[indent] - Я не понимаю, почему ему именно сегодня приспичило собрать весь выпуск, когда до него ещё неделя? Почему нужно вот прям сейчас садиться и собирать эти гребаные кусочки, господи, я чувствую себя каким-то хирургом, который собирает человеческие кости, - я понижаю громкость в наушниках до минимума и слышу только последние реплики. Честно говоря, слабо понимаю, о чем идёт речь, но здесь и не нужно понимать - Дьюк один из тех людей, которые могут обсуждать кого угодно и осуждать каждый поступок, просто потому что ему с утра дали кофе не той температуры, что был нужен, а значит день насмарку, да-да, абсолютно точно день – испорчен. И, к сожалению, не только у него. Я делаю вид, что слушаю его, качаю головой, но по факту, лишь прислушиваюсь к мелодии в наушниках, стараясь не потерять мысль и запал на работу. Сижу в своём углу, никого не трогаю, но по иронии судьбы Дьюку недостаточно моего молчаливого качания головой, и он продолжает предпринимать попытки привлечь к себе мое внимание, как ребёнок, которого воспитывают игнором. - Ну, а теперь ему нужно чтобы все мы срочно собрались в главном павильоне, хочет нас с кем-то познакомить, - восклицает друг, а я лишь фыркаю в ответ. Наверное, опять драматизирует, как тогда, когда неправильно прочитал смс и решил серьезно пообщаться с начальством. Я до сих пор поражаюсь, почему этого парня не выбили со студии, как пробку из бутылки, но, наверное, именно так выглядит понимание «хорошие связи». - Ты слышал? - он обходит меня со стороны, опускает голову, чтобы видеть мое лицо и мои глаза наверняка. - Да, слышал, - отвечаю, а в голосе уже абсолютно точно слышится нарастающая агрессия. - Да чего ты завёлся-то? - удар по плечу, который в силу неожиданности, заставляет меня вспыхнуть, как спичку. - Да блять, Дьюк, если тебе нечем заняться, иди нахуй домой уже, - я отталкиваю от себя мышку и клавиатуру, взбешённый до предела. По лицу друга вижу, что он не был готов к моему подобному выпаду. Эмоции сменяют одна другую, а я в свою очередь пытаюсь остыть, также быстро, как и вспыхнул. - Серьезно, чувак, бесишь уже, - добавляю, но на этот раз чуть более спокойно. - Ты постоянно чем-то недоволен, как будто не знал куда идёшь и чем будешь заниматься. Ему нужно склеить все сегодня, потому что завтра начнутся новые съёмки, мы не успеем собрать несколько выпусков за неделю, ты забыл? Скоро юбилейный выпуск. Можно понять почему появилась такая срочная необходимость довести все до идеала, - я откидываюсь на спинку стула и прикрываю глаза. Чувствую, как внезапная вспышка гнева отпускает меня, но венка на виске продолжает предательски стучать, отчего я зажмуриваюсь ещё сильнее. - Я почти закончил, осталось, ну, может процентов тридцать, поэтому если ты заткнешься и организуешь мне обильную дозу кофеина, я быть может сжалюсь и доделаю все сам, - считаю, что такое предложение можно считать идеальным способом извиниться за агрессию, и ахуенной возможностью немного (много) поманипулировать другом. Ему сходить за кофе две минуты, плёвое дело, такое же, как и для меня закончить работу. - Вот именно поэтому я и взял тебя к себе помощником, очень выгодный союз у нас получается, не находишь? - весьма повеселевший Дьюк хлопает меня по плечу, собирает со стола необходимую мелочь, гремит ключами, и мурлыкая что-то себе под нос, исчезает за дверью. Я слышу, как хлопнула дверь нашей подсобки, включаю музыку громче и возвращаюсь к рабочему процессу.
[indent] Не знаю, мне казалось Дьюка не было минут десять, но, когда работа была завершена, автоматически глянул на часы и убедился в том, что друга нет  гораздо дольше. - Где мой гребаный кофе? - снимаю наушники, закрываю крышку ноутбука, и в не самом добром расположении духа собираюсь покинуть кабинет. Возвращаюсь за телефоном, на котором, как обнаружилось, уже было несколько пропущенных звонок и непрочитанных смс. Все они от Дьюка, и только одно в групповом чате от начальника. Черт, он же собирал нас на какое-то собрание. Теперь я злюсь ещё больше, но не на Дьюка, а на самого себя, впрочем, злиться на кого-то другого куда проще, верно? Ведь Дьюк не пришёл за мной, не напомнил, зная о том, что я выполняю его работу. Сукин сын. Смахиваю в сторону уведомления, даже не обращая внимания на их содержание, выскальзываю за дверь, в надежде, что собрание ещё не закончилось, ну, или моего отсутствия там никто не заметил.
[indent] Но в коридорах пусто. Сердце начинает предательски ускоряться, когда я поворачиваю в соседний коридор, слышу разговоры и кажется, смех? Наверное, все не так уж и плохо, как мне казалось, а значит проблема решится сама собой, впрочем, как и всегда решалась. Я не мог постоянно за всех думать, не мог разорваться на тысячу частей, особенно, когда дело касалось работы и каких-то идиотских собраний. В нашем деле главное - приоритеты, поэтому я для себя их обозначил.
[indent] - Итан, - я останавливаюсь и оборачиваюсь, как в замедленной съемке, судорожно узнавая голос. Его обладатель не в лучшем расположении духа, и я смогу в этом убедиться только, когда полностью повернусь. Но меня как будто что-то переклинило. Я оборачиваюсь наполовину, смотрю в глаза главному режиссеру и чуть ли не сглатываю в нервном припадке. - Почему тебя не было на собрании? - он делает пару шагов мне навстречу, а я все также стою на месте, как будто под моими ногами кто-то разлил суперклей. - Я был занят сбором свежего выпуска, - говорю честно, но лишь после понимаю: кажется, я только что очень сильно подставил Дьюка. - Я же просил Корнелла этим заняться? Почему ты? А он, - не продолжает фразу, а лишь многозначительно кивает в сторону. Я прослеживаю за его взглядом и вижу сукиного мать его сына Дьюка в обществе какой-то девушки, которую я и сам впервые вижу. - Теперь понятно куда делся мой кофе, - бубню себе под нос. Настроение портится окончательно от осознания такого откровенного предательства. Дьюк решил заработать себе очко, пошёл против установленных правил, а значит сейчас получит за это сполна.
[indent] Пару месяцев назад мы с Дьюком пили в баре. Как обычно, ситуация и обстановка не меняется. Безусловно, мы допились до состояния «давай устроим пари». Обычно эти пари заканчивались выигрышем или проигрышем, играли на деньги и получали удовольствие: то я хожу в розовой футболке, взятой у сестры, по павильону, то он записывает идиотское видео, скидывает его в групповой част. Детские забавы. Однажды пранк настолько вышел из-под контроля, что мне пришлось собственными руками обесточить свой жилой квартал. Я оставил без электричества свой район, а Дьюк как сумасшедший ржал на другом конце провода, на полную громкость транслируя мне сводку свежих новостей с экрана плазмы. Но на этот раз, ставки были слишком высоки, ведь каждый из нас считал себя слишком клевым, чтобы получать отказы от девчонок. Было принято негласное решение: вести подсчёт голосов, а точнее голов, тех девчонок, с которыми нам удалось переспать. Мы не оговаривали конкретно ничего, кроме того факта, что играем в открытую, и, если на горизонте появляется хорошенькая девушка - мы устраиваем равный бой. Выиграет тот, кто моложе, харизматичный, уверенней в себе, может обаять с первого взгляда и не окажется жадным на комплименты оболтусом - а это значит, что выигрывать должен я. Я и выигрывал. Но теперь, судя по тому, как этот сукин сын себя ведёт, правила игры изменились, только вот мне об этом никто не сообщил. Я ненавижу лгунов, но ещё больше ненавижу людей, которые играют нечестно.
[indent] Я достигаю Корнелла в несколько шагов. - Эй, Дьюк, тебя муж потерял. Говорит, очень сильно соскучился по своему сладкому пирожку, очень просит облизать его, не знаю уж что ты там ему облизываешь, но он звонит и просто требует тебя к телефону, - продолжаю упрямо совать ему в руки свой собственный телефон, привлекая к нам внимание всех присутствующих, в том числе и девушки, которая стояла рядом. Симпатичная мордашка, не удивительно, что этот кобель решил пойти во-банк и начать играть не по правилам. Но не смотря на шепотки вокруг нас и обескураженный взгляд незнакомки, я продолжаю упрямо тянуть друга за руку. Во имя нежелательного зачатия и девственности всех девственниц. - Итан, какого хрена ты делаешь? - шипит Дьюк, а я упрямо, а главное, с дополнительными репликами продолжаю играть на публику. Мне всегда уговорили, что из меня получился бы отличный актёр, а в итоге из меня получился отличный монтажёр и актёр импровизационного театра имени меня. – Чувак, ты чего, твой радужный друг сейчас на студию приедет и что мы будем делать? Эй, Софи, - обращаюсь к девушке из съемочной группы, которая с особым упоением наблюдает за нашей словесной перепалкой, - подготовь побольше ведер, будем блестки собирать, после того, как дружок Дьюка приедет, потом сможете снять спец выпуск о геях и их радужных мечтах в виде пони, и блестки, блестки, больше гламура, сучки, - вокруг нас начинается какая-то какофония, но лицо Корнелла, покрывающееся пятнами быстрее, чем асфальт покрывается лужами во время проливного дождя – бесценно. – Ну, ты и козел Таунсенд, - рычит друг, вырываясь из моих рук. – Могу еще и поблеять, - едко комментирую, заставляя людей вокруг нас захихикать. Мы в очередной раз устроили какое-то глупое шоу, которое безусловно не останется без внимания тех, кому бы не видеть подобных разборок. – А ты думал будешь обходить правила, и я об этом не узнаю? Как бы не так, - рычу в ответ, дергаю друга за воротник рубашки, притягивая к себе.
[indent] Последнюю мою реплику слышит только Дьюк, который снова, с еще большим остервенением вырывается, фыркает, демонстративно одергивает воротник рубашки. - Это было низко, не слушай его, несет чушь, как всегда. Итан у нас местный дурачок, - Дьюк вновь предпринимает попытку подкатить к девушке. Выехать на своей безупречности, выставив меня идиотом. И эта попытка настолько жалкая, что мне хочется смеяться в голос. Но вместо этого, я лишь преграждаю ему путь, вставая четко между его надутой рожей и незнакомкой. Со стороны мы похожи на двух идиотов, которые борются за внимание девчонки, но сейчас – это не имело никакого значения. Я не могу позволить ему обойти себя, пусть я и без того шел со значительным отрывом, но эта скользкая змея по имени Дьюк Корнелл слишком любит играть не по правилам. Уж я-то знаю. – Мы просто забились, кто из нас быстрее тебя снимет, он или я, судя по всему, теперь у тебя шансов гораздо меньше, - язвительная улыбочка на лице Дьюка становится вишенкой на этом торте абсурда. – Ах ты сукин сын, - я делаю уверенный шаг вперед, чтобы в порыве злости нанести первый удар по его самодовольному лицу, но не успеваю.
[indent] - Я не очень понимаю, что здесь происходит? – звучный голос режиссера заставляет меня расслабить кулак и разжать пальцы. Инстинктивно выставляю обе ладони перед собой, делаю шаг назад, совсем забыв о том, что позади меня стоит человек. – Ничего, - отвечает Дьюк и сразу же торопится ретироваться, но ему не позволяют. – По мимо того, что ты скинул свою работу на другого человека, из-за чего он пропустил собрание, ты еще решил устроить какой-то цирк прямо на работе? – я незаметно ухмыляюсь, делаю шаг назад снова, наступая на девушку позади. – Черт, - новый шаг, но на этот раз чуть в сторону. И почему-то в мою голову не пришла мысль хотя бы извиниться. Да и как тут думать, когда прямо передо мной происходит воздание по заслугам, а я преисполняюсь чувством справедливости. Дьюк вместе с главным режиссером исчезают из поля моего зрения. Я отчетливо чувствую аромат кофе, вспоминая, наконец, зачем вообще сюда пришел. Шоу закончилось. Люди стали расходиться каждый по своим делам. Ну, что ж, попытка не пытка.
[indent] Подставляю стаканчик под носик кофейника. Наполняю сначала один. Потом второй. Поворачиваюсь лицом к девушке, которая все это время молча наблюдала за происходящим. Ну, а я наигранно делал вид, будто не видел ее здесь с самого начала. Наверное, это было глупо, особенно после того, как Дьюк слил все явки и пароли. Козел, теперь на работе ловить нечего. Впрочем, я слишком сильно уверен в себе, чтобы не рискнуть. Риск – дело добровольное, и никто не вправе мне запретить идти против правил. Раз остальным можно, то почему мне – нельзя?
[indent] Протягиваю один из стаканов с кофе. Делаю глубокий вдох, цепляю на лицо самую очаровательную улыбку, какая только была в моем арсенале.
[indent] - Привет, я Итан. Одна тут отдыхаешь?

[indent] В девяти случаях из десяти я получал обратную реакцию, именно ту, которую ждал. Но с этой дамочкой что-то явно было не так. Возможно, она слишком высокого мнения о себя. Сперва я подумал, что Дьюк просто не умеет находить общий язык с девушками, знал это не понаслышке, потому что каждый его параллельный подкат заканчивался либо звонкой пощечиной, либо вылитым в лицо напитком. Со мной такой номер не прокатывал, и что на это влияло я не знал. Может мое упорство, может внешний вид, хоть я и не считал себя первым красавцем в Атлантик-Сити, но все же обратная реакция любой незнакомки – доказывала мне обратное. А с этой девушкой – все пошло по пизде с самого начала.
[indent] Отказ прозвучал не так болезненно, как я ожидал. Честно. Я думал, что она выплеснет мне кофе на лицо, но ее сдержанный, весьма колкий ответ в мой адрес – поставил меня на место, не вызвав бурю каких-то противоречивых чувств. Да, было обидно, но я не из тех парней, кто после первого отказа забивается в угол и сдается. Я никогда не отступаю от поставленной перед собой задачей. Только если эта задача не отягчается некоторыми факторами, например, обручальным кольцом, которое Дьюк явно не заметил, а я даже не пытался обратить внимание. – Фу, как грубо, - я наигранно обижаюсь на ее неприличный жест и по-детски выпячиваю нижнюю губу, как будто факт ее замужества меня слишком сильно задел. По факту – мне было глубоко насрать. Замужество никогда не было преградой, особенно, когда девушка слишком хорошенькая, пьет в одиночестве, или плачет, сидя за барной стойкой. Тут, как самая настоящая крыса, я использую всевозможные способы отвлечения, даже если через пару часов она все равно будет плакать, но уже из-за меня. Не знаю, что произошло со мной в этот момент, но все мои планы по захвату женских сердец стерлись из памяти в одночасье. Я потерял интерес, а может наоборот получил куда больше заинтересованности, но рисковать и подкатывать к замужней девушке все же не захотел. Она понравилась мне, ну, и безусловно мне понравилось, как язвительно она отвечает. Сразу видно – может постоять за себя, и кто бы что не говорил – сильные девушки всегда впечатляют мужчин. Особенно, если их сила проявляется в ехидстве, наглости и язвительности. И все эти качества сейчас в себе показала Ева.
[indent] – А я и не подкатывал, - небрежно фыркаю в ответ, будто мои слова таким образом действительно сойдут за правду. И я, и она прекрасно понимали – все не так, как кажется на первый взгляд, но сильная рука собственного характера держала меня за шкирку и не давала дернуться в очередной попытке хоть как-то привлечь к себе ее внимание. – Да, спасибо, но, - приближаюсь чуть ближе, прикрывая рот ладонью, - мне насрать, - я бросаю взгляд на Кит, которая уже давно пытается затащить меня в потайной уголок и сделать что-нибудь крайне неприличное. Но, подождите, альфа тут я, мне нужно добывать и завоевывать и мне совсем не интересно, когда жертва сама ложится в мои руки. Нет изюминки, нет адреналина. Просто не интересно. В отличии от девушки, которая прямо сейчас, с гордо поднятой головой, уходит прочь. Я провожаю ее взглядом с четкой уверенностью в том, что бой – она выиграла. Но война еще не окончена. Слишком интересная цель, слишком лакомый кусок. Отбивать от мужа – не хочется, но кто сказал, что девушка с таким характером сможет продержаться в браке достаточно долго?
[indent] С Дьюком я встретился в кабинете на следующий день. Одарив меня не самым дружелюбным взглядом, он, пыхтя и бубня что-то себе под нос, сел за свое рабочее место. Молчание длилось от силы минут пятнадцать, а дальнейшие его реплики я принципиально пропускал мимо ушей. – То, что ты вчера сделал – за гранью дозволенного, - он не отрывается от монитора, просто говорит. Дьюк помимо своей наглости отличался еще одной идиотской чертой характера – он редко думал, когда говорил и слишком часто говорил то, что думал, не пропуская слова через какой-то внутренний фильтр адекватности. Видимо этот фильтр у него просто отсутствовал, ну, или отбило в детстве, когда мама слишком часто роняла малыша Дьюка. – Ты поступил очень низко, а ведь мы договаривались, что каждый занимается своей добычей и не мешает другому. Ты опозорил меня перед всем павильоном, так еще и подставил перед режиссером. Не стыдно? – я в ответ качаю головой, с особой озлобленностью сжимаю зубы, чтобы предотвратить поток грязи, который вот-вот вырвется наружу. Думать спокойно не получается, картинка на экране монитора уже в который раз не складывается, просто потому, что я не вижу ее. Не вижу, что делаю, тупо кручу на повторе один и тот же момент. – Я думал мы друзья, а ты вон оказывается какой, - бросает Дьюк, и в этот момент планка в моей голове падает. Его фраза стала последней каплей в переполнившейся эмоциональной чаше моего терпения и слишком сильной доброты. – Ты заебал, - я отвлекаюсь, полностью переключаю свое внимание на Корнелла, который видимо думал, что я буду и дальше молча терпеть его комментарии. – Ты серьезно заебал, Дьюк, сколько можно. Ты только и умеешь, что ныть о том, какая у тебя тяжелая жизнь, как сложно все дается, ты не обращаешь внимания на мелочи, не видишь очевидных вещей перед собой, ты, сука, - я шумно выдыхаю, стараясь сбить с себя весь этот эмоциональный настрой, но бешено стучащее в груди сердце и нехилый выброс адреналина в кровь не позволяют вести себя адекватно. В последнее время я стал слишком эмоциональным, не знаю, наверное, из-за того, что приближалась дата, которую из года в год я старательно избегал и переносил весьма отвратно, а может из-за того, что дома не все ладилось. Я никогда не выносил сор из избы, но когда обстоятельства придавливают в углу, будь то работа, или домашние проблемы, я начинал отчаянно отбиваться. Жаль, что на отбивания негатива у меня есть только Дьюк. А может, это к счастью, потому что при ином раскладе не поздоровилось бы никому. – Ты ведешь себя как ребенок. Во-первых, у нас была договоренность одну девушку снимать одновременно. Ты – пошел против правил, ты даже не сообщил мне об этом, скажешь не так? – он пытается воткнуть что-то, но я не даю, выставляю перед собой ладонь, - заткнись, я не закончил. Во-вторых, ты знал, что она замужем? Или в такие моменты тобой движет твой спермотоксикоз? А, нет, подожди, наверное, ты пытался просто утереть мне нос, ведь все это время его утирал тебе я, - мы, как по команде вскакиваем со своих мест, словно две обозленные собаки, не поделившие кусок мяса. – И что ты мне сделаешь? Ударишь? Давай, давай или зассал? – я теряю самообладание, чувствую, как закипает кровь в жилах и внутри меня так много адреналина, что он вот-вот убьет меня. – Ты эгоистичный, самовлюбленный ублюдок, избалованный богатым папочкой мальчишка, который думает, что он лучше всех, но… - я не даю ему договорить, наношу удар четко по правой скуле, заставляя Дьюка потерять равновесие. – Повтори еще раз то, что ты только что сказал, я не расслышал, - рычу, заношу руку, чтобы нанести еще один удар, но Корнелл успевает пресечь мою попытку, поймав кулак налету. – Не совершай ошибку, Итан, ты потом не отмоешься, - внезапное спокойствие в голосе и на лице, заставляет меня сделать шаг назад. Я смотрю на него, отчетливо чувствую, как бурлят внутри меня эмоции, с которыми я просто не могу совладать. Их слишком много. И часть их умоляет закончить этот разговор, а другая, в противовес – желает искупаться в крови человека напротив. – Нужно заканчивать с пари, ты не умеешь проигрывать, - Корнелл качает головой, и на его лице я теперь четко вижу эмоцию разочарования. Ненавижу это выражение лица. Ненавижу, так же сильно, как и абсолютно спокойного Дьюка сейчас. Ведь сука, он не прав, но почему я не продолжаю гнуть линию, почему не сотру с его лица эту уродливую эмоцию. – Пошел ты, - я дергаю со спинки стула куртку и ухожу, громко, показательно хлопнув дверью. Работать сегодня уже не получится.
[indent] Да и в принципе недоговоренность, которая повисла между нами с того момента не позволяла думать. Мы не общались, лишь молча работали над общим делом, ради одной единственной цели – не получить пиздюлей. День юбилейного выпуска приближался, обстановка внутри коллектива с каждым днем становилась все более напряжённой, а я становился все злее. Дьюк продолжал ухлестывать за новенькой, чем раздражал не только меня, но и всех остальных – ведь он полностью отключился от рабочего процесса, и самое страшное – это отражалось на работе всех остальных. Я полностью погружался в монтаж выпусков, стараясь не зацикливаться, отгоняя от себя весь негатив, а самое главное, сдерживая в себе беса, который вот-вот разорвет Корнелла на запчасти. Я не предпринимал никаких попыток встать на защиту Евы или же хоть как-то остановить друга, потому что знал: она справится сама, с ее ядовитым языком, а его ни что не остановит, и если прошлое наше общение закончилось дракой, то чем закончится новое столкновение – одному Богу известно. Я старался реже пересекаться с ним на рабочем месте, особенно в те минуты, когда Дьюк в очередной раз получал отказ Евы. Обозначение границ не помогает, если человек думает яйцами. В этом и было наше разительное отличие. Поэтому я всегда побеждал, а Дьюк всегда проигрывал.
[indent] Вечером, под самый конец рабочего дня я, по иронии судьбы, сталкиваюсь с режиссером. Он явно не в самом добром расположении духа ловит меня у самого выхода. – Итан, нужно еще раз просмотреть видео, выбрать все неудачные кадры, проверить все, - он видит, как на моем лице проявляются все возможные в мире негативные эмоции, и все это при условии, что за ближайшие несколько секунд я не успел проронить и слова. Лицо покрывается предательскими пятнами злобы, и я вот-вот сорвусь и открытым текстом пошлю его нахуй. Но в итоге лишь крепче сжимаю пальцы в кулаках. – Завтра мы планируем сорвать джек-пот по просмотрам, приедет высокое начальство. Все должно быть и-де-аль-но, - он чеканит по слогам последнее слово, а я молча жую его указания. Мне просто нечего сказать. На данный момент – нечего, потому что прекрасно понимаю: ставки слишком высоки, чтобы я выебывался, обращая весь его гнев на себя. – Дьюк должен будет тебе помочь, - я лишь фыркаю. Помощи от Дьюка не дождешься, даже если будешь умирать – он обязательно найдет какую-нибудь причину и свалит при удобной возможности. Я работаю с козлом, к сожалению. Но к счастью, хотя бы работаю. – Окей, - мне нужно было приложить слишком много усилий, чтобы это «окей» не превратить в «иди нахуй, заебал», но сегодня играть с судьбой я не планировал. Впрочем, у судьбы на сегодняшний вечер, видимо, были свои планы.
[indent] Я снова в не самом хорошем расположении духа возвращаюсь в кабинет. Открываю дверь своим ключом, захожу в темное помещение, не обращая внимания на постороннее движение. Включаю свет. И к моему великому удивлению из-под моего рабочего стола вылезает… Ева? Шок, перемешанный с удивлением и толикой ехидства на моем лице не смог бы повторить ни один высокооплачиваемый актер. – Я думал, что прежде чем залезать к парню под стол, нужно сходить хотя бы на одно свидание, - я стараюсь говорить так, словно разговор идет о простых вещах, о погоде, или о работе. Но ее появление в кабинете – было слишком внезапным, впрочем, это не помешало мне быстро скоординироваться. Я всегда найду, что ответить, особенно, если пребываю в состоянии эмоционального взрыва. – Нет, но судя по всему манией преследования страдаешь именно ты, потому что именно ты сейчас в нашем с Дьюком кабинете, так еще и под столом. А, подожди, ты, наверное, ждала Дьюка? Твои правила о том, что ты замужем распространяются только на меня, да? – я подхожу к столу, делая вид, будто Евы рядом нет и не было, а я просто рассуждаю вслух. Пустое хладнокровие, которое любого выбьет из привычного ритма жизни. – Спешу огорчить, вряд ли Дьюк сегодня тут появится, поэтому придется довольствоваться моей не самой приятной, судя по всему, компанией, ну, или просто пойти домой, - пожимаю плечами, в знак безразличия, но все же внутри меня сидит недовольный, очень злой на окружающий мир, червь, который вот-вот заставит меня совершить какой-нибудь глупый, очень необдуманный поступок. – Наш спор был аннулирован, поэтому его действия – лишь его прихоть, я не лезу, мешать не буду, мне похуй, - выстрел в упор. Делаю вид, будто мне все равно, но получив доказательства продолжения этой идиотской игры Дьюка – начинаю злиться еще сильнее. Главное, сохранять спокойствие. Главное, не совершить ошибку. – Или ты только делаешь вид, что ты непреступная Бастилия, а в удобный момент готова сдаться и раздвинуть ноги? Или это только с козлами типо Дьюка работает? – я ухмыляюсь, но следующее ее движение смывает улыбку с моего лица. Холодный кофе оказывается у меня на голове, заливая стол, мою футболку, настроение и ее свежевырытую могилу. – Какого хрена? – от моей расслабленности не остается и следа. Я взбешен до предела и вот-вот разорву ее на части. – Ты совсем с катушек съехала? – сука-сука-сука, я сейчас просто прибью ее к стенке. Что она себе позволяет? Какого хрена творит вообще? – Я убью тебя, просто…, - делаю шаг к девушке, которая, кажется взбешена не меньше моего. Наверное, слишком сильно ее задели мои последние слова, но какого хрена? У нее нет языка? Она же так отлично умеет плеваться ядом в ответ, так какого хрена она сделала прямо, сука, сейчас. Системное пищание заставляет меня отвлечься. Судорожно оборачиваюсь, понимая, что работа, на которую я потратил целый гребаный день, сейчас летит в пизду. Стремительно, быстро, просто растаптывает меня и мой свободный вечер. – У тебя три секунды на то, чтобы уйти, или я разорву тебя на месте, - не поворачиваюсь говорю я, мысленно отсчитывая время ее побега. Три секунды на побег или прямо сейчас я удавлю ее и будь что будет.
[indent] Еве удалось ретироваться быстрее, чем я думал. Мое состояние сложно было описать. Ночь, проведенная на работе, дала свои плоды. Мне пришлось начинать почти с нуля, восстанавливать все, над чем я так усердно трудился, и попутно прокручивать в голове план моей будущей мести. Эта девчонка не знает с кем связалась. В игры «сдохни или умри» со мной лучше не играть.
[indent] Но возможность отомстить появилась слишком быстро. После юбилейного выпуска руководством было принято решение провести вечеринку, которая, по их задумке, должна была сплотить весь наш коллектив. Коктейльные платья, музыка, алкоголь – все для того, чтобы прочувствовать расслабленную атмосферу, отвлечься. Я был в приподнятом настроении, благодаря Господа Бога за то, что этот дурдом, наконец, закончился, а значит теперь можно вздохнуть спокойно и вернуться, наконец, к привычному ритму жизни и работе не в спешке. С Дьюком отношения все еще оставались натянутыми, но каждый из нас знал – за несколькими бокалами виски – все вопросы решатся, улягутся, забудутся. Так и было. Если бы Дьюк не продолжал свою дурацкую игру. – Кажется, ты сказал, что больше мы не устраиваем пари, но ты все еще упорно продолжаешь подкатывать к ней яйца, - вскользь бросаю я, в тот момент, когда Дьюк возвращается ко мне за очередной дозой алкоголя. – Да, но это не из-за пари, слишком она мне приглянулась. А муж не стена, подвинется, - друг явно навеселе, и я уже сейчас предчувствую беду, к которой его это состояние приведет. – Она отдавит тебе яйца, ты даже не заметишь, - нацепив на лицо маску безразличия, я осушаю остатки спиртного в своем бокале, - да ты просто признай, что она тебя зацепила не меньше моего, просто, ну, не судьба, чувак, не судьба, - я в ответ лишь улыбаюсь. Подобные выходки я всегда считал за попытку бросить мне вызов. Соблазн продолжить игру был слишком велик, но я не решался. А вот отомстить в своей коронной форме – я был готов. Как раз состояние алкогольного опьянения позволяет делать все, что захочу. Кто мне что сделает? Она же не сможет отдавить мне яйца буквально, верно?
[indent] Я заказываю «Маргариту» и двойной виски. Забираю их с барной стойки, уверенным (как мне казалось) шагом направляюсь в сторону Дьюка, который все также отчаянно пытается привлечь внимание Евы. – Ребята, вы такие милые, может снимете номер? Ах, подожди, муж Евы от этого будет не в восторге, - бросаю я, нарочно громко, чтобы привлечь внимание окружающих. Играю грязно, подло, прямо так, как умею. Несколько шагов в сторону Евы, я нарочно спотыкаюсь (ну, или не нарочно, в этот момент я слабо соображал) и все содержимое из стаканов в моих руках оказывается на ее вечернем платье.
[indent] - Ой, какой я неуклюжий, - бормочу под нос, а на моих губах отчетливо видно улыбку.
[indent] Что скажешь, Ева?
[indent] - Один-один, сучка, играем дальше, - шепчу ей на ухо в тот момент, когда она в шоке осматривает свое платье, а Дьюк, как курица с яйцом носится вокруг нее, в попытках помочь. Ну, а я покидаю эту вечеринку, в надежде, что завтра утром она не перережет мне провода в кабинете или тормоза в машине.

