e  v  e  r  y  t  h  i  n  g            i  s            d  i  f  f  e  r  e  n  t
a n d   w e   a i n' t   t h e   s a m e
b  u  t            y  o  u'  r  e            b  e  g  g  i  n  g    m  e
'can we play another game?'

[indent] Мой отец всегда говорил мне: относись к людям так, как хочешь, чтобы они относились к тебе. Я пользовался этим правилом изо дня в день, не понимал и до сих пор не понимаю зачем, но свято верил в то, что оно обязательно работает так, как должно, а я – просто не обращаю внимания. Я никогда не отличался спокойным нравом, не был идеальным, ни в чем, от слова совсем. Красавчик из футбольной команды из меня не вышел, как не вышел и покорный зубрила, готовый день и ночь корпеть над учебниками. Во мне тысяча изъянов, но самый главный – маниакальное желание везде и во всем находить справедливость, а самое главное – добивать ее, чего бы мне это ни стоило. Однажды – чуть не поплатился собственной головой, но все же сделал так, как считал нужным. Точнее, сделал все, по совести. Никто не взращивал во мне это чувство годами, оно просто появилось, когда череда событий в моей жизни, раз за разом подставляя подножки, усложняла мой жизненный путь. Я искал справедливости для самого себя, а потом – начал искать ее для всех.
[indent] Именно так я оказался женатым человеком. Не знаю, воля судьбы или злой рок, но на руках у меня есть документ, подтверждающий мое официальное семейное положение. Он не связывал руки, не принуждал к каким-то обязательствам и не заставлял жить по правилам института семьи, потому что – этот брак был какой-то странной случайностью, той самой чередой событий, подножкой, которую подставила судьба в очередной раз, наивно полагая, наверное, что я упаду, взрою лицом землю, ну, и дальше по стандартному сценарию. Но этого не произошло. По крайней мере пока что.
[indent] Мне кажется я навсегда запомню страх в глазах в тот момент, когда впервые увидел ее. До сих пор вижу, каждый раз, когда мы молча пересекаемся на кухне. Абсолютно чужие, совершенно незнакомые друг другу люди. Как я подписался на эту аферу? Как согласился на то, чтобы пойти в разрез с собственным когда-то давно принятым решением не обязывать себя и не вступать в брак. Не жениться. Как это произошло? Что двигало мной в тот момент? Скорей желание достичь нужно цели, и… безусловно чувство справедливости. Желание защитить абсолютно беззащитного человека, который, словно потерявшийся котенок, оказавшийся на холодной улице, пытается найти того, кто сможет спасти его от холодной улицы и злых людей. Я спас, а теперь что? Холодный взгляд, который словно нож, режет меня на куски и, дай ей волю – она бы ночью зарезала меня, будь у нее такая возможность. Но большую часть времени она – предоставлена сама себе, в то время, как я – продолжаю работать и наблюдать за тем как строится истинный бизнес, под полами элитных заведений, под маской честной выручки и обоюдных договоров. Впрочем, я и сам стал заложником этих схем и махинаций, потому что для того, чтобы получить желаемое – нужно строить из себя не пойми кого. Например – главу семьи, любящего мужа. Быть тем, кем я не являюсь, по всем критериям, по крайней мере сейчас. Но назад дороги нет. Не могу повернуть время вспять, как и вернуться на несколько дней назад, чтобы прикусить язык и не произнести те фразы, которые сегодня вечером приведут меня к сто процентному провалу. Устраивать званый ужин, приглашать гостей, в частности всех тех людей, с которыми мне в дальнейшем придется работать или же, просто улыбаться им, потому что – понятия не имею кто это и откуда взяла – не об этом я мечтал в пятницу вечером. Точнее – это последнее, о чем я думал. Но, сыграв в диалоге как по нотам – начальство решило все за меня, и теперь – мне предстоял довольно странный и безусловно сложный разговор с девушкой, которая официально по документам и для всех будущих гостей являлась моей женой.
[indent] Единственным правильным решением, как мне казалось, была подготовка к этому разговору. Сколько бы я ни старался – подобрать нужные слова не получалось. Раз за разом я сбивался, уходил в сторону, отходил от темы окончательно и даже пару раз забывал тему, по поводу которой хотел поговорить. Но, в конце концов, пришлось собрать все свои силы и мысли в кулак, выбраться из своего убежища в лице собственной комнаты и вновь оказаться в собственном кошмаре – поговорить с кем-то, кто тебя ненавидит просто за то, что ты дышишь.
[indent] Квартира даже сейчас казалась абсолютно пустой, и я скорей всего подумал бы, что дома никого кроме меня и нет, если бы не услышал шум воды, доносящийся из ванной комнаты. Проскользнув на кухню, принял самый расслабленный вид, как будто ничего не задумал и даже не буду пытаться разговаривать. Каждая мышца в теле напрягалась, а в момент, когда вода в ванной затихла – я превратился в живой комок нервов, готовый дать деру в ту же секунду, как Лилит пересечет порог кухни. Неловкость между нами с каждым днем становилась все больше. Игнорировать ее было просто невозможно, но мне приходилось делать именно это, потому что ни на разговор, ни на выяснение каких-либо обстоятельств смелости не хватало ни у меня, ни у нее. Так мне казалось, по фырканью каждый раз, когда мы пересекались или по громкому хлопку дверей, когда я оказывался дома. Мы были как соседи. Сожители? Господи, во что я, черт возьми вообще ввязался и как сделать так, чтобы все стало нормально? Как спать спокойно по ночам? Как прекратить смотреть на нее и видеть ее ублюдка отца, который пытался продать ее в рабство. Об этом даже думать противно, а оказаться в подобной ситуации, так еще и рассуждать на тему: а может стоило сказать ей правду? – вообще за гранью разумного. Впрочем, однажды все же придется это сделать, но лучше попридержать подобный козырь в рукаве до тех пор, пока я не проснусь от того, что к моему горлу приставлен нож.
[indent] Вокруг стало подозрительно тихо, и к сожалению, я понял это лишь в тот момент, когда оказался на кухне не один. Мысли выветрились из головы, я забыл, о чем хотел поговорить от слова совсем, так и замер возле стола с кофейником и пустой кружкой. Руки дрожат, но упрямо делаю вид, будто ее присутствие рядом совсем меня не смущает и уж тем более не пугает. Надо быть просто конченным идиотом, чтобы открыто признать то, что девушка с которой я живу меня немного пугает. И далеко не немного. – Доброе утро, - молодец, Адам, продолжай в том же духе, и может быть тебе уебут кофейником быстрее, чем ты думаешь, - мысли заставляют потерять суть разговора совсем. Я переключаюсь, впадаю в состояние какое-то неконтролируемой паники, и ели бы не несчастный кофейник в моих руках – уже давно был бы за пределами квартиры. – Сегодня вечером придут ребята с моей работы, - начинаю издалека, но даже сейчас чувствую пристальный взгляд на затылке, от которого начинают шевелиться волосы на голове. Она вот-вот просверлит во мне дыру. Ну, или что там еще обычно делают? – Это получилось не специально, точнее, не думал, что вообще такое произойдет, но, - прекрати оправдываться перед ней, как будто ты в чем-то виноват, - мысленно одергиваю себя. Собираю все силы в кулак, оборачиваюсь, выпрямляюсь, чувствуя, как на фоне стресса онемела каждая мышца в спине. – Они хотят познакомиться с моей женой, - последнее слово слетает с моих губ с колоссальным трудом, но все же я произношу его вслух. Встречаюсь взглядом с ее недовольным, жду следующую реакцию, но ее не поступает. Стоит, молча сложив руки на груди, поджав губы и ждет. Чего? – Поэтому, пожалуйста, пару часов побудем милой семейной парой, а дальше будем снова ненавидеть друг друга, разбежавшись по комнатам, - просьба, которая в одночасье прямо сейчас может превратиться в приказ, стоит мне совсем немного поменять формулировку. Не могу вести себя как козел с ней, потому что не знаю вообще, как себя вести. Пытаюсь хоть что-то сделать, предпринять попытку наладить контакт, но каждый раз встречаюсь с упрямым сопротивлением, как, впрочем, и сейчас. – Если нужно, я дам тебе кредитку – купишь все, что тебе нужно. Ужин можем заказать, или, если будет желание приготовить, то, - осекаюсь не договорив. Будет она готовить для подставного ужина, для клоунов, которых я приведу, для меня, кто ей по сути никто и звать меня никак? Купил ее, как какую-то игрушку. Да уж. Каким же козлом я интересно выхожу в ее глазах, даже представить страшно. – Ладно, просто закажем. Это не то чтобы светский прием, просто... - нет, не посиделки друзей, совсем нет. Я и сам не знаю, зачем нужен весь этот показательный балаган, но раз уж так получилось. – В общем нужно быть готовыми ко всему, - заключаю, наконец, так и не дождавшись ответа. Молчание знак согласия, но не в нашем случае. Мне достаточно одного взгляда, чтобы понять насколько она недовольна, и допустить мысль о том, что вечером все безусловно точно пойдет по пизде.
[indent] И чем ближе к вечеру, тем сложнее совладать с эмоциями. Подобные мероприятия организовываются как минимум за неделю, ведь этот вечер может поставить крест на моей карьере, поставить под удар все то, что выстраивал годами, честным и не очень трудом. В основном – честным, поэтому не чувствую вины. Только едва заметную взволнованность. Потому что чем ближе стрелка на часах к шести вечера, тем сильнее я дергаюсь. Уехал с работы раньше времени, оставив за старшего одного из менеджеров. Руководство не появится – знал это наверняка. Все идет как по нотам. На удивление – ужин был готов, заказывать ничего не пришлось. И Лилит выглядела более чем идеально для той, кого я могу с гордостью назвать своей женой. Играть идеально свою роль, до тех пор, пока основные гости не пересекли порог нашей квартиры. Череда событий, тянущееся словно черепаха время – не обращаю внимания на мелочи, полностью переключаю свое внимание на одного из спонсоров нашего казино и его жену. Разношерстная публика из шести гостей, но у каждого – влияния и власти больше, чем у предыдущего. Волнуюсь, не скрываю этого. Держу Лилит рядом с собой, и в каждом прикосновении холод и жесткость движений. Игнорирую это, но все больше психую. Обстановка не предполагает каких-то происшествий, поэтому спустя какое-то время позволяю себе полностью расслабиться. Теряю Лилит из виду, после того, как она, извинившись, исчезла внутри квартиры. Я остался один на один со своими «друзьями» на террасе. И спасибо свежему воздуху, иначе я задохнулся бы от напряжения.
[indent] - У тебя довольно милая жена, - проскальзывает в разговоре, а я чувствую дискомфорт, как будто кто-то положил мне на плечи огромный булыжник размером в тонну, и тот вот-вот придавит меня к земле. – Да, она чудесная, - и правда милая, если бы не ее острые зубы. – Где вы познакомились? – вопрос к которому я был готов. Частично. – Это вышло случайно, в кафе, - естественно я не рассказываю все в деталях, потому что - просто нечего рассказать, разве что правду. Да и вообще кому все это нужно? Тактичный способ поддержать беседу, как и принято в подобном обществе. – Это наша история, и я буду очень благодарен, если не буду вдаваться в подробности. История была не самой романтичной, обычной, без каких-либо интересных подробностей, - сразу даю понять, что знаю, о чем именно идет речь, ухожу от ответа и вру, безбожно, нагло, глядя в глаза. Тему удается перевести и, наверное, я бы сказал, что все идет, как нужно, если бы не одно «но», которое прямо сейчас стремительно и, относительно, красиво, входит на террасу.

[indent] Да к черту все это. Все это цирковое шоу, где я, к большому сожалению, выступаю самым главным клоуном. Или мимом, потому что мое настроение меняется так быстро при появлении Лилит, что сложно было бы не заметить. Любезная улыбка сползает с губ, заметно опуская уголки, и брови сходятся на переносице, придавая мне вид самого сурового человека на земле. Но, на самом деле, все это показушное лицемерие, чем, впрочем, не чуждались воспользоваться гости этого вечера. Но мне плевать. На данный момент – главная моя цель удержать в узде (как бы это не звучало) мою собственную жену и сделать все для того, что ее милый ротик не успел изрыгнуть какую-нибудь дрянь, которая навсегда перечеркнёт мой образ в глазах этих... людей.
[indent] Я сжимаю губы, внимательно вслушиваясь в каждое слово. Честно говоря, был уверен, что она выкинет что-нибудь из рук вон выходящее, но парочка ее фраз, выставляющих меня откровенным каблуком и вызывая на лице усатого бизнесмена, стоящего напротив меня и так омерзительно приторно перебирая костяшки руки своей жены, такую же омерзительную улыбку. Гаденькую, с подоплекой. От нее меня сейчас вывернет быстрее, чем Лилит успеет закончить свою выдуманную речь. Я стараюсь быть любезным. Улыбаюсь, как будто от этого зависит судьба человечества, так широко, что сейчас лопнут щеки и жду. Очень долго жду, когда рот моей названой жены закроется. И, если бы она не успела сделать это вовремя, вероятней всего я бы заткнул ей его сам, сразу же получив ярлык домашнего абьюзера или того самого мужика, который позволяет себе трогать жену кроме моментов в постели или каких-то бытовых ситуаций. Держать дистанцию и не поддаваться на провокацию. Ведь она провоцирует меня. Ждет, когда взорвусь. И, если честно, даже это мне нравится, потому что, ого, но мы впервые разговариваем вместе, стоя рядом друг с другом, а не отводим взгляд или не думаем о том, чтобы убить друг друга. Впрочем, на этот счет я бы еще поспорил, потому что не будь вокруг меня столько свидетелей, я бы, наверное, уже сломал ей шею. Но на данный момент могу лишь слушать весь этот слащавый бред, который она продолжает нести, откровенно и нагло в глаза незнакомым людям. Хорошо, пусть так. Пусть я буду выглядеть тем самым уродом, который готов на все, лишь бы добиться внимания женщины. Да плевать. Что еще придумаешь, Лилит? Может что я ползал и до сих пор ползаю в твоих ногах, лишь бы что?
[indent] Еле сдерживаюсь, чтобы не ответить едким комментарием на все вышесказанное. Сжимаю губы так сильно, что они немеют, не давая мне возможности вообще говорить. – Да, все именно так, как и сказала Лилит, поднял сумочку, которую она уронила, - чувствую, как собственное тело напрягается, потому что то, что хочу произнести дальше собьет спесь с этой милой мордашки в одночасье, а я как больной наслаждаюсь этим, оттягивая каждую минуту до ее разгрома. – И я бы не обратил внимания, если бы не поднял глаза и не увидел, что передо мной стоит стриптизерша из «Балли», - называю первое попавшееся в голову казино. Каждое из них славится своими стриптизершами и безусловно эскортницами, но подмигнув своему собеседнику даю многозначительный намек на весьма серьезное положение вещей. – Но действительно, луну с неба я хотел достать, потому что, когда человек влюблен, он может все что угодно и пойдет на что угодно, ради кого угодно, - делаю упор на последние слова, снова и снова стискивая зубы от слащавости моей улыбки. Сейчас щеки треснут, аж тошнит. – Прямо фильм «Красотка», не правда ли? - наигранная улыбка на моем лице, я сильнее сжимаю ладонь своей названной жены, когда чувствую, как ее ногти впиваются в коже на моей руке. Похлопывающие движения, в стиле «да-да, мы поговорим позже», а на лице все тоже многозначительное непонимание. Знаю, что мой собеседник не раз бывал в том казино, знаю, что пользовался эскорт-услугами, но, как и любой другой богатый болван – вряд ли смотрел в лицо той девушки, что скакала на нем. Зато жена не поняла жирного намека, а я получил медальку за то, что так ловко все преподнес. – Но с доверием у нее действительно все плохо, потому что моя жена даже сейчас спит дома с ножом, знаете, ей иногда видятся всякие... - кручу пальцем у виска, вызывая нелепый смешок с губ спутницы своего собеседника, и возвращаюсь обратно, все сильнее ощущая, как острые ногти впиваются в мою кожу. – Так что да, все очень мило и романтично, но люблю я ее даже такую, - бросаю взгляд в сторону Лилит, лицо которое перекосило от недовольства, чувствую, как трещит мой висок, который вот-вот пробьет взглядом моя жена, но продолжаю делать вид, будто все идет так, как запланировано. – Да, Адам, скажу вам, что это весьма занимательная история, как хорошо, что вы с нами ею так любезно поделились, - бизнесмен крепче стискивает руку своей спутницы, глазки бегают так быстро, что вот-вот выбьют череп в височной доле и выпадут наружу. А я в ответ могу лишь наигранно мило улыбаться, молясь господу богу, чтобы этот вечер закончился как можно быстрее, иначе завтра утром у меня от руки останется мясное решето. – Милая, кажется у нас на завтра была запланировала важная встреча, кажется с твоей мамой? – удивленный возглас жены и дальнейшие фразы я уже не слышал, потому что они оба исчезли из виду почти сразу.
[indent] - И что это за хуйня? – на этот раз не прячу взгляда, пальцами крепче сжимаю ее руку, чтобы не успела сбежать. – Самое дерьмовая благодарность – это твои выходки, - рычу ей в самое ухо, продолжая улыбаться оставшимся гостям. – Думала так просто можешь взять и все испортить? Интересно на какое место я тебе соли насыпал, что ты ведешь себя так, словно ты маленький избалованный ребенок, которому не дают должного внимания, - возмущаюсь происходящим, но стараюсь делать это максимально спокойно, не вызывая лишних подозрений. Все и так навострили уши в момент, когда услышали истинную историю нашего знакомства. Каждому хотелось посмотреть на «того парня каблука» и ту самую «девушку из эскорта». Да насрать мне на это. Главная персона сегодняшнего веера уже давно ушла с мероприятия, а что подумают остальные меня мало интересовало. Ну, интересовало конечно, но не так, как тот, перед кем Лилит так любезно меня опозорила. – Еще одна выходка, и я сломаю тебе твою тоненькую шейку, на которой держится твоя глупая головка, - отпускаю чуть дальше от себя, вновь цепляю на лицо улыбку самого порядочного на свете человека. Не нужно щекотать мои нервы. Не нужно пытаться меня раззадорить и уж точно никому и никогда не стоит меня злить. Потому что в бешенстве даже я себя боюсь. А что будет с человеком, который мягко говоря мне вообще безразличен – даже думать не хочу. Как и не хочу что-то говорить ей еще, по мимо того, что сказал раньше. Обязательно обсужу с ней это вечером, потому что сейчас больше заинтересован в том, чтобы не упустить из виду и не дать возможность еще что-нибудь испортить. И именно из-за этого, не уделяя своим гостям должного внимания, буквально через несколько часов наша веранда опустела. Я отцепился от рук Лилит, уже весьма подзаебавшись водить ее за собой, словно маленького ребенка.
[indent] - Так что, может расскажешь мне, что это была за хуйня в самом начале? – задаю вопрос в воздух, зная точно, что девушка крутится где-то рядом по характерному звуку гремящей посуды. Пока я занимаюсь перестановкой мебели и возвращением всего на положенные им места. Не оставлять же эту работу и ей тоже. – Мне показалось, что ты вообще не появишься на горизонте после того, как всех поприветствуешь, впрочем, я был бы этому даже немного рад, потому что все остальное – за гранью фантастики, - я уверен в том, что вряд ли получу ответ на все, что сейчас произнесу. Потому что понял, что эта женщина может говорить и едко отвечать только на глазах у посторонних, а наедине со мной превращается в молчаливую принцессу в замке злого чудовища. – Тебе это доставляет удовольствие? Выставлять меня идиотом на глазах у всех? При условии, что я не просил от тебя ничего сверхъестественного, просто поддержать обстановку, - не поворачивается язык дополнить фразой «просто побыть моей женой», потому что нельзя быть тем, кем не являешься. – Очень тонко придумано с каблуком. Это у тебя такой бывший уебок был или что? Откуда такие стереотипы про все это, луна, свидания, упрашивания или уговоры, - толкаю от себя стул, возвращая его на место, чуть сильнее, чем рассчитывал, вызывая следующий гулкий стук мебели об мебель. Чувствую, как закипаю, при условии, что еще секунду назад вел себя вполне адекватно, точнее, пытался. Кого я обманываю? Весь сегодняшний вечер состоял из лицемерия и бесполезной игры. Театр одного актера, который не был нужен никому, кроме тех, кто сегодня стал гостем этого шоу. Просто нечем было занять вечер пятницы. Нечем будет занять вечер субботы – они найдут к кому еще можно будет сходить на вечеринку, пособирать свежие сплетни, обсудить друг друга, улыбаясь прямо в глаза. Лицемерные мрази. И я стал одним из них, прямо сегодня подыграв Лилит. Плевать. – Надеюсь ты довольна своим маленьким представлением, и знаешь, - разворачиваюсь, но не приближаюсь к ней. Ловлю внимательный взгляд, и не скрываю своего удивления – не ожидал, что вообще хоть как-то отреагирует. – Я никак не могу понять, что не так? У тебя все есть, я тебя не трогаю, не мешаю твоему личному пространству, ты находишься в безопасности, потому что твой отец сюда не явится и не будет устанавливать свои правила, а ты все равно недовольна, - упрямо игнорирую тот факт, что поженились мы без ее воли, и я почти буквально выкрал ее из родительского дома. Но вслух подобные вещи не озвучиваю, потому что прекрасно понимаю, что буду не прав. – Чего ты хочешь, Лилит? Чем я заслужил такое свинское обращение? Тем, что буквально спас тебя? Или может дело в том, что ты маленькая эгоистичная сучка, которая ничего кроме своей собственной персоны вокруг себя и не видит, а? – действительно начинаю закипать, и вот-вот взорвусь. Мне стоит приложить очень много усилий, чтобы не разорвать ее на части прямо сейчас, потому что на свои вопросы я не получил ответ еще ни разу. И если не получу и сейчас – я за себя не ручаюсь.

[indent] Какая же она невыносимая, грубая, жесткая. Самая настоящая хамка, которая прямо сейчас, глядя мне в глаза, упрямо отказывается принимать во внимание тот факт, что ведет себя, как ребенок. Как маленький ребенок, которому не дали такую желанную игрушку, которого заставили пойти и убраться в своей комнате, ответить за свои поступки и слова, которые этот ребенок совершает. Сумасшедшая, просто неуправляемая, что в очередной раз ловлю себя на мысли – как меня вообще угораздило связаться с ней? Какого хрена мое благородство в который раз вылезает мне боком, так еще и так откровенно. Сейчас, когда слова, наконец, находят выход, рвутся наружу в таких жестоких холодных словах, что впору было бы обидеться. Но я чувствую тупую пульсирующую боль в висках и единственное, о чем мечтаю, чтобы она заткнулась. Жалею о том, что вообще начал этот разговор, позволил себе, своему эгоизму и части обиды – выбраться наружу и заставить говорить. Себя и ее. Не ожидал, что получу в ответ столько негатива. Просто не был к этому готов.
[indent] Прикрываю глаза, когда слышу, как рассыпается жемчуг по полу. Глубоко вдыхаю, заставляю легкие разлипнуться, и так же шумно выдыхаю, в момент, когда следом летят все украшения. Все к моим ногам, в таком откровенном бунтующем жесте. Зачем все это нужно? Это гребаное шоу, которое она устраивает уже дважды за день. – Ты была бы ахуенной актрисой, - бросаю вскользь, вновь фокусирую взгляд на бьющейся в агонии девушке. Слежу за тем, как рвутся лямки платья, как в считанные секунды она оказывается передо мной полностью обнаженной. Держу взгляд на ее лице, не позволяя себе скользнуть ниже, хотя отчетливо вижу худые ноги и вздымающуюся, словно после быстрого бега, грудь. Она продолжает выливать на меня весь свой негатив. Рвет душу на части и меня вместе с ней. Хочу закричать громко и протяжно, просто для того, чтобы перебить ее голос, которые разбивается о стекла, стены, о мебель. Разбивается об меня, словно гребаный шторм, который я не в силах успокоить. Стоило сказать лишь несколько фраз, чтобы впервые за долгое время откровенно поговорить. Это же – откровенно? Когда не сдерживаешь собственных эмоций, говоришь все прямо, не скрывая ничего из того, что можно было бы скрыть. Понимаю, что с ней опасно связываться и в очередной раз начинать разговор подобным способом не стоит. Вообще не стоит больше разговаривать. Да и к черту все это. Если она считает себя такой самостоятельной, взрослой, сильной и независимой – то пусть пиздует. Прямиком туда, откуда я ее забрал. Только нож ей уже не поможет. И это – единственное, что останавливает меня, прежде чем с губ сорвется такое недвусмысленное «вали куда хочешь». Не смогу брать ответственность за это, не хочу и не буду. Закрываю глаза, пытаюсь восстановить дыхание и не выразить полноценное все свое возмущение в ответ на ее комментарий про откровенное приставание к ней сегодня вечером. Справилась с этим сама, молодец, конечно, но беру на заметку тот факт, что хочу знать, кто был этот выбледок, чтобы в следующий раз не допустить его появление в моем доме и в километровом радиусе от Лилит. Хочется спрятать ее на время, чтобы никому не пришло в голову делать что-то насильно или как-то обидеть ее, но обижаю ее сам, и не контролирую это. Потому что слова задевают за живое. Бьет по больным местам, снова и снова ставя меня на один уровень со всеми этими животными.
[indent] - Как будто я был счастлив тому, что сегодня тут было. Как будто мне блять все это было нужно? Ты думаешь, я променял бы спокойный вечер у себя в комнате, на вот эту ебучую комедию? Серьезно? То есть в твоих глазах я – один из них? Да? Хорошо, пусть так, - голос затихает, потому что в легких не хватает воздуха, чтобы продолжать орать. Да и зачем это все? В ее глазах не вижу понимания, вижу лишь желание принять бой, и она его примет, чувствую это нутром. Стоит передо мной, вся такая... ахуенно красивая, даже когда орет. Облизываю губы, но все также не позволяю взгляду скользнуть ниже, хоть меня и прельщают обнаженные плечи и эти, сука, длинные ноги. Она невероятно красивая, только вот умела бы держать язык за зубами, или хотя бы контролировать то, что говорит – цены бы не было. – Хорошо, ладно, - выставляю руки перед собой. – Тебе ничего из этого не нужно. Вперед. Прямиком на улицу, обратно к папочке, который не погнушается возможностью продать тебя ради того, чтобы отыграть долг. И плевать ему будет на твое мнение, твою свободу. И да, он не подумает о твоей комфорте, - не указываю на то, что я – именно об этом думаю. Не хочу выезжать за чей-то счет. Хочу быть самим собой, и если она не способна увидеть во мне что-то положительное, то доказывать и умолять присмотреться не буду. Я не так воспитан. И часть гордой натуры все еще бьется внутри меня, не сломленная окончательно таким вызывающим унижением. – Про нож сказала горничная. Она нашла его на полу, возле твоей кровати, принесла мне, потому что думала, что это один из наших кухонных. Но нет, поэтому я попросил вернуть его в твою комнату. Мне не нужно чужого и Марте я тоже сказал больше в твою комнату не заходить, - пожимаю плечами. Знаю, что не поверит, но мне плевать. Я не буду оправдываться. Хочет знать правду – я скажу правду, не буду ускользать от ответа или юлить. Все как есть. Какой бы ни была эта правда. Ее же не останавливало ничего в момент, когда этот прекрасный рот изрыгал все эти гадости в мой адрес? Ну, тогда почему хоть что-то должно останавливать меня?
[indent] - Если тебе нравится разговаривать именно так, хорошо, - скидываю с себя пиджак, отправляю его прямиком к ее ногам, но плотная ткань бесформенно ложится где-то в районе вещей, брошенных ею раннее, - не знаю, что у тебя за извращенные фишечки, - нервно расстегиваю пуговицы на манжетах рубашки, затем прохожусь пальцами по груди, разделываясь с каждой в каком-то болезненном желании доказать ей что-то, - то хорошо, давай так, - рубашка летит на пол следом за пиджаком. Туда же отправляются джинсы, после того, как я резким движением расправляюсь с пряжкой ремня и пуговицей. Остаюсь в одних трусах, даже носки снимаю, раз уж ей так хочется. – Давай, без всего этого шмотья и попыток нарядить тебя, как Барби, я получается Кен? Пошло все в жопу, - еле сдерживаюсь, чтобы не зарычать. Не знаю, что делаю и зачем, да и не ответил бы на эти вопросы, даже если бы стоял и наблюдал со стороны. – Давай так, Лилит, откровенно, без всего этого лицемерия, в котором ты так удачно пытаешься меня обвинить, но ты – маленькая эгоистичная сучка. Залезла в свою броню и пытаешься выставить уродом меня? Не выйдет, - качаю головой, стараюсь удержать голос в спокойствии, наивно полагая, что мне это удастся. – И ко всему прочему, ты не умеешь следить за своим языком от слова совсем. Если ты не заметила – я ни разу не нарушил твоего личного пространства и упаси Господь зайти к тебе в комнату хоть раз, потому что, единственно, что мне удалось понять за несколько дней проживания с тобой под одной крышей – ты убьешь меня, как только тебе выдастся такая возможность. И мертвому мне – будет абсолютно насрать какую историю ты там придумаешь, - развожу руками, потому что знаю, что говорю правду, а все ее аргументы летят далеко в пизду. – Так что? Выход из ситуации? Хочешь уйти? Иди, если уверена в том, что, вернувшись домой, твой ублюдок отец не перережет тебе глотку, и это – будет самый лучший вариант для тебя, потому что в любой другой ситуации, мне просто не хватит денег, чтобы во второй раз выкупить у него твою свободу. Потому что ты жила с больным ублюдком, и если ты считаешь, что я – такой же, как и он – то, поздравляю, ты проиграла во всех жизненных лотереях. И у тебя есть выбор – остаться тут в неприкосновенности, или уж завтра оказаться в земле, любезно закопанной твоим папашей, ну, или на корабле, плывущем прямиком в Эмираты, где там с тобой никто не будет сюсюкаться и уж тем более защищать твое собственное мнение от тебя же, - слова летят как выстрелы. Не контролирую себя от слова совсем, как, впрочем, и она, когда следом за моим последним предложением – в мою сторону летит первая тарелка. Оглушительный грохот позади меня заставляет пригнуться и сделать большой шаг навстречу. Следующая тарелка тоже пролетает мимо. Намеренно мажет или прицел сбился из-за того, что не может себя контролировать. К следующим ударам бьющейся керамики привыкаю и могу двигаться спокойно. Сокращаю расстояние, выставляю перед собой руки, пытаюсь остановить все это, потому что не намерен был устраивать подобную разборку. Мы же просто пытались поговорить. Пытались в данном случае – ключевое слово.
[indent] Следующая тарелка разбивается прямо передо мной. Лилит цепляет пальцами один из осколков, выставляя перед собой, в качестве защиты. – Серьезно? Это потому, что у тебя нет ножа? А так что – перерезала бы мне глотку? Серьезно? – опускаю руки, просто смирившись с происходящим. Пусть будет все, как будет. Хочет убить меня – пусть убивает. – Давай, Лилит. Реши проблему одним взмахом руки. Как жена заберешь себе все, уедешь в Италию, будешь носить большие шляпы и получать от жизни все, ты же не можешь делать это прямо сейчас. Тебе безусловно нужно взять грех на душу и... так легче жить что ли? – она не слышит меня, лишь отзывается на каждый мой шаг почти рычащим действием. Крепче сжимает осколок в руке, а я упрямо продолжаю сокращать расстояние.
[indent] Рывок вперед. Умудряюсь предсказать это действие (хотя не был уверен, что смогу), сжимаю разворачиваю к себе спиной, одной рукой сдавливаю ее шею, другой держу за запястье, обездвижив руку с осколком. – Ты забываешь о том, что я старше, и просчитываю тебя на несколько шагов вперед. Поэтому, если тебе безумно хочется чего-нибудь такого, отчего у тебя по крови будет бурлить адреналин – сходи в тир, или в черный квартал, а еще лучше, можешь вернуться домой – там точно будет такой аттракцион, который ты не забудешь никогда в жизни. Но еще раз, - подтягиваю ее руку с осколком ближе к себе, выставляю острие возле ее шеи, но так, чтобы не дать ей возможность дернуться намеренно вперед. – Ты попытаешься выкинуть что-нибудь подобное, и я сломаю тебе руку, а может, что-нибудь еще, ты меня поняла? – голос звучит, как холодный металл – лязгает по ушам даже меня. Пробирает дрожь от подобной жестокости, на которую, оказывается, я тоже способен. Не контролируемый порыв, который едва сдерживаю. Чувствую ее горячее тело критически близко к себе, и теперь, обезопасив ее от лишних выдумываний, могу спокойно скользнуть взглядом снизу-вверх. – А если ты не поймешь меня и так, то следующим твоим личным кошмаром стану я, - ее же руку отодвигаю от шеи, опускаю ниже, чтобы провести им, едва касаясь острием мягко кожи на ноге, выше, до тонкой линии нижнего белья. Едва задеваю его, чтобы придерживать в состоянии полного отсутствия дыхания, потому что даже сам не могу предсказать наперед, каким будет следующим мое действие. Но в итоге, я сдавливаю запястье чуть сильнее, заставив вскрикнуть и потерять контроль управления над импровизированным оружием. Осколок падает на пол, ознаменовывая свое падение характерным звуком.
[indent] – Надеюсь ты меня услышала, потому что я не буду больше повторять и предупреждать тебя, - очень тихо на ухо, заставляю поежиться, и сам делаю тоже самое, потому что – не я это. Не мое. Не могу так. Но продолжаю делать, наивно надеясь, что она услышит меня хотя бы сейчас. Ну, а может быть – извращенец тут не я, а все же она? Потому что такое учащенное дыхание, срываемое с женских губ, я слышал только в одном случае. И, откровенно говоря, чувствую тоже самое сейчас – по отношению к ней. Неконтролируемое, животное. Жаждущее доказать, что не такой как все. И это же противоречие внутри меня – запрещает сделать хоть одно лишнее движение. Просто стою, и выжидаю. Как гребанный охотник, который почувствовал свою жертву. Слежу за каждым действием. Дышу тяжело, почти не дышу, но все же не сдаюсь. Я никогда не сдаюсь. Никому. И никогда. Даже ей. Такой ахуенно красивой.

t  a  k  e    m  y     h  e  a  d    a  n  d    k  i  c  k    i  t    i  n
b  r  e  a  k    s  o  m  e    b  r  e  a  d    f  o  r    a  l  l    m  y     s  i  n  s
s  a  y    a    w  o  r  d,    d  o    i  t    s  o  o  n
i  t'  s    t  o  o    q  u  i  e  t    i  n    t  h  i  s    r  o  o  m

[indent] Воздух замирает и все замирает сейчас вместе со мной. Чувствую лишь ее пульс, бешеный, сумасшедший, под моими пальцами. Он вот-вот пробьёт кожу, и я безусловно почувствую горячую артерию в своей руке. Ослабляю хватку, потому что понимаю, что это чертовски возбуждает меня, хотя никогда не испытывал такого болезненного чувства раньше. Не само возбуждение. А именно возбуждение от того, что делаю, от того, что чувствую. Это так невероятно затягивает, что не хочется останавливаться, вопреки собственным мыслям, и правилам глушить в себе желание сдавить шею чуть сильнее, заставив ее хватать воздух губами. Смотреть и наслаждаться этим. Потому что иначе - не смогу почувствовать ее подчинение, не смогу убедиться наверняка в том, что сказал, что смогу это сделать: сломать руку или шею, или действительно стать ее кошмаром. И чем дальше затягивается эта пауза, тем сильнее уровень адреналина в моей крови, тем сильнее хочу оторвать ее голову, потому что задал несколько вопросов, открытых и прямых, и ни на один из них не получил ответа. Не удивляюсь ни разу, но все равно злюсь. Злюсь, на ее такое неуместное упрямство. Злюсь на то, что она продолжает выводить меня даже сейчас, своим гробовым молчанием и рваным дыханием, которое чувствую руками. Хочу повернуть к себе и посмотреть в глаза. Хочу сдавить пальцами шею и смотреть, смотреть, смотреть ей в глаза непрерывно. Хочу видеть, как теряется, как боится. Хочу знать, что боится меня, потому что именно этот страх - становится основополагающим принципом уважения. Потому что иначе с ней просто не получится. Не помогут разговоры, не поможет хорошее обращение - она всякий раз будет переворачивать все с ног на голову и однажды убедит меня в том, что ее слова являлись истиной все это время. И тогда я не смогу сдержаться. Тогда не смогу глушить в себе эти яростные позывы. Удивительно, но до настоящего момента я не испытывал к ней ничего подобного. Пока она не переступила черту, не позволила себе открыть рот в мою сторону — вот так нагло, отвратительно, обидно. Не знаю, что больше из этого задело меня, но случилось то, что случилось и назад дороги нет. Возможно, я смогу расцепить руку, даже не дождавшись ее ответа. Смогу смолчать и проглотить, сделать вид, будто ничего не произошло и завтра утром впасть в очередное состояние безликой тишины. Потому что не знаю, как вести себя иначе. Никогда не был в подобных ситуациях. Не являлся причиной и зачинщиком скандалов и ссор. С бывшими, теми, кто любил покачаться на эмоциональных качелях вместе со мной - чаще всего разговор заканчивался почти сразу, либо просто сразу. Не могу пребывать в состоянии злости больше пяти минут, а сейчас - злость сменяется болезненным желанием. С которым я борюсь, как с самым сильным врагом. Побороть собственные эмоции почти невозможно, но мне удаётся. Удерживаю их внутри, себя держу на коротком поводке, ведь и так достаточно позволил такого несвойственного мне поведения сегодня. И, продержался бы ещё немного, расслабил бы хватку, молча ушёл бы, но происходит то, что никак не входило в мои планы.
[indent] Она разворачивается. Оказывается, так близко ко мне, что едва хватает мгновения, чтобы вздохнуть. Следующее событие, в виде весьма неожиданного удара по челюсти, выбивает меня с орбиты собственного спокойствия окончательно. Сперва приходит отрицание. Не верю в то, что чувствую, хотя отчетливо понимаю, что разбитая губа саднит и металлический привкус так отчетливо чувствуется на языке, что еле сдерживаюсь, чтобы не облизать губы. Потом приходит гнев. Как вспышка. Как зажженная спичка. Чирк, и я готов спалить все вокруг себя к чертовой матери, не оставив ничего живого, все сжечь до основания. Затем, пытаюсь рассуждать, взвешиваю «за» и «против», но это, пожалуй, оказалось самым трудным, потому что не успеваю закончить доводы со стороны «за», как перед своими собственными глазами вижу знакомое лицо. Ещё раз трону и что? Что ты мне сделаешь? Ударишь снова, больная ты сука? Слова остаются в голове, так и не найдя выхода наружу. Не могу произнести ни слова, потому что не могу. Да и не хочу. Она все равно не услышит. Начала эту войну и так грамотно расставила ловушки, что в итоге виноватым остался я. Маленький манипулятор, который, видимо чувствует слабые места и так грамотно бьет по ним, что ни одного аргумента больше не остаётся. Но фраза не заканчивается. Вместо этого, она убирает мою руку от моего лица. Освобождает губы, подбородок, все мое лицо от моего личного вмешательства, для чего? Что ты ещё придумала, Лилит? Вцепишься ногтями мне в лицо, или попытаешься задушить? Самое простое, что можно сделать сейчас, потому что после того, как ты допустишь первую и последнюю ошибку - тебе не жить. Я уже сейчас представляю, как отрываю ее голову, как рву ее на части, потому что… она ослушалась. Просто насрала на мое мнение, ярко дав понять, что мои угрозы ей до пизды. А я что? Не держу слово, получается? Потому что продолжаю стоять, как истукан, молча наблюдая за тем, что она делает. А делает она что-то просто невообразимое. Не поддающееся ни одной логике. Выбивающее меня из состояния спокойствия вновь, хотя, о каком спокойствии может идти речь? Она цепляется пальцами за ноющий подбородок - удар был первоклассным, удивительно как я не остался без зубов - а затем... что она творит?
[indent] В голове паника. Все стадии принятия остались далеко позади, просто бросили меня и отказались вмешиваться во весь этот дурдом. Натуральное шоу, где мы оба какие-то ебанутые актеры, явно непризнанные. Потому что, то, сколько эмоций сейчас бьется внутри меня без выхода, и ее следующие прикосновения языком к моему лицу - это просто идеальный сценарий для какого-то безумного шоу, которое даже «основанным на реальных событиях» назвать сложно. Стою дальше, не могу пошевельнуться. Пытаюсь заглушить внутри себя бешенство. Но приходящее ему на смену любопытство все же берет верх. Я не предпринимаю попыток отстраниться. Не делаю ничего из того, что мог бы сделать прямо сейчас. Продолжаю выжидать, будто через мгновение ситуация кардинально изменится и все повернётся в мою сторону. Жду подсказку госпожи Удачи, но она, кажется не в настроении и прямо сейчас поворачивается ко мне жопой. Конечно, не такой соблазнительной, как у Лилит, но все же. Но, если взглянуть на ситуацию немного с другой стороны, а именно с той, которая предстаёт сейчас перед моими глазами - не знаю, почему вообще позволяю себе думать в подобном ключе - то все не так уж и плохо. Будь я наивным дураком, решил бы, что таким образом она пытается меня задобрить, или успокоить. Но я не наивный дурак. Я прекрасно понимаю, что она делает, почему, и что чувствует сейчас. Не совсем понимаю собственных чувств, но черт возьми, понимаю, что испытывает она. И это пугает. Настолько, что не могу пошевелиться, даже в тот момент, когда ее язык скользит по губам. Замер, словно залитый бетоном, словно стал камнем, от одного взгляда самой опасной в истории человечества Медузы-Горгоны. А она не успокаивается. Продолжает выбивать из меня рассудок и дальше, когда проникает языком в рот, и теперь я отчетливо чувствую вкус собственной крови. Своей и, кажется, ее, но рассуждать на эту тему не могу от слова совсем. Не обращаю на это внимания. Думаю, что сейчас, ещё мгновение и она успокоится. Наиграется в свои странные игры и успокоится. Но она не останавливается. Продолжает нагло изучать мой рот, до тех пор, пока я не поддаюсь ей. Потому что не могу иначе. Хочу почувствовать тоже, что чувствует она и совсем неважно сейчас все то, что было раньше. Все слова потеряли вес и смысл. Все словно забылось (но я никогда ничего не забываю). Отвечаю на ее поцелуй, потому что хочу этого. Также сильно, как и оторвать ей голову. Не позволяю рукам двигаться, также, как она не позволяет себе. Мы словно во время первого поцелуя, который происходит в детстве или юношестве, когда не знаешь куда деть руки и что делать, а только хочешь касаться губами губ человека напротив и наслаждаться их вкусом. А привкус крови придаёт этому поцелую какой-то своеобразный, взрослый характер. Потому что раньше ни с кем у меня такого не было. Никто не позволял себе бить меня, и я - никому не позволял делать подобного. И ей - не позволю.
[indent] Усыплённой бдительностью легче пользоваться. Держу это у себя в голове все то время, что позволяю ей себя целовать. Чувствую теперь точно яркий аромат металла, понимаю, что разбитая губа совсем не могла так сильно кровоточить. А запах крови - он повсюду. Он сводит с ума, заставляет какие-то животные инстинкты просыпаться внутри меня. Кровь бурлит и вот-вот закипит в жилах. И я не сдерживаюсь. Накрученный собственными эмоциями и чередой произошедших событий - не могу справиться с этим. Дёргаю ее на себя, вот так отвратительно нагло прерываю ее маленькое извращенное наслаждение. Переворачиваю к себе спиной, тяну за собой. Буквально в шаге, к столу, который так удачно оказался рядом. Прижимаю ее к нему, не позволяю двинуться. Слышу, как рычит в ответ, понимаю, что совершаю ошибку, понимаю все абсолютно точно, когда слышу яд, в словах и угрозы, которые безусловно приведут к моей скорой кончине. Да, убьешь. Безусловно. Совсем скоро. Только дай тебе возможность. Да, да. Мне кажется, за свою жизнь я услышу это ещё не раз, но мне плевать. Я предупреждал ее. Говорил, чтобы не смела выкидывать ничего подобного. Говорил о необратимых последствиях, которые ее настигнут сразу же. И безусловно я сдержу своё обещание. И буду сдерживать его каждый раз, когда она вновь попытается ударить меня или попытаться убить, или сделать что-нибудь такое от чего я буду чувствовать себя в таком же бешенстве, как сейчас. Придавить ее к столу легче простого. - Я предупреждал тебя, и если ты думаешь, что я из тех людей, что просто так разбрасываются словами, то спешу тебя огорчить, - бросаю взгляд на задницу, неосознанно облизываюсь, вновь чувствую привкус крови на губах. Провожу ладонью по ягодице. Натыкаюсь на ткань белья, которое мешает ощутить кожу полноценно. Не церемонюсь с ней. Сдергиваю ткань ниже, оголяя потрясающую задницу. Господи, она ещё лучше, чем в белье, лучше, чем я мог представить себе в самых отвратительных фантазиях. - Считай, вслух, - сердце пропускает удар, едва стоит произнести это. Облизываю губы, рычу в ответ на ее сопротивление. - Я сказал, считай вслух, - прижимаю ее к столу сильнее, лишая возможности двигаться. Пусть скажет спасибо, что не обездвижил ее совсем, иначе - точно сломал бы руку. А может сразу две. Наношу первый удар по заднице, такой звонкий и сильный, что еле сдерживаюсь, чтобы в порыве не ударить снова. - Я сказал, считай вслух, - повторяю упрямо, чеканю каждое слово и вместе с этим наношу ещё один удар, после которого слышу едва различимое бормотание. Не знаю, начала она считать или нет, разобрать почти невозможно, но после следующего удара слышу отчётливое «два» и выдыхаю так громко, что заглушаю собственные мысли. Следующий удар чуть слабее, но также обжигающе четко. Ещё один мягче, потому что злость уходит, а на смену приходит осознание потрясающей картины перед глазами. Пусть думает, что больной ублюдок или извращенец. Не я несколько минут назад слизывал кровь с собственных губ. Не я. И не нужно было доводить меня до такого состояния, чтобы в конечном итоге оставить на заднице весьма заметные красные следы от четких ударов. Останавливаюсь на пяти. Рука горит, я горю, как будто был облит бензином и брошен в огонь. Мне так ахуенно хорошо и в тоже время ахуеть как страшно, потому что только что я считай избил ее. И неважно, в какой форме это было, неважно, как это будет расцениваться. Я сделал это. И мне это пиздец как понравилось.
[indent] Не освобождаю и не позволяю встать. Рукой держу ее за поясницу, также придавливаю к столу, потому что хочу проверить кое-что. Убедиться в том, что мне не показалось, что не один я, оказывается, больной на голову. И я не получу сейчас никакого сопротивления, кроме продолжающегося потока слов, который она запускает в меня, словно стрелу. Не обращаю на это внимания. Скольжу свободной рукой по ягодице, охлаждая холодной ладонью горящую кожу. Ниже по бёдрам, натыкаюсь на оставшуюся на них ткань белья. Сдергиваю ее, освобождаю полностью. Мне не мешало бы это, но ей - будет. Аккуратно спускаюсь ниже по бёдрам, невзначай возвращаюсь, чтобы скользнуть пальцами между ног, и не сдерживаю удовлетворённого смешка. - И это я больной ублюдок? Да мы походу стоим друг друга, - не позволяю себе погружать пальцы внутрь неё, лишь скольжу снова, чтобы впоследствии убрать совсем. Чувствую, как сердце сбивается с обычного ритма, впрочем, сбилось после первого удара. Незаметно, облизываю пальцы и понимаю, что именно сейчас, и никогда больше не смогу испытать подобного сумасшедшего влечения. Желание попробовать ее на вкус полноценно перекрывает вообще все. Отключает мозг, разум, отключает все, даже здравый смысл, которым руководствовался всю свою жизнь, до появления в ней Лилит, разумеется. Позволяю себе развести ее ноги чуть шире, чтобы скользнуть пальцами по такому откровенному возбуждению на такое странное мое поведение. Не знаю, с чего так завелась, с поцелуя, или со шлепков, но это возбуждение есть и его не скрыть, как ни старайся. Опускаюсь ниже, чтобы скользнуть языком между ног и попробовать ее на вкус, снова. Слышу тихий стон, но он настолько тихий, что не могу быть уверенным, в том, что действительно слышал его, а не хотел услышать. Скольжу языком снова, забираю каждую каплю ее больного наслаждения. Снова и снова, намеренно глубже, или дразняще медленно. На этот раз слышу стон куда отчётливей, чем в первый раз и понимаю, что почти получаю зелёный свет. Несмотря на все эти события сегодняшнего дня, руководствуюсь своим желанием и сумасшедшим «хочу», которое не могу получить полноценно. Потому что сказанная вслух фраза о том, что хочу, как и все они только одного, сказанные мною лично слова о том, что буквально купил ее (разве я говорил об этом вслух? вроде нет, но знаю это сам и потому торможу себя) - не позволяют сделать что-то больше. Больше, чем доводить ее до скулящих стонов. Больше, чем разрывать ее эмоциями, бурлящими внутри, противоречиями, на которых основано все ее существо сейчас. Упрямо продолжаю начатое. Забираю каждую каплю, снова и снова, хочу знать какая она на вкус, когда молчит, и задыхается не от страха, а от возбуждения. Сам уже нахожусь на грани, но кроме того, что сжимаю пальцами ягодицы и продолжаю отлизывать ей с какой-то болезненной манией подвести к очередной грани, ничего больше не хочу. Только если заставить ее вновь переступить черту, которую сейчас переступил сам. Но, получив разрядку - не получит ничего больше. Я своего добился. Почувствовал, как она расслабляется полностью, срываясь на скулёж, потому что не хочет откровенно признавать свои пристрастия к тому, что могу предложить я. В последний раз вывожу языком неизвестный узор, намеренно проникаю глубже, чтобы заставить пальцы впиться в деревянную поверхность стола, на которой только что так намеренно разложил ее. Отстраняюсь, скольжу пальцами по раскрасневшейся коже ягодиц, - в следующий раз тебе не понравится, - оставляю ещё один мягкий шлепок, и единственное, что могу сделать - молча уйти. Собрать собственные вещи, бесформенной кучей лежащие на полу. И сбежать, словно проигравший с позором. Сбежать, напрочь забыв о собственном возбуждении, о том, что сейчас готов разложить ее на столе уже иначе. Просто не могу себе этого позволить, как и проявить хоть какой-то знак заботы к ней. Потому что она дала понять, что не верит мне. Не верит моей «мнимой» помощи. И в глубине души очень надеюсь на то, что ей хватит ума обработать руку. А осколки и прочую хуйню завтра утром уберёт горничная. А то мне заняться, наверное, больше нечем.

[indent] Господи, какой же пиздец. Что я вытворяю, что позволяю делать себе? Как мне вообще могло подобное прийти в голову? Как можно было... принуждать? Да ладно, Адам, не будь идиотом – прекрасно знаешь, что ей понравилось. Такие эмоции нельзя сыграть, нельзя вести себя вот так развязно, одним лишь голосом доказывая возбуждение. Ничего не было против воли. Судя по всему, даже обоюдно. Но...
[indent] Не знаю на кого злюсь больше. На себя, за то, что позволил начать себе? А может за то, что не довел все до конца? Или на нее, за то, что допустила подобное поведение. Почему-то блокирую в себе мысли о том, что между нами вообще может быть что-то кроме... как назвать отношения между нами, если этих отношений нет? Мы пара лишь по документам, на деле – абсолютно чужие и незнакомые друг другу люди. Но, я бы продал душу за то, чтобы смотреть ей в глаза в момент, когда она получала такой яркий оргазм. И не могу сопротивляться внутреннему желанию в себе – склоняю голов и признаю – я пиздец как хочу ее. Прямо сейчас. Чего мне стоит развернуться на пятках на сто восемьдесят градусов и вернуться обратно. Она, наверное, все еще там, собирается уходить. Замираю на мгновение, прислушиваюсь к обстановке, но не слышу никаких посторонних звуков. Ритм сердца заглушает вообще все и даже если бы сейчас кто-то на полную мощность включил тяжелый металл рядом со мной – вряд ли услышал или дернулся в сторону источника звука. Цепляюсь пальцами за стену. Провожу ладонью по лицу, чтобы скинуть с себя образ, который так отчетливо врезался в памяти, а воображение, будь оно не ладно только и делает что подкидывает картинки такого соблазнительного продолжения. Еле нахожу в себе силы чтобы поддерживать равновесие, иду, как в бреду, в сторону своей комнаты, но поворачиваю раньше, в соседнюю дверь. Под ледяной душ, чтобы скинуть с себя возбуждение, чтобы скинуть с себя все эмоции, которые изначально не принадлежат мне. Появились внезапно и не хотят убираться вон – крепко засели в голове, а душ – только притупил их. Облизываюсь снова и снова, как будто это поможет забыть ее вкус. Закрываю глаза, подставляю лицо под струи воды, как будто это поможет выкинуть ее образ. Но так становится только хуже. Готов выть волком, но не нахожу ничего лучше, чем с силой ударить кулаком в плитку ванной. Кулак ноет, а легче не становится. Это состояние полного невменоза когда-нибудь отпустит меня или так и будет преследовать до конца жизни? Сука. Сука. Сука. Что происходит и куда делся прежний холодный и равнодушный Адам, которому не было никакого дела до... собственной жены. Это даже в мыслях звучит дико. Опуститься до такого – не к этому я стремился на протяжение всей жизни. Не собирался жениться. Все вообще пошло наперекосяк и все из-за этого идиота. Надо было нанять киллера и снять его возле входа казино во время его очередного визита, а не искать себе на жопу приключений. Но.
[indent] Тысяча причин ненавидеть человека и одна, которая толкает к тому, чтобы закрыть свой рот и прекратить думать в подобном ключе. Она – не заслуживает такого отца. Не заслуживает такого мужа, как я, хоть и бывает порой той еще сукой. Но это не значит, что я могу вести себя вот так. Как? Столько вопросов, на которые у меня нет ответов. Они повисают в воздухе и давят, словно камень размером с тонну. Пытаюсь привести себя в чувства, в очередной раз провожу ладонями по лицу. Не помогает. С каждой секундой становится только хуже. Скриплю зубами от злости, ухожу из душа, потому что – дурная была затея и нет смысла переводить воду. Идеальный выход – закрыться в комнате и ждать момента, когда все само успокоится. Успокоится же? Нет уверенности даже в том, что будет через час и сколько мне хватит сил сдерживать демона внутри себя. Он слишком долго пытался найти выход из моего тела, чтобы теперь так спокойно заткнуться. Этому демону нужны эмоции. Ему нужен выход. Он хочет рвать и метать. И Лилит, как бы я не отрицал, но дала ему повод выйти наружу. Я никогда в жизни не позволял себе трогать женщину, в каком бы ключе это не происходило. Шлепать по заднице тем более, но именно ее – хотелось. Так сильно, что я просто не смог удержаться. Ладони до сих пор горят при одном лишь воспоминании об этом. Чувствую ее кожу каждой клеткой кожи. Рычу и злюсь, откидываю от себя эти мысли, как можно дальше, но уже через секунду снова думаю об этом. Нужно что-то делать, но единственный выход, который могу предложить самому себе – пойти к ней и завершить начатое. Нельзя. Почему нет? Потому что. Ахуенные аргументы, которые рублю в собственной голове, как ебаное мясо. На каждый аргумент «против» - нахожу двадцать аргументов «за». На каждую причину не ходить – нахожу такое откровенное «хочу» в ее действиях, в ее отдаче и... моего собственного «хочу» вполне достаточно.
[indent] Для того, чтобы я вышел из комнаты. Не знаю зачем. Может схожу на кухню и закинусь льдом, чтобы хоть как-нибудь потушить то пламя внутри себя, которое ничем, сука, не тушится. Ускоряю шаг, когда впервые слышу свое имя. Точно знаю кто его произнес. Наверное, что-то случилось. Потому что меня она будет звать в последнюю очередь, в конце концов, у нее есть нож. Но, может я просто гляну, может действительно что-то не так? Время нынче неспокойное. Серьезно, Адам? Находишь уже любой предлог, лишь бы оказаться возле дверей ведущей в ее комнату? Может, хоть один взрослые аргумент, а не все эти придумки. Жить в пентхаусе и думать о безопасности. От кого? Воры в окно залезут? Конечно, только если этот вор человек-паук или еще какой-нибудь долбаеб, который может лазить по многоэтажкам. Но если посмотрю никому не станет хуже, верно? Я ведь не нарушаю ничье личное пространство. Просто послушаю, все ли нормально? Просто...
[indent] Посмотрю на то, что вижу. Отворачиваю взгляд, но не могу сопротивляться предстающей передо мной картине. Такой отчетливой, что задыхаюсь и вот-вот упаду замертво прямо на пороге ее комнаты. В очередной раз слышу собственное имя, доносящееся из-за двери, скольжу взглядом через щель в двери и вижу. Господи, то, что я вижу – мне видеть не положено. Но я продолжаю пялиться. Еле сдерживаюсь, чтобы не открыть дверь и не оказаться внутри. Комнаты, конечно же. Да ладно, кого я обманываю? Ни один мужик в здравом уме и трезвой памяти не стал бы думать о том, как клево было бы оказаться в ебаной комнате, а не в горящей в агонии девушке, которая стонет его имя. Блять, может мне все это просто кажется? Может это просто сон? Щипаю себя за руку, делаю шаг назад, чтобы скрыться из поля зрения, в слепую зону, где она точно меня не увидит. Ахуенно сходил остудиться. Спасибо дорогой жене за то, что поставила нас в такое положение, что я теперь не могу ничего сделать. Да, вполне по-мужски обвинять во всю глупую женщину, которая не умеет следить за языком, а потом – оказывается вот в таком положении. С рукой между ног, горящую в преддверии оргазма. Слышу, как она задыхается, вижу, как откидывает голову на кровати, сжимает бедра сильнее. Боже, какая же она, наверное, сейчас горячая. Как же я хочу, чтобы весь этот жар принадлежал мне полноценно, а не стоном с моим именем вперемешку слетающего с губ. Облизываюсь снова. Снова глушу в себе порыв открыть дверь, или вообще шевельнуться. И успеваю вовремя исчезнуть из поля зрения, прежде, чем она закончит свои ночные шалости и увидит меня.
[indent] Возвращаюсь обратно еле слышно. Сажусь на кровати. Встаю, чтобы достать из бара бутылку и стакан. Скручиваю крышку, игнорирую стакан, делаю несколько глотков из горла, потому что хочу забыть и забыться. Сейчас бы льда... виски слишком теплый и слишком крепкий, чтобы вот так просто и так быстро напиться. Черт. Открываю окна нараспашку, потому что воздуха не хватает. Мне так жарко, что хочется прыгнуть вниз и оказаться в пучине океана, который, как ни в чем не бывало мягко прибивает волнами песок. Почему все так просто было раньше, а теперь все в один момент стало таким сложным, что впору было бы реально выкинуться с балкона? Делаю еще несколько больших глотков, отставляю бутылку в сторону. Хочу курить, потому что не знаю, чем еще занять руки, чтобы не сорваться не подрочить на собственные фантазии. Ебаный пиздец. Просто иначе не назвать то, что я видел, то, что слышал и, вашу мать, чувствовал в этот момент. Последнее – самое страшное, потому что если всему остальному есть объяснение, вполне логическое, то последнему – нет ни объяснений, ни оправданий. Я не имею права. На что? Хотеть собственную жену? Имею. Полной, вашу мать, абсолютно законное, право. А вот тот факт, что жену свою не знаю от слова совсем – стыд и позор. Не знаю, чем увлекается. Не знаю, какое любимое блюдо, какую музыку слушает? Я не знаю о ней ничего, кроме того, что под подушкой держит нож, а еще она ахуенная на вкус.
[indent] Снова облизываю губы. Чувствую терпкий вкус виски, перебитый никотином. Тушу бычок о пепельницу на балконе, потому что не хочу курить. Ничего не хочу. Только тянуться к бутылке, чтобы сбивать собственный поток мыслей. Превращать его в бесформенную кашу, прямо как мои чувства сейчас, потому что запутался в них и не знаю, что делать дальше. Как оправдать свое такое откровенное желание. Как бороться с ним и что делать чтобы перестать хотеть. Хотеть ее так отчаянно, что вот-вот снова сорвусь и пойду в сторону ее комнаты и плевать, что увижу или услышу там. Хочу почувствовать ее. На себе, под собственными руками. Хочу слышать, как ненавидит и чувствовать, как хочет меня. Как путается в противоречиях, как путается сама и путает меня. Как стонет, как царапает ногтями кожу, скуля от удовольствия. И что я могу прикасаться к ней так, как захочу. И сам буду гореть в ебаном огне, потому что рядом с ней иначе быть просто не может. Она сводит меня с ума, а я позволяю. Позволяю слишком много. Как и сейчас. Когда вижу ее так близко рядом с собой, когда чувствую ее пальцы на своем плече и оборачиваюсь, потому что хочу посмотреть в глаза, на приоткрытые губы. Облизываю свои, потому что чувствую ее вкус снова. Каждый раз, когда буду видеть ее рядом – буду чувствовать это. Ебаная зависимость. Круче наркотиков. Сносит крышу. Тянет за собой, прижимается так близко, что отчетливо чувствую аромат ее волос. А потом ее губы на своих. Пальцы, которые соскальзывают с плеч по рукам, ниже. Царапает кожу через одежду, заставляет кожу рассыпаться в потоке мурашек. Скользящие движения ниже под футболку, вынуждает выдохнуть ей в губы. Накрывает поцелуем, чтобы не позволить ни единому грамму воздуха из моих легких вырваться без ее ведома. Маленькая эгоистичная сучка, которая добивается своего. Пришла, чтобы подразнить меня? Хочет, чтобы я откровенно сдался? И блять – сдаюсь, потому что не могу контролировать собственное тело, а то количество выпитого ранее только способствует ухудшению ситуации. С моей стороны – ухудшение, или мне так хочется думать? Потому что она касается рукой моего возбуждения, заставляя стон сорваться с губ, который ворует так нагло поцелуем. Я так хочу ее, что сейчас удавлю собственными руками. Не могу прикоснуться. Не могу делать ничего из того, что хотел бы. Не могу оказаться внутри нее, ни резко, ни медленно. Хочу. Хочу. Хочу. Мысль, как зараза, разрастающаяся со скоростью света, так плотно засела в моей голове, что ни выгонишь, ни выветришь, ни пропьешь. Скольжу языком по ее губам, заставляю приоткрыть их, чтобы оказаться внутри и сплестись языком с ее. Так горячо, так влажно. Чувствую металлический привкус. Отстраняюсь, чтобы увидеть, как она стирает с уголка губ тонкую струйку крови. Не позволяю ей этого сделать. тяну руку за запястье, чтобы облизать пальцы. Чувствую кровь на губах отчетливо. Она срывает мне башню окончательно. Тянусь к Лилит. Хочу еще. Дай мне попробовать на вкус твои губы. Дай попробовать на вкус тебя снова, потому что это лучшее, что я пробовал в своей жизни. Чувство покорности и возбуждения. Такое манящее своей властью чувство, которое не дает спать спокойно. Которое заставляет держать руками рядом с собой. Сжимаю чуть крепче, чувствую, как выворачивается, пытается ускользнуть. Сжимаю пальцы сильнее. Перехватываю взгляд в момент, когда сжимаю пальцами подбородок. Изучаю глаза полные вызова. Жду, когда скажет что-нибудь едкое, но она молчит. Лишь ехидно улыбается. Тянется ко мне, и в следующее мгновение я чувствую отчетливое влажное прикосновение к губам. Закрываю глаза, потому что хочу окунуться в этот момент полноценно. Чувствую аромат ее духов. Чувствую ее запах так сильно, что теряю над собой контроль.
[indent] Звук бьющегося стекла вырывает меня из такого пленительного сна. Я почти плачу от того, что вижу перед собой. Точнее от того, чего не вижу. Разворачиваюсь лицом, рычу в подушку громко, выплескивая остатки сил. Этого недостаточно, чтобы выпустить всю злость, сидящую внутри меня. Цепляюсь пальцами за ткань, дергаю в разные стороны. Слышу характерный треск, и следом, как по волшебству вокруг меня рассыпаются перья, оседающие на кровати. Оборачиваюсь по сторонам. Понимаю, что уронил бутылку с виски и запах алкоголя так сильно проступает в воздухе, что не выветришь ни одним сквозняком. Моя любимая бутылка с виски. В моей комнате. Это как Лилит – разбившаяся внутри меня и забившая весь воздух, забравшая весь кислород из легких и заразившая меня собой. В состоянии алкогольного опьянения постоянно. Теперь – мое нормальное состояние, потому что засыпаю пьяным – просыпаюсь едва трезвый, с больной головой, невыносимой болью по всему телу. Знаю истинную причину этой боли, но игнорирую ее. Пока иду в душ и собираюсь на работу. Пока совершаю стандартный ритуал каждый будний день. Мечтал об этом моменте все выходные, а теперь – не хочу. Потом что там, за стенами нашей квартиры, не будет ее. И все мои мысли, как бы я ни старался – будут тут. В комнате, в ванной, на кухне. Где угодно, где будет она. Следовать по пятам, словно реальный извращенец.
[indent] Маниакальное желание увидеть ее прямо сейчас и страх последствий – все это борется внутри меня в момент, когда я спускаюсь вниз, на кухню. Чувствую приятный запах, удивляюсь этому, потому что Марта раньше не готовила, да и слишком рано для работы горничной. Удивленно замираю на пороге буквально на секунду, потому что чувствую броню в ладонь и опять накрывающее возбуждение от того, как отчетливо вижу ее и сразу вспоминаю происходящее прошлой ночью. Всего лишь сон, но черт возьми, как жаль, что не реальность. Прохожу внутрь, стараясь вести себя сдержан. Цепляю на лицо маску стандартно безмятежного Адама, но ненадолго, потому что ее приветствие вообще выбивает меня из колеи. День начат не так, как должен был, и что мне теперь, вообще никуда не идти? Так ладно, все, успокоились. Собрались. – Доброе, - отвечаю, как ни в чем не бывало, обхожу ее, чтобы не мешаться, намеренно близко, чтобы почувствовать аромат волос снова. Включаю кофе машину, вытаскиваю кружку. Провожу свой очередной утренний ритуал, потому что без кофе вообще не могу начать жить с утра. Лучше удавите меня, если я до десяти утра не наполню свой организм кофеином
[indent] Сажусь за стол. Передо мной пустая тарелка и вилка. И напротив Лилит, которая с таким наслаждением поедает панкейки, что я готов тоже сожрать кого-нибудь. Ее, например, вместе с футболкой и всем те, во что она одета сейчас. – С чего такая любезность? Я думал, что ты готовишь только зелья в своей комнате? Она специально облизывает пальцы — вот так вот откровенно? Специально пытается довести меня или что? Чего добивается? Но в ответ на мысленные вопросы – вспоминаю происшествия прошлой ночи, четко звучащий в тишине голос, который звал и просил меня о чем-то. Господи, дай мне сил не сдохнуть прямо здесь за столом. Потому что она продолжает, будто намеренно, дразнить меня. Так сладко облизывает стекающий с пальцев соус, что еле сдерживаюсь, чтобы не облизать их самому. Твою мать, прекрати! Дергаюсь на стуле, как будто кнопка под жопой, но так, чтобы скрыться от внимательного и всё замечающего взгляда своей жены– бросаю невзначай, но все же тянусь за порцией для себя. Намеренно протягиваю рук дальше общей тарелки и забираю панкейк с тарелки Лилит. Там предостаточно соуса, на который я буду пялиться все то время, пока она будет пялиться на меня. – Мне так захотелось, - не нахожу, что ответить умнее. – Надеюсь, ты не жадная, - не берусь за вилку, потому что это кощунство есть такую еду вилкой и ножом. Мы что интеллигенты? Если ей можно, то и мне можно. И плевать, что на мне костюм и выгляжу я таким солидным, что сейчас бы на прием к президенту, а не вот это вот все. Но, судя по всему тот самый президент сейчас сидит передо мной, во всем своем женском обличье. Потому что иначе это назвать нельзя. Только если колдовством, потому что она все еще продолжает сводить меня с ума, пусть и бросает искоса возмущенные взгляды. - Но это очень вкусно, впрочем, как и блюда на том... ужине, - добавляю почти не дыша, потому что от одного воспоминания о том вечере - дрожат колени, а я готов завыть волком.
[indent] Следующий панкейк беру уже с общей тарелки. Тянусь за соусом, цепляюсь пальцами за бутылку, натыкаюсь на сопротивление в тот момент, когда тяну ее на себя. Бросаю взгляд в сторону преграды и понимаю, что мы с Лилит держимся вдвоем за горлышко. Отпускаю руку, бутылка падает на так неудачно расположенную рядом кружку. И, естественно все содержимое кружки летит в меня. Почему не в Лилит? Сидит себе довольная, как будто только что выиграла в лотерею и призом стал как минимум миллион долларов. А как максимум...
[indent] - Сука, - ругаюсь откровенно, но делать нечего. Стаскиваю с себя пиджак, на удивление оставшимся нетронутым. Затем, по обычаю, расстегиваю манжеты рубашки, снимаю ее с себя. Опять устраиваю стриптиз. Нахожусь под таким голодным взглядом, что решаю поступить, как самый настоящий подонок. – Переоденусь... потом, - титаническое спокойствие на моем лице, и лишь внимательный обратит внимание на сверкнувшую на губах улыбку и этот дикий взгляд, когда охотник видит жертву и готовится к нападению. – Ты так и не ответила? С чего вдруг такая любезность? Удивительно слышать от тебя что-то кроме обвинений и грязи в мой адрес, впрочем, - все-таки возвращаю к себе бутылку с соусом, обильно поливаю им оставшуюся часть панкейка и возвращаю на место. Макаю палец в соус, облизываю, не отводя взгляда от девушки, сидящей, напротив. Кажется, у нее цвет лица изменился. Но ничего, она девочка сильная, справится. А мне скоро на работу. Надо бы побыстрее заканчивать с завтраком и идти на работу, но сперва. – Так мне нравится даже больше, - еле сдерживаюсь, чтобы не подмигнуть. Чертовски не хватает кофе, но его отсутствие полностью окупается взглядом, который намеренно скользит по моим голым плечам. – Клевая футболка, кстати, - как ни в чем не бывало обращаю внимание на такой простой предмет одежды, который мне что-то напоминает. – Кажется, я купил ее, когда был в командировке в Вегасе, на каком-то блошином рынке. Продавец утверждал, что ее носил сам Курт Кобейн, - сую остатки своего завтрака в рот, улыбаюсь более чем ехидно, - но на тебе она смотрится гораздо лучше, - ого, я что сделал ей комплимент? Неужели я могу быть не только козлом, о котором она только и делает что говорит. А может козлы ее прельщают больше? Не просто же так она завелась, словно сука, от того как я ее... Воспоминания отчетливо всплывают в голове, словно по щелчку пальцев меняя выражение моего лица. Я откашливаюсь, отвожу взгляд и не могу сглотнуть вставший поперек горла блинчик. Черт, сейчас задохнусь. Нужно перестать думать об этом или через пару дней я просто умру, и никто так и не узнает от чего.
[indent] Встаю с места, чтобы снова налить себе кофе. Намеренно свечу перед ней оголенной спиной, двигаюсь намеренно и вообще существую в этом утре намеренно и назло ей. Чтобы побесить. Чтобы заставить сломаться и сдаться. Но под пристальным взглядом чувствую, что сдаюсь гораздо быстрее. Хочу повернуться и в несколько шагов достигнуть ее, чтобы следующим звуком, который она издаст – был протяжный стон. Потому что я на пределе, а это молчание, тяжелое и напряженное – заставляет мои нервы ходить ходуном, а мышцы напрягаться от каждого движения. Возбуждение накрывает волной, когда снова врезаются в память отчетливые воспоминания, и ее такая соблазнительная близость. Что же блять мне сделать такого, чтобы без объяснения причин и попыток доказать, что я не такой как все – разложить ее на гребаном столе и трахнуть так, чтобы от стонов охрипло горло? Сучья арифметика отношений. Но ничего. Она в любом случае сделает следующий шаг, и тогда я – буду готов.

[indent] Кажется, во мне осталось еще капелька сил и терпения, чтобы не обернуться прямо сейчас. Пресечь взгляд, которым она скользит по моей спине. Чувствую, как выжигает кожу, оставляет отметины, словно следы от горящего бычка. Впивается в меня, а я не могу найти в себе силы, чтобы прекратить это. Потому что не хочу. Потому что сам устроил эти странные игры и, честно говоря, был уверен в том, что это принесет мне удовольствие. Но на деле – нервничