холодной поверхности стола и оказываюсь совсем рядом с ее бедрами. И этот стон. Пусть он просто от наслаждения приготовленной мной закусок – раздается в моей голове эхом. Текила ударяет по мне слишком сильно. Позволяет делать все, что возникает в голове. Почти все, ведь если бы я послушно следовал своим собственным желаниям – она уже давно была бы раздета, прямо здесь, на столе.
[indent] Слежу за тем, как внутри нее пропадает еще одна соусница с текилой. Делаю тоже самое, послав к черту культ распития этого напитка. Делаю все не впопад, тороплюсь скорей перебить горький, обжигающий привкус текилы солью и лаймом. Но все это ничто, по сравнению с тем, что происходит дальше. Такой ненавязчивый призыв к действию, когда появляется зажатый в губах кусочек сыра. Ей стоило лишь поманить пальцем, а я как глупый мальчишка уже был бы у ее ног, не способный контролировать ни себя, ни собственные мысли. Веду себя размеренно, стараюсь не форсить события, хотя это никогда не входило в мои привычки – всегда спокойный, почти холодный – сейчас стал как будто полной противоположностью самого себя. Подбираюсь ближе, держу руки на безопасном для каждого из нас расстоянии, на уровне бедер, упираюсь пальцами в прохладную поверхность стола. Не могу остыть, но очень пытаюсь. – Попробую, - даю вполне обдуманное согласие, уже наверняка знаю, что произойдет в следующую секунду. Но снова не позволяю себе нырнуть в это странное желание с головой. Позволяю ей подумать, взвесить все «за» и «против», решить для себя – готова ли она к необратимым последствиям того, что делает, к чему подводит. Уверен, что она прекрасно понимает все риски, знает, что за каждым поцелуем может последовать что-то другое. Расстояние вновь слишком большое, поэтому ни раздумывая больше ни секунды – приближаюсь к ней. Так близко, что постепенно ощущаю, как уходит земля из-под ног, а в голове бегущая строка, кричащая, вопиющая о том, что делать что-то еще запрещено. Нельзя. Это не по правилам, не по этикету, не по-человечески. Губами касаюсь ее губ, зубами откусываю лишь маленькую часть от сыра, не успеваю даже понять его вкус – вновь касаюсь ее губ в поцелуе. Сначала еле ощутимо, словно пытаюсь спросить разрешения, хотя она дала мне его сама, и я уверен в этом абсолютно точно. Ее руки мягко обвивают мою шею, тянут к себе ближе, не давая возможности отстраниться. А я и не собирался. Губы к губам – так естественно, словно всегда так было и будет, и никак иначе. Это неправильно. Не позволительно. Так восхитительно, что я сейчас потеряю голову. Если уже не потерял. Потому что лишь в подобном состоянии мог бы позволить себе коснуться пальцами талии, притянуть ее к себе, так легко благодаря гладкой поверхности стола. Касаться обнаженной спины, не позволяя большего, хотя с каждым прикосновением хочется противоположного: намеренно скользнуть под тонкую ткань, чтобы приобнять, в тщетной попытке стать еще ближе. Опуститься ниже, к нежной коже шеи. Так хочется, но не позволяю себе. Довольствуюсь тем, что имею, пока не получу честное согласие на продолжение. Слишком соблазнительно. Так соблазнительно, что кажется почти невозможным. Не верю даже в то, что прямо сейчас мы захлебываемся в поцелуях, как-то просто, без намека на волнительное продолжение. Не хочу спугнуть. Не хочу выглядеть козлом, который пользуется алкогольным опьянением и слабостью едва знакомой девушки. И неважно, что я сейчас – в состоянии не лучше, и знает она меня ровно столько же.
[indent] С каждой секундой чувствовать, как нарастает напряжение, как становится жарко, нет, слишком душно, в помещении, где выключены абсолютно все плиты. Отстраняюсь на мгновение, чтобы в темноте, опираясь лишь на свет над нами, взглянуть в глаза. – Я все пойму, - снова касаюсь губами губ, как будто боюсь, что после каждого произнесенного мною слова, она буде все дальше и дальше от меня. Не хочу, чтобы это произошло, но боюсь, как и любой другой боялся бы на моем месте. – Если оттолкнешь прямо сейчас, я все пойму, - на выдохе, вдох, чтобы не задохнуться, губами к губам в новом поцелуе. Я не должен этого делать, но делаю, словно здесь, на моей территории – исчезли все правила и вообще все, что могло нам помешать. Этикет? Правила поведения? Может вспомнить о церкви и о том, как давно я не был на исповеди. Возможно, в это воскресенье все же дойду до нее, потому что сложно будет жить с мыслью о том, что я подвел женщину, почти замужнюю к черту, под названием измена. Впрочем, считается ли она таковой, если ничего не чувствуешь. Да и ее пальцы, притягивающие меня к себе еще ближе – совсем не говорят о том, что я делаю что-то против ее воли. Скольжу рукой по ноге, приподнимаю край длинного платья, чтобы коснуться гладкой как шелк кожи. Я могу остановиться, стоит ей лишь дернуть рукой в попытке оттолкнуть меня. Отстранюсь, скрепя сердцем, разочарованно. Буду жалеть о том, что не настоял на своем, оправдываться правилами и логикой. Но разум будет твердить об обратном, как и сейчас, когда я продолжаю касаться ее в поцелуе. Снова и снова, боясь, что момент будет упущен и она просто исчезнет также внезапно, как и появилась. Разбудила внутри меня заглохшие чувства, пробудила какую-то подростковую нежность, тягу к романтике. Заставила почувствовать себя тем, кому все по плечу, главное не утонуть с головой в собственных чувствах. Их нет, но есть непреодолимое притяжение. – Это будет наш маленький секрет, - отстраняюсь, чтобы шепнуть ей в губы, снова касаюсь их в поцелуе, мимолетно. Снова. Поцелуй. Еще один. Как выстрелы в упор. На губах, на подбородке, ниже по шее, которую она подставляет под мои губы. Тянет ближе. Вот-вот столкнет меня в пропасть, и единственное, что до сих пор держит меня на плаву – отсутствие четкого ответа. Она не сказала да. Не дала согласия, лишь продолжает целовать, отвечать на поцелуи, мягко прижимая к себе. Не отстраняется и не поддается. Подвешивает в состоянии «я подумаю», как будто пытаясь разозлить меня, сыграть на отсутствии моего терпения. Но вед она – совсем меня не знает. Умею довольствоваться тем, что имею. Пусть даже если это лишь поцелуи. Но ведь такие обжигающие. Напрочь глушат совесть и честь. И ее кожа такая соблазнительно нежная, словно так и просит коснуться ее губами, вызвав последующую череду мурашек. Тебе стоит лишь надавить пальцами на мою грудь, чтобы я сделал покорный шаг назад, и не позволил ни себе, ни нам – совершить ошибку, если подобное можно таковым назвать.

T I M E   T O   L I S T E N   T O   M Y   C O N F E S S I O N
i'm much less than i wanted to be, wanted to be
Y O U   S H I N E   A   L I G H T   O N   M Y   D A R K   S I D E   B U T   Y O U
don't care what you see

[indent] Я был готов ко всему. В принципе всегда продумывал свои шаги на несколько вперед, пытаясь предугадать все варианты развития событий. Как и сейчас. Либо да. Либо нет. Другого не дано. Либо мы будем продолжать задыхаться от поцелуев, которые так сильно будоражат кровь, сносят крышу, что нет сил сдерживаться. Либо откажемся от этого, не позволив свершиться тому, чего, кажется, хотим вдвоем. С каждым прикосновением губ к губам – что-то внутри нас с треском ломалось, отводя от неизбежного. От ошибки, которую каждый из нас совершит в следующие несколько месяцев. Ее несправедливое замужество, брак с человеком, который не то что не любит ее – не уважает, использует, как марионетку в странных играх. Послушная кукла в злобных руках. И мое продолжающееся уже второй год скитание в поисках ответов на вечные вопросы. Мне надоело думать, не хочу действовать по правилам, надоело молча ступать по кем-то ранее протоптанному пути. Хочу своих ошибок. Хочу чувствовать адреналин в крови, как сейчас, когда она притягивает меня к себе ближе, не позволяя отстраниться. Своими действиями показывает свое согласие.
[indent] И в следующий момент забирает его едва слышным «нет». Это слово разбивает момент, разбивает странное, еле ощутимое чувство между нами, которое я никогда прежде не испытывал и вряд ли хоть однажды еще почувствую. Не смогу даже описать словами: какое оно. Не верю собственным ушам. Мне кажется, будто это как в каком-то страшном сне. Так не бывает. Не может быть. Не могла она изменить свое мнение — вот так просто, вот так быстро, словно по щелчку пальцев. Я вновь тянусь к ней, чтоб коснуться губ в поцелуе, но на этот раз тонкие пальцы упираются в мою грудь, предотвращая дальнейшее соприкосновение. Толкает меня, заставляет сделать шаг назад и замереть. Если бы меня прямо сейчас облили ледяной водой, ударили током и избили бы до состояния полусмерти – я не почувствовал бы это так отчетливо, как сейчас чувствую отпечатки ее пальцев на своей груди. Оттолкнула. Изменила свое отношение к происходящему, заставила задуматься. Смотрю в глаза, в этой полутьме, обращаю внимания на ее испуганный, немного рассерженный взгляд. Она борется с бушующими внутри эмоциями, но следующими словами позволяет им вырваться наружу. Молчу, пытаясь отрезветь, остановить бешено крутящуюся вокруг своей оси планету, которая так предательски затягивает меня следом на эту глупую карусель. Пытаюсь хоть что-то ответить, но в итоге, молча продолжаю наблюдать. За тем, как она соскакивает со стола, удерживаясь пальцами за гладкую поверхность и лишь благодаря этому не потеряв равновесие. За тем, как встает на холодный пол, не удосужившись надеть туфли. Не верю, что это происходит прямо сейчас, именно со мной. Не могу даже пошевелиться. Чувствую стук неугомонного сердца, слышу мысль, бьющуюся в моей голове, умоляющую остановить ее, сделать хоть что-то, но тело не слушается меня. Все – отказывается принимать факт происходящего. Делает вид, будто меня не существует. Будто прямо сейчас на кухне – она абсолютно одна. В ее движениях нет ничего лишнего, даже сейчас, будучи расстроенной, разозленной? Я не могу понять ее чувств и эмоций, просто потому, что вся моя мозговая деятельность, при условии алкогольного опьянения – занята осознанием происходящего. В каждом действии грация и размеренность. Накидывает на печи куртку, старается не переводить взгляд на меня, делает все, чтобы добиться этого – полного отчуждения. Просит проводить, все также упрямо игнорируя взгляд глаза в глаза. А мгновение мне кажется, что она стесняется. Не хочет смотреть на меня, в очередной раз доказывая самой себе действительность того, что мы это сделали. Точнее, собирались сделать. Перешагнуть черту – стать теми, кем должны были стать, несмотря на общественное мнение и обязательства. Вечер окончательно портится – летит в тартарары с каждой секундой закапывая меня по самое горло в стекле разочарования и какой-то затупленной злости. Чувства обострены, но я упрямо игнорирую их, не позволяю овладеть собой полноценно. Даже сейчас – должен сделать шаг вперед, молча увести отсюда. Молчать? Делать вид, будто все, как и должно быть? Быть согласным с тем, как она восприняла мои слова?
[indent] Что вообще только, что произошло? Почему такая реакция? Я пытался дать веру в себя, в свое слово, в то, что не скажу о том, что между нами произошло или произойдёт в дальнейшем, даже под пытками. Пытался дать ей надежду на то, что не буду одним из тех козлов, что были на приеме и даже не стесняясь собственных спутниц – обсуждали, как провели позапрошлую ночь в объятиях другой. Ради контракта. Ради взаимовыгодной сделки? Весь мир бизнеса состоит из подобных мелочей, от этого не спрятаться. Этого просто не избежать. Но я пытался. Всегда был против системы. И сейчас, вместо того чтобы пойти и в лицо сказать ее жениху о том, что он козел, даже не подозревает, какую птицу пытается закрыть в клетке – молча хлопаю глазами, как подросток, стою и смотрю. Без права на дальнейшие взаимоотношения. Без права на что-то большее. Одернутый, отвергнутый? Фраза - причина? Или просто появившийся вовремя здравый смысл? Но ведь это не так. Мои слова искажены, словно кто-то сунул их под кривое зеркало. Неправильно истолкованы. Судя по всему, это действительно была просто причина. А я неудавшийся эксперимент.
[indent] Но я не согласен с подобным положением вещей. Какое-то странное чувство обиды и желания справедливости – возникает внезапно, почти заставляет меня сделать шаг к ней навстречу. Я хочу очистить свое имя, свою совесть хотя бы перед самим собой. Мне не за что извиняться. Нет смысла что-то объяснять, пытаться вразумить, но я все же делаю это. – Это не значит – что я пытался использовать тебя и скрыть нашу… - хочу сказать «связь», но осекаюсь, меняю формулировку, - наш вечер. Я думал, что не похож на одного из тех кабелей, что в открытую при собственной жене могут обсуждать измену с любовницами, - с губ вот-вот сорвутся слова об отсутствии и неприятии измен, как таковой, но это ложь. А врать сейчас, ей, я не хотел. Мои слова уже искажены до предела, что может быть хуже? Испытывать судьбу я не планировал. – Честно, не думал, что ты воспримешь это именно так, - развожу руками, качаю головой. Что я могу сказать еще? Ничего. Поэтому застегиваю пуговицы на рубашке, какими-то быстрыми, весьма нервными, движениями. – Стал бы я приводить девушку в бар, где меня знают всю сознательную жизнь, в свой ресторан – если бы был уверен в то, что это на одну ночь? – на этот раз я тоже не смотрю на нее. Говорю, потому что слова больше не могут прятаться внутри меня. Им нужен выход, и, если я не сделаю этого – случится беда. Определенно.
[indent] Внимательно смотрю на нее. Стараюсь поймать хоть какую-то эмоцию, открытую, а не придуманную мной, но в состоянии полной растерянности сделать это практически невозможно. Я замечаю в ее глазах сожаление, но его так мало, и оно такое мимолетное, что на мгновение мне кажется – просто почудилось. – Я понимаю, что ты привыкла к тому, что в наших кругах крутятся лишь козлы, в головах которых ничего кроме денег, счетов, контрактов и свежей крови – больше нет, но не у всех так, Риона, - качаю головой. Хочу сделать еще шаг к ней навстречу, но все же не решаюсь. Она молчит, а я продолжа говорить, как будто это единственный способ сейчас не испортить наш вечер окончательно. Пусть он и без того – отвратительно испорчен. – И я был бы готов услышать о себе, что угодно, но только не это, - поджимаю губы, вновь ощущая, как в голове молотком отбивает обида. – Хорошо, я понял, - поднимаю руки, в жесте, будто сдаюсь. На ее волю, на ее чувства, а ее мысли и восприятие. Сдаюсь, потому что не знаю, что еще делать. Не хочу переубеждать. Чувствую разочарование в самом себе, особенно четко в момент, когда вспоминаю выражение ее лица. Дай волю – плюнула бы, несмотря на все, что было «до». Хорошо. Пусть так. Плевать. Я не в силах сейчас изменить хоть что-нибудь.
[indent] Отворачиваюсь, больше не в силах смотреть на нее, говорить хоть что-то. Собираю все закуски со стола, даже не задумываюсь о переводе продуктов или потраченном впустую собственном труде – отправляю содержимое тарелок в мусорное ведро, тарелки в раковину. Чувствую на себе изучающий взгляд, но не позволяю себе поддаться буйствующему внутри любопытству – оглянуться или хоть как-то схлестнуться глазами. Просто знаю – если сделаю это, не смогу сдержаться и либо начну говорить, либо совершу очередную глупость. Она – отказала. Не стоит пытаться испортить отношения между нами еще сильнее, и плевать на все то, что кипит внутри и так отчаянно рвется наружу. Быстро расправляюсь с тарелками, позволяю себе слегка привести мысли в порядок. Вытираю руки о полотенце, бросаю его на стол. Вновь встречаю глазами с Рионой. Молчу. С трудом справляюсь с очередной волной эмоций внутри меня. Ричард, где твое хладнокровие, которому позавидует любой бизнесмен? Нацепить маску безразличия так просто. Сделать вид, будто ничего не произошло. Подобрать с пола ее туфли, за задники. На улице холодно. Не позволительно холодно, чтобы выходить босиком. Как бы сильно ей не хотелось. Помогаю обуться, придерживаю за талию, не позволяя даже пошатнуться в сторону. – Слишком холодно, даже если поедем на такси – ты застудишься, - комментирую свои действия, и почему-то сейчас думаю о том, что она – подобно маленькому ребенку: упрямо поджимает губы, злится, сама не понимает на что, но покорно поднимает сначала одну ногу, потом вторую. Не позволяю себе лишнего. Стараюсь даже не смотреть на нее, чтобы лишний раз не будоражить фантазию. Молча двигаюсь в сторону выхода, попутно погасив свет. Беру девушку за руку, чтобы в дальнейшем вывести из темного помещения. Замереть на мгновение, обернуться, словно забыл сделать что-то важное. Что же что же? В темноте не вижу очертаний. Лишь чувствую прикосновение руки к руке. Сжимаю ее чуть сильнее, в тот же момент тяну к себе.
[indent] – Раз в твоих глазах я все равно останусь неисправимым козлом, то, пусть хотя бы будет за что, - выдыхаю в самые губы, в следующий момент касаюсь их в поцелуе. Неконтролируемом, почти яростном, но в тоже время без намека на грубость. Я так злюсь на нее, что готов свернуть шею. Но не имею права. Не имею права сейчас касаться ее губ, не имею права по сути даже разговаривать с ней, пусть мы живем в современной, а не в колониальной Америке, и далеко не в восемнадцатом веке. Веду себя и впрямь как настоящий козел. Но плевать. Что я потеряю? Честь? Достоинство? Хорошее мнение о себе? Все это кануло в бездну в момент, когда я произнес ту фразу. Рухнул воздушный замок взаимопонимания, испортился момент волшебной химии. Лишь алкогольное опьянение и глупость, которым поддался, как какой-то подросток. Итан на моем фоне ведет себя разумней, даже в момент, когда творит полную ерунду, необъяснимую ничем. Не чувствую сопротивления от ее губ, но все же отстраняюсь. Не вижу ничего. Абсолютно ничего. Только ее горячее дыхание на губах. Третьего шанса не будет. Я протягиваю руку к дверной ручке, замираю в каком-то странном диком предвкушении. Может к черту все? Все эти глупые игры с бизнесом, браками по расчету? Может бросить все и уехать отсюда как можно дальше. Закрыть ресторан, уехать в Париж. Город любви? Возможно. Но только в тот момент, когда ты там с тем, кто действительно тебя понимает. И почему-то с каждой гребаной секундой, проведенной тут, мне кажется, что этот человек именно – она.

[nick]Richard Townsend[/nick][status]daddy [/status][icon]https://i.imgur.com/pSYlUdG.gif[/icon][sign] [/sign][lz]<alz><a>Ричард Таунсенд, 32</a></alz><br> боялся сделать <a>тебе</a> больно, поэтому сделал очень больно.[/lz]

i    d  o  n'  t    w  a  n  t    y  o  u    t  o    s  t  o  p
l o c k   m e   i n   a n d   h o l d   t h i s   m o m e n t,
n e v e r    g e t     e n o u g h
a i n' t   n o   w a y   i' m   e v e r   b r e a k i n g   f r e e
lock me up

[indent] Мне кажется, что в момент, когда наши пальцы сплелись, благодаря моей же наглости и желании везде и во всем проявлять инициативу – мир остановился. Он просто отказался принимать как должное тот факт, что так вообще бывает. Что люди, которые случайно встретились, увидели друг друга, приросли взглядами. Во всей этой кутерьме, среди толпы идиотов, абсолютно идентичных, словно роботы в каком-нибудь фантастическом фильме. Так не бывает. Только в кино, и то – обязательно кто-нибудь что-нибудь испортит. Обычно – эта роль в жизни достается именно мне. Я все порчу, как и несколько минут назад. Слова до сих пор постыдным грязным пятном отпечатаны на мне. Я совершил глупость. Тогда, и, наверное, сейчас, когда позволил себе снова ее поцеловать. Иначе, не так, как прежде, а с какой-то яростью, не прикрываемой злобой. Обида, которая сидит глубоко внутри меня – хочет отомстить, хочет доказать ей, да и всему миру, что я – не такой. Я отличаюсь от них всех. Не бегу за богатством – достиг чего-то и грамотно пользуюсь этим. Не хочу заработать больше, не хочу прыгнуть выше головы. Хочу, чтобы я и моя семья – были обеспечены. И, наверное, если бы не дети – я давно уехал бы из опостылевшего мне города, из страны, далеко-далеко отсюда, стерев о себе любое воспоминание, заставив всех и каждого забыть о том, что где-то когда-то жил был Ричард Таунсенд.
[indent] Но все меняется. Жизнь слишком быстротечна, чтобы дать мне возможность просчитать будущее хотя бы на час вперед. Рядом с Рионой – это невозможно сделать даже на десять минут вперед. Черт, она сносит мне крышу так сильно, что я на секунду начинаю сомневаться в своей адекватности, с психологической точки зрения. Чувствую, как ее рука сжимает мою, так отчаянно и сильно, будто боится, что еще чуть-чуть, и я сбегу. Возможно я так и сделал бы – если бы не тысяча обстоятельств, и невообразимая тяга. К ней. К ее губам. К возможности прикоснуться к ней еще хоть раз, пока мы здесь, за закрытыми дверями, вдалеке от любопытных глаз и острых языков, которые только и ждут момента, чтобы опозорить и омрачить любой положительный момент в чужой жизни. Но наш момент уже испорчен. Мы вот-вот пересечем порог ресторана и, скорей всего, навсегда останемся друг для друга лишь несбыточной мечтой, жалкой попыткой изменить ход собственных жизней.
[indent] Слышу, как щелкает задвижка на двери. Чувствую, как сердце срывается в бешенном темпе, а воздуха становится меньше, чем в момент поцелуев. В глубокой темноте вижу лишь слабые очертания, опираюсь на интуицию, на какое-то далекое внутреннее чувство, на воспоминания, примерное понимание где что находится. Замираю, в ожидании дальнейших действий. Не вижу ее лица, не вижу вообще ничего, но в голове слишком яркие картинки, которые так безжалостно подкидывает мне мое же воображение. Что ты делаешь, Риона? Со мной, с нами, со всеми этими обстоятельствами? Кто разрешил ей вот так нагло врываться в мою жизнь, переворачивать все с ног на голову и заставлять думать о том, что вся моя жизнь от самого начала до сегодняшнего момента – лишь зарисовка. И с настоящего момента она становится реальностью. Со всем спектром эмоций, со всеми чувствами, которые мне были неизвестны до встречи с ней. Получается так?
[indent] Это неважно. Мысли выметаются из моей головы в момент, когда я чувствую ее губы на своих. Настойчивый поцелуй, на который не реагирую просто потому, что не уверен – это то, чего она действительно хочет, или попытка доказать, что может все? Не хочу оказаться марионеткой в чьих-то руках. Хочу, чтобы каждое действие, ответное, было настоящим. Не хочу, чтобы меня использовали. Отчаянно избегал этого всю свою сознательную жизнь, не позволял никому собой управлять, а здесь. Кажется, отдаю бразды правления самим собой в ее руки, когда чувствую кончик языка, скользящий по губам, пальцы, путающиеся в моих волосах. Она тянет меня к себе, завлекает, словно этим самым пытается доказать всю серьезность своих намерений. Это все так неправильно. Она и сама это понимает, понимала, до того момент, пока я не позволил себе ее поцеловать. Пошатнул твердую веру, честность перед обязательствами, укрепил веру в себя и важность собственных желаний. Руки тянутся в ответ, притягивая к себе. Позволяю себе переключиться. Перестать думать о правильности, о честности. Забыть к чертовой матери вообще все, что так упорно пытается пробудить во мне чувство совести. Сейчас она ни к чему. И ее слова прямое тому доказательство. Каждое из них как выстрел в упор. Она убивает меня, заставляет мои сомнения улететь далеко, за пределы этой планеты. С каждым поцелуем, жадным, горячим, все дальше и дальше. С каждым прикосновением, попыткой быть ближе – еще дальше.
[indent] Делаю шаг вперед, нахожу опору в стене, прижимаю ее, словно прячу в тисках собственных желаний. Чувствую рваный выдох на губах, в момент весьма жесткого соприкосновения с ровной поверхностью. С каждым поцелуем напряжение нарастает. Куда-то спешу, будто опаздываю на поезд, будто боюсь, что не успею. Торможу себя, сбавляю темп. Она здесь со мной, дала согласие на продолжение, так почему я все еще пытаюсь украсть каждый поцелуй с ее губ, словно еще чуть-чуть и они закончатся, а она – передумает. Рука скользит по бедру, вновь проникая под ткань платья. Чувствую, как под моими пальцами горит ее кожа, как я сам – горю с каждым миллиметром выше. Не позволяю нашим губам потерять контакт, и, честно признаюсь самому себе, что боюсь это сделать. Боюсь, что передумает, снова оттолкнет. В ее голове сейчас может происходить все, что угодно и я никогда не узнаю – что именно. Могу отвечать лишь за себя и свои действия. За каждое последующее прикосновение выше по талии. Платье мешается, слишком узкое, и я сдерживаюсь, чтобы не рвануть пальцами ткань. Возвращаюсь к бедрам, ниже по внутренней стороне. Губами скольжу ниже по шее, свободной рукой обхватываю шею, направляю, помогая выгибаться так, чтобы позволить прочувствовать каждое прикосновение кожей, получить от него удовольствие и сойти с ума так же стремительно быстро, как я сам. Она притягивает меня ближе, продолжая отчаянно цепляться пальцами за мои волосы, а я все также жадно изучаю ее шею, не сдерживая себя в желаниях, опускаюсь ниже, к ключицам и едва ощутимым лямкам платья на плечах. Ее кожа сводит с ума, ее аромат заставляет отключить сознание и логику. Мою ответно «хочу» в каждом поцелуе, в каждом касании пальцами. И только в момент, когда лямка соскальзывает с ее плеча, я понимаю, что мы – как воры. Забрались в ресторан, закрылись, спрятались ото всех, словно эта попытка скрыться. Наш маленький секрет? Нет, не так. Не правильно. Так не должно быть. Пуговицы на моей рубашке вновь расстегиваются под ее руками. Страсть сносит крышу, не позволяет рассуждать, но я все же очень пытаюсь. Пальцами за талию, тяну к себе. Шаг за шагом, назад, словно в самом страстном танце. Сокращаю расстояние до стола, где совсем недавно мы так мило беседовали и пили текилу. Заставляю упереться спиной и ладонями в холодную поверхность. Вновь изучаю губами ее губы, поцелуями, влажными, страстными. Каждым прикосновением языка к языку, вызываю непроизвольные попытки быть еще ближе. Руки закидываю себе на шею. Не позволяю ее вжиматься пальцами в стол. Хочу чувствовать ее, ее желание, ее попытки притянуть меня к себе еще ближе. Схожу с ума от каждого вздоха, от каждого тяжелого выдоха в момент, когда пальцы скользят по оголенным участкам кожи. Проникаю под ткань платья, мягко веду узор кончиками пальцев по пояснице, ниже. Никак не могу свыкнуться с мыслью о том, что сейчас имею возможность изучить ее всю. От макушки до пяток. И ничто мне не помешает. Ни ее платье, ни ее жених, ни мои принципы. Никто и ничто. В этом мире прямо сейчас нет никого, кроме меня и ее. Кроме рваных стонов. Кроме желания быть ближе, поцелуями, кожей. Хочу попробовать ее стоны на вкус. Хватаю губами, в маниакальном желании смаковать каждую крупицу воздуха рядом с ней. Сумасшедшая страсть сносит крышу. Я пытаюсь держаться на плаву, но не могу. Чем дальше заходят мои руки, чем жаднее становятся поцелуи – остановиться становится все сложнее.
[indent] – Нет, - обжигаю губами кожу, возвращаюсь выше по шее, влажной дорожкой кончика языка. – Мы же не воры и не подростки, чтобы вести себя вот так, - еще выше, по контуру челюсти, до мочки уха. Чувствую ее ответную дрожь, в момент, когда она замирает. Напряглась. Думает, что я оттолкну ее? Попрошу остановится? Думает, что в моей голове заговорил разум? Возможно, но не в попытке все прекратить. – Мы же можем вести себя, как взрослые, верно? – говорю это, и сам не верю в собственные слова. Взрослые? Что за глупое понятие, как будто какое-то ужасное клише, которое кто-то ставит на тебе в один прекрасный момент. – Мы могли бы поехать куда-нибудь, где нас точно никто не найдет, остаться наедине, а не под взглядами гребаных овощей, - поцелуй на губах, мягкий, ненавязчивый, словно проигрыш к безусловно шикарному продолжению мелодии. – Не хочу, чтобы ты снова думала, что я пытаюсь спрятаться или скрыться, мне плевать, - медленные движения по бедрам, вновь, словно случайно, соскальзываю ниже к внутренней стороне. Чувствую жар, наслаждаюсь им. В голове тысяча светодиодных огней, и четкая фраза – это все для меня, которая так тешит самолюбие, что я чувствую внутри себя столько сил и такие сильные эмоции, что вот-вот упаду замертво. Они глушат меня, я сам глушу себя, каждый раз вслушиваясь в тихий шепот, рваные вдохи, в момент, когда пальцы оказываются критически близко. Дразню ее и мучаю самого себя самой прекрасной пыткой. - Хочу тебя так сильно, что готов пожертвовать всем, - выдыхаю в самые губы, в ответ, выравниваю счет между нами. Не позволяю ей принять решение, оно ни к чему Какая разница, что вокруг - если напротив меня - она, и все остальное сразу теряет вес. Не знаю уж, текила во мне говорит, или далекое, глушимое мной самим желание быть нужным хоть кому-то, сгорать от страсти, детская мечта о том, что когда-нибудь со мной случится тоже самое, что и с моими родителями. Один раз - навсегда. До гробовой доски. В моей жизни одна уже есть. И, как не хочется говорить об этом, также сильно, как и даже позволять думать - это не то, к чему я стремился. Она - Риона Фишер - то к чему я стремился. Почему судьба любит издеваться над людьми, подкидывая их друг другу в момент, когда нельзя повернуть назад и изменить хоть что-нибудь. Спастись от роковой ошибки. Не такой уж и роковой, если вспомнить о доме и... Нет, не сейчас. – К черту овощи, к черту обстановку, хочу, - отмахиваюсь от собственных мыслей, выдыхаю ей в губы, подтверждаю ранее сказанные слова. Вновь касаюсь губ в поцелуе, жадном, влажном, таком страстном, что вот-вот подогнутся колени. Ее неприкрытое желание не позволяет растягивать время. Не дает мне даже думать о том, чтобы сейчас куда-то ехать тратить драгоценные минуты. Или же – наслаждаться ими еще дольше? Ничего не нужно. Лишь продолжать каждым прикосновением, выше, по критическим точкам, каждым стоном, которые она сдерживает, будто боится быть пойманной, сбивать ее с толку, мешать думать, мешать соображать и без того пустой голове. Сходить с ума, безнаказанно сводить с ума ее. Чувствовать пальцы на груди, на шее. Ее так много, но мне хочется еще больше. Хочу, чтобы каждый ее стон принадлежал только мне. И с чего вдруг я решил, что так и будет? Не думал, что рядом с такой женщиной, смогу открыть в себе какие-то новые потайные черты характера. Но такой женщиной ни с кем не захочется делиться, особенно в таком жестоком, безобразном мире идиотов и притворщиков.

[nick]Richard Townsend[/nick][status]daddy [/status][icon]https://i.imgur.com/pSYlUdG.gif[/icon][sign] [/sign][lz]<alz><a>Ричард Таунсенд, 32</a></alz><br> боялся сделать <a>тебе</a> больно, поэтому сделал очень больно.[/lz]

i think about the times we had
a n d   n o w   i   k n o w   w h y, oh why
w h y   y o u   h a d   t o   s t e a l   my heart
when we're a world apart

[indent] За всю свою жизнь я не испытывал подобной жажды к человеку. Я знал ее несколько часов, а казалось, будто всю жизнь и с каждым прикосновением, случайным или намеренным - убеждался в этом. Каждый раз чувствуя кончики ее пальцев на коже я сдерживался чтобы не испустить дух. Был готов умереть прямо сейчас, лишь бы застрять в этом моменте навсегда. Кожа горит, я горю и ее тихие вздохи почти в унисон с мои таким же сбитым жадным дыханием - подливают масла в огонь. Как будто мало того, что я и так почти задохнулся. Как будто мало того, что ещё чуть-чуть и я упаду замертво просто потому, что сердце остановится. Не выдержит подобного напряжения. Каждая мышца ноет и болит, словно я бежал несколько километров без отдыха. А следующие ее стоны, как препятствия, об которые спотыкаюсь, усложняя себе путь. Меня не смущают ее попытки ускорить процесс быть ближе, в момент, когда пальцы не справляются с бесконечным (как казалось в этот момент) количеством пуговиц и рубашка трещит по швам. Висит на моих плечах, будто сохраняя под тонкой завесой мое и без того нагое существо. Ладонь скользит по ключицам, ниже по груди, до живота, заставляя непроизвольно скрутиться в узел все то, что, изнемогая от желания, томится ниже. Тяжело выдыхаю ей в губы, вновь соприкасаясь в поцелуе. Она даже не представляет власть, которая сейчас так плавно перешла ей в руки. Как легко сейчас может управлять мной, вместе с желанием, полностью перекрывающее кислород, заставляющее повиноваться, плыть по течению и не сопротивляться. Откинуть от себя все лишние мысли, отдаваться моменту, словно он – последний прекрасный момент в моей жизни и не повторится больше никогда. И это невероятное состояние тупой ноющей боли в низу живота. Сейчас его не чувствуешь полноценно и не почувствуешь до тех пор, пока не остановишься, пока кому-то не придет в голову снова оттолкнуть, притормозить. Сказать стоп. Но никто из нас не намерен останавливаться. Верно? Я уверен в этом, особенно сейчас, когда чувствую новый горячий такой требовательный поцелуй на губах. Я почти не дышу. Наслаждаюсь воздухом, тем электрическим разрядом, который пробегает между нами в момент очередных прикосновений. С каждым поцелуем она становится все ненасытней, будто ей мало того, что я отдаю. Хочет больше. Ворует каждый выдох с моих губ. Заслуженно. Размазывает по полу тонким слоем, отдирает и шлепком бросает обратно, но уже противоположной стороной. Топчется по мне, будто именно этого и добивалась - мечтала уничтожить меня, и сама того не подозревая - сделала это.
[indent] Проявляю инициативу. Пытаюсь взять процесс в свои руки, поддаюсь искушению и излишней нетерпеливости, которая заставляет мои руки ползти вверх по талии, встречаясь с ее пальцами. Она задыхается. Каждый выдох горячим отпечатком остаётся на моей груди, на губах, везде, где позволяю ей оказаться. Она забирается под кожу, нагло и бесцеремонно, не спросив разрешения. С момента наших взглядов на приеме, с момента первого прикосновения рук. Вымела из головы лишнее и усадила себя на трон в самом центре. Но я не готов сдаться так скоро, даже если в глубине души понимаю, что уже сдался. Хочу помочь справиться с молнией на платье, встречаюсь с ее пальцами на собачке, но Риона обходится без меня. Тихий звук расстёгивающийся молнии - как выстрел в воздух перед важным забегом. Платье спадает с неё, обнажая тело. Не вижу в темноте, могу довериться лишь собственным ощущениям, и воображению, опираюсь на то, что чувствуют и рисуют в голове собственные пальцы. Скольжу по коже, вызываю свежие вздохи, тягу прикоснуться губами в поцелуе. Не позволяю. Растягиваю удовольствие, ухмыляюсь невидимо для нее. Сердце пропускает удар, когда ладонь поднимается выше по талии, а затем ниже, но уже по пояснице. Каждое касание – оставляет следы, словно кто-то нарисовал бензином мокрую дорожку и бросил спичку. Отрываюсь от нее, лишь на секунду и все же позволяю себе сделать шаг назад, чтобы, благодаря жалким проблескам света из основного зала, через маленькие окна, увидеть все своими собственными глазами. Какие-то ничтожные очертания, которые целиком дополняют образ в моей голове. Но это лишь одно мгновение. Такое тягучее и прекрасное, что хочется попробовать его на вкус, смаковать и наслаждаться им, подобно самому требовательному ресторанному критику. Дальше, играя на одной ей известных контрастах, уже она – делает шаг навстречу. Не позволяет насладиться видом полноценно, словно подзадоривает воображение. Прижимает меня к противоположному столу. Не даёт волю рукам, но прижимается так близко, что я не сдерживаюсь и в ответ - касаюсь губами шеи. Даю себе волю, оставляю языком влажную дорожку. Показываю ей то, чего может лишиться, если не выпустит из своего сладкого плена. Заставляю выгнуться, прижаться ещё ближе, так, что чувствую кожей ее кожу. Горячую, такую ненасытную, умоляющую к ней прикоснуться не только языком, но и руками. Позволить сорваться в бездну, нырнуть в нее с головой. Прыгнуть и утонуть в чувствах и эмоциях, которые безусловно поглотят ее целиком и полностью. Как и меня. Жадно, ненасытно. С плеч срывается рубашка, оставляя меня обнажённым по пояс. Руки вырываются из оков, и, как бы я не хотел остаться в них подольше, тянуть ее к себе, сокращать расстояние до предельного минимума - куда желаннее на данный момент.
[indent] Руки не подчиняются воспаленному разуму. Изучаю ее тело, в надежде запомнить каждый сантиметр кожи, оставить отпечатки на коже, которые будут напоминать обо мне в момент, когда она осознает – все, что происходит вокруг нее за пределами моего присутствия, всего лишь чья-то глупая игра. То, что происходит сейчас между нами – по-настоящему. Сносит крышу, уничтожает, стирает все грани разумного и дозволенного. Каждая секунда в обществе друг друга – серьезный вызов внешнему, такому жестокому миру. А каждый мой скользящий по коже поцелуй – приносит такое животное спокойствие, связывает абсолютно чуждые друг другу, противоречащие в своей сути понятия: нежность и страсть. Все они перемешаны внутри, и мне только и остается – научиться грамотно балансировать между ними, каждый раз играть на контрастах и вызывать новые и новые стоны, требовательные, почти скулящие. Она так сильно хочет быть ближе, что вот-вот прирастет ко мне намертво. Тянет руками к себе, я поддаюсь, потому что и сам чувствую такое же непреодолимое желание. Сократить расстояние до несуществующих размеров. Быть близко настолько, что воздуха не хватит даже для последнего вдоха. Ее тихие слова желания остаются отпечатком на моих губах, скрываются, прячутся, словно сокровище, под следующим поцелуем. В очередной раз подтверждает свои намерения, не дает повода задуматься о неправильности произошедшего. Откидывает мои сомнения в сторону. Заставляет все, что так долго сдерживало меня – отступить, дать волю истинному «хочу», такому же страстному, как и ее. С ним встречаюсь. Получаю подтверждение на выдохе, когда пальцами скольжу по талии, усаживаю на стол. Чувствую пальцы, притягивающие меня к себе снова, будто гарантия тому, что я не передумаю и не отступлю. Завлекает новым поцелуем, не разрешает отстраниться, пальцами впиваясь в волосы. Хочет быть ближе. Хочет получить все. Хочет сорвать джек-пот, сведя меня с ума. У нее это отлично получается, потому что я абсолютно точно могу сказать – я потерялся в собственных эмоциях и мыслях, позволил ей проникнуть в разум и заполнить его полностью. Без возможности выбраться наружу.
[indent] Не нужно ничего лишнего. Только чувствовать ее прикосновения на коже и ее желание, которое она не может больше прятать, как бы ни старалась. Рваное дыхание тянется следом за моими действиями. Пальцами скольжу по икрам, возвращаюсь ниже, чтобы ловким движением стянуть за задники ее такие неудобные, наверное, туфли. Вновь скольжу выше, изучаю ее тело, делаю все, чтобы запомнить его, отпечатать в памяти до конца своих дней. Выше по бедрам, натыкаюсь на ткань нижнего белья, но пока не позволяю себе избавиться от такой смешной, почти ничтожной, преграды. Дальше, вверх, по талии, вырываю выдох, почти заставляю снять напряжение, такое невыносимо тяжелое, томящееся в предвкушении, прямо в губы, как отсчет вслух. Начинаем с трех. Влажным прикосновением языка по шее, пробую ее на вкус, и теряю остатки разума. Позволяю себе лишь на мгновение оторвать руки от нее, чтобы справиться с пряжкой ремня. Ее голос все еще отчетливо стучит в моей голове. Ее тихое «хочу» встречается с моим жадным. Два. Желание, моими же руками, укладывает ее на холодную поверхность, открывая мне доступ ко всем неизученным ранее открытым участкам. Прикосновение за прикосновением. Жадно, еле сдерживаясь в своих желаниях. Так сильно хочу сократить расстояние между нами, сорвать крышу одним общим соприкосновением. Не могу больше ждать. Один. И вот, пальцами стягиваю мешающую мне ткань ее нижнего белья. Подтягиваю ее ближе к себе, чтобы в следующий момент тяжело выдохнуть, глухим стоном обжечь шею. Почувствовать пальцы, впивающиеся в шею, ниже по спине. За каждым толчком – рваный выдох. Стоны, не сдерживающиеся, развязные. Они такие восхитительные, что хочется больше. Наращиваю темп, замедляюсь, чтобы раз за разом сбивать ее стоны с развязных на скулящие. Тянет ближе, не позволяет останавливаться, пытается взять управление в свои руки, но не может. Слишком тяжело. Даже дышать сейчас тяжело, думать – еще сложнее. Все на одних инстинктах, по воле собственных чувств, под влиянием собственных желаний, которые в настоящий момент стали нашими общими, схлестнувшись в движениях в едином ритме. В ответ на ее стоны, кусаю кожу на шее, облизываю ее, такую горячую, такую желанную. Хочу чувствовать ее полностью. Такую ненасытную, такую трепещущую. В моих руках. Выдыхать в ответ, кожа к коже. Тянуть ближе к себе, не позволять отстраняться, когда кажется, что вот, еще чуть-чуть и страсть выбьет все пробки. Обесточит. Уничтожит. Заставит насладиться каждым следующим движением. Не могу остановиться, ведомый жаждой слышать ее. Она не сдерживается больше. Услаждает мой слух, шепчет что-то неразборчивое, раз за разом лишь сильнее впиваясь пальцами в волосы. Руками крепко держу ее за талию, притягиваю, когда чувствую какой-то животный страх от того, что она может вновь отстраниться. Не контролирую это. Просто не могу. Потому что с каждым толчком хочется быть еще ближе. Чувствовать ее каждой клеточкой тела, наслаждаться этой сумасшедшей близостью, будто этого мне не хватало всю жизнь. Не даю ей возможности снова коснуться спиной холодного стола. Не позволяю этого, ведомый желанием чувствовать жар тела, слышать ее стоны, то, как она тихо шепчет мое имя, словно молитву, раз за разом заставляя отключаться от внешнего мира. Отдается целиком и полностью, будто в последний раз. Не жалею ни о чем. Не жалею, что позволил себе переступить черту, надавить на горло собственной гордости и принципам. Они не дали бы мне подобного наслаждения. Не дали бы тех ощущений, что получаю сейчас, став с ней одним целым. Раскаленным комом желания, когда весь стыд и разумные мысли – отходят на второй план. Мне мало ее. Мало близости. Хочется больше. Из-за этого впиваюсь пальцами в спину, направляю, тяну к себе, еще ближе. Целовать ее губы, ловить стоны, жадно кусать ее, каждый раз выбивая дух. Стереть с лица земли, стереть себя следом. Исчезнуть. Превратиться в одно сплошное ничто. Без прошлого и будущего. Забыть обо всем, что было «до», остаться в настоящем и сойти с ума, окончательно и бесповоротно. Словно завтра не наступит никогда. Забыть о правилах и предосторожности. Толчок за толчком, каждый яростней и желаннее. Впечататься в нее и остаться внутри, навсегда, и неважно что скажут другие. Брать и владеть тем, что она так покорно вложила в мои руки. Что-то нежное и невесомое, превратилось в страстное и материальное. Она почти срывается на крик, вжимаясь в меня. Вытягивается, как струна, поддается моим рукам, которыми продолжаю прижимать к себе. Дыхание сбивается, я чувствую, как меня разрывает на сотню, нет, тысячу кусочков, в момент, когда я вновь впиваюсь губами в ее шею, глушу в ней свой последний стон. Не выпускаю, не позволяю отстраниться. Прижимаюсь к влажному телу, точечно, еле ощутимо касаюсь кожи, оставляя поцелуи, словно невидимые отпечатки. Не осознаю произошедшего, просто отдаюсь душой и телом каждой минуте наслаждения, которое она разделила вместе со мной.
[indent] Выпускаю, наконец, ее тело из плена пальцев, но не позволяю отстраниться, мягко касаюсь плеч, спины, рук, словно пытаюсь успокоить до сих пор горящую кожу. Нахожу ее губы во тьме, оставляю поцелуй, еле ощутимый. Хаотично касаюсь тела, утягиваю за собой в новый поцелуй, чтобы беспрепятственно позволить себе отстраниться, вырвав еле слышный вздох с губ. – Я хочу украсть тебя на всю ночь, и почему-то я уверен, - шепчу в губы, попутно заправляю выбившуюся прядь волос ей за ухо, приподнимаю лицо за подбородок, мягко касаюсь губ в поцелуе, ниже по скулам, по контуру челюсти, вдыхаю ее аромат, сбиваю дыхание своей паузой, - что не остановлюсь на одной ночи и украду тебя навсегда, - произношу это и понимаю, что сейчас – это единственная честная мысль в моей голове, вырвавшаяся словами наружу. И неважно, что в ту же секунду появляется слишком много этих идиотских «но», которые все портят. Обстоятельства, с которыми мы можем справиться, но для этого – нужно желание обоих, а не мое одно, будто эгоистичное. – Дашь согласие и уже сегодня – мы будем далеко отсюда, - говорю это, в подтверждение своих предыдущих слов, и почему-то не задумываюсь о том, что могу напугать. Уверен, что сейчас – она слишком остро чувствует меня, чтобы позволить очередной глупости пролезть в голову и перевернуть слова с ног на голову. Но я действительно готов это сделать. Пожертвовать всем, бросить всех и сбежать отсюда, как можно дальше. Лишь бы знать, что она – никогда не достанется своему жениху, использующего ее как разменную монету. Она – не согласна с этим, и я, как змей-искуситель толкаю в пропасть. – И, если не сейчас – мое предложение будет действительно всегда, до тех пор, пока мое сердце бьется, пока я жив, - не хочу давить, даю ей почву для раздумий, не позволяю оттолкнуть себя или сорваться бездумно в пропасть. Мои слова – как заявление. Говорю шепотом, но кажется, будто так громко, так открыто, и главное – без тени сомнения. В моем голосе уверенность, будто я наперед знаю о том, что будет завтра или через полчаса. Я уверен в том, что, несмотря ни на что, буду готов пойти за ней на край света, стоит ей только попросить. Одна ее фраза, одно ее желание – и все в мире потеряет вес. Я думал, что так бывает лишь в кино и в мечтах романтичных девиц. Но, сейчас своими собственными глазами убеждаюсь в том, что нужно лишь дождаться момента и полностью поддаться такому редкому на планете чувству – любви с первого взгляда. С первого прикосновения отдать душу незнакомому человеку, даже не задумываясь о последствиях. Безрассудно. Глупо. Но в душе каждого из нас живет романтичный подросток, который готов на безумные поступки, лишь бы чувствовать руку любимого человека в своей руке. Неважен статус, неважен возраст – ты просто чувствуешь это и плывешь по течению.
[indent] Мы прячемся в статусы и одежду. Вновь становимся прежними, только на этот раз губы истерзаны, как и души. Нараспашку, вывернутые наизнанку, оголенные, словно открытая рана. Любое неловкое прикосновение и пронзит тупая боль. Но она либо будет отрезвляющей, либо убьет. Насмерть. Без возможности стать прежним. Разобьет сердце на миллион осколков и никогда, никому не будет под силу собрать его воедино. Дай мне ответ, Риона, ведь прямо сейчас я протягиваю тебе руку и жду, еле дыша, предвкушаю, как идиот, надеясь на то, что ты – не отступишь от своих истинных чувств, от своей мечты – быть любимой по-настоящему.

[nick]Richard Townsend[/nick][status]daddy [/status][icon]https://i.imgur.com/pSYlUdG.gif[/icon][sign] [/sign][lz]<alz><a>Ричард Таунсенд, 32</a></alz><br> боялся сделать <a>тебе</a> больно, поэтому сделал очень больно.[/lz]

j  u  s  t    o  n  e    m  o  r  e    c  h  a  n  c  e
hold me tight and keep me warm
c  a  u  s  e    t  h  e    n  i  g  h  t    i  s    g  e  t  t  i  n  g    c  o  l  d
and i don't know where i belong
just one last dance...

[indent] «Я не могу».
[indent] Три слова, которые перевернули мой мир с ног на голову. В очередной раз за последние сутки. Я перечитывал это сообщение несколько раз. Набирал ответ, удалял, вновь набирал, словно когда-нибудь смог бы набраться смелости и отправить его. Но я не сделал этого. Просто потому, что понимал - она права, и слишком эгоистично было бы пытаться убедить ее, даже если у меня на руках сотня аргументов, доказывающих ошибочность этого решения. Она не может. Не может остаться со мной, наплевав на окружающих, наплевав на жизнь, которая была ей уготовлена с самого рождения. Жертва обстоятельств, которая решила поддаться им, несмотря на то, что все ее существо, разум и, главное, сердце - твердили об обратном. Я понимал ее. Наверное, поэтому смириться с ответом было проще. Но, перед смирением было слишком много гнева, слишком много выкуренных сигарет, от которых становилось дурно, и не меньше алкоголя, который на все ещё пьяный, вымотанный бессонной ночью организм, действовал слишком сильно. Я не выходил из комнаты до следующего утра. Мне казалось, что жители всего дома, даже зная о моем присутствии - не решались попасть в кабинет. Просто тихо бродили под дверью. Я слышал детей, которые думали, что их совсем не слышно, шептались о чем-то, пытались решить кто из них первый дёрнет дверную ручку, но никто так этого и не сделал. Голос разума твердил об опасности, и идея так и осталась всего лишь идеей. Атмосфера была не радужная. Несколько дней я молчал, лишь кидал безразличный взгляд на еду, но так и не притронулся к ней. В ресторане не появлялся. Видеться с партнёрами, в особенности с Кристианом, который так настойчиво пытался добиться личной встречи со мной после приема - эту обязанность я возложил на своих помощников, впрочем, как и весь бизнес. На время. Мне нужно было перезагрузится, откинуть от себя мысли, и заняться делами, которые тоже требовали безотлагательных решений. Свежая партия моего дополнительного заработка вот-вот должна была поступить на местный склад, а ребятам, которые помогали мне, необходимо было забрать и доставить груз в ресторан. Отработанная годами схема, ни единой возможности подкопаться, как и мое честное имя. Ричард Таунсенд, человек с идеальной репутацией, примерный семьянин и отец. Можно было написать обо мне, что угодно. Все равно - это лишь слова. То, что я позволял увидеть, позволял узнать, как гиенам из желтой прессы, так и партнёрам. Как и собственной семье. Никто даже не догадывался о том, что весь мой бизнес, каким бы он ни был – построен на чьей-то сломанной судьбе, на самых грязных деньгах современного общества. Каждый раз, когда читал подобные слащавые заголовки – вспоминал о том, кто я есть на самом деле. И по сути, дальше, каждое сказанное ими, или написанное слово можно перечеркнуть миллион раз. Потому что репутация моя - не так уж и чиста. Под моим руководством по всей Европе отправлено столько наркотиков, что хватило бы на всю планету разом, а мне на пожизненный срок, если не на электрический стул. Я не был примерным семьянином, потому что такие люди, во-первых, слишком большая редкость. Во-вторых, они не изменяют своим жёнам, не пытаются уличить в изменах, когда у самих рыльце в пушку, точно не пытаются своими собственными руками уничтожить брак и уж тем более - не стали бы жениться, ради общественного мнения. Отец я - ещё хуже. Особенно это заметно по старшему сыну, который, кажется с каждым днём все больше отдаляется от меня, а я в ответ не могу сделать ничего, кроме того, чтобы и дальше позволять ему это делать. Каждый день шаг назад друг от друга. Я возлагал, да нет, до сих пор возлагаю на него большие надежды, надеюсь, что когда-нибудь он сможет принять мой бизнес и вести его также, как вёл я, и в дальнейшем ввести в курс дела младшую сестру. А по факту - его не интересует ни мой бизнес, ни я сам. Никто, кроме него самого. Такой же эгоист, как и я. Выращенный в условиях, когда всем плевать на окружающих, и не плевать только на самого себя.
[indent] Эта бесконечная попытка сбежать от собственных эмоций - с каждым днём ослабевала. Мне казалось, что за пару дней – я просто превратился в бесформенный мешок с овощами. Почти не выходил из комнаты. Все разговоры только по телефону, реже, по электронной почте. Я думал о том, чтобы уехать на пару дней из города, взяв детей, просто побыть с ними один на один, изучить, посмотреть со стороны. Увидеть в каждом из них такую большую частичку себя и такую же частичку их матери. Но смотреть на них было также невыносимо, как и вспоминать вечер приема. Каждый божий день в одном и том же месте, в одной и той же позе, даже не обращал внимания на пролетающие мимо дни и ночи – просто пытался перезагрузиться. Установить внутри себя какое-то новое обновление, в котором самое важное – полное отключение от чужого влияния, в особенности от влияния собственной головы и этих жестоких воспоминаний. Я старался отдалиться от мыслей о Рионе, от воспоминаний нашего вечера, плавно перетекшего в ночь, которую я не могу забыть, как ни старался. Не помогают ни сигареты, ни алкоголь. Ничто от этого не спасёт. Залечит время, даст возможность меньше чувствовать, пока не заберёт этот неприятный осадок совсем. Каково ей было? В момент, когда она писала то сообщение: что она чувствовала, чем руководствовалась? Что стало причиной ее очередного смена настроения? Все эти вопросы крутились в моей голове. Но на них я никогда не смогу получить ответ. Просто потому, что не смогу больше поговорить с ней, откровенно. И каждое утро, просыпаясь, тянусь к свежей газете, читаю сводки новостей в интернете, выжидая момента, когда же появится бегущая строка, сообщающая о браке Рионы с ее Кристианом. Но ни разу - не нарвался на это. Надеялся, что свадьба не состоялась, и вот-вот раздастся телефонный звонок, звонок в дверь, голубь принесёт записку, ну, хоть что-нибудь, что ознаменует ее фразу - прости, я ошиблась. Но этого не произошло.
[indent] А вот записка пришла. Точнее, письмо, доставленное курьером, лично вручённое им мне в руки. Конверт молочного цвета, внутри идеально оформленный вкладыш с приглашением. На свадьбу. На ее свадьбу. На гребанную свадьбу. Еле сдержался, чтобы не порвать это приглашение на тысячу мелких кусочков. Как будто кто-то специально пытается плюнуть мне в лицо, разозлить, заставить совершить необдуманный поступок. В очередной раз поставить на кон все и безусловно проиграть, потому что я – не выйду из этого боя победителем. Поэтому вариантов не много: либо я наступаю на горло собственной гордости, иду на свадьбу, искренне желаю ей счастья с человеком, которого она, возможно, когда-нибудь полюбит, либо остаюсь дома и всю жизнь жалею о том, что не смог проводить ее, хотя бы гребаным взглядом. И почему я вообще веду себя так, словно она стала центром моей вселенной? Почему столько времени я только и делаю, что прилагаю титанические усилия к тому, чтобы выкинуть ее из головы. Мы не знаем ничего друг о друге. Но мне так сильно хочется узнать все, что я не справляюсь. Мысли ворохом вторгаются, заставляют снова и снова задумываться – а правильно ли я поступаю? Толкнуть в сторону – плевать, будь что будет, а потом также быстро в сторону – это все неправильно, я не имею права, мы не можем, мы не должны. Мы никому ничего не должны. Мы имеем право быть счастливыми, такими, какими мы есть – сорвать маски с лиц, взглянув правда в глаза. Я ничего не могу изменить. Мы по разные стороны баррикад. Мы не конкуренты, ее муж – мой партнер по бизнесу, но с каждым днем, с каждой витиеватой буквой на этом приглашении мне хочется все больше порвать все взаимоотношения с ним, как и этот клочок бумаги. Но это – всего лишь правило хорошего тона. Попытка пустить пыль в глаза, когда по факту – в очередной раз он пытается вытащить меня на разговор. Я даже не знаю, о чем. Не понимаю зачем. Но что-то внутри подсказывает – этот разговор не закончится ничем хорошим. Я слишком вспыльчив, даже не смотря на свою напускную холодность. А он – слишком глуп, чтобы не спровоцировать меня на инцидент, о котором будут говорить все. Идеальная маскировка истинных намерений. Лживые марионетки, пытающиеся сделать все, чтобы плавать в этом крошечном бассейне, наполненном самыми жестокими морскими существами, и внутри, среди них, под толщей воды - полное отсутствие добычи. Попытка быть вежливым. Стандартная, как и все, что происходит вокруг меня вот уже столько лет. Все это снова здесь, правила, тон, вежливость, обесцененные понятия. Как будто не пригласить меня было бы чем-то отвратительным.
[indent] Ставлю решительную точку в своих размышлениях.
[indent] Я не могу пропустить это. Я должен побывать там. Чтобы увидеть ее, хотя бы раз, прежде, чем потеряю ее навсегда.
[indent] Я был уверен, что это приглашение – ошибочное. Что мое имя в последний момент нервным движением руки вычеркнут из списка и охрана просто не пропустит меня. Но – вышло все совсем иначе. Не то, чтобы для меня одного постелили красную ковровую дорожку, или облепили люди из обслуживающего персонала, пытаясь угодить любому моему капризу. Нет. Ничего такого. Свадьба – приятное глазу торжеству, в котором чувствую женскую руку. Уверен, что большую часть всех этих мелочей выбирались Рионой. Надеюсь увидеть ее раньше момента официальной части в церкви, но почему-то бездумно брожу по небольшому, аккуратно убранному скверу, расположенному прямо за церковью. Не хочу попадаться на глаза жениху, как и всем остальным гостям этого торжества. Чувствую себя некомфортно, словно я пришел на свою свадьбу, только не в роли жениха, а в роли шута, которому предложили денег за нелепую шутку – я сам, как нелепая шутка. Стою здесь в костюме, не могу подобрать слов, смакую момент будущей встречи, хотя по сути – должен быть сейчас в церкви, искать ее глазами, пытаться поговорить. В последний раз. Дать ей возможность не совершить ошибку. Украсть невесту с ее же свадьбы. Так нелепо и глупо, но сейчас – это кажется единственным выходом. Романтично? Безрассудно? Не знаю. Мне кажется я запутался во всех общепринятых понятиях. В моей голове они потеряли различия и я не успел заметить, как в один момент у них – стерлись все грани. Всякая мысль в моей голове уводила меня как можно дальше от моих истинных целей – придумать полноценную речь, вложить в нее все, что копилось на протяжении этих месяцев и забрать ее. Украсть. Как в кино. Как будто мне ничего за это не будет. А главный злодей этой истории, Кристиан, получит по заслугам, потому что не заслужил такую девушку. А я заслужил? Я готов обеспечивать ее до конца жизни, любой ее каприз, любую мелочь, пусть только махнет рукой. Готов бросить весь мир к ее ногам. Но готов ли я побороть свой эгоизм и желание вечно все портить ради ее же благополучия?
[indent] Бросаю взгляд к главному входу. Делаю последнюю затяжку, не чувствуя угрызений совести, бросаю не дотлевшую сигарету в снег, растираю мыском и как-то неловко присыпаю снегом. Двигаюсь в сторону общей массы людей, которые хвастаются новой зимней коллекцией Прадо, а каждая женщина взглядом вешает ценник на манто и шубку своей собеседницы. Голодные львицы, даже здесь, на свадьбе, пытаются обсудить, облить грязью, испортить и опошлить все, в условиях таинства, такого беззащитного, сокровенного. Мне не нравятся мои мысли – ведь они идеально олицетворяют все то, что мне не нравится в них – во мне самом. И я мог бы долго наблюдать за происходящим со стороны зрителя, если бы не увидел трех молодых девушек, одетых абсолютно одинаково. Почти сразу понимаю – подружки невесты. Двигаюсь за ними следом, к черному выходу, в теплое помещение. Стряхиваю налетевшие на плечи пиджака и волосы, слипшиеся в хлопья снежинки, потираю ладони, чувствуя теперь отчетливо, как околел на улице. Слишком долго без движения. А может это сковывающий внутри страх, который неприятным предчувствием проскальзывает холодком по самому нутру, режет на части и предупреждает о самом отвратительном варианте развития событий.
[indent] - Вам сюда нельзя, - одна из девушек замечает меня раньше, чем хотелось бы. Почти у самых дверей, в момент, когда я откашлялся, прочищая слипшиеся легкие. – Почему же? – создаю образ глупого дурачка, улыбаюсь, стараюсь втереться в доверие уже сейчас. – Вход только для невесты и подружек невесты, - ослепительная улыбка в ответ. Расслабляюсь. Контакт найден, а значит у меня есть возможность убедить ее не поднимать шум и дать поговорить с Рионой. – А Вы, наверное, невеста? – глупое хихиканье, прикрывает лицо в смущении. Такая милая, что мне совсем не хочется обманывать ее. Но какая милая, такая же и глупая. – Нет, но, скажу Вам по секрету, - приближается ко мне ближе, протягивает левую руку, заставляя опустить взгляд. – Совсем скоро стану ей, - демонстрирует кольцо для помолвки, с бриллиантом не меньше тридцати карат. Вешаю ценник точно также, как и эти глупые курицы на улице. – Поздравляю, вашему жениху несказанно повезло, - ну, что же, ты уже достаточно отогрелась, чтобы пропустить меня туда, куда мне нужно. – Рионе повезло больше, у нее же рождественская свадьба. Совсем скоро самый волшебный праздник в году, а вы...? – намекает на то, чтобы я представился, но я ловко соскальзываю с темы. Если она не узнала меня – значит знать ей кто я и зачем я здесь – не нужно. – Обожаю Рождество, - подхватываю с энтузиазмом, но в моем голосе отчетливо слышатся нервные нотки. – Да, жаль, что подобная свадьбы бывает лишь одна. Ей правда повезло, и Кристиан такой душка, - мое лицо крючит, словно кто-то сунул в рот самый кислый лимон в мире. Но я почти сразу отворачиваюсь, прячу истинное выражение во тьме стен, откашливаюсь и возвращаюсь к своей собеседнице. Счастливый билетик, который поможет мне попасть за кулисы самого главного праздника в жизни города. - Мне нужно передать кое-что невесте, - наклоняюсь чуть ниже, словно хочу доверить ей самый главный секрет на планете и добавляю, - это от жениха, очень личное, и это очень важно, - отстраняюсь. Встречаюсь с ее подозрительно недоверчивым взглядом. – Ну, можете передать мне, а я передам ей, - протягивает ладошку, но я упрямо убираю ее в сторону. – Нет, это очень ВАЖНОЕ и очень ЛИЧНОЕ, я не могу так рисковать, - но даже сейчас рискую. Плевать. Пусть выгонит меня взашей, я точно буду знать, как больше никогда не стоит делать – пробираться к невесте через самых злых йоркширских терьеров – ее подружек. Хотя, не уверен, что такая глупышка могла быть хоть как-то связана с Ри дружбой. Скорей родственными связями, и далеко не с ее стороны. Но это все – лирика. Глупости, которые лезут в голову и отвлекают от главного. – Пожалуйста, мадемуазель, я очень Вас прошу, - я правда ОЧЕНЬ хочу выглядеть натурально галантным и, кажется, это... работает? – Хорошо, но только так, чтобы вас никто не увидел, иначе остальные меня за это... не похвалят, - двигается вперед, зазывая меня за собой ладошкой. Ведет окольными путями, кое где просит остановиться, отстраниться, отойти в сторону. Здесь достаточно мужчин, но ни одного из них я не видел в глаза ни разу в жизни. Нет времени задумываться об этом. Длинные каменные коридоры, которыми она ведет меня в комнату невесты, напоминают стены старого викторианского замка. Нагружают голову лишней информацией, подкидывают воспоминания, от которых я поспешно пытаюсь избавиться. Все вокруг заставляет нервничать и с каждым шагом ближе к двери – я лишь сильнее ощущаю это волнение.
[indent] - Она тут. У вас совсем немного времени. Через пятнадцать минут принесут свадебное платье, и набегут остальные – вас увидят, - я киваю головой, беззвучно благодарю ее, чувствуя себя аристократичным преступником, и наш путь до сюда превращается в какое-то киношное проникновение. Девушка отворачивается, будто делает вид, что не видит меня. Я дергаю ручку, толкаю от себя, прохожу внутрь, даже не постучавшись. Веду себя глупо и неразумно. Закрываю дверь сразу же, как пересекаю порог комнаты. Оглядываюсь по сторонам, но невесту не вижу. – Риона? – зову по имени. Делаю шаг вглубь комнаты и замираю в тот момент, когда она появляется перед моими глазами. – Я не должен был этого делать, но я просто не мог иначе, и ты можешь сказать, что я веду себя так банально, по-идиотски, но пожалуйста, - шаг к ней навстречу. Не обращаю внимания на ее внешний вид, я даже не знаю во что она одета – вижу только ее лицо, и глаза, напуганные и в тоже время такие удивленные. Но у меня так мало времени, что... Я хотел бы насладиться каждой секундой, каждой ее эмоцией на лице, вызванной моим поведением. Но не могу. Счет идет на минуты. А мне так много нужно сказать.
[indent] Делаю еще один шаг вперед. Прячу ее ладони в своих. – Ты можешь говорить что угодно, но то, что ты сделаешь спустя несколько часов под сводами этой церкви – будет неправдой. Абсолютно все, каждое твое слово. Ты не можешь лгать, глядя в глаза богу. Говорить клятву и врать, так..., безбожно, - я никогда не был верующим и уж тем более святым, но почему-то именно сейчас чувствовал невероятную поддержку. От стен. От нее. От самого себя, спрятанного глубоко внутри – решительного, такого безумного, готового на все. Взрослый мужчина, который потерял голову от женщины, за одну ночь. За секунду. За один взгляд. – Риона, давай уйдем. Вместе. Ты не должна выходить замуж за человека, с которым тебя ничего не связывает, только договоренности, обстоятельства. Все это можно забыть, - слова застревают в горле, я задыхаюсь, так сильно хочу сказать, так много. Вновь ловлю себя на мысли о том, что позволил себе совершить эту дерзкую, неслыханную наглость – попытаться увести женщину из-под венца. Наплевав на ее благополучие. Думаю, что я в силах выдержать весь дальнейший натиск и проблемы, только если она – будет рядом. – Пожалуйста, - сжимаю крепче ее ладони, жду ответа, пытаюсь достучаться, а в голове, как по барабану стучат напряженные нервы и мои собственные слова. Смотрю ей в глаза. Жду. Жду. Жду. Господи, время тянется так долго, словно и я, и она - застряли в этом моменте. В карусели. Колесо обозрения, с которого вижу вообще все, что творил на протяжении своей жизни. Глупость за глупостью. И даже сейчас - ничто не останавливает меня. Ненавижу. Самого себя ненавижу лютой ненавистью. Я такой эгоист, что противен самому себе. Но ничего не могу с этим поделать.

[nick]Richard Townsend[/nick][status]daddy [/status][icon]https://i.imgur.com/pSYlUdG.gif[/icon][sign] [/sign][lz]<alz><a>Ричард Таунсенд, 32</a></alz><br> боялся сделать <a>тебе</a> больно, поэтому сделал очень больно.[/lz]