e v e r y   l i t t l e   t h i n g
t  h  a  t    y  o  u    s  a  y    o  r    d  o
i'm hung up
i' m   h u n g   u p   o n   y o u

[indent] Эта девчонка сводит меня с ума. В прямом смысле этого слова. Между нами началась какая-то незримая война, где должен был быть только один победитель – я, но Ева девушка явно не из робкого десятка. Каждая ее последующая выходка выбивала землю из-под ног, заставляла действовать решительней, забивая на приличия, забывая о том, что мы, в конце концов, на работе. В глубине души я надеялся, что ей надоест, но в тоже время, каждый раз приходя на работу ждал и оглядывался. Знал, что она не отступит, знал, что не сможет сдержаться и на мою очередную гадость сделает что-нибудь еще, только гораздо хуже. Она играла по-детски, местами даже грязно. Кнопки на стульях, обрезанные провода, за наушники было особенно обидно, но это лишь стало поводом купить беспроводные, на которые мне было просто жалко тратиться. Она пыталась задеть меня, а я лишь хищно улыбался на каждое ее подобное действие. Я ждал момента, когда ставки вырастут, когда детская игра превратится в настоящую битву. Это давало мне стимул вставать по утрам, и что самое приятное – подобные развлечения скинули с работы ее привычную рутину.
[indent] Теперь, каждое утро, заходя в кабинет – я проверял все, от техники до стульев. Мне приходилось проверять все, что я ел или пил, чтобы заранее обнаружить какую-нибудь подлянку. Правда, не всегда обонянием можно было определить соль, вместо сахара в кофе, или чрезмерное количество карамели, но помогало определить кофе с прокисшим молоком. К счастью в ее голову не пришла мысль подсыпать мне цианида или крысиного яда, а вот я с каждым днем все чаще задумывался об этом. Дурная слава приклеивается к человеку слишком быстро. Я знал это на своем примере и на примере Евы, когда сказанная мной вслух фраза превратили две недели ее жизни в сплошное осуждение и пересуды за спиной. Ее это не останавливало. Меня это развлекало. Каждый раз проходя мимо она задирала подбородок так высоко, что еще чуть-чуть и он прочешет по потолку павильона. Она нравилась мне и с каждым днем это необъяснимое животное влечение лишь усиливалось. Мне было плевать на кольцо на ее пальце, плевать на то, как Дьюк отчаянно продолжал подкатывать к ней. Удивлен до сих пор, что этому наглецу не хватило ума наговорить обо мне гадостей за спиной, ведь она – не скрывая – пыталась разузнать обо мне как можно больше. Это льстило, безусловно. Но каково было ее удивление, когда по сути на студии никто ничего обо мне не знал. Сухие факты, которые можно узнать из личного дела. Никаких подтекстов, никакого двойного дна. А вот мне удалось узнать о ней все. Практически все. Сила человека – не в словах, а в деле – и когда я берусь за что-то, то не отступаю до тех пор, пока не буду полностью удовлетворен результатом. После того, как информация о ее личной жизни, о жизни до Атлантик-Сити всплыла – я перестал смотреть на нее, как на беззащитное, всеми обиженное создание. У это сучки были зубы, и в момент, когда ты будешь отвлечен или впадешь в состояние полного расслабления – она отгрызет все, до чего дотянется. Только вот теперь у меня было так много личной, даже интимной, информации о ней, что открой я рот – она бы убежала с работы и больше никогда не вернулась бы сюда. Было бы стыдно, если во всеуслышание я сообщил бы как каждую пятницу ее благоверный натягивает в туалете клуба какую-то сучку. Как он ездит к ней каждый вторник на работу. И как каждую субботу, пока Ева занимается своими делами, отдыхает с друзьями, ходит по магазинам – он натягивает эту же сучку дома, на супружеской кровати. Я знал, что этот брак не продержится долго. Для того, чтобы быть с такой девушкой нужно было иметь стержень в характере, крепкий, непоколебимый. Виктор – не отличался подобными качествами. Он был из того десятка мужиков, которому нравится, когда девушка работает ртом только стоя на коленях, где-то на уровне его паха. Не больше. Колкие комментарии, едкие слова – не каждому это понравится. Ну, по крайней мере теперь я точно знал – в их браке есть брешь. И эта брешь рано или поздно покажет себя во всей своей красе.
[indent] А пока я оставил себе удовольствие продолжать нашу холодную войну. Гонка вооружений, кто на что был способен. Рассматривал ее подлые стороны характера каждый раз с новой стороны. Каждый божий день. Каждый рабочий день. Даже в выходные я умудрялся устроить ей что-нибудь такое, от чего волосы на голове вставали дыбом, а ее милая мордашка в один момент становилась краснее самого спелого томата. Я обожал играть на нервах, а когда получал подобную реакцию – внутри меня взрывался один большой фейерверк. Есть люди, которые играют на нервах профессионально, не переходя на личности, но ударяя по самым слабым местам. Я был именно из такого типа людей. Но и Ева – тоже. Я не мог придавить ее к стене, сломать ей шею и прекратить эти игры. Не потому что боялся сесть, а потому что не хотел. Эта война бесила меня также сильно, как и возбуждала, словно мы устроили погоню за главным призом. Только вот ни я, ни Ева не знали, что именно стоит на кону, за что мы так ожесточенно ведем борьбу. За превосходство? Какой в этом смысл? Мы просто продолжали перетягивать канат, который упрямо, будто закрепленный, не двигался с места. Ни я, ни она не могли перетянуть его сильнее, чем положено. Не хотели рисковать? Или просто наслаждались этой идиотской пыткой. Игра «сдохни или умри» оказывается не такая уж и скучная, если знать с кем играть. В моей партии был достойный соперник, игра продолжалась, а я планировал новую выходку, от которой у нее либо начнется истерический припадок, либо... ну, я просто убью ее. Придушу собственными руками.
[indent] Мы по разные стороны баррикад. Она занимается своим делом. Я своим. Меня знают на студии. Благодаря мне – теперь все знают ее. Кажется, будто весь коллектив разделился на два лагеря: один поддерживал меня, докладывал и доносил о каждой запланированной акции Евы, а второй – сливал и топил меня. Это обижало. Как так, я работаю с ними вот уже несколько лет, но все равно даже самые преданные оказались в лагере какой-то девчонки, которая возомнила о себе невесть что. Я тоже не пальцем деланный, и если ей привиделось будто я буду молча терпеть все ее выходки – то стоит еще раз внимательно посмотреть. Она – совсем меня не знает. Не знает о том, что со мной связываться – проще удавиться, а еще лучше – удавить меня. Потому что от поставленной цели я не отказываюсь, а значит будет пролито слишком много крови невинных прежде, чем эта глупая игра мне надоест. Судя по всему, с ее стороны настрой был таким же. Это будоражило кровь, это давало стимул к воспитанию силы в характере. Только вот мой план отмщения еще не был готов, когда она – решила действовать, урвав возможность быть первой, даже в этом.
[indent] Я планировал уйти домой вовремя. Думал, что смогу провести время с сестрой, впервые за долгое время в трезвом состоянии, просто побыть ХОРОШИМ парнем, старшим братом и человеком, у которого какая никакая, но все же есть семья. Я не мог позволить себе подобной слабости, но понимал, что чем дальше мы находимся на расстоянии вытянутой руки, тем сложнее будет потом. Сейчас тысяча вариантов наладить общение, не дать ей свалиться в пропасть за мной, ведь в конце концов она должна была набраться опыта и ума, прежде чем начать заниматься семейным бизнесом. Для девочки, которая только-только пересекла черту совершеннолетия – это было невозможно, по крайней мере сейчас. Мне нужно было поговорить с ней, объяснить, как поступать в той или иной ситуации, вряд ли она хоть когда-нибудь прислушается ко мне, ведь это наша с ней одна общая черта характера – каждый думает, что он умнее другого, смотрит на ситуацию под своим углом и отказывается слышать и воспринимать другие точки зрения и взгляды. Мы были слишком сложными, и из-за того слишком трудно было притираться, особенно в таком возрасте.
[indent] Дьюк ушел раньше. Молча собрал вещи, кинул мне свое стандартное «до понедельника» и ушел. Мне это было на руку. Оставалось пару рабочих моментов, которые нужно было решить, чтобы в понедельник не бежать с горящей жопой по всем мелким недочетам. Ненавижу это. Не люблю не доводить дело до конца. Не люблю оставлять на потом дела, которые могу сделать прямо сейчас и совсем неважно, что мне потребуется на это еще немного времени. Вот только нужно взять себе кофе и не тот, что в павильоне, а тот что в кофейне на территории – туда Ева точно ничего не успеет подсыпать. Выхожу из кабинета, гашу свет, но не закрываю дверь, забираю ключ с собой. Никому не нужно будет ломиться сюда в конце рабочего дня, и уже точно никому не придет в голову проникать сюда в выходные. Ни одному адекватному человеку, конечно. За Еву в данном случае я ручаться не мог, но решил, что оставлю все на самотек. Плевать. Перережет мне провода еще раз – будет оплачивать из зарплаты, или она думает, что если я работаю больше остальных – то деньги лопатой гребу?
[indent] Фыркаю в ответ на собственные мысли, еще раз оглядываюсь по сторонам, стараясь вспомнить, ничего ли не забыл. Вроде нет. На мгновение останавливаюсь. Прислушиваюсь. Какие-то странные звуки доносятся до меня, но я никак не могу разобрать откуда. Слышу музыку, но в голове не всплывает ни одно событие, в котором могла бы использоваться именно эта песня. Никто к нам не приезжал и приехать не должен был. Наверное, Макс опять развлекается, слушает музыку, пока собирает декорации. В коридорах ни души, видимо все уже давно ушли по домам, развлекаться, отдыхать и наслаждать уикендом. А я, хах, как обычно. Двигаюсь по коридору на звук, бренча ключами, которые за металлическое кольцо повесил на указательный палец. Насвистываю в такт знакомой мелодии, воровато оглядываюсь по сторонам. Очень интересно. Чем ближе я подхожу, тем больше голосов слышу, что вызывает во мне странные, противоречивые эмоции. У нас какая-то вечеринка, а я даже не в курсе? Интересно девки пляшут.
[indent] И ведь действительно пляшут.
[indent] То, что я вижу в следующие мгновения, когда, наконец, покидаю злосчастный коридор, заставляет меня замереть у самого входа. Если бы я был мультяшным героем, моя челюсть бы лежала уже на полу, а глаза растянулись бы до потолка и не потому, что я вижу что-то сногсшибательное (не без этого конечно, но я не имею права говорить об этом сейчас), а потому что пребываю в шоке. И шок – это самая милая вариация бушующих внутри меня эмоций. Я чувствую, как леденеют кончики пальцев, как внутри скручивается тугой узел, неприятный узел, от которого я хочу избавиться немедленно. Но не могу. Прохожу дальше, окидываю взглядом всех присутствующих, но лишь мельком. Все мое внимание приковано к сцене, где наша новенькая, которая на первый взгляд казалась милой безобидной овечкой (но не для меня) раздевалась под знакомую мелодию, вызывая свист на губах и похотливое желание в мыслях каждого присутствующего и сейчас речь шла не только о мужчинах. Но, если честно, меня мало интересовала их общая заинтересованность, только если, как эгоистичное желание разогнать всех и не позволить смотреть дальше. На моем лице нет и тени смущения, лишь недоумение. Ноги толкают меня вперед, ближе к сцене, чтобы она видела меня, видела мое лицо. Мне хотелось, чтобы она насладилась своей вымышленной победой, ведь после того, как шоу закончится – я придушу ее собственными руками. Что говорило внутри меня в этот момент? Я не знаю. Я лишь сильнее сжимал кулаки, и крутил мысли, которые мечутся в моей голове из одной стороны в другую. Часть их рисует яркий образ того, как я сам, лично, своими руками снимаю все эти предметы одежды с нее. Вторая часть злится и ругается на ее нечестный ход. Внутри меня говорит ревность? Какая ревность, ведь мы не больше чем заклятые враги, которые устроили ледовое побоище прямо на работе. Как жаль, что на дно, под толщу льда мы уйдем вдвоем.
[indent] Каждое ее движение заставляет меня задерживать дыхание. Все это выглядит как заранее спланированная акция, но я знал наперед – подобное спланировать просто нельзя. Или нужно быть отбитой на голову сумасшедшей, чтобы станцевать стриптиз на глазах всего рабочего коллектива. Меня не заботило их мнение, нет. Я просто не хотел, чтобы в понедельник наша игра закончилась, потому что кто-то очень любит самовольничать и выставлять свое... о боже, такое ахуенное тело..., на показ всем. Каждый ее изгиб – как призыв к действию, но я просто пригвожден к полу, ожидаю продолжения, становлюсь таким же похотливым животным, как и все мужики вокруг меня. Им плевать на нее, плевать на ее мнение, плевать на ее жизнь. Они просто наслаждаются, берут от этого момента все, раздевают ее глазами так же, как прямо сейчас это делаю я. Я не могу совладать с собственными мыслями, не могу сопротивляться, вести войну с собственным воображение, которое яркими вспышками подкидывает мне столько вариантов дальнейшего развития событий, что кажется я прямо сейчас упаду на пол. Дьюк оказывается рядом со мной слишком неожиданно. Он что-то бормочет, пытаясь перекричать музыку, привлечь мое внимание, а я еле сдерживаюсь, чтобы не вырубить его. Господи, какой же идиот. Движение за движением, плавные, дразнящие. Я хочу облизать губы, но не могу, слишком сильно пересохло во рту. Не планировал я подобным образом заканчивать вечер пятницы, но кажется, судьба решила привнести свои коррективы. А Ева лишь подливает масла в огонь. Сокращает расстояние, вот она прямо передо мной. Я чувствую ее дыхание на своем лице, чувствую, как падает планка дозволенности и мне не хватает буквально доли секунды, чтобы закинуть ее на плечо и унести подальше от посторонних глаз. Не знаю, что на нее нашло. Не знаю куда делась ее прежняя верность «благоверному», но складывалось ощущение, будто в ней что-то перемкнуло. Она выпустила наружу змею, которая долгое время лежала на моей груди, а теперь изо всех сил пытается придушить. Она обвивает мою шею галстуком, резко тянет на себя... Внутренний Итан просто замирает, а потом во все горло начинает кричать: ну, же, давай ближе, еще ближе! Мои губы сомкнуты в тонкую полоску. Я как кукла в ее руках и от каждого последующего слова, движения, действия – закипаю лишь сильнее, обжигая взглядом. – Я убью тебя, - произношу одними губами, но в ответ получаю лишь дикую улыбку. Она касается языком моих губ, обжигает, словно оставляет на них самый опасный яд. Я невольно облизываюсь, чувствуя ее вкус, меня путает в пространстве, я хочу двигаться, но не могу. Замираю, словно каменное изваяние. Ева толкает меня, отчего я, следуя всемирному закону подлости, пихаю стоящего сзади коллегу, еле удерживаясь на ногах. Сучка. Она сделала это специально. Решила поиграть со мной на куда большие ставки, чем было до этого. Пошла во-банк, решила сорвать куш, а на деле – проиграла все. Потому в стиле грязных игр – я лучший из лучших. И если она думала, что я как девственник подожму хвост и сбегу – ха-ха-ха, не тут-то было. Внутри меня все вопит, инстинкт самосохранения кричит бежать, а чувство собственного достоинства, эгоизм – шепчет оставаться на месте. Я злюсь на нее, это читается по моим глазам, как и гребаное чувство похоти. Сука. Каждое движение, как транспарант со словами «возьми меня», словно она только и ждет этого.., ждала все это время. Она морально уничтожила меня, подвела к черте, которую я обещал самому себе никогда не преступать. Я не хочу стать человеком, из-за которого разрушится ячейка общества. А нет, подождите-ка. Ведь я об этой семье знаю гораздо больше. Мои мысли стали пророческими. Брак разваливается на глазах, и теперь я могу дать себе полную свободу действий. Не позволить ей ускользнуть из моих рук, отрезвить, дать понять, что там – не будет ничего похожего на то, что самовлюбленно могу предложить я. Адреналин в ее жизни будет лишь, когда ее долбаеб-муж увеличит скорость в машине до девяносто километров в час или рискнет надеть трусы не в цветочек. Она слишком молода, чтобы утонуть в пучине брака, бытовухи и домашней рутины. Этому характеру нужно давать возможность выходить наружу, иначе она спалит все вокруг себя дотла. Слишком свободолюбивая, чтобы быть пленницей в чьих-то руках. Слишком строптивая, чтобы подчиняться кому-то.
[indent] Шоу заканчивается. Ева поступает не по правилам, исчезает за шторкой. Вокруг овации, крики восторга, возмущенный свистит, просящий продолжения. Я знаю это место слишком хорошо, чтобы потерять ее из виду, но что-то идет не так. Двигаюсь следом, стараюсь отследить взглядом, но она не выходит в положенном месте. Взбегаю по маленькой лестнице, дергаю шторку – никого. – Вот же сука, - взбешенно отпихиваю от себя несчастный кусок ткани, спускаюсь по лестнице вниз, обхожу сцену с другой стороны, но на этот раз куда быстрее. – Итан, черт, - сталкиваюсь с Дьюком, чувствуя, как по груди разливается неприятный жар. – Сука, Дьюк, какого, - на моей футболке очередное темное пятно. – Единственная светлая футболка, сука, Дьюк, твою мать, - я развожу руками, слишком поздно реагирую, чтобы оттянуть мокрое пятно от кожи – оно уже обожгло меня. – Ты смотри куда идешь и не будешь страдать, это был последний кофе в кофейнике, - разочарованно комментирует Корнелл, явно не соображая, что только что произошло. – Ты серьезно? – я почти готов разорвать его на месте, но быстро вспоминаю чем занимался изначально. Я искал Еву, и теперь вряд ли успею ее найти раньше, чем она выскочит с работы. Я обошел все коридоры, пытался спрашивать у коллег, но вместо вразумительного ответа получал лишь перевозбужденные комментарии и пошлые шуточки. Придется бросить эти отчаянные попытки искать того, кто не хочет, чтобы его нашли. Но нужно переодеться. К счастью, я слишком долго работаю с Дьюком, чтобы знать его выходки, плюс с момента появления у нас Евы – дополнительные футболки в кабинете стали неотъемлемой частью моего рабочего места. Не пойду же я домой в таком виде? Мог бы, но мокрое пятно неприятно прилипает к телу, раздражая меня еще больше, но дает возможность переключить внимание со взбесившей меня Евы и неуклюжего Дьюка.
[indent] Возвращаюсь в кабинет. С кофе, только не в стакане, а на футболке. Открываю дверь. – Вот это поворот, - присвистываю, не могу не порадоваться собственному везению. Видимо фортуна и впрямь в детстве поцеловала меня в губы. На моем кресле в итоговом варианте своего шоу – сидит Ева. Она почти сразу встает на ноги, смотрит с вызовом. – Я похож на того, кто признает поражение? – ухмыляюсь, закрываю дверь, незаметно щелкаю замок изнутри. Из этой комнаты живым выберется лишь один, ну, или никто. Прохожу внутрь, попутно стягиваю с себя грязную футболку. О, да. Если она думала, что только ей позволительно вести себя подобным образом – раздеваться и соблазнять, ха-ха, не на того напала. Я принимаю вид полного безразличия, играю на хладнокровии, на горячем рассудке, на злости и обиде. – Думала, что если разденешься на глазах у всех, то сможешь победить меня? Ну, безусловно, сегодня ты получила всеобщее внимание, это да, с этим не поспоришь, - открываю хозяйственный шкаф, бросаю футболку на пол. Тяну за ручку небольшого выдвижного ящичка, вытаскиваю чистую футболку. Но не тороплюсь ее одевать. Сперва задвигаю ящик обратно, поднимаю брошенную ранее на пол футболку. Делаю все нарочито медленно, играю на нервах, бешу и раздражаю. Она же не сможет дотронуться до меня, даже если очень захочет. Как и я. Стою спиной, но воображение ярко рисует ее обнаженный образ. Облизываю губы, чувствую вкус ее языка на них до сих пор. Выдыхаю полную грудь воздуха, неслышно, ведь именно в этот момент хлопаю дверью шкафа. Слишком большой соблазн. Слишком сильно хочется сделать что-нибудь неприличное, но в противовес этому есть слишком много правил и законов, опираясь на которые я потом буду гнить в тюрьме, за домогательства, приставания, изнасилование. Не коснусь ее до тех пор, пока она сама не захочет. Пока не даст хоть какое-нибудь согласие. Достаточно будет лишь одного действия навстречу. – Я смотрю ты большая фанатка азартных игр? Любишь играть на спор или так, на интерес? Какова цена этой игры, Ева? М? – я улыбаюсь, произнося эти слова. Они бьют по больным местам, задевают чувство ее превосходства, рывком опуская на землю. – Ты же дала ясно понять, что мне ничего не светит и в тоже время всеми возможными и, - ухмыляюсь, - невозможными способами пытаешься добиться моего внимания. Не любишь, когда цель сама идет в твои руки, словно послушный бычок, которого ты дергаешь за веревочку? О, как я тебя понимаю, - говорю специально медленно, смакуя и растягивая каждое слово, разворачиваю руками, аккуратно сложенную прежде, футболку. Сокращаю расстояние между нами. В темноте не вижу ее глаз, но спасибо не выключенному монитору Дьюка – он позволяет видеть лишь ее очертания, и эта обстановка сильнее кипятит рассудок, заставляет воображение разыгрываться куда сильнее, чем обычно. Голубой перелив света от монитора играет в ее волосах. Я облизываю губы, словно хищник, заливаюсь слюной от предвкушения будущего выигрыша. Ощущаю разливающуюся энергетику ярости вокруг себя. О да, я делаю это специально, заставляю ее злиться, ненавидеть меня всеми фибрами души, словно какой-то отбитый на голову ублюдок. Делаю это так искусно, что и сам наслаждаюсь этим растягивающимся моментом. Обхожу ее, заставляю повернуться лицом. И теперь она – не видит моих глаз, ей позволено видеть лишь очертания, жалкие клочки образа. Но вот я вижу все. Ее приоткрытые губы, ее глаза, в которых читается какая-то непонятная мне эмоция. Она боится и одновременно готовится броситься в омут с головой. Она жаждет близости еще больше, чем я хотел, хотя это несложно было понять, после показательного выступления, совершенного совсем недавно. Я оторву ей голову в любом случае. Сорву джек-пот быстрее, чем она успеет даже подумать. И это будет только казаться быстрым. Я превращу каждую секунду в этом кабинете в мучительную пытку. И что-то внутри меня подсказывает – эти суицидальные замашки внутри нее – будут только рады подобному развитию событий.
[indent] - Так что? Летишь, как мотылек на свет, или как глупая мошка в паутину, в самое логово опасного паука? – уродливое сравнение, но оно одно сейчас идеально передает наше положение. – Или тебе просто нравится у меня в кабинете? – приближаюсь ближе, настолько близко, что чувствую ее дыхание на своем лице. Смотрю в глаза, выжидаю чего-то, сам не знаю, чего. Слышу только как бешено стучит сердце в моей груди. Единственное, что сейчас я могу себе позволить – дышать ровно, впрочем это просто непозволительная роскошь, когда она стоит напротив, такая соблазнительно красивая. Протяну руку - коснусь ее горячей кожи. Приближусь ближе – почувствую ее дыхание на своих губах. Чувствую ее пальцы на своей груди. Жду дальнейший действий. Оттолкнет? Нет, не сможет. И ее горячие губы на моих губах тому прямое доказательство. Она дает мне зеленый свет, и теперь нет никаких законов, нет никаких правил, нет замужества, нет чести. Нет ничего, что могло бы остановить меня. Остановить мои пальцы, изучающие ее тело так, словно я уже давно знаю где какая слабая точка. Остановить губы, которые жадно воруют воздух из ее легких. Горячие прикосновения, словно вожу пальцами по раскаленной плите, вот-вот обожгут по-настоящему. Сильнее, чем горячий кофе на футболке. Сильнее, чем любая жара, какую видела планета. Страсть, накрывающая с головой, не дающая мыслить рационально, да куда уж там, не дающая мыслить от слова совсем. Мне хочется растягивать это удовольствие бесконечно долго, наслаждаясь каждым прикосновением. О, нет, не позволю ей остановиться, не позволю ей прекратить это, как бы сильно она не пыталась. Ладонями изучаю ее тело, прохожусь по спине, ниже по пояснице. Хватаю за задницу так, словно хочу оторвать от нее самый большой кусок. Надо быть полным идиотом, чтобы позволить себе изменить такой дьяволице. Либо слабаком, которому просто не суждено справиться с такой всепоглощающей энергией. Она захлестывает меня с головой, тянет на дно, а я покорно опускаюсь, все ниже и ниже, не думая о том, что будет дальше, какими будут последствия. Мне плевать. Я всегда жил настоящим, наслаждался моментами в реальности, не задумываясь о будущем. Даже если завтра меня собьет автобус, пусть даже собьет через пару часов – прямо сейчас я в агонии и наслаждении от этой крошечной близости. Не тороплю события, стараюсь, но все же в какой-то момент дозволенного становится мало.
[indent] Прижимаю ее спиной к столешнице, не выпускаю из объятий, цепляюсь за тонкую резинку и плавным движением стягиваю колготки. Жалко было бы рвать их, потом еще выслушивать эти женские заскоки о их стоимости и прочей необдуманности мужских поступков. Бла-бла-бла, меньше слов и больше дела. Да и зачем, если от стягивания их вниз, по контуру ягодиц, ниже, заставляя поднимать сначала одну, затем вторую ногу на высоком каблуке - получаешь удовольствия куда больше. Ох, я готов оторвать от нее не только самый большой кусок, а просто порвать ее на тысячу маленьких кусочков. Колготки остаются на полу, а я все же возвращаюсь обратно, обжигаю взглядом, облизываюсь, теперь отчетливо чувствую вкус ее губ на своих губах. Пользуюсь ее слабостью, попутно наслаждаясь поцелуями, жадными, горячими, словно о них она мечтала всю жизнь. Каждый из них, наполнен стольким количеством эмоций, что не хватит пальцев на руках и ногах, чтобы все их перечислить. Это подогревает мое нетерпение. Рукой отвожу в сторону ее ногу, чтобы дать себе доступ к следующей «базе». – А теперь моей смазливой мордашке откажут? – повторяю ее слова, сказанные в момент нашей первой встречи, обжигаю губы, снова запечатывая их поцелуем, нагло проникаю пальцами под тонкую ткань нижнего белья. Чувствую жар, чувствую ее желание, с которым не в силах бороться ни один даже самый сильный, эмоционально устойчивый человек. Выдыхаю, получаю просто невероятное удовольствие от того, что чувствую. Это круче чем забраться на долгожданную вершину, будь то карьера, успех, эгоизм, то, о чем мечтаешь и грезишь годами. Это непередаваемое чувство превосходства, когда от каждого движения с ее губ срывается стон наслаждения. Я чувствую себя безумцем, потому что безусловно съезжаю вниз по накатанной от каждого, сука, стона. Как будто только о них я мечтал последний месяц. Грезил этим моментом с тех пор, как встретил ее. Отрицал, отгонял от себя мысли о том, что это невозможно, но втайне от всех мечтал и молился, спрятав свои потаенные желания глубоко внутри. – Готова признать поражение? – ее же оружием, поглощаю следующий стон влажным поцелуем. Играю пальцами, придерживаю свободной рукой за талию, не позволяю сползти ниже по столешнице. Запах страсти будит во мне какие-то животные инстинкты. – Ты только скажи, я остановлюсь, - ухмыляюсь, касаюсь губами уголка ее губ, уворачиваюсь от последующего требовательного поцелуя, и снова погружаю пальцы внутрь нее. - Хотя, судя по всему, тебе слишком сильно нравится, чтобы я останавливался, - каждое гребаное слово доставляет мне просто неземное наслаждение. Как можно получать столько удовольствия, когда кто-то другой - сходит с ума. - Или скажешь, это не так? Но тут все говорит об обратном, - я хожу по острию ножа, чувствую, как вот-вот сорвусь за ней следом и прикладываю все усилия, чтобы не допустить этого. С придыханием жду ее реакции, но она гордо молчит, словно не желает сдаваться даже сейчас, когда все ее существо говорит об обратном. - А впрочем, может...? - отвожу руку в сторону, слышу попутный недовольный стон, и не могу сдержать улыбки. Она в моей власти целиком и полностью, и кто я такой, чтобы не воспользоваться этим?
[indent] Господи, как же это ахуенно, иметь в руках такую власть над человеком. Даже при условии, что в ее руках сейчас власти не меньше. Только вот инициатива на моей стороне. Я веду, и буду делать это до тех пор, пока не получу желаемое. Буду дразнить, останавливаться и вновь начинать, погружая пальцы глубже, раз за разом заставляя ее выгибаться мне навстречу. Чувствую ее желание, наслаждаясь им каждую гребаную секунду. - Боже, ты такая горячая.., - новый стон в ответ. Женщина любит ушами, а я слишком люблю говорить, чтобы не позволить ее женской натуре быть обиженной. - Не думал, что такое вообще возможно..., - отстраняюсь от ее губ, смотрю в глаза. Хочу, чтобы она видела мое самодовольное выражение лица, чувствовала мою победу, которая раз за разом разбивается в воздухе ее стоном от моего следующего погружения. Пусть пишет заявление в полицию, мировому судье, в ООН, в НАТО, куда угодно, пусть делает что угодно, обвиняет меня во всех смертных грехах – мне плевать. Она начала войну не с тем человеком. Решила поиграть, походить по краю, видимо не рассчитывая на то, что свалится первая. Проигравших не будет. Будет лишь два окровавленных трупа, которые в порывах страсти, подобной животной, разорвали друг друга, не выдержав эмоционального напряжения. Отношения, подобные нашим, не выдержали бы больше. Один из нас должен был закончить это, рано или поздно. Я своей цели почти достиг, а вот какая цель была у нее – мне, наверное, никогда не суждено будет понять.

i   w a n t   t o   h o l d   y o u   c l o s e
soft breath, beating heart
as i whisper in your ear
« i want to fucking tear you apart »

[indent] Я не знаю в какой момент между нами стерлись грани приличия. В какой момент каждый вдох стал гребаной пыткой для моих легких, которые вот-вот лопнут от недостатка кислорода. Я дышу через раз, наслаждаясь тем, что чувствую, как конченный извращенец упиваюсь ее кричащей, умоляющей продолжать влажностью, а в совокупности с ее стонами… Это что-то за гранью разумного. Какое-то массовое помешательство, от которого я хочу кричать, рычать, ругаться, затыкать ее рот поцелуями, лишь бы не слышать ее. Режущие уши звуки заставляют меня терять контроль и самообладание. Я, как дикий зверь, чувствую запах крови и полностью отдаюсь инстинктам. Меня невозможно остановить, невозможно сдержать невыносимое желание обладать ею сейчас, не смотря на кучу сопутствующих факторов, которые наполняют нашу жизнь. И как бы мы не старались откинуть их от себя – брак, обязательства, честь, совесть – все это по пятам преследует нас даже сейчас. Они преследуют, но я закрываю глаза, отмахиваюсь от них. Как будто у них есть хотя бы жалкая возможность меня остановить. Нет, нету. В настоящий момент – единственный, кто способен сдержать меня и мои желания – летящий на полном ходу поезд. Смерть.
[indent] Жадных поцелуев становится недостаточно, чтобы восстановить между нами хоть какой-то баланс. Она проигрывает на тысячу очков, но даже сейчас, кусая мои губы до крови, пытается урвать кусок победы. Следующий влажный поцелуй, словно наполненный первобытным желанием, заставляет меня потерять бдительность. Она бесцеремонно пользуется моей слабостью, кусает за кончик языка, тем самым вынуждая отстраниться. Но слишком сложно, почти невозможно. Мне приходится приложить все оставшиеся усилия, чтобы сделать это. Позволить себе убрать руки, хотя они все также упорно тянутся обратно, словно мои прикосновения к ее разгоряченным точкам – единственное, что поддерживает во мне жизнь. Мне остается лишь молча наблюдать за происходящим, впервые за долгое время чувствуя бьющееся в районе глотки сердце. Сука, как она так делает? Как у нее получилось вот так вот, парочкой своих просто невыносимых выходок – выбить почву из-под моих ног, растоптать, раскатать по асфальту? Я не чувствовал прежде такой сумасшедшей тяги к человеку, особенно, к тому, кто так нахально и беспардонно проходился по моей гордости, по моему терпению. Она играла со мной в игры, а в итоге попалась на крючок, который я бросил ей под ноги, сам того не зная. Она снимает туфли, а я разочарованно вздыхаю, ведь ее вид – приводил меня в состояние безумца, каждый раз, когда я только позволял воображению вспомнить ее образ. Но, впрочем, сейчас у меня нет времени на разочарования. Творится какой-то беспредел и мне просто некогда рассуждать на посторонние темы. Легкий толчок рукой, я пячусь назад. Новый толчок. Она словно подводит к краю. Следующий ее толчок, и я сорвусь вниз и больше никогда ничего не будет, как прежде. Стараюсь отрезвить рассудок, чтобы вспомнить расположение мебели в кабинете, но ее самодовольное лицо не позволяет этого сделать. Она лишь сильнее злит меня, каждый раз, когда ее пальцы касаются моей груди и снова пихают. Слепо пячусь назад, как какая-то марионетка, надеясь, что мой кукловод не решил устроить какие-то извращенные игры: минус ручка, минус ножка, а вот сердце, мозг, разум, рассудок. Минус Итан.
[indent] Отдаюсь порыву, и к счастью оказываюсь на диване, с облегчением выдыхая. Как хорошо, что я не позволил Дьюку вынести его на прошлой неделе, ведь в таком случае – где бы я оказался? Вряд ли в положении лучше, чем сейчас, когда она забирается сверху. Смотрит взглядом хищницы, облизывает губы, прижимает мои руки к дивану, тем самым вызывая на лице почти истерическую улыбку. Я хочу прокомментировать это, но девушка опережает меня. Она бьет словами по затылку, под дых, заставляет лицо искажаться в улыбке, которая совсем не придает мне добродушный вид. Я сглатываю, облизываю губы, нервно предвкушая ее следующий поцелуй, но она медлит. Устроила мне допрос с пристрастиями, где самые опасные способы манипуляции – ее горячие бедра и дикий взгляд. Такую хищницу хочется приручить, подчинить, сделать своей. Но слишком самоуверенно было бы с моей стороны сделать это прямо сейчас. Игра продолжается, а она, наверное, думает, что если ей удалось выбить землю из-под моих ног, усыпить бдительность, то я забыл правила.
[indent] - Судя по тому, как ты себя вела пару минут назад - уверен, что победа абсолютно точно на моей стороне, - хищно улыбаюсь, отдаюсь на волю ее действиям. Смотрю в глаза, вижу гнев, который раздирает ее от такого постыдного чувства слабости. Мне плевать. То, что происходило мгновениями ранее – для меня самый интимный момент, он круче, чем секс, круче, чем когда какая-нибудь обдолбанная сука отсасывает в туалете клуба. Это непередаваемый миг эйфории, когда от малейшего действия зависит эмоциональное состояние другого человека. В такой момент чувствуешь себя Богом. По щелчку пальцев ты можешь превратить чужую жизнь в ад, и этими же пальцами дать возможность неземного облегчения. – Ммм, я до сих пор слышу эти стоны, - растягиваю предложение, наигранно причмокиваю губами, словно пробуя на вкус. Взгляд исподлобья, сумасшедший, за гранью адекватности. Еще одна фраза – и она ударит меня. Я чувствую это. Чувствую, как внутри нее борются такие разные эмоции, но все они хотят одного – моей скоропостижной кончины. Ее близость сносит мне крышу, вытаскивает наружу все самые отвратительные черты моего характера. Она заставляет меня быть таким: наглым, самоуверенным, аморальным ублюдком, словно вместе с футболкой я снял личину нормального парня. Хотя нет, подождите-ка. Я никогда не был нормальным парнем. Аморальный ублюдок – мое состояние, как состояние Евы – самоуверенная, токсичная сука. – Поэтому первый твой вариант отпадает, а что касательно второго, хах, - я снова ухмыляюсь, подаюсь вперед, сокращая расстояние между нами. Достигая ее губ быстрее, чем она ожидает, но не касаюсь их в таком желаемом нами обоими поцелуе. Прожигаю ее взглядом, прищуриваюсь, словно пытаюсь взглянуть на ее положение под другим углом.
[indent] - Ты думаешь я ревную? – выдыхаю ей прямо на губы, но мне приходится сразу же закрыть рот, чтобы не издать странный звук, лишь отдаленно напоминающий смешок. Смотрю в глаза, потом на приоткрытые губы, которые она облизывает, а затем снова и снова совершает попытку восстановить дыхание. И пусть теперь она не кажется дурочкой, которая при одном моем виде теряла дар речи, но все же так она выглядела куда более желанной, чем в момент, когда говорит. – Какая наивная девочка, - снова обжигаю губы горячим дыханием, чувствую внизу живота тупую боль, с которой невозможно справиться. Я готов на многое, лишь бы не отвечать на ее вопросы, лишь бы избегать прямого попадания в голову. Потому что она смотрит в самую душу. Она вытаскивает из меня сокровенные мысли, о которых я не решался задумываться, даже находясь один на один с самим собой. Я не мог признать факт ревности как таковой, ведь в моей голове все еще отчаянно бьется мысль о том, что между нами ничего не может быть. И эти касания, эти поцелуи, это сводимое с ума желание взять заслуженное – не больше, чем помутнение рассудка. Но он так ахуенно помутился, что, боже, дайте два. Возможно и ревную, но я не собирался тешить ее самолюбие, собственноручно надевать на ее голову корону, которая значила бы только одно – мое поражение. Все, что происходит внутри меня – сугубо мое личное дело, по крайней мере сейчас, пока ее статус официально «замужем». Пока, все, что происходит между нами, не больше, чем вспыхнувшая страсть, химия, от которой нет спасения. Но черт возьми, эта химия настолько восхитительна, настолько дурманящая, что еще чуть-чуть и я выложу перед ней все свои козырные карты. Если только она надавит на меня чуть сильнее. Я просто не выдержу, и возможно сегодня мы действительно не выйдем из комнаты, потому что я абсолютно точно сверну ей шею и, как следствие, покончу с собой. – Спешу тебя разочаровать, - в ее глазах недоумение, которое помогает мне мгновенно отрезвиться. Я уверен, что она и дальше будет продолжать раскручивать меня, надавливая на болевые точки, которые она так ловко нашла. Неужели я настолько предсказуем? Или просто мне встретилась девушка, которая рассуждает не так как все?
[indent] У меня есть несколько секунд на то, чтобы забрать власть обратно в свои руки. Пользуюсь этим легким недоумением, выдергиваю обе руки из-под ее пальцев, цепляюсь теперь за ее руки и дергаю на себя. Ближе. Одной рукой удерживаю ее в нужном мне положении, пальцами второй цепляюсь за контур челюсти, подтягиваю ее лицо к себе, держу, отрезая любую возможность отодвинуться или как-то отстраниться от меня. – Ты даже не представляешь насколько сильно…, - выдыхаю, почти рычу ответ ей в губы, выдерживаю мучительно долгую паузу. Даю ей возможность переварить сказанное. И она переваривает. Медленно, но верно. Я вижу это по ее лицу, по эмоциям, которые скользят по нему, словно она до сих пор не может поверить в то, что я произнес это. Как и я сам – не верю, но я сказал это. Вслух. Выпустил самую сложную свою реплику за последние десять лет. Признаться, самому себе в том, что невыносимо жить, зная о том, что кто-то имеет право прикасаться к ней, но не я. Сходить с ума от того, что кто-то еще имеет право смотреть на нее и упаси Господь смотреть с таким же желанием. Произнести это признание вслух... Господи, что я натворил? Смотрю ей в глаза, в надежде, что не увижу там этого высокомерного упоения собственной победой. Мы продолжаем нашу игру, пусть теперь это больше похоже на игру в «правду или правду». И если сейчас я сказал ей откровенно то, о чем думал столько времени – как она убедит меня в том, что это действительно правда, а не попытка поиграть на ее эгоизме? Ведь таким образом я с легкостью положу ее под себя прямо сейчас, и она с закрытыми глазами, упиваясь собственной победой, предоставит мне доступ к расширенным функциям ее тела. Утешительный приз. Допустить ли она хотя бы мысль о том, что это грамотный расчет, когда путем нехитрых махинаций – я просто добиваюсь своего. Как всегда. Не ищу легких путей. Просто делаю так, как считаю нужным. А она пусть думает что угодно. В ее глазах я все равно всегда буду наглым, самовлюбленным козлом, который не пропускает мимо себя ни одной юбки.
[indent] Пауза затягивается. Я все также держу ее лицо пальцами, слишком долго, вкушая возможность управлять процессом одним невинным действием. Все же предпринимаю попытку добиться желаемого, уже даже не надеясь на продолжение. Но в секунду осознания происходящего, в момент, когда отчетливо понимаю, что именно я сказал – тороплюсь ретироваться, хочу сбить ее с мысли, не позволить рассуждать на это тему. – Но больше всего меня злит тот факт, что ты все еще разговариваешь, – подтягиваю ее лицо к себе, аккуратно, но все же уверенно и этим жестом почти вынуждаю коснуться меня в поцелуе. Не позволяю отстраниться, действую настойчивее. Мне нужно лишь немного сменить тактику, чтобы почувствовать касание кожи к коже. Это невыносимое желание быть ближе позволяет мне отпустить ее руку, выпустить ее из своего принудительного удерживания, чтобы в последствии прижать к себе. Между нами продолжается незримая война, но на этот раз мы боремся за один единственный приз.
[indent] Невесомые касания по плечам, по спине. Я одним щелчком освобождаю ее спину от бюстгальтера. Не разрывая поцелуя, пальцами скольжу по плечам, чтобы помочь ей избавиться от него совсем. Хочу чувствовать ее всю, целиком и полностью. Каждую клеточку тела. Хочу вдыхать ее аромат, наслаждаться им, как свежим воздухом в жаркий день. Не позволяю себе лишнего, хотя так сильно хочу впиться губами в тонкую кожу на шее, оставлять отметки одну за другой в отместку за слишком продолжительные мучения. Но вместо этого продолжаю шумно втягивать воздух рядом с ней, сходя с ума только от него одного. Мне нужно совсем немного, чтобы шагнуть в пропасть. Совсем немного, чтобы окунуться с головой в новое, ранее незнакомое мне чувство. Пальцами изучаю ее спину, опускаюсь ниже, на поясницу, натыкаясь на единственный клочок ткани, который разделает ее полноценную наготу от моего сумасшествия. Но прежде, чем позволить этим чувствам встретиться, нужно сделать кое-что еще.
[indent] Разрываю жадный поцелуй, заставляя девушку рыкнуть на меня. Ухмыляюсь, изучаю ее тело, скольжу взглядом снизу-вверх. Не сдерживаю в себе порыва коснуться губами кожи. Заставляю ее выгибаться ко мне навстречу, в ответ на поцелуи. Влажной дорожкой от ключиц ниже, по груди, вдыхаю этот сумасшедший аромат желания, пальцами следую по пятам за своими же губами. Возвращаюсь выше, вновь прохожусь губами по груди. Заставляю ее потеряться в пространстве, дать слабину, выгнуться с новым стоном, пока я в это же время, нагло пользуюсь своим положением. Пропускаю ладонь между ее ног, ощущаю еще больше жара, чем прежде. Хочу, чтобы она умоляла меня сделать это. Хочу, чтобы рассудок оставил ее хотя бы сейчас, в идеале навсегда. Я вновь преодолеваю препятствие в виде нижнего белья, вновь погружаю пальцы внутрь нее. Прикусываю губу, на секунду позволяю себе отстраниться, вместе с ее стоном, выдыхаю от наслаждения, все еще держа под контролем свое сумасшедшее желание сменить пальцы на что-то гораздо более значимое. Еле сдерживаюсь, чтобы не начать ругаться, проклиная ее на чем свет стоит, но вовремя нахожу спасение на ее коже. Она выгибается, поддаваясь моим рукам, предоставляя мне доступ к изучению нетронутых мной ранее, но таких манящих, участков кожи. Поцелуй за поцелуем, я забываю дышать. Делаю это через раз, в момент, когда слышу новый требовательный стон. О, как бы я сейчас хотел коснуться ее губами, попробовать на вкус это желание, граничащее с безумием. Но и в нынешнем положении я чувствую себя более чем ахуенно. Подвожу ее к грани, снова. Чувствую, как напрягается ее тело, как оно, в разрез мнений со своей хозяйкой, умоляет закончить пытку, прекратить это все прямо сейчас, но я не позволяю. Я недостаточно насладился ей. Еще не время.
[indent] Прохожусь еле ощутимо по самой раскаленной сейчас в ее теле точке. Еле сдерживаюсь, чтобы не задержаться там еще ненадолго, но, если так, то все обязательно пойдет не по плану. Впрочем, когда я ими пользовался? Давлю самому себе на горло, не позволяю собственному самолюбию помешать мне хотя бы сейчас. С особой неохотой все же освобождаю ее от плена своих пальцев. Встречаюсь с ее недовольным взглядом, который она явно не в силах контролировать и, о господи, как я ее понимаю. Сам бы не останавливался, но надо. Хочу посмотреть на безумие в живую, хочу увидеть воочию это великолепие. Тянусь к ее рукам, цепляюсь за пальцы, веду их в таком очевидном направлении. – Хочу посмотреть, - говорю, почти хриплю, помогаю ей, почти что направляю. Боже, моя крыша уехала и вряд ли вернется обратно. Я с придыханием наблюдаю за этой невыносимо ахуенной картиной, не могу оставаться в стороне, притягиваю ее к себе. Рваными поцелуями по коже, обжигаю горячим дыханием. Ладонями изучаю ее сверху до низу, вслушиваясь в каждый вздох, в каждый стон. Мне кажется я сам уже задохнулся в стонах, получая безумное наслаждение от того что вижу, от того, что слышу. Непреодолимое чувство ревности даже сейчас захватывает меня с головой. Не могу смотреть на то, что она делает, слишком долго, не хочу быть в стороне. Хочу, чтобы ее голос садился от меня, от моих рук, от моих слов, действий, движений. Боже я хочу ее прямо сейчас, всю целиком без остатка. Не могу сдерживаться больше, но продолжаю это делать, изматывая себя пыткой, выстроенной в собственной голове. Тяну ее за запястье. Не отвожу помутневшего взгляда, подтягиваю ее пальцы к лицу, касаюсь их губами. Я качусь в самую пропасть без желания вернуться обратно. Это самое лучшее, что случалось со мной за всю мою гребаную жизнь. Она – лучшее, что случалось со мной. И черт с два я позволю ей так просто махнуть хвостом и сбежать от меня. Я положу собственную жизнь, но я добьюсь ее. И пусть это выглядит как помешательство, от накрывающего желания, от всепоглощающей страсти, но я мысленно повторяю это раз за разом, словно молитву. Глядя в глаза, демонстративно облизываю ее пальцы, с каким-то особенным наслаждением. Планка падает окончательно, я готов разорвать ее на части прямо сейчас. Внутри меня мечется сумасшедшее желание, которое я не в силах притормозить. Но все же отчаянно пытаюсь. Кладу ее руку на свой же ремень, мягко толкаю к пропасти. Складываю ее пальцы, на сгибе ремня, как бы давая совсем непрозрачный намек на то, что хочу.
[indent] - Ну, же. Давай, Ева. Давай закончим то, что начали. Вместе, - проносится в голове.
[indent] - Я хочу тебя. Здесь и сейчас. Считай это – моим поражением, - поднимаю взгляд, встречаясь с ее. Я не выдержу больше ни секунды.

i' m   a   b r o t h e r to sin
s i n c e   i  d o n' t   k n o w   w h e n
i won't rest till it's all done and set
a n d   i   g e t   w h a t
— i give ♰

[indent] Если у меня спросят, как описать Ад в трех словах – я без раздумий произнесу лишь одно. Имя. Три гребаные буквы, которые сочетают в себе все самое опасное, самое страшное, самое невыносимое, самое темное на планете и за ее пределами. Я сразу вспомню длинные темные волосы, рассыпающиеся по спине, приоткрытые губы, затуманенный зеленый взгляд, кажущийся единственным маяком в любом темном помещении. Если меня спросят, как еще можно назвать Дьявола я не скажу стандартных: Люцифер, Сатана, Падший ангел. Не будет никаких клише. Я без раздумий скажу – Ева.
[indent] Мне казалось, что в этой игре веду я, как всегда. Всегда и везде я был первым, не смотря на преграды, не обращая внимания на препятствия, которые одно за другим мне подкидывала жизнь. Я всегда был первый. А сейчас – с оглушительным треском, одним четкий ударом, она сбила с моей головы мою драгоценную корону, которую я так отчаянно нес на себе, высоко задрав подбородок. Я был лучшим. Всегда и везде, и совсем неважно, что по факту – мое мнение о себе не всегда соответствовало реальности. Я просто шел вперед, добивался своих целей. А теперь. Я не был уверен в том, что готов пожертвовать всем, чтобы добиться последней цели. Выиграть пари. Да к черту эти пари. К черту все эти странные мальчишечьи игры. Они не стоят стольких страданий. Они не стоят того, чтобы я сейчас, тут, сидя на этом ебаном диване в своем собственном кабинете, на своей, сука, территории, принимал поражение с таким грохотом. Но по всем правилам, по всем законам природы и обстоятельств – именно этим я и занимаюсь. Смотрю ей в глаза, от горячего дыхания облизываю губы. Я предвкушаю продолжение. В голове обрывками проносится последний час из моей жизни, на фоне – музыка – ее стоны. Один за другим, разбиваются в воздухе, разбиваются об меня. И если по началу мне это казалось лишь детской забавой – когда не была задета моя гордость и моя мужская самонадеянность – теперь я понимаю, что попал. Влетел в ловушку, в которой главной приманкой была она сама. Я хочу что-то сказать, но слова застревают в горле, хриплым дыханием срываются с губ в момент, когда ее тонкие пальцы скользят по моей груди. Ледяные прикосновения по горячей коже. Я вот-вот сорвусь, но продолжаю отчаянно держаться, балансировать на тонком канате. Знаю, что, если упаду – никогда больше не встану. Буду лежать мертвым на холодной земле, возле ее ног. И кто бы мог подумать, что наша игра в «кошки-мышки» закончится подобным образом? Кто знал, что, следуя какому-то дьявольскому плану, благодаря стечению обстоятельств она размажет меня об стену, воспользовавшись моей же самоуверенностью. Заставит думать о ней без остановки, без возможности стереть из памяти, выкинуть из головы, чем бы я ни занимался. Это помешательство, о котором узнаёшь лишь спустя время, когда понимаешь, что ищешь ее лицо в толпе коллег, когда ждешь с каким-то извращенным предвкушением очередную выходку, словно без них – жизнь прекратит свое нормальное существование. Она влезла мне под кожу, но ведь я не просил. Не хотел, чтобы так происходило. А теперь, смотря на нее, я получаю кайф в разы круче, чем от самого дорогого кокаина. Меня так сильно вставило, что еще чуть-чуть и все – передоз. Она даже не представляет куда вляпалась. Не представляет с кем связалась, но мне – ее совсем не жаль. Я буду следить за каждым ее шагом, как гребаный маньяк, следить за каждым словом, ловить его, запоминать, каждый день прокручивать в голове. Я помешался на ней и не могу справиться с этим. Не сейчас. Не здесь. Здесь – я готов с закрытыми глазами отдаться ей, пустить все на самотек, позволить ей рулить процессом, лишь бы пытка прекратилась. А ведь я и понятия не имел – какая она на самом деле. Хитрая. Манипулятор, у которого стоит поучиться. И свои манипуляции она проводит так искусно, что кажется, будто все это – моя собственная инициатива. Умная женщина не та, кто подчиняется каждой прихоти мужчины. Умная женщина та, что преподносит все свои прихоти – как мужское желание.
[indent] Она приподнимает мой подбородок, заставляя челюсть сжаться от неприятного знака… подчинения? Я не отвожу взгляда, голодного, злого, почти сумасшедшего. Сука, да что же ты тянешь? Но следующее ее действие заставляет меня переключиться, сбросить с себя лишнее напряжение, восстановить дыхание. На жалкие несколько секунд она позволяет мне вздохнуть, до тех пор, пока не прижмется ко мне, почти вплотную. От этого я вновь перестаю дышать, выдыхаю весь воздух из легких, которого стало слишком много для меня одного. Ищу ее губы, но она реагирует гораздо быстрее, оставляя поцелуй. Короткий, сводящий с ума, подогревающий желание, как пробная версия какой-то ахуенной игры. Что нужно сделать, чтобы получить полный доступ ко всему? Что? Рассыпаться перед ее ногами, начать умолять? Я уже сделал все – признал свое поражение, разложился перед ней, как какое-то ебаное «лего» без возможности собраться обратно. Я стер себя и свою личность ради желаемого продолжения, пошел на эту, сука, жертву. И что получаю взамен? Издевку? Ухмылку? Дикий, почти бешеный взгляд, который облегчает лишь ее такое же сбитое дыхание. Сейчас она, наверное, чувствует себя на вершине, думает, что власть в ее руках, но она даже не представляет на что способен я в подобном состоянии. О, даже я сам не знаю, что могу выкинуть в следующий момент. Но только не умолять. Только не унижаться перед ней, вымаливая продолжение, без которого я буду сходить с ума еще несколько дней. И не дай бог ей уйти. Не дай бог разорвать эту связь кожи к коже. И даже при этом – я скорей убью ее, чем позволю себе произнести хоть слово. О, нет, ни за какие деньги на свете, ни за что, я не позволю себе этого сделать. Не позволю упасть в ее глазах еще ниже, чем упал сейчас.
[indent] Я растоптан и, наверное, разумнее было бы просто сдаться, но раненная гордость заставляет меня предпринимать попытки к жалкому, почти наигранному, сопротивлению. И этот скользящий поцелуй, нарочно сделанный мимо губ, ничего не изменит. Пальцы сильнее сдавливают кожу на талии, еще чуть-чуть, и я продавлю ее, залезу внутрь и не погнушаюсь возможностью вырвать ей внутренние органы, сломать ребра, заставить ее мучиться также сильно, как сейчас она мучает меня. И мой сдавленный рык тому прямое доказательство. Я сдерживаю внутри себя все эмоции, потому что их сейчас так много, что, если хоть чуть-чуть позволить им преступить черту – они уничтожат все на своем пути. Но ей мало. Она продолжает травить меня, заставлять мучиться, от каждого последующего действия. Рука скользит ниже пряжки, я чувствую ее прикосновение, то как она, словно в издевке, сжимает в своей руке мое неприкрытое желание. – Сука, - выдыхаю, рычу так громко, что кажется это слышит весь павильон. Откидываю голову назад, еле сдерживаюсь, чтобы не оторвать ей руку. Сука, самая настоящая. Делает это специально, словно проверяет меня и мое небезграничное терпение. Но ее губы, касающиеся моей челюсти в поцелуе, будто пытаются снять боль с открытой, саднящей раны. Этого недостаточно. Да и я не идиот. Прекрасно понимаю зачем она это делает. Решила продолжить издеваться надо мной, как не издеваются ни в одном фильме, никто и никогда. Я стараюсь соскочить с этой пытки, ведь сам факт того, что она вновь играет не по правилам – бесит меня. Так сильно бесит, что еще чуть-чуть и я сдавлю ее шею пальцами, а затем поверну голову до щелчка. Но моя шальная мысль, словно по волшебству, передается ей. И вот тонкие пальцы уже сдавливают мою шею, заставляя замереть. Она хочет забрать власть в свои руки и у нее это получается. Потому я вслушиваюсь в ее голос, ловлю этот обезумевший взгляд и молчу. Мою злость, мое желание выдает лишь бешенный пульс, об который бьются ее пальцы. Она сдавливает шею еще сильнее, и я инстинктивно открываю рот, чтобы глотнуть воздуха. Последний глоток, прежде, ем я лишусь рассудка и сдохну, как бездомная собака.
[indent] Не выпуская меня, сползает ниже, прижимается обнаженным телом к моей горячей коже. Нет, стой, куда же ты. Не уходи. Мысль бьется внутри меня, как обезумевшая. Сердце колотится так сильно и так быстро, что вот-вот вылетит наружу, как пуля, прошедшая навылет. Она ослабляет хватку, выпускает мою шею из плена пальцев, но я не решаюсь двинуться. Разговор шел только о словах – я молчу, но почему так отчаянно продолжаю играть по ее правилам и не могу двинуться. Виноваты ли ее прикосновения? А может то, как я медленно умираю под каждым поцелуем, каждым укусом, выгибаю шею, будто пытаюсь отстраниться, но факту, лишь наоборот подставляю себя. Но ей недостаточно моего почти полного повиновения. Рука вновь сдавливает шею, а вторая разбирается с пряжкой ремня. Боже, пусть это закончится, прямо сейчас. Я не выдержу. Не выдержу больше ни секунды и прикосновений ее тела к моему уже недостаточно. Мне нужно больше. Я хочу, чтобы прямо сейчас, заходясь в агонии, ее губы шептали мое имя, забыв о том, что она замужем, забыв о том, что сейчас она должна быть дома, готовить ужин, пить кофе, смотреть телевизор, ехать на встречу с друзьями – делать что угодно, но не вот так нагло расчленять меня, словно я какая-то лягушка для опытов в классе биологии. Ее пальцы проникают под одежду, а я не могу сдержать первого полноценного стона, от которого схожу с ума. Впервые за все это время позволяю себе выпустить эмоции наружу, позволить ей их почувствовать. Движения плавные, мучительно плавные. Они убивают разум и рассудок, заставляя полностью подчиниться инстинктам. Следующий стон она отвоевывает у меня, забирает с губ поцелуем. Я не контролирую себя, не могу сопротивляться тому, что чувствую. Меня сейчас разорвет на тысячу кусочков, будто в меня заложили огромную бомбу в таком тротиловом эквиваленте, о котором не слышал и никогда не услышит ни один из служителей закона. Молчу, все также, затыкаю свои слова, которыми я готов обсыпать сейчас ее с ног до головы, в припадке ярости и бешенстве. Лишь бы она не останавливалась. Лишь бы не позволила щелчку в ее голове отступить. Ни шагу назад. И я не отступаю. Каждый поцелуй с губ ворую почти что нагло, в открытую. Не позволяю дышать, могу лишь дать возможность дышать со мной одновременно, одним воздухом. Ничего своего. Еще чуть-чуть и поверь я сведу тебя с ума быстрее, чем ты успеешь прокричать мое имя.
[indent] Но я снова забыл о том, что сейчас власть в этой игре – в ее руках. Обжигаю взглядом в момент, когда ладонь покидает свое, сука, законное, на данный момент, место. Но ведь каждый из нас играет нечестно, поэтому законы нам не писаны. И я почти готов был смириться с ее выходкой, вспоминая о том, как издевался над ней все это время. Хорошо, один-один, продолжаем нашу глупую игру, которая, наверное, никогда теперь не закончится. Впрочем, я все еще недовольно сопротивляюсь, стараюсь сбросить с себя эмоциональное и физическое напряжение прежде, чем приступлю к самому главному. Не хочется разочаровать в момент, когда я так красиво все сделал, довел ее до безумия так красиво, так плавно, что оборвать все на самом интересном – нет уж, увольте. Но ей необходимо снова поцеловать меня, снова заставить подчиниться, но в уже более мягкой форме. Я сдаюсь, позволяю рукам скользнуть по телу, а себе приподняться, оторвать спину от дивана. Каждая мышца напряжена до предела и вот-вот парализует меня. Это приятное тягучее чувство предвкушения будоражит сознание, позволяет вернуться сюда, в реальное время. К ней, к ее губам. Чувствовать в волосах ее пальцы, которые с особым остервенением прижимают меня к себе, будто боится, что я уйду. Нет не уйду. Не уйду точно до тех пор, пока не получу желаемое. А потом… Я не уверен, что смогу отступить от нее даже на шаг, даже не смотря на все социальные статусы, на все эти формальности, которые мешают нам. А оно вообще нужно? Нужны ли эти отношения, которые сводят с ума, которые не дадут жить спокойно никогда. Видимо я настолько конченный, что теперь вряд ли смогу жить спокойно. Без этого.
[indent] Разрывает поцелуй, заставляя меня возмущенно рыкнуть, но единственным словом, которое она выдохнула мне на губы, как последний предсмертный вздох, заставила забыть о своем прежнем недовольстве. Я безусловно не позволю ей собой манипулировать больше. То, что она делала – не подчиняется никакой логике, это невозможно пропустить мимо, не оставить без внимания. За каждый поступок она получит по заслугам. Только вот сначала я столкну ее в пропасть, заставлю задохнуться от каждого поцелуя, подставить грудь под такую пленительную смерть, которую она заслужила. Кажется, мы уже сейчас стали единым целым, разделив на двоих кожу, воздух. Жадное глотаю воздух рядом с ней, снова и снова касаюсь губ в поцелуях. Они становятся все более безумными, жадными, как будто мне недостаточно ее. Мне нужно больше. Мне нужно все. Особенно – сводить ее с ума, заставлять также рычать в ответ, на каждый разрыв губ, и испускать стон наслаждения на каждый поцелуй на шее и ниже. Я уже не сдерживаю себя, позволяю себе целовать ее так, как захочу, прижимать к себе так, словно она всегда была моей и сейчас – моя. Нотки собственничества в каждом действии. Я хочу перейти к главному блюду, но, спасибо своему опыту, не забываю о главном. Странно, но вполне логично будет, если спустя какое-то время всплывут последствия, от которых нельзя будет избавиться, как от скомканного листа бумаги. В ее положении, под клеймом «чужой жены» - беременность, последнее, о чем я имею права задумываться, как и в принципе о том, что это когда-нибудь будет возможно. Не для меня это все, и уж тем более я не хочу, чтобы из-за моей глупости она мучилась остаток своих дней. Это неправильно. Впрочем, как и все, что происходит в стенах этого кабинета.
[indent] Сую руку в карман джинс. Черт, ну, конечно же нет, что я ожидал там найти? Но мне так не хочется отпускать ее, не давать ей возможности уйти, даже думать об этом. Но поцелуи с каждым разом становятся куда более уверенными, горячими, требовательными. Нет, нужно встать, тут где-то, вроде…
[indent] Мне приходится вновь разорвать соприкосновение наших губ. – Оу, милая, не волнуйся и не думай, что я так просто оставлю тебя... в покое, - касаюсь губами ее щеки, в каком-то издевательском поцелуе, потому что все, что было между нами только что – за гранью съемочных площадок порно студий, и, странно было бы действительно верить в то, что после всех этих истязаний – я вот так просто встану и уйду. Ха-ха-ха. – Но ты не расслабляйся, - новый поцелуй, но на этот раз на губах. Пока она сидит, развести ее ноги рукой гораздо легче. Коснуться разгоряченной точки, не проникая внутрь, лишь слегка надавив на влажную ткань белья. Новым поцелуем вытянуть с ее губ очередной стон. Надеюсь, это было разочарование, иначе зачем тогда все это? Цепляю ее руку, вновь веду в уже известном ей направлении и, кажется, она совсем не сопротивляется. Еще бы, когда безумие накрывает с такой силой, что сложно разделить реальность от иллюзии. Мне и самому кажется, будто я в каком-то невероятном сне, настолько ахуенном, что буду рвать волосы на голове, если вот-вот проснусь. – Давай, ты же и сама хочешь, только не увлекись, - оставляю отпечаток своих губ на ее губах. Отстраняюсь, встаю, молча. Не объясняюсь, не оправдываюсь, не говорю больше ни слова. Делаю шаг назад, на ватных ногах, чувствуя, как сердце делает кульбит от того, что я вижу. Свет от монитора позволяет видеть лишь очертания, но даже они так сильно кипятят рассудок, что еще чуть-чуть и я сойду с ума. Хотя, я уже сошел, просто стараюсь создавать впечатление адекватного, вменяемого человека. По факту – дикое животное. Но, прости, милая, это необходимо. Встать и отойти – просто необходимо. Мера предосторожности, за которую ты мне когда-нибудь скажешь спасибо. Потому что еще одного такого, как я – планета просто не переживет, схлопнется и все. Была планета и нет ее. Я почти теряю равновесие, но быстро адаптируюсь, дав себе буквально несколько секунд. Ощущение что вся кровь в организме в этот момент вернулась к мозгу, заставляя меня заблудиться в пространстве. Пячусь назад, не сводя взгляда с самой лучшей картины, какая только может предстать перед глазами мужчины. Натыкаюсь спиной на стол, знаю, что это он. Впопыхах начинаю руками шарить по тумбочкам рядом, в судорожных попытках найти необходимый пакетик, но сука, нет. Да не может быть. У этого козла Дьюка, точно... У него точно есть. Делаю шаг правее, дергаю за ручку выдвижного шкафчика, сую ладонь вглубь, облегченно вздыхаю. Ого, даже не один. Но, не обязательно Еве об этом знать, как, впрочем, и Дьюку, верно? Сую их в передний карман, в несколько шагов достигаю дивана, на мгновение задерживаю взгляд, в последний раз наслаждаясь этой картиной. Превозмогая собственные желания, убираю ее руку, видимо в очередной раз не позволив ей закончить начатое. Склоняюсь к ней, чтобы в очередной раз коснуться губ в поцелуе, но не позволить перехватить инициативу. Разворачиваю к себе спиной, ладонью провожу по позвоночнику, чуть надавливаю, тем самым заставляю покорно выгнуться так, чтобы открыть перед моими глазами аппетитный вид сзади. Ласково провожу ладонью по ягодицам, чувствуя, как горят подушечки пальцев. Ниже, по бедрам, ухожу в сторону, чтобы пальцами вновь надавить на мокрую ткань нижнего белья, проскальзываю внутрь, вновь оказываюсь внутри нее, заставляя выстонать это мучительно приятное действие. Выдыхаю, выпуская весь воздух из легких, снова заставляю себя задохнуться, просто позволяя своему разуму принять во внимание лишь одну мысль о том, как сильно она хочет меня. Не признается в этом, не скажет вслух, но ее тело говорит само за себя. Я делаю это не для того, чтобы наслаждаться. В моей голове созрел коварный план мести, который я прямо сейчас приведу в исполнение.
[indent] Возвращаю руку на мягкую кожу ягодиц. Провожу, словно пытаюсь найти слабое место, слегка сжимая. – Это за кофе на моей голове, - первый удар, мягкий, но чувствительный. Она вскрикивает от неожиданности, но не позволяет себе развернуться. Я чувствую, как внутри меня сжимается тугой узел. Такой сильный, и болезненный, что меня вот-вот вырвет. Но желание продолжить – перекрывает все мои внутренние реакции. – За кнопки на стульях, - еще шлепок, но на этот раз чуть сильнее. Провожу ладонью по покрасневшей, горячей коже, чтобы ледяным прикосновением остудить боль. – За соль в кофе, - еще удар. Звонкие шлепки заглушают все посторонние звуки вокруг меня. – За испорченное оборудование, - новый шлепок, но в этот раз почти сразу прикладываю ладонь, ласково успокаиваю. Я уверен, что ей совсем не больно. В таком состоянии боль – последнее, о чем думаешь. Особенно сейчас, когда я стягиваю с нее единственную разделяющую нас ткань белья. Избавляюсь от мешающей личной одежды, от всего того, что может хоть как-то помешать. Пакетик, надорванный нервным рывком зубов, летит на пол. Я цепляюсь пальцами за ее бедра, вновь касаюсь горячей кожи руками. Провожу пальцами по влажному месту между ее ног, - за стриптиз, - наношу новый удар, неожиданный, по ягодице, после которого, не раздумывая, в едином порыве, не позволяю себе больше тянуть время. Хриплый рык из моей груди означает мое величие и мое сумасшествие. Я снова заставляю ее застонать, но в этот раз надрывнее. Первый толчок такой ахуенный и долгожданный, что я даже позволяю себе остановиться, замереть, чтобы ощутить его полноценно, каждым участком кожи, каждым нервом своего тела, которые кажется уже оголены настолько, что следующий мой толчок – убьет меня на месте. Пальцами впиваюсь в кожу, доступную моим рукам. – За пса..., - очередной шлепок по покрасневшей, горячей коже, на этот раз самый сильный, по шкале дозволенности, но кажется он уже не имел никакого значения. И я мог бы продолжать список ее изощрений до бесконечности, но в этом уже сейчас не было никакого смысла. Она в агонии не может согласиться с моей остановкой, сама подбавляет темп, словно и здесь пытается взять инициативу в свои руки. От наслаждения закидываю голову назад. Она глушит стоны в сгибе дивана, и, простите, но нет. Я не согласен с этим. Я хочу слышать их. Каждый, сука. Каждый. Сгибаюсь, не прекращая движения, собираю волосы, рассыпанные по спине, тяну их на себя, заставляя ее вылезти из своего укрытия. Пусть все слышат это, пусть каждый слышит эти стоны, которые я получаю в первую очередь. Они мои – все ее существо сейчас целиком и полностью принадлежит мне, потому что под моими руками она плавится так, словно в жизни к ней никто не прикасался. Вот так, как прикасался я. Слышу стоны, которые надрывают воздух так сильно, что он вот-вот рухнет на нас и лишь спустя некоторое время понимаю, что – это мои стоны. Я не могу сдерживать ни один из них, как бы не пытался, каждый раз, когда наши тела двигаются, как завороженные, в едином ритме. Я чувствую, что вот-вот сорвусь, и мне хватает буквально нескольких мгновений, чтобы разорвать нашу близость. Нет, я хочу видеть ее лицо, хочу слышать ее рядом с собой, хочу чувствовать ее руки на себе. Это лучше, чем любая другая близость. Издеваться над человеком вот так вот, изощренно, невинно, как бы странно это не звучало сейчас. О, я знаю, как она возмущена, ведь я в очередной раз не позволил ей полноценно расслабиться, остановился, как всегда, в самый не подходящий момент. Но, это лишь для того, чтобы сорвать ее крышу окончательно и бесповоротно.
[indent] Развернуть к себе, уложить на спину, прижать лопатками к мягкой поверхности дивана. Видеть в ее глазах этот огонь ненависти, это безумное желание убить, растерзать, разорвать. Ухмыляюсь и эта ухмылка не больше чем эмоция, которую я просто не могу сдержать, словно внутри меня проснулся бес, который наслаждается всеми порочными секундами, которыми и мы сами наслаждаемся, словно психи. И вновь пальцами по влажной коже, склоняюсь ниже, чтобы поймать стон губами, коснуться в поцелуе. Она самоуверенно думала, что сможет свести меня с ума, но не знала наверняка с кем связалась. Она даже представить не может, на что я способен, дай только повод. А можно и без повода. Я в любом случае, при любом раскладе буду также целовать ее, как сейчас. Касаться губами кожи на шее, сокращая расстояние между нами, которое и так ничтожно мало. Вновь задавать темп, чувствовать ее сбитое дыхание на коже, слышать эти стоны, вторить им, такими же рваными стонами, больше похожими на хрипы, а может на рык? Теряться в пространстве, чувствовать лишь надрывы на коже, которые она оставляет на спине, шее, плечах, после каждого толчка. Я сошел с ума. Однозначно. Потому что иначе это сумасшествие объяснить просто невозможно.

y o u   g o t   t h a t   p o w e r  o v e r   m e,   m y
everything i hold dear resides in those eyes
you got that power over me, my
t h e   o n l y   o n e   i   k n o w,   t  h e   o n l y
one on my mind

[indent] Я никогда не влюблялся. Мне казалось, что любовь – это шутка для девочек-подростков, которым просто нечем заняться, вот они и мучают себя притворной любовью, которую даже влюбленностью-то сложно будет назвать. Я не видел любви отца к мачехе, не видел, элементарно, его любви ко мне. Мне казалось, что с момента, как я родился – все, что я могу делать – это наращивать крепкую броню, чтобы быть сильным, не позволить никаким ситуациям и обстоятельствам сломить меня и мою волю. Долго и упорно нес этот тяжкий крест на себе, повесил сам и сам несу. Я слишком гордый, чтобы признать существование самой большой человеческой слабости.
[indent] Я никогда не влюблялся. Но сейчас – сомневаюсь в том, что моя броня достаточно сильная, чтобы позволить быть сильным рядом с ней. В момент, когда ищу губами ее губы в кромешной тьме, ориентируюсь лишь на ее дыхание и тихие стоны. Это похоже на какое-то сумасшествие. Воздух сжат до предела, его недостаточно, чтобы дышать, чтобы заставлять легкие разлипаться. Не откроешь окон – их здесь просто нет. Я не задумываюсь об этом, мне кажется, что, если открыть даже гребаную дверь – все исчезнет, как дым. Выветрится наружу, оставит меня наедине с самим собой, со своими мыслями, снова и снова заставит тянуть руки к сигарете, топить собственные мысли в алкоголе, закручивать косяк, курить, безостановочно. Я стал так зависим от нее, что вряд ли этот кайф мне сможет заменить любая вредная привычка. И потому я продолжаю так жадно целовать ее губы, отвечать укусом на укус, словно мы даже сейчас продолжаем борьбу. Мы сгораем в этом гребаном аду, который сами для себя соорудили, закрыли глаза и рухнули. Не оглядываясь, добровольно, как какие-то самоубийцы. Мне не за чем больше жить, если я не смогу касаться ее кожи, хотя бы мельком, если не смогу смотреть на нее так, как смотрю сейчас. Вот сейчас здесь мы абсолютно нагие, и дело даже не в отсутствии одежды – дело в чувствах и эмоциях, которых так много, что они вот-вот разорвут меня. Я сопротивляюсь им, не даю возможности полноценно опустошить меня, выйти наружу – показать слабость. Я не был готов стать слабым. Но сейчас – сдался. Покорно опустил голову, в момент, когда вновь коснулся ее шеи, встал на колени и замер, в момент, когда с ее губ срывается такое чуждое мне слово. Замираю лишь на мгновение. Мне кажется, что это – не больше, чем сон. Наверное, я так сильно хотел обладать ей, что теперь слышу то, что хочу слышать. Но она утвердительно повторяет это во второй раз, четко расставляя все переменные в нашем таком сложном, неправильном уравнении. Слова застревают в районе горла, я не хочу думать об этом сейчас – у меня будет уйма времени, чтобы, как в бреду, раз за разом прокручивать этот момент в голове. Казалось бы, Ева – одна из самых сильных женщин, так долго давала мне отпор, не сдавалась, шла всегда с гордо поднятой головой, высоко задрав подбородок. Неприступная крепость, хозяйка которой теперь собственноручно вручила мне ключи от ворот. Она открылась мне, сама того, наверное, не ведая. Раскрыла душу, вывернула наизнанку и, вывернула мою душу следом.
[indent] Ее пальцы нежно касаются моей спины. Нет прежней грубости, нет ничего прежнего от той Евы, которую я каждый день видел на работе: злой, упрямой, мстительной, упертой. Она собирала в себе все эти качества так ловко, что мне оставалось лишь молча наблюдать за тем, что она придумает в следующий раз и как обернется ситуация, напряженно повисшая между нами. А теперь – она совсем другая. Лишенная рассудка, нежная, спокойная. Она не рычит, не злится и, удивительно, но не бесит меня, наверное, потому что я – с ней тут, сейчас – совсем другой. Мягко касаюсь губами ее шеи. Вся злость, которая до этого просто разрывала меня, находя выходы в жестких прикосновениях, словах, наполненных ядом и каким-то нескрываемым превосходством – все это исчезло после ее слов. Я тяжело выдыхаю, чувствуя, как сердце дает сбой, но я поспешно использую этот момент в свою пользу. Я не хочу, чтобы она думала, что я – слабый. Наверное, этот страх останется со мной навечно и никогда не даст жить спокойно, где бы я ни был, с кем бы не находился. Итан – олицетворение грубости и справедливости. От меня не дождешься россыпи комплиментов, которые воспримутся не как очередной подкат, безусловно выигрышный. Честно – лишь по больным местам. Честно – грубостью на грубость в ответ. Честно – сбито дышать ей в губы, чувствуя, как внутри моего сердца новое чувство, странное, незнакомое, находит место, выбивая с ноги заколоченную, запертую, закрытую на тысячу замков дверь. Она ворвалась в мою жизнь так быстро и стремительно, что я не успел моргнуть, как она заняла все мои мысли. Я не разрешал себе думать о ней больше, чем как о – заклятом враге. Хотя, к чему вражда – не понимаю до сих пор. Защитная реакция? Или очередная попытка выглядеть еще сильнее, чем она?
[indent] Темп увеличивается. Я чувствую приближающийся финал, прижимаю ее к себе ближе, насколько это возможно, в ответ на ее такие же попытки стать ближе. Ее руки на моей шее, на плечах, на спине. Она везде, в каждой клеточке моего тела, в каждой мысли, а их так много, что не хватит жизни, чтобы озвучить вслух каждую. Да и кому они нужны, кроме меня самого? Да и зачем они сейчас, когда самое главное тут, рядом со мной. Последний толчок. Ворую с ее губ поцелуем крик и стон, позволяю ему пройти сквозь меня, словно острие ножа. Она убила меня, размазала, раскатала так сильно, что я не смогу встать и просто пойти. Нахожу успокоение рядом с ней, словно бесформенный мешок с костями на этом, сука, узком диване. Но даже это сейчас мало меня волнует (меня, любителя свободного пространства и свободы, в целом). Прикрываю глаза, чувствуя на себе ее сбитое дыхание, а под ухом – бьющееся в истерике сердце, словно оно вот-вот вырвется из ее груди. Молчу, вслушиваясь в этот убаюкивающий стук. Мое – вторит ее, дыхание постепенно восстанавливается, а я – нет. Прячу ее в кольце рук, прижимаю к себе, наслаждаюсь спокойствием и тишиной. Нет больших прежних нас. Есть кто-то новый, такой чужой и далекий, еще не изученный. Я боюсь себя самого, боюсь своих дальнейших действий, боюсь, что, если только открою глаза – окажусь в своем доме, в гордом одиночестве, и, хуже, если в обществе кого-то, кто по всем признакам и пунктам – не Ева.
[indent] Ее признание все еще раздается в моей голове сотней молотков, пока пульсация в висках не позволяет мне спокойно дышать. Прижимаю ближе, в момент, когда она касается моей кожи, вызывая очередную волну мурашек. Я дергаюсь, словно на холоде, чувствую ее холодную спину под своими горячими руками. Плавно провожу пальцами по линии позвоночника, затем всей ладонью по тому же маршруту. Она замерзла, не удивительно. Когда дышишь не как сумасшедший, после такой яростной гонки, тяжелой борьбы – есть единственное последствие – кровь покидает каждую клеточку тела, усиленно перекидывает свои силы в сердце, которое горит. Вырви его из груди – и обожжешься. – Я не хочу уходить, - все еще держу глазами закрытыми, нарушаю гробовую тишину, в которой биение наших сердец слышится куда более четко, чем прежде. Я не хочу говорить – слов нет, но что-то внутри меня бьется и плачет навзрыд, просто умоляя, чтобы я сделал хоть что-нибудь, чтобы не позволить ей уйти прямо сейчас. К ее уебку мужу, в дом, где ее никто не ждет, где возможно прямо сейчас ее «благоверный» трахает другую на их кровати. Я не хочу, чтобы она видела это – сейчас – не хочу. Возможно, когда-нибудь наступит момент и ей раскроется вся правда, но не сейчас. Правда – между нами – сейчас гораздо важнее. – Я не хочу отпускать тебя, - расставляю все точки над i, как бы больно мне не было после ее ответа. Вряд ли я смогу спокойно признаться, даже самому себе в том, что она уйдет – просто встанет и уйдет, как минимум потому, что прямо сейчас она лишь крепче прижимается ко мне. Своеобразный ответ, которому я рад. А можно говорить всегда буду я, а она – будет отвечать прикосновениями? Так гораздо проще.
[indent] Ищу ее губы в темноте, целую, но теперь этот поцелуй – не такой, какими были все остальные, до этого. Он мягкий, теплый, как прикосновение солнца в весенний день. Боже, я схожу с ума или... Нет, этого просто не может быть. Я все еще отрицаю и, наверное, буду еще долго отрицать это... чувство внутри себя, только если, оправдывая его своим идиотским желанием обладать, мужским инстинктом, который заставляет, словно в каменном веке – добывать, отвоевывать, получать силой. – Я сейчас, - новый поцелуй, мельком, в районе переносицы, разрываю объятия, потому что – последняя клетка моего мозга, выжившая после подобной битвы – твердит о том, что... Все, конечно, хорошо, просто отлично, но – она голая и, если я не хочу, чтобы она оделась (и, как следствие, ушла) – нужно дать ей возможность быть в тепле.
[indent] Все же мне приходится встать. Несмотря на ее возмущения, попытки задержать меня, видимо по тем же причинам, что и у меня, но я все же встаю. Разбираюсь с остатками нашей близости, одеваюсь, сперва все, что валялось на полу возле дивана. Наклоняюсь и чувствую, как ноет каждая мышца, которые, наверное, уже завтра утром дадут о себе знать. Гремлю ремнем, шаг в сторону футболки, брошенной на полу в момент наших перемещений. Хочу сказать ей, чтобы не уходила, но... Что-то останавливает меня. Две мысли бьются в моей голове, перетягивают канат. Одна твердит, что она не уйдет, хотела бы – уже ушла. Вторая – я никто ей, чтобы насильно удерживать тут, каким бы сладким и приятным ни был бы этот плен.
[indent] Поворачиваю замок на двери до щелчка, высовываю голову, воровато оглядываюсь, выхожу наружу. Закрываю дверь, но не на ключ, просто прижимаю до щелчка, чтобы никто из охраны или прочего персонала, кто до сих пор может находиться на работе, не вздумал заглянуть внутрь. Спокойно иду по коридору, по знакомому маршруту. Сначала в холл, сгребаю со стола столько бутылок с водой, сколько смогло поместиться у меня в обеих руках и подмышками. Ныряю под арку, прямиком до соседнего крыла. Свет лишь технический – почти ничего не видно, но где-то неподалеку я слышу тихий звук телевизора. Решаюсь рискнуть, в любом случае о том, что я на работе узнают. По камерам, например. Замираю на мгновение, оставаясь в тени. Выдыхаю. Провожу ладонью по волосам, которые и без этого весьма растрепаны, всеми силами стараюсь придать себе максимально сонный вид. Сколько вообще время? Бросаю взгляд на часы над дверью. Уже давно за полночь. Ну, мне не впервой оставаться на работе с ночевкой, поэтому не думаю, что кто-то будет удивлен. – Эй, Марк, - говорю тихо, надеясь, что охранник не спит под мурлыканье телевизора, а я его не напугаю до сердечного приступа. – Итан? – мужчина поворачивает голову на мой голос, лениво протирая глаза. – Опять ночуешь на работе? – я киваю в ответ, выбираясь из тьмы, под свет настольной лампы. – Так завтра же суббота? – он очень долго пытался сконцентрироваться на своих наручных часах и в итоге, когда это получилось – задает вполне логичный вопрос. – Дома никого нет, решил остаться на работе, а завтра уеду, да и работы так много, боюсь, не успею в понедельник все закончить, поэтому, возможно останусь тут еще и завтра, - цыкаю, играю разочарование, как оно есть, качаю головой. Стараюсь на всякий случай заранее подготовить почву, предупредить. – Но я у себя, поэтому, если что – звони, дверь будет закрыта, поэтому, - я продолжаю свою историю, но по насмешливому взгляду охранника вижу – он не верит ни единому моему слову. – Да, я понял все, не продолжай, - странный жест рукой, когда Марк проводит ладонью по шее. Я ненароком дергаюсь в схожем жесте и понимаю – моя ложь сорвалась уже на первых словах, не стоило утруждаться. – У тебя есть тот плед, что ты мне давал, тогда, помнишь? – мне действительно приходилось слишком часто ночевать на работе, но что я мог сделать, если и сам мерзну даже в закрытом помещении. – Да, возьми там, в шкафу, - кивает головой на незаметную дверь, подсобку, в которой Марк, судя по всему, отсыпался в спокойные часы. Я криво улыбаюсь в ответ и быстро, почти стремительно, кидаюсь в сторону двери. Нахожу плед, кивком головы благодарю охранника и тороплюсь к выходу. – Итан? – голос Марка заставляет меня замереть, развернувшись на пятках, - я никому не скажу, можешь быть уверенным, - улыбка на губах, сонный взгляд, но слишком добродушный, чтобы я не поверил ему на слово. – О чем? – продолжаю прикидываться дураком, но мужчина лишь в ответ машет на меня рукой, возвращая все свое внимание к телевизору.
[indent] Я не хочу заниматься выяснением истинности его слов. Меня тянет в другом направлении и, я, безусловно, иду именно туда. Возвращаюсь в кабинет, снова щелкаю замок изнутри. Выставляю на столе все бутылки, добытые мной, стягиваю с плеча плед, который любезно одолжил Марк, и молча накрываю им плечи Евы. Беру две бутылки. Одну – передаю ей, на второй скручиваю крышку и жадно опустошаю почти половину. Господи, я бы убил кого-нибудь, если бы не попил. Но даже это не сравнится с убийственным выражением лица девушки, которое я вижу даже в полутьме. – Что? – вопрос, который я задаю выглядит странно, особенно после того, как я обращаю внимание на ее руки, в которых вижу свой собственный телефон. – О, я надеюсь ты заказала что-нибудь поесть, иначе я сейчас съем тебя, - корчу лицо, но кажется, ей не совсем зашла моя шутка. – Да что не так? – возмущенно интересуюсь, а в голове уже тысяча каких-то странных мыслей, одна другой хуже. Допиваю остатки бутылки, снова залпом, отправляю ее в помойное ведро. Чувствую, как напряглось все внутри, но упрямо игнорирую это. Странное предчувствие, с которым сложно совладать. Давлю его на корню, возвращаюсь к девушке на диван, забираю телефон, бросаю взгляд на экран – сообщения от частного детектива, который так удачно написал мне в момент, когда я ушел. Хотя, может писал раньше, просто я не слышал? Да какая к черту разница? – Пиццу или суши? – упрямо игнорирую факт того, что она видела на экране, но под тяжелым взглядом (который бесит меня больше, чем что-либо) все же сдаюсь. – Ладно, ты меня раскусила, - вздыхаю, откидываю голову на спинку дивана. - Я агент ФБР, слежу за особо опасным преступником, который насилует проституток и убивает их, как Джек Потрошитель, надеюсь ты слышала про такого, - хмыкаю, надеясь, что шутка будет оценена по достоинству. - Но мне строго настрого запретили кому-либо признаваться, кроме особенных... - кашляю, чтоб сбить внимание, - никому, я хотел сказать никому нельзя знать об этом, - возвращаюсь в прежнее положение, смотрю ей в глаза и глубине души очень надеюсь, что она примет мою ложь, даже такую идиотскую. – Так что? Пиццу или суши? – главное сохранять спокойствие и делать вид, что все идет так, как и должно. Ничего необычного.
[indent] Только вот к Виктору сейчас приехала его любовница. Снова. Этот парень либо очень тупой, либо без «либо», потому что вести себя вот так откровенно тупо – может только идиот. И что ему еще нужно, если у него – такая жена? Да, с ней, наверное, сложно, но с любой сложностью - можно справиться, верно? Дал обещание - вместе навсегда - будь добр держать его, либо зашей свой поганый рот ржавой иглой и молчи, не позволяя кому-то страдать из-за твоих идиотских желаний. Поэтому - я всегда один. Не было еще такой девушки, которой я мог бы честно сказать о своих чувствах. У Виктора она была, но он все же упрямо продолжал ходить налево, выбивая почву из-под собственных ног и, безусловно я, когда-нибудь задам ему вопрос - что не так? С ним? Как можно быть таким уебком, когда она - твоя?
[indent] Я бы продал душу Дьяволу за то, чтобы она - Ева – была моей женой.

touch
e a c h   t i m e   w e   t o u c h
i   w a n n a   t a k e   t o o   m u c h
k e e p   m e   u p   a l l   n i g h t
i   w a n n a   s c r a t c h   y o u r   s u r f a c e
i   w a n n a   f e e l   y o u r   g r o o v e
i   w a n n a   b e   y o u r   n e e d l e
i   w a n n a   l i c k   y o u r   w o u n d s

[indent] - Оу, - щелкаю ладонью по коленке с видом максимального разочарования, - значок был в трусах, ты, наверное, не заметила, - на секунду принимаю абсолютно серьезный вид, но, как бы я ни старался придерживаться его слишком долго - не получается. Улыбка заставляет губы дергаться и вот – от серьезности не осталось и следа. – Я же под прикрытием, - подмигиваю, вновь принимаю вид полного безразличия, будто моя попытка отшутиться действительно сработала и помогла мне. Да какая разница? Я же не обязан перед ней отчитываться, в конце концов. Ну, даже если бы ей сейчас кто-нибудь написал – я бы стал интересоваться? Почувствовал бы непреодолимое желание бросить взгляд на экран ее телефона...? Да, блять...
[indent] - Я думал змеи не оставляют за собой кровавых следов, - правая бровь скользит вверх, а я стараюсь изучить ее выражение лица, навсегда отпечатав его в своей памяти. Да, вот она, нескрываемая эмоция, то, что невозможно подделать – ненависть - в своем идеальном ледяном представлении. – Интересно, твоя любимая прожарка стейка - с кровью? – ого, да я кажется в ударе, впрочем, как и всегда. Но все же пора бы заканчивать с подборкой своих тупых шуточек, иначе она действительно сожрет меня с кровью, сырым, вот таким, какой я есть. - Окей, значит суши и европейские приборы, - качаю головой, пальцем выбираю все на свой вкус и безусловно отказываюсь от европейских приборов. Согласование по смс, никаких звонков, чтобы лишний раз не дать ей повода уточнить у оператора про приборы. План – идеальный, она даже не догадается какой я уебок. О, Боже, детка, ты даже не представляешь насколько сильным козлом я могу быть. И был бы, если бы не ее потерянный вид. Как хорошо, что мне не составляет труда отвлечь ее. По лицу вижу эти мысли, мешающие жить спокойно. Они отчаянно бегают в ее голове, отвлекают от меня, отвлекают от нашего вечера, ночи, дня? Да какая к черту разница? Я не обращаю внимания ни на что вокруг – мне просто комфортно рядом с ней. Вести беседу, пусть часто одностороннюю, сдерживая порывы коснуться ее. Все движения сейчас кажутся какими-то неуместными, и, возможно были бы немного неловкими. Я впервые чувствую вину и... стеснение? Да нет, это скорей всего так передается ее настроение и пусть она всеми силами пытается делать вид, что ей все равно – я знаю, что это не так. Сам чувствую это, но оправдываю себя лишь тем, что знаю правду. Знаю, что она не пожалеет об этом, не будет ненавидеть меня за то, что как, по мужской своей сущности – должен быть разумом, логикой – поддался и ответил на ее эмоции, женские, чистой воды эмоции. Я не мог противиться. До сих пор чувствую бархат ее кожи кончиками пальцев. Нервно облизываю губы, пока она говорит. Чувствую пульсацию в висках. Ее голос становится громче, словно она кричит мне прямо в ухо, хотя по сути – почти шепчет. Смотрю на нее, не отвожу взгляда. Скольжу по лицу, лоб, переносица, вот кончик носа, губы, ниже по подбородку. Плед сползает с одного плеча, а я уже губами чувствую ее кожу. Стараюсь отвечать на ее вопросы, даю советы, какие-то глупые, но, это кажется сейчас, когда язык бездумно болтает, а я – погружен ее изучением. Черт, она такая красивая, что сложно перестать вот так пялиться на нее, словно я какой-то безумный маньяк-извращенец. Прекрати, Итан, ты выглядишь реально странно. Хватит пялиться! Но как не пялиться, когда передо мной вытянутая нога, и эта четко проступающая линия мышц на икре, эти щиколотки. Господи, да что ж со мной не так?
[indent] Отворачиваюсь, провожу ладонью по волосам, слегка взъерошиваю их, чтобы чуть-чуть привести голову в порядок, отвлечься. Но даже этот жест напоминает мне о том, что происходило тут, буквально недавно. И все бы пошло по наклонной если бы не спасительная трель моего телефона. Уведомление сообщило о том, что курьер уже близко. – Пойду заберу заказ, - встаю с места, хлопаю рукой по карману джинс, по второму, бросаю взгляд на тускло освещенную поверхность стола. Цепляю пальцами пачку сигарет, зажигалку. Совсем забыл о том, что уже тысячу лет не курил и так сильно хочу, что сейчас сдохну. Хотя может проблема совсем не в длительном отсутствии никотина в моем организме? Бросаю еще один взгляд на девушку, которая так кстати поправляет сползший плед, укрывая плечи. Выдыхаю, выхожу из кабинета.
[indent] Мне срочно нужно на воздух. Хотя бы для того, чтобы перестать чувствовать въедающийся под мою кожу аромат ее духов, перемешанный с кожей. Сука, она, наверное, сделала мою куклу-Вуду и теперь с радостной улыбочкой тыкает в мое игрушечное сердце иголкой. Ну, или приворот какой-нибудь намутила. По-другому эту тягу к человеку просто невозможно объяснить. Невозможно объяснить, как сильно я хочу бросить все, вернуться в кабинет, сгрести ее в охапку и увести отсюда, в другой штат, страну, а лучше на необитаемый остров, где мы останемся одни и сможем устроить настоящие «голодные игры». Просто украсть ее и не отпускать никогда. Но все, что я могу себе позволить – это выйти на улицу, проскользнув мимо Марка, который так и уснул возле телевизора на своем месте, закурить и ждать доставку. Травиться никотином, выбивая из себя и своей ауры ее аромат, уже наперед зная о том, что как только я пересеку порог своего кабинета – будет чудом – если мы сможем съесть хотя бы часть того, что нам привезут. А заказал я, судя по всему, на двух взрослых слонов. Просто щелкал пальцем по экрану и... Да как тут будешь думать, когда голова забита совсем не тем? Даже сейчас, делая очередную затяжку, я смотрю на стену противоположного павильона с цифрой «9», освещенную уличным фонарем, а в голове по факту – совсем другие картинки. Телефон вновь дает о себе знать и теперь, впопыхах – вспоминаю о том, что не брал его в руки уже несколько часов, и что я – все же не агент ФБР. Глазами бегаю по экрану телефона, читаю скопившиеся сообщения. Все, о чем я забыл, а как бы жизнь не остановилась – она продолжала идти своим чередом, даже тут. Смс от детектива больше не было, а на предыдущие я отвечать не стал. Отключил уведомления в чате с ним, чтобы больше не было повторений неловких ситуаций – ведь единственной моей целью сейчас – поесть и не позволить Еве уйти от меня, хотя бы до утра. В лучшем случае... Встряхиваю головой, снова бросаю взгляд на экран телефона, отвлекая себя от посторонних мыслей, которые овладевают мной быстрее, чем хотелось бы. Так, вот еще два сообщения от Кармен, на которые я не отвечаю, потому что – уже без надобности отвечать спустя шесть часов. Уведомление о доставке, пара новых публикаций в соцсетях, вот, собственно, и все. Я успеваю докурить прежде, чем забираю заказ у курьера. Оставляю щедрые чаевые, в знак извинения за поздний заказ, тушу бычок о помойку и возвращаюсь обратно в павильон. Закрываю за собой дверь на замок, заставляю Марка вздрогнуть, лениво открыть глаза. – Все в порядке, это я, - спешу успокоить его и исчезаю в коридоре.
[indent] - Фу, какая ты бескультурщина, а где «спасибо, Итан, ты мой герой»? – я наигранно фыркаю, но не получаю даже мельком чего-то похожего на благодарность. Впрочем, последующая ее реакция на мою подлость – выше всяких похвал. – Нет, какие руки, ты что? Хватаешься тут за всякое, а потом руки в рот тянешь, - как с маленькой, и еле сдерживаюсь, чтобы не опошлить свое замечание. – И попрошу, - замираю, одариваю ее почти снисходительным (безусловно наигранным) взглядом, выставляю ладонь, затем только один палец, делаю однозначный жест, цокая, - а, а, а, сучка, моя задница – священна, - смотрю на нее сверху вниз. Обращаю внимание, что она – теперь одета. Немного грущу по этому поводу, но в таком виде она выглядит еще сексуальней. Не так сексуально, как раздетая, конечно, но тоже ничего. – Не ной, я покажу как надо, но сначала, - жестом руки поднимаю ее с места, разбираю диван, в надежде, что так будет удобней и есть и сидеть. Не раз еще бросаю взгляд на ее ноги в этих туфлях, прохожусь по изгибам ее тела в этом платье, уже мысленно представляю, с каким удовольствием буду задирать ткань вверх по ягодицам и, о, нет, никто не сможет меня остановить. Откашливаюсь, почти нервно, дергаю диван за ручку, по одному мне известной схеме, разбираю его и жестом приглашаю вернуться обратно. Пользуюсь ее отвлечением, снова скольжу взглядом по телу, по плечам, ниже, по талии, бедрам. Сука. Сука. Сука.
[indent] - Итак, - откашливаюсь, снова, почти нервно, усаживаюсь с ней рядом, одним рывком выдергиваю палочки из индивидуальной упаковки. Наш мини-ужин появляется прямо на глазах, все, как полагается, аккуратно. Хоть я прежде и не чувствовал голод, сейчас казалось, будто я не ел целую вечность. Ну, по факту, сутки точно нет. – Давай, - цепляю ее пальцы, вкладываю между ними палочки. Не получается. Не все сразу. Она совершает несколько попыток бросить свое обучение на середине пути, есть руками, за что получает шлепки по пальцам. Сдается. Пара попыток, мое безграничное терпение, упрямство, которое бы направлять в нужное русло, а не на всякие глупости – и вот, худо бедно, но Ева превращается в человека. Я скрываю свое удовольствие, тешу себя мыслью о том, что могу не только делать гадости, язвить и вести себя, как самый настоящий мудак, но и научить чему-то. Наверное, мне бы золота в характер – и вообще чудо, а не человек был бы. Но, в семье не без урода, а как известно в семье Таунсендов – уродом был именно я.
[indent] - Ну, вот, а ты сопротивлялась, - я сую в рот заслуженный первый ролл и жую его с таким нескрываемым удовольствием, что вот-вот съем еще и палочки. Боже, это так вкусно. Хотя, мне сейчас рыбу в подорожник сверни – я тоже скажу, что вкусно. Мы перебрасываемся редкими фразами, оба поглощенные едой. Я внимательно наблюдаю за тем, чтобы, Ева, которая вновь вот-вот потеряет терпение, не начала хватать еду руками. Держу при себе все комментарии и шутки, которые выстреливают в моей голове, просят выхода, но я упрямо запрещаю себе говорить. Желудок наполняется – пока я жую. Это идеальное правило, которому прямо сейчас я, впервые, готов следовать. Я сижу на диване уже с ногами, наплевав на все приличия – о чем может идти речь, если в этой комнате сегодня ночью были стерты в пыль вообще все понятия о совести, приличии, стыде и прочих глупостях?
[indent] Сгребаю пустые контейнеры в пакет, разворачиваюсь, чтобы опустить их на пол, в надежде, что уберу потом, но не успеваю даже сообразить, как кто-то упрямо тянет меня в сторону. Пораженный внезапностью порыва, на мгновение расслабляюсь. Даю слабину, чувствуя себя так, словно она – королева, и выбрала именно меня для какой-то важной миссии. Мне не нужно даже тянуться к ней – ее руки на моей шее, тянут к себе ближе, чем вообще возможно. Кажется, еще чуть-чуть и она поглотит меня, а я буду рад, как сумасшедший. Влажный поцелуй. Я от наслаждения закрываю глаза и чувствую.......... ТВОЮ МАТЬ!!! Мой рот горит так, словно его облили бензином и бросили спичку. Я рычу, но упрямо не отстраняюсь, касаюсь своим языком ее, чтобы в каком-то извращенном порыве поглотить всю остроту. Господи, это какое-то сумасшествие. Слезы вот-вот брызнут из глаз. Я чувствую, что еще чуть-чуть и я разревусь, как девчонка. От остроты сводит челюсть. Нужно переключиться, отвлечь себя иначе я просто умру. Но и ей – не приятно, ведь за все время нашего завтрака-ужина она ни разу не притронулась к этой специи. Вряд ли ее вкусовые рецепторы сейчас трепещут от восторга, впрочем, как и мои. Но поцелуй становится настолько влажным, и приносит такое наслаждение, что кажется им одним перебивает всю остроту. Я дышу чаще, но по двум причинам: огонь во рту, проникающий внутрь меня, цепляющийся за внутренние органы. Еще немного и я выплюну собственный желудок, но благодаря одному лишь чуду сдерживаю этот порыв. Вторая причина – безусловно ее отчаянные попытки забрать у меня весь кислород и, как по щелчку пальцев, нарастающее возбуждение. Виски вновь пульсируют. Я прямо слышу молотки, которые вот-вот раздавят мой мозг, превратят его в бесформенную кашу. Но все же нет. Ее руки на моей шее, притягивающие к себе – вот истинная причина этих молотков. Мои пальцы скользят по бедрам, вверх по талии. Я натыкаюсь на раздражающую мои тактильные ощущения ткань, но все же продолжаю упрямо ползти выше. По груди, обеими ладонями, пальцами по самым чувствительным местам. Я не чувствую вкуса остроты, кажется, я не чувствую уже вообще ничего, а ее следующий стон, который звучит как очередное разгромное поражение – хватаю губами, не позволяя ему вырваться наружу и нарушить повисшую в воздухе мелодию нашего рваного дыхания. Нахожу слабое место на ее платье, выше груди, цепляюсь за края так, словно прямо сейчас разорву ее грудную клетку пальцами и вытащу наружу все, что там сокрыто. Но вместо этого, резко дергаю ткань в разные стороны. Раздается треск, созвучно моему рыку, вырывающемуся из груди. Мне плевать сколько стоило это платье, плевать даже на то, что ей теперь не в чем возвращаться домой. Все эти мелочи перестают существовать в момент, когда я чувствую кончиками пальцев ее кожу. Снова. Хватаю воздух возле ее губ, дышу рвано, часто, почти не дышу. Но даже оголенной груди мне сейчас недостаточно. И я привожу все свои мысли, которых я стыдился (?) в исполнение. Пальцами по бедрам, платье выше, не разрывая поцелуя. Я лишь отдаленно чувствую остроту – уже давно переключился на то, что куда интересней и гораздо острее, чем любая специя на планете. Ох, милая, очень зря ты начала это. Не буди лихо, пока оно тихо. Я ведь держался. Правда держался, честно, не хотел больше повторять ошибку, о которой ты, безусловно жалела. Столько мыслей на твоем лице – каждая из них говорила о том, что ты совершила ошибку и теперь осознаешь ее в полной мере. Но разве будет так думать человек, который сам, собственноручно толкнул себя в мои объятия. Снова.
[indent] - Я смотрю ты совсем безбашенная, - поцелуй за поцелуем, короткие, быстрые, на губах, по подбородку, ниже, на шее, на каждом сантиметре ниже, к ключицам. Пальцы путаются в волосах, от каждого прикосновения, будь то рваный поцелуй или влажная дорожка – стон, почти, как просьба, по факту - как крик о помощи. Дергаю ее на себя, одной рукой за талию, второй продолжаю поднимать по бедру ткань платья. Выше, до ягодицы, сжимаю ее ладонью, щелкаю по коже, хватаю губами ее губы, чтобы украсть новый стон-вскрик. – Просто отбитая на голову, - шепот, больше похожий на рык – в районе уха, горячим дыханием. Нужно освободить территорию, но я не знаю, как – мои руки заняты, и я не тороплюсь их вызволять из такого сладкого плена. Черт, да что же это такое? Мысленно ругаюсь, недовольно рыча, двигаю руками все, что между нами, все, что мешает или потом, как следствие, будет мешать неприятным пятном от соуса, приправ и прочего. Еле сдерживаюсь, чтобы не скинуть все это с дивана одним взмахом руки. Отрываюсь от ее губ, потому что ничего не вижу, снова, и дело даже не в темноте, а в каждом, гребаном, поцелуе. В каждом ее прикосновении, в каждом вдохе, в каждом выдохе на моих губах. Не позволяю времени лететь быстрее положенного, убираю все, что мешает, в сторону. Снимаю футболку через голову, отправляю ее в сторону. Вновь прикосновение губ, чувствую острый привкус, облизываю их, испытывая почти сумасшедшее удовольствие от этого. Дергаю ее за бедра на себя, вынуждаю лечь на спину. Нависаю. Взгляд глаза в глаза. - Ахуенная..., - и я вижу, как она снова потерялась где-то далеко отсюда, и я знаю, что как бы сильно не хотела – не может не вернуться обратно в момент, когда я целую ее губы. Поцелуй куда более влажный, чем все предыдущие, властный, требовательный. Руками изучаю ее тело, как будто впервые. Уже примерно знаю, где какой рычажок, но все еще прощупываю, в надежде найти что-нибудь такое, о чем она и сама не догадывалась. Сова препятствие. Опять это дурное платье на ее бедрах, да что ты будешь делать? Пальцами ползу вверх по бедрам, поднимаю ткань. Скользящим движением по внутренней стороне бедра. Уже чувствую призывающий к действию жар и, ого, что? Отсутствие белья – напрочь срывает крышу. Особенно, когда позволяю промелькнуть в голове мысли о том, что она – готовилась к этому заранее. Делала все, чтобы взбесить меня и пошла на такой отчаянный шаг, снова пыталась привлечь мое внимание, из-за чего навредила себе, но совсем ничуть не навредила мне. Она – в роли жертвы снова – а я, безусловно буду пользоваться этим. Только вот все еще вопрос – кто из нас жертва?
[indent] Возвращаюсь к ее губам, сменяю грубые требовательные поцелуи на абсолютно другие – плавные, нежные, словно пытаюсь притормозить весь этот ураган эмоций внутри нее. Завожу руки над головой, держу их одной рукой, свободной скольжу по коже, прикосновениями еле ощутимыми. Ниже, по ребрам, на талию, по бедру. Вновь рука между ее ног. Языком по шее, запечатываю поцелуем, оставляю заметный только мне отпечаток. Натыкаюсь на ткань платья, когда веду рукой от уже влажной кожи, вверх. Позволяю себе выпустить ее руки из плена, целенаправленно дергаю в разные стороны остатки платья. Терять нечего, но, сука, оно так меня бесит и так мне мешает, что – иного выхода я просто не нашел. Еле касаюсь кончиками пальцев груди, ниже. Вырисовываю узор за узором, пока не выстраиваю ровную линию от солнечного сплетения, вниз к пупку, ниже. Заставляю ее выгнуться своим следующим прикосновением. Ловлю стон губами, вновь следую по известному маршруту кожи. Ниже. Повторяю путь пальцев, чувствую, как сильнее начинает биться сердце, когда я становлюсь ближе с каждым сантиметром к заведомо поставленной цели. Я почти срываюсь на стон в момент, когда касаюсь губами ее почти животного желания. Стон с ее губ звучит, как добровольное согласие, а пальцы, которые она запускает в мои волосы, стараясь направлять – как очередная попытка захватить власть. Но нет, детка, прости, в этом раунде – я буду главным. А дальше – посмотрим. Ночь длинная. И совсем неважно, что она вот-вот сменит утро. А потом день. И снова ночь.
[indent] Сгорать с ней рядом, добровольно залезть в самый страшный котел в Аду – лучшее, что могло случиться со мной. Лучше, чем выиграть в лотерею, лучше, чем сорвать джек-пот. Это волнительней, чем любое событие в жизни. Отдавать ей всего себя, без остатка. Позволять себе то, чего ни с кем не позволял – непозволительную нежность с примесью каких-то отчаянных попыток вести все, управлять процессом. Стон за стоном. Кажется, их за эти дни прозвучало так много, что теперь – кабинет лучше облить бензином и кинуть спичку, нежели выветрить отсюда все воспоминания до единого. И я был бы рад – оставить все, как есть, если бы не наступил вечер воскресенья. Завтра утром сюда придут остальные. А мы, словно после тяжелой войны – побитые, сонные, но настолько эмоционально опустошенные, что круче – быть не может. Ни одна царапина, ни один синяк, оставленный на теле в порыве страсти – не будут замечены – останутся лишь напоминанием о том, как было ахуенно. Нам с ней. Ахуенно кричать в унисон, дышать в унисон, с перерывами на воду и сон. Прикосновения за прикосновениями, поцелуй за поцелуем – кажется еще немного и губы, искусанные, исцелованные – просто перестанут двигаться.
[indent] Но наступает этот гребаный вечер воскресенья. Кажется, уже за полночь. А я не в силах даже встать с дивана. Я забыл, когда курил последний раз. Прижимаю ее к себе, кутаю в плед, провожу пальцами по плечам, завожу выбившуюся прядь волос за ухо. Можно остаться так навсегда? Можно время замрет, а я так и буду наслаждаться безумным счастьем рядом с ней? Мы занимались любовью и, кажется, только во время нее, отвергая все правила, противореча всем законам логики - влюбились друг в друга.

i' m   a n   a m e r i c a n   c l i c h e
m i s s i n'   a   g i r l   i n a french cafe
i   s a y,   «how'd i get along so long without you»
a n d   y o u   s a y,   «same»

[indent] «Она пробыла у него все выходные. Кажется, домой не собирается. Держу в курсе.»
[indent] Я оставляю это сообщение без ответа. Откладываю телефон на стол, замираю на мгновение, чтобы прекратить форсить события, остановиться, задуматься, дать себе отдышаться. Эти выходные были безумными, но я отчаянно старался оттянуть момент, когда стрелка часов предательски достигнет девяти утра и наступят рутинные будни. И не будет даже жалкой возможности повторить то, что произошло в эти выходные. Мы, кажется, исчерпали весь лимит госпожи Фортуны и теперь она готова отыграться на нас за каждый поцелуй. Но нет, я отчаянно продолжал верить в то, что рано или поздно – все встанет на свои места, и Ева – примет правильное решение. Каким бы оно ни было. Держать ее насильно – не в моих правилах. Выбор в мою пользу она не сделает, почему я вообще допускаю возможность даже думать об этом? Кто я такой? Никто. По крайней мере для нее уж точно. Она никогда не выберет меня, скорей Дьюка, пусть он и ведет себя, как козел, но большего козла, чем я на студии найти будет просто невозможно. Она влезла ко мне под кожу, пустила по мне яд собственного существования, но никогда об этом не узнает. Никто не узнает. Я так и останусь человеком, которого она будет ненавидеть. Человеком, которого она размазала об стену и продолжит размазывать теперь еще сильнее. Местный дурачок, с которым она просто приятно провела время и будет продолжать проводить стоит ей только поманить пальцем. Как за два гребаных дня и три ночи я превратился в жалкое подобие самого себя? Почему я не могу скинуть ее влияние с себя, а наоборот отчаянно продолжаю поддаваться ему, ее флюидам, ее энергетике? Как это вообще, мать вашу работает?
[indent] Мы, как два больных на голову сумасшедших, продолжаем играть в какие-то странные игры, в надежде, что рано или поздно один из нас сдастся. Я почти готов к поражению, но внутри меня чертова гордость сдавливает пальцами горло, встряхивает и шепчет почти в самые губы – держись, сука, или я размажу тебя об стену сильнее, чем она. Я слишком строптивый, чтобы вот так просто сдаться в руки какой-то девчонки. Подумаешь - ахуенная. Подумаешь, соблазняет одним своим взглядом. Какая к черту разница. В конце концов я тоже не пальцем деланный и могу сделать с ней тоже самое – в точности – свести с ума очередной своей выходкой и что? Что она мне сделает? Попытается отомстить? Это перетягивание каната никогда не закончится – каждый из нас будет вгрызаться в победу, тянуть на себя, рвать на куски другого. Ради чего? Все просто. Это доставляет какое-то безумное наслаждение, такое сильное и пленительное, что без него, кажется, жить иначе уже не получится. Это как один раз вкусить силу адреналина. Как первый раз получить кайф. Остановиться потом почти невозможно.
[indent] Слышу скрип открывающейся двери. Поворачиваюсь на звук, успеваю окинуть взглядом кабинет, чтобы всем своим видом придать рассеянность и не акцентировать внимание на ней самой – в моей футболке, так нагло украденной в очередной попытке соблазнить – она выглядит по-домашнему сексуально. Попыталась соблазнить меня. Фыркаю, почти не скрываю своего недовольства. Еще бы. Я в очередной раз, как мальчишка, повелся на ее уловки. Злюсь. На себя, не на нее. За то, что позволяю собой манипулировать. За несколько дней – опуститься в собственных глазах, превратиться во что-то жалкое, предпринимающее такие же жалкие попытки к ответной борьбе. А по факту? Она прочно засела в моей голове и пользуется этим, дергает веревочки, заставляя меня танцевать под ее дудку. Но все же – я выбил из нее согласие на продолжение нашей игры. Обоюдно. Без выкидонов типо стриптиза, когда игра идет только в одни ворота. Предложенное пари, почти спор – я не продумывал досконально, но ситуация вынуждала. Порванное платье, отсутствие женской одежды (странно да, как же так получилось, что в истинно мужском кабинете нет ничего из женского, ну, может только трусики, которые спрятаны у Дьюка в тумбочке, как трофей) натолкнуло меня на идеальное продолжение игры, в которой будет победитель, ну, или не будет, но я абсолютно точно получу удовольствие просто наблюдая за ней в том наряде, что я подобрал. Изначально образ возник в моей голове, и только потом, не без помощи удачи и фантазии, я подобрал все вплоть до мелочей.
[indent] Судя по довольному лицу Евы – она тоже удовлетворена моим будущим внешним видом. – Правила? – фыркаю, - какие правила? Ты что, забыла с кем связалась? – улыбаюсь не менее хищно. Чувствую мощную дозу адреналина в крови, который невероятно сильно распространяется по организму и вот-вот убьет меня. – Нет подожди-ка, ты сначала мне скажешь, что за костюм ты мне подобрала, а потом посмотрим будем ли мы «подыгрывать» персонажам или нет, - тяну руку к кипе одежды на диване, но почти сразу получаю предупредительный шлепок по руке. Перевожу взгляд на ее лицо, встречаюсь с каким-то диким игривым осуждением, типо, а-а-а сучка руки прочь. – Не очень честно, но да ладно, будь по-твоему, - сдаюсь, потому что знаю наперед – она не сможет придумать что-то такое, с чем бы я ни справился. – Итак, правила... - задумываюсь, отвожу взгляд в сторону, будто принимаю очень важное решение в своей жизни. - Их не будет, - отрезаю, своим безразличием вызываю недоумение на ее лице, но спешу добавить, - скорей некоторые условия, - пожимаю плечами, словно даже сейчас пытаюсь скинуть с себя ответственность за будущие проблемы, которые нам принесет это пари. Начальства сегодня не будет, как и не было в пятницу, поэтому, возможно Еве повезет, как и мне, и мы не распрощаемся с работой сегодня вечером. – Играем наоборот, твой прикид – мои голоса, мой прикид – твои голоса, - пальцем тычу ей в грудь, почти касаюсь кожи, но в последний момент не позволяю себе этого сделать. Слишком опасно, слишком сильный разряд, и он вот-вот убьет меня. Снова. - Чтобы не было возможности мухлевать, ты ведь это любишь, - подмигиваю, - желание – звучит заманчиво, не боишься, что победа будет за мной, а я очень изощренный в своих желаниях? – в моих глазах дикий блеск, но прежде, чем она успеет ответить, цепляюсь за ее руку в ответном рукопожатии. – По рукам, - сердце стучит в районе горла от предвкушения будущей игры. Я не отвожу взгляда, внимательно всматриваюсь в ее лицо, как будто пытаюсь найти там ответы на все волнующие меня вопросы. Но не могу. Поэтому сдаюсь. Дергаю ее за руку, максимально близко к себе. Поднимаю лицо за подбородок, чтобы видеть глаза, не позволить ей отвернуться. Вся игривость в ее глазах куда-то испарилась, а я чувствую бешенное сердце в своих руках, кончиками пальцев. Могу стоять вот так хоть вечность, изучая столько разных эмоций на ее лице и в глазах, смаковать каждую из них, наслаждаться, как в последний раз. Но все же... Отпускаю ее руку, позволяю сделать шаг назад, сам выдыхаю, наконец, позволяя лишнему воздух вырваться наружу. Сука, все слишком сложно. Слишком заманчиво. Слишком опасно. Хожу по краю ножа, будто уверенный, что никогда не упаду. Самоуверенный и наглый. Однажды кто-нибудь собьет с меня спесь, но не сегодня. Не здесь и явно не сейчас. На данный момент – передо мной стоит совсем другая задача и именно поэтому я возвращаюсь к костюму Евы.
[indent] - У нас есть час, от силы полтора, прежде чем первые сотрудники появятся внутри. Дьюк будет тут примерно в это же время, поэтому, - вновь принимаю вид безразличия, как будто не я сейчас чуть не потерял сознание рядом с ней, обвожу взглядом помещение, - нужно тут все привести в порядок, хотя бы для того, чтобы этот... – качаю головой, не могу подобрать слов, как именно сейчас назвать Дьюка и попасть в точку, - в общем, чтобы он ничего не заподозрил. По сути в моих словах была правда – я надеялся, что и Ева ее увидит. Но даже если и не увидит – ситуацию это не изменит. Превозмогая все свои внутренние желания и мысли, пришлось делать хоть что-то. Собрать диван, вынести мусор, убрать вообще все, что хоть как-то отдаленно намекало на прошедшие здесь совместные выходные. Была бы моя воля я бы действительно спалил бы это место дотла, чтобы обеспечить себе сто процентную возможность никогда здесь больше не появляться, чтобы не травить душу, не видеть в каждом углу ее тень, не чувствовать запах бывшей здесь безумной страсти. Я до сих пор не понимаю почему мы не поехали ко мне домой, почему не уехали в отель, куда угодно, почему мы остались тут? Ладно, сейчас думать об этом – было уже поздно. Оставалось только бороться с внутренней истерикой, которая усиливалась с каждым моим последующим действием. А когда диван сложился обратно в первоначальный вид – тяжело выдохнул. Бросаю взгляд на Еву, которая, кажется находится в таком же смятении, как и я, но она хотя бы одета, а я все еще без футболки и, черт, почему я все еще собираю этот диван, почему мы все еще, сука, тут? Ладно, все. Хватит, Итан, прекрати тешить себя несбыточными мечтами и глупыми надеждами. Это одна большая ошибка, которая больше не повторится, верно? Да-да, верно, только как перестать об этом думать?
[indent] - Итак, ну, что, я первый, - киваю головой в сторону дивана, указывая ей сесть. – Сделаю все сам, - уточняю, как будто этой фразой подвожу своеобразную черту, пытаясь на корню обрубить ее попытки снова все взять под свой контроль. – Я не кусаюсь, только если... - не договариваю, ухмыляюсь, встречаясь с ее смущенным взглядом? Да нет, глупости какие-то. Ева и смущение – это два понятия, которые никогда не смогут находиться рядом друг с другом.
[indent] Усаживаю девушку на диван, мягко надавив на плечо. Не получится сбежать, садись и молчи – примерно так это выглядело, но без озвучивания вслух. Подтягиваю к себе подобранную мной одежду, сумку с ее вещами, в которых был один из важных атрибутов ее будущего костюма. Ох, спасибо моей сообразительности и способности сдерживать себя в определенные моменты – ведь именно они спасли колготки от будущего, которое теперь настигло платье. Не знаю, что двигало мной в этот момент, но мне казалось, что именно сейчас, опускаясь на одно колено, ставя мысок ее ноги на свою вторую ногу, согнутую в коленке – я поступаю правильно. Цепляю на мысок чулок, тяну выше, пальцами прохожусь по ноге. Каждая мышца в моем теле напряжена до предела, ведь невозможно описать спектр эмоций от осознания, в тот момент, когда ты одеваешь девушку, а не раздеваешь ее. Это какой-то моральный садизм – бороться с самим собой, чтобы не повернуть все в обратную сторону. Вот она на том же диване. Я не слышу, как она дышит. Видимо забыла, как это делать, а может мой слух упал настолько, что позволительно слышать лишь стук своего сумасшедшего сердца. Второй мысок на моей коленке, второй чулок ползет вверх, под моими пальцами. Я облизываю губы, в каком-то очередном нервном припадке, как будто это поможет мне освежиться или на секунду забыть о том, что подкидывает мне зараженное ею воображение. Обе руки теперь плавно скользят по бедрам, я встаю и тяну ее за собой. Забираюсь руками под футболку, медленными движениями тяну пояс колготок выше, по ягодицам. Обжигаю кожу бедер кончиками пальцем, чувствуя, как они горят от каждого прикосновения. Еле сдерживаюсь, чтобы не сорваться. Собираюсь с мыслями, как молитву повторяя про себя: это всего лишь пари, одежда, я ничего не делаю. Просто одеваю ее. Я должен победить, а значит она – должна выглядеть потрясающе. И пусть это со стороны выглядит так будто она какая-то кукла, которую я одеваю, как мне вздумается. В моей практике, да и вообще в моей жизни одевать девушку, вот так вот, пусть даже для дальнейшего пари – в новинку. Чаще они уходили сами, не оглянувшись, или уходил я, не дождавшись. Просто молчаливое расставание, когда не нужно ничего говорить – слова просто не помогут. А с ней – мне хотелось провести каждую проклятую секунду, насладиться ее обществом. Вдыхать аромат ее кожи, чувствовать ее горячее дыхание на себе. Слышать, как она рвано дышит, пытаясь совладать с эмоциями, которые и меня сейчас вот-вот разорвут на кусочки. Свою же футболку оставляю на ней, как будто подсознательно хочу оставить хоть какой-то след от самого себя, не считая мелких отметин на шее, бедрах и запястьях так четко повторяющих отпечатки моих губ и пальцев. Короткая юбка как влитая садится чуть ниже талии, на бедрах, оголяя колени. Каждая деталь ее костюма по отдельности напоминала товар из секс-шопа, в общем – картина перед моими глазами становилась лучше с каждым дополнением. И даже футболка вписалась так, словно была одним из атрибутов костюма. Впрочем, сюда больше подошел бы топ, который отлично подчеркнул бы ее грудь, но, нет – пусть довольствуются тем, что я хотя бы позволил себе показать ее колени.
[indent] Черт, почему я веду себя так, словно она моя собственность? Как перестать это делать? Как перестать думать о том, что сука, спустя какие-то выходные – она стала моей формально, а не со слов, которые она произнесла в порыве страсти. Черт, да почему же все так сложно? Почему нельзя выкинуть лишние детали из нашей жизни и упростить все до простого: мой, моя. Сука, почему так происходит? Почему жизнь не подставила нас друг под друга гораздо раньше? А если бы подставила – была бы такая бешеная химия между нами, как сейчас, когда в каждом прикосновении – электрический разряд, в каждом взгляде – голод, в каждом слове – яд? Не было бы разбитых сердец, неудачного брака, измен, всей это чепухи, которая только подливала масла в огонь. Будь она не замужем – зацепила бы меня также сильно?
[indent] Безусловно.
[indent] Последние детали костюма. Почти дрожащей рукой застегиваю чокер на шее, вдыхая аромат ее кожи, пальцами чувствую пульс, бьющий меня так сильно, что вот-вот сломает пальцы. Распускаю волосы, позволяю им рассыпаться по спине, снова давлю в себе странные эмоции, от которых тяжело не то что дышать – даже думать, поэтому я стараюсь как можно быстрее переключить свое внимание на плащ, с капюшоном, который одеваю сверху. Сука, какая же она...........
[indent] - Готово, - делаю шаг назад, бросая взгляд на финальный вариант своих трудов. Изучаю ее взглядом сверху вниз, обращая внимания лишь на тот факт, что на ее ногах до сих пор нет туфель, но Ева, словно прочитав мои мысли – почти сразу дополняет картину. Впрочем, если бы это я сделал сам, что бы произошло дальше – одному Богу известно. – Идеально, - я доволен результатом, искренне, надеясь, что меня она оденет также ахуенно, а не отправит за дверь в одних трусах, если вообще не без них.

[indent] - Окей, - я смотрю на самого себя сверх вниз, пытаясь изучить весь свой внешний вид полностью. Не знаю, что она там так усердно рисовала на моем лице, но на «хуй» на лбу это не было похоже, да и гадкой улыбочки на лице Евы не было – значит можно доверить ей, что, конечно, сложно, но – добраться до зеркала у меня не получится, а в кабинете оно не предусмотрено, что не удивительно. – Выходим вдвоем, расходимся по разным сторонам. Встречаемся вечером тут же? Как будем вести подсчет голосов? Хотя подожди, зачем вести его? У нас отличный коллектив, думаю если ты смогла собрать их на стриптиз, - почти рычу на последнем слове, но стараюсь все же сдерживать себя, - то не составит никакого труда собрать их вечером так же и подвести итоги, что скажешь?
[indent] Первой из кабинета выходит Ева. Я почти выталкиваю ее наружу, даю небольшой толчок для того, чтобы она не струсила в последний момент. До прихода Дьюка остались считанные секунды и чем дольше она будет тянуть – тем больше вероятность, что нас увидят. Вместе. Впрочем, никто этому не удивился бы, если бы этот кто-то был не Дьюк.
[indent] Я выхожу следом, направляюсь прямиком в холл, в надежде найти свежий (или не очень) кофе и что-нибудь перекусить. Все выходные на доставке, впрочем, когда было иначе – но утром ни крошки во рту. Желудок дает о себе знать, а я иду по коридору так, словно я президент Соединенных Штатов и по сути хуй клал на мнение каждого недовольного. Сейчас я отдал бы душу за какой-нибудь сэндвич, но скорей всего тогда придет пиздец гриму, который Ева так тщательно вырисовывала на моем лице. Ладно, надеюсь, что сегодняшний день пройдет лучше, чем все остальные будни, даже без еды.
[indent] Я мог бы продержаться на всеобщем внимании без еды и воды, наверное, с месяц. Просто наслаждаться тем, с каким удивлением и восторгом они смотрят на меня, а я впервые могу чувствовать себя в своей тарелке. Перешептывания за моей спиной не выглядят, как что-то странное – впрочем, никто себе не позволял подобной роскоши раньше. Сегодня – я на высоте. Надеюсь, Евы чувствует себя также. Но, судя по тому, как она мило флиртует с одним из наших ребят из съемочной группы – ей еще лучше, чем мне.
[indent] Наблюдаю со стороны, словно какой-то извращенец, чувствую, как внутри меня неприятно двигается что-то злое и грубое, еле сдерживаю в себе порыв не оторвать ей голову прямо сейчас – не имею права. Могу только наблюдать и делать выводы. Наливать себе кофе из кофейника, делать глоток, обжигать губы, ругаясь себе под нос и ловить взгляды окружающих. Я – ахуенный. Все это знают. А Кит - та самая рыжая смазливая девочка, к которой Ева на этом же месте совсем недавно отправляла меня - как нельзя кстати появляется на горизонте и безусловно докажет мою ахуенность. Это нечестно, но мне плевать.
[indent] Я наливаю второй стакан с кофе, опираюсь локтем о стол, придаю себе самый соблазнительный вид, с каким не подкатывал даже к самым «дорогим», с видом английских королев, телкам в клубе. – Что скажешь? Я сегодня в ударе, - протягиваю девушке стакан с кофе, выпрямляюсь, ловлю на себе этот знакомый мне взгляд похотливой кошки. – Да уж, вне всякого сомнения, - шаг ближе ко мне, пальцем в каком-то странном движении проводит по груди. Я улыбаюсь, но внутри меня все орет и вопит, умоляет бежать как можно дальше, потому что я вот-вот попаду в ловушку, из которой потом не выберусь. Но я-то не хочу в эту ловушку. Я хочу быть на месте того парня, к которому так отчаянно прямо сейчас на моих глазах проявляет интерес Ева. Сука. – Угостишь даму сигареткой? – она приближается ко мне критически близко. Так близко, что я чувствую аромат ее духов. Он совсем не такой, как у Евы. От нее тянет неприятностями, от Евы – какой-то всепоглощающей страстью. - Или может у тебя с собой сигары и ром, а, барон Суббота? – Кит шепчет мне это почти на ухо, в момент, когда мой взгляд продолжает фокусироваться на Еве. Но, кстати, да, я бы покурил. Впервые за несколько дней. – Ну, можно поискать конечно, - пранк выходит из-под контроля, но я уже не могу остановиться. Позволяю ей взять себя под руку и увожу за собой в сторону выхода из павильона. Привлекаю к себе внимание всем своим видом, голосом. Я даже пытаюсь шутить и смеяться в ответ на шутки (абсолютно несмешные шутки) Кит. Веду себя вызывающе, расплескивая вокруг себя энергетику, какую носишь в момент хорошего настроения. Этой энергетикой хочется заряжать. И я заряжаю. Единственный патрон в этом воображаемом пистолете.
[indent] Ну, же, посмотри, как я утру тебе нос, детка.
[indent] Посмотри на меня со стороны, вспомни моменты, когда я был – твоим. А что же теперь?

Отредактировано твоя жена (2021-10-26 23:38:11)

i   c a n   m a k e   m y   b e d   a n d   i   c a n   l i e   i n   i t   c o l d
'cause i don't need heat, i've been burnin' in hell
b u t   n o w  i'm back with my own story  t o   t e l l

[indent] - Ты представляешь? – представляю ли я? Нет. – Да-да, что-то примерное, - боже уберите ее от меня иначе у меня сейчас стартанет крыша, и произойдет что-то очень страшное: как минимум я уйду, как максимум – убью ее. Последний вариант меня не очень устраивал только по одной причине – попасть за решетку сейчас последнее, о чем я мечтал, правда. Поэтому старательно делал вид, что максимально заинтересован ею, хотя по сути: ну, да, возможно фигура ничего. Но у Евы лучше. Ладно, на мордашку тоже ничего. Но Ева лучше. А голос у нее такой противный, что хочется застрелиться, а я рефлекторно шарю по карманам, чтобы найти наушники. Черт, я же в костюме. – Не это ищешь? – перед моим лицом появляется моя зажигалка, которую она видимо пыталась увести, как это обычно бывает. – Да, это, - пытаюсь забрать свое, но Кит видимо решила поиграть со мной в какую-то свои игру. Пальцем тычет на свою щеку с совсем непрозрачным намеком, а я делаю вид, что оставил последнюю извилину своего мозга за пределами этой территории, вероятней всего в кабинете, еще в выходные. – Ну, же, - продолжает щелкать пальцем в призывном жесте. Я качаю головой, делаю затяжку, довольно сильную, чтобы почувствовать вкус никотина на языке и в носу, и как можно быстрее перебить отвратительный шлейф от ее парфюма. – Да ладно, оставь себе, - стряхиваю пепел, зажимаю сигарету передними зубами, опираюсь на стенку, чтобы хоть чуть-чуть увеличить расстояние между нами. – Тогда я вообще ничего не понимаю, - наиграно надутые губы. Боже, меня сейчас стошнит. – Зачем все это? Я думала ты, мы, ну, - в ответ на ее реплики моя правая бровь ползет вверх и поднимается выше на миллиметр с каждым произнесенным ею словом. – Мы с тобой? Кит, прости, но я, кажется, дал тебе понять еще в самом начале, что, - качаю головой в отрицательном жесте, - нет, нет и еще раз нет. Сколько раз мне нужно это повторить, чтобы ты запомнила? – я стараюсь говорить максимально спокойно, сдерживать яд, который так и сочится с губ, но выходит не очень. Ей все равно – она зацепилась за мои слова и прямо сейчас пытается докопаться до истины. – Тогда зачем все это было нужно? – она делает затяжку, стряхивая с кончика сигареты пепел, складывает руки на груди и включает фирменный женский взгляд «говори правду или ты труп». – Что «это»? – продолжаю прикидываться дурачком, но получается не очень. Наверное. – Ну, вот это все, ощущение как будто ты целенаправленно подкатываешь яйца, чтобы позлить меня, - я еле сдерживаюсь, чтобы не поправить ее. Ведь истинная причина происходящего кроется в злости, ревности да, но никак не Кит. – Ты все придумываешь, ничего такого я не делаю, - пожимаю плечами, смотрю исподлобья, но кончики губ дергаются в странной улыбке. Кит делает шаг ко мне, сокращая расстояние. Рвотные позывы не отпускают, поэтому, все так же удерживая сигарету в зубах, затягиваюсь снова. Выпускаю дым перед собой, почти целенаправленно ей в лицо, как в знак того, что не хочу, чтобы расстояние между нами продолжало сокращаться. – Я не понимаю тебя, сначала ты такой, потом другой, что с тобой не так? – я слышу в ее голосе почти умоляющие нотки. Они действительно искренне пытается разобраться, но категорично отрицает принятие того факта, что мне насрать. – Я как обычно, со мной ничего не изменилось, просто ты продолжаешь тешить себя какими-то надеждами и девичьими мечтами, как будто кроме меня на студии больше никого нет, - сдуваю пепел с кончика сигареты, снова делаю затяжку. – Серьезно, Кит, присмотрись. Как тебе Дьюк? – она фыркает, а я не могу сдержать почти истерический смешок. – Ты издеваешься? – я в ответ лишь качаю головой. – А чего нет? Хороший парень, - и так хоть отстанет от Евы, - думаю вам было бы интересно друг с другом, - освобождаю фильтр сигареты из плена зубов, перекладываю в пальцы левой руки. Кручу его между пальцев, и снова делаю затяжку. – Но мне неинтересен Дьюк, - повисает странная пауза, от которой закладывает уши, - мне интересен ты, - опущенный взгляд, от которого мне становится не по себе. Она нервно кусает губу, почти так же, как Ева. У них это какая-то фишечка такая? И почему, блять, я опять думаю о ней??? – Прости, но мне интересна другая... девушка, - я что произнес это вслух? – Кто? – Кит почти сразу воодушевилась, как будто вот-вот начнет собирать свежие сплетни, как будто именно этого она и ждала. – Неважно, - я отмахиваюсь от ее чрезмерного любопытства. И в этот момент открывается дверь павильона, с грохотом и последующим скрипящим звуком.
[indent] Я бросаю взгляд в сторону, от куда послышался звук, и почти нервно сглатываю. На всех парах, стуча каблуками по асфальту на нас неслась обезумевшая бестия. Даже костюм красной шапочки не спасал от того, что я видел. Корзинка в ее руках выглядела самой настоящей булавой. У меня защемило нерв в мозгу, отдавая тупой болью в месте возможного будущего удара. Я смотрю на Кит, затем снова перевожу взгляд на Лакруа, постепенно сокращающую расстояние между нами. – Ева, ты уже закончила? – почти нервно бросаю я, выпрямляюсь. Готовлюсь принять удар на себя и не скрываю удовольствия от того, что вижу. Она в огне. В таком же, в каком был я после ее стриптиза. О да. Я прямо за версту вижу знакомое безумие в глазах, которое, как природный катаклизм, как огонь, который сожжет всех на своем пути, даже если это будут старики и дети. – Эй, остынь, - я пытаюсь встрять между ними, но девушки просто не обращают на меня никакого внимания. Это обижает, но не в моих силах сейчас противостоять этому безумию. С губ Евы срывается так много ядовитых слов, что кажется еще чуть-чуть, и мы втроем просто захлебнемся в них. Кит молчит, видимо понимая, что не выйдет даже слова. В момент, когда она стремится исчезнуть из нашего поля зрения бросает только, - теперь все понятно, - и уходит, громко хлопнув той же входной дверью. Ну, что, теперь я остался один на один с этой обезумевшей женщиной. Господи, спаси и сохрани. Дай мне ума, чтобы больше никогда не злить Еву.
[indent]  — Что думаешь, я позволю тебе прокатить меня как одну из тех, кого ты уже успел поиметь на студии? – я еле сдерживаю нервный смешок, лишь сильнее сжимаю губы. Не могу оторвать взгляда от ее глаз, которые сейчас из своего натурального светло-зеленого превращаются в кроваво-красные. Мне кажется, что будь у нее в руке топор – он бы непременно оказался бы в моей голове, скажи я хоть слово. Поэтому-то я и молчу. Глотаю слова, чувствуя, как сильно бьется сердце от очередного выброса адреналина. Не могу с ним совладать. Колени подкашиваются, не то от влияния первой за пару дней сигареты, не то от воздействия на меня этого взгляда. Нервно облизываю губы, чувствуя на них оседающую горечь никотина. Каждое слово, как удар под дых, но я упрямо игнорирую их. Если она не закроет рот – это сделаю я.
[indent] Повисает странная пауза. Моя сигарета, как по волшебству, оказывается в ее руках. Она затягивается, а я делаю глубокий вдох. Сокращает расстояние между нами, цепляется пальцами за мою шею, заставляя дернуться ей навстречу. Ну, зачем же так грубо, я бы и сам это сделал? Но ведь дело не в этом. Дело в сводящих с ума эмоциях, в желании придушить таком же сильном, как заставить подчиняться, присвоить себе, управлять и владеть как единоличный хозяин. Как собственник. Как же мне это знакомо. Целует в губы, передавая дым из своих легких в мои. Этот поцелуй не такой, какими были все остальные. Он пышет злостью и яростью. Еще чуть-чуть и она откусит мне нижнюю губу, но вместо этого отстраняется. Я успеваю втянуть в себя дым и выпустить его, все так же молча, не произнеся ни слова. Пальцы сильнее сжимаются на моей шее. Я не сопротивляюсь, знаю, что как только она почувствует сжимающиеся в попытке сопротивления мышцы – будет делать все в противовес и безусловно задушит меня. Секундная пауза, которая сводит с ума и делит жизнь на «до» и «после». Черт, она подвела черту, которую не смог подвести я. На выдохе фраза, от которой у меня скручивает желудок. Она ставит на мне метку, откровенную, огромную, заметную всем и каждому. Поставила все точки над i, самостоятельно, не спрашивая разрешения, отбросив в сторону все страхи и повисшее в воздухе, горящее адским пламенем слово «брак». Новый поцелуй, но на этот раз куда более требовательный, словно с моих губ она забирает ответ на свой вопрос. Понял ли я? Ну, если отбросить тот факт, что я очень упертый, гордый по натуре, свободный, в конце концов, человек – то, нет, не понял. Потому что только я имею право говорить так. Только я могу присваивать себе и завоевывать. И если она совсем недавно собственноручно клеймила себя, то моя очередь клеймить себя была следующей. Ей плевать. Плевать на то, что я думаю, даже если бы я сопротивлялся – она бы продолжала целовать меня так же. Пальцами проникаю под кромку юбки, не позволяя себе ее задрать выше положенного. Она в бешенстве – а значит слабее, чем кажется на первый взгляд. Она отвлечена – не соображает и почти не отдает отчета своим действиям. Руководствуется эмоциями, а я – логикой.
[indent] Меняю нас местами, прижимаю ее к стене, разрываю поцелуй, но в ответ она зубами тянет на себя мою нижнюю губу, заставляя недовольно цыкнуть, но все же вернуться в исходное положение. Правая рука скользит по бедру выше, прощупывая кожу под колготками. Вырываюсь из ее плена, вновь отпускаю крышу в свободное плавание. Губами ниже по шее, заставляю ее вновь дышать рвано так же, как совсем недавно в кабинете. Ты хотела этого? Этого добивалась? Чтобы я снова оказался в твоих руках? Или чтобы ты – оказалась в моих? – Какие громкие слова, ты уверена в том, что справишься с такой ответственностью, зайка? – губы выше по контуру челюсти, выше на скулы, правее на уголок губ. Изучаю ее взглядом, рукой ползу выше по бедру, подбираюсь к ягодице, сжимая упругую кожу пальцами. – Я бы так не торопился, ты ведь не знаешь, кого пытаешься приручить, - выдыхаю в губы, оставляю еле ощутимый поцелуй, почти сразу обрываю его, заставляя ее дернуться ко мне навстречу. На губах улыбка, от которой мне самому страшно, но мозг отказывается соображать. Связь потеряна. Логика отошла на второй, третий, какой-то там очень далекий план. Теперь и я действую на одних эмоциях, постепенно падаю на дно, на котором хотел оказаться так давно, что даже забыл каково это. Она ворует с моих губ очередной поцелуй. Больше. Хочу больше. Твой, сука, твой. Но слишком сложно произнести это вслух. Я не буду отрицать, но не дай Бог с моих губ сорвутся подобные слова – я никогда, ни при каких условиях не заберу эту власть себе обратно.
[indent] - Ну нихуя себе, что это тут у нас такое? – посторонний голос заставляет меня замереть. Смотрю на Еву, которая переводит такой же обезумевший взгляд куда-то за меня. – Значит тебе все-таки удалось? – наглая усмешка, я слышу ее в голосе и только сейчас начинаю узнавать его. Поворачиваюсь на звук, с особой неохотой выпускаю бедро Евы, расслабляю хватку. – Что ж, мои поздравления, Итан, - Дьюк стоит напротив меня с лицом, на котором, как на листе бумаги, читаются все эмоции – от злости до обиды. – Кажется, я помешал вам? Надеюсь, ты не пытался снять ее, - особый упор на слово «снять», от чего планка в моей голове вновь стремительно опускается, - прямо тут? – кивает головой в сторону помойки для бычков, да и вообще мы, как бы, со стороны черного хода, здесь ничего кроме мусорных контейнеров и сломанных декораций – нет. – Я похож на идиота? – поворачиваюсь полностью лицом к Дьюку, готовясь принять весь удар на себя, каким бы он ни был. Это сугубо наши разборки – нечего ее сюда впутывать. – Надеюсь ты рассказал ей о своем маленьком секретике? А подожди, у тебя их так много, что мне придется уточнить, - его губы расползаются в гаденькой улыбке. В моей голове что-то щелкает и в момент, когда Дьюк вновь пытается открыть рот, я делаю выпад вперед и с правой руки наношу четкий удар по челюсти. Корнелл пошатнувшись делает инстинктивный шаг назад, цепляясь пальцами за место удара. – Посмотрите-ка какой смелый, а сказать ей правду в глаза не хочешь, а? – он стреляет наглым взглядом в сторону Евы, которая стоит за моей спиной, но не решается дополнить свою фразу. – Закрой рот, Дьюк, иначе тебе придется говорить правду в глаза своему стоматологу, - рычу я в ответ, чувствуя, как сжимаются пальцы, и я готовлюсь нанести новый удар. Только пусть попробует открыть рот. – Оу, Ева, милая, ты сказала мне стать мужиком, но в тоже время связалась с тем, кто на него не похож от слова совсем, - взгляд его ложится мимо меня, туда, где стоит Ева. По спине пробегают мурашки. Я почти готов убить его. Не выдержу, только пусть произнесет еще хоть слово. – Советую тебе съездить домой, вдруг найдешь там что-нибудь интересное? Ведь Итан все знал с самого начала, а ты, как маленькая слепая мышка, всему веришь и всем доверяешь, - губы кривятся в улыбке, от которой даже мне становится жутко. Видимо так действует адреналин, а может я своим ударом отбил ему последние остатки мозга? Я молча сверлю его взглядом. Во рту все пересохло от стресса, а сердце вновь стучит где-то в районе глотки. – Знаешь, Дьюк, говорят, что клоуны страшнее роботов. Общепризнанный факт, - рычу сквозь зубы, - а ты сейчас выглядишь как самый настоящий клоун. Так и хочется добавить грима на твое довольное ебало, - я снова дергаюсь в порыве, норовлю нанести еще один удар, но Корнелл отскакивает от меня, увеличивая расстояние. – Ты обезумел от зависти, а как известно безумец всегда говорит и поступает так, как будто он прав, проверь психику, Дьюк, не верю в то, что твое поведение – нормальная реакция на происходящее, - язвлю, почти плююсь ядом. – Задумайся, Ева, он обманывает тебя. И не только он. Прекрати быть глупой девочкой, открой глаза, - Дьюк продолжает игнорировать меня, переключая все свое внимание на девушку за моей спиной. – Сука, да ты заебал уже, - делаю неожиданный выпад вперед и наношу еще один удар по лицу.
[indent] Дружба рухнула в этот самый момент и разлетелась на осколки после каждого нанесенного мной удара. Я не знаю, кто нас растаскивал. Не знаю, что происходило дальше, просто не помню. Помню только тупую боль в пальцах, кто-то отчаянно пытался привести меня в чувства, но не получалось. Единственное, что меня волновало – отсутствие Евы. Она ушла или убежала, я не понял, я просто знаю и отчетливо видел – ее не было со мной рядом в тот момент, когда я пытался прийти в себя сидя в кабинете одного из коллег. Весь павильон стоял на ушах. А я чувствовал сильный запах крови в носу и горел желанием убить ублюдка. Вода выплескивалась из стакана, который я с силой сдавливал пальцами. Я слышал стук своего сердца так отчетливо, что на мгновение подумал, что оно – теперь прочно засело в ушах. Меня трясло от переизбытка адреналина. Меня трясло от того, что произошло. Но больше всего я боялся – что правда вскроется и все, что было между нами – перечеркнется сразу же, одним взмахом руки. Одним неловким словом, маленькой ложью во благо. Я не врал ей, просто пытался уберечь. И все же – язык мой, враг мой. Очень глупо было говорить о том, что я слежу за мужем Евы Дьюку, зная о том, насколько неровно он к ней дышит и рано или поздно – использовал бы это против меня. Но я не думал, что это произойдет вот так скоро, вновь посадив меня на эмоциональные качели. Ахуенный уикенд и отвратительный понедельник, разбитая в порыве губа и выбитые костяшки. Отсутствие Евы. Томительное ожидание неизбежного конца. Заебись. Внатуре. Четко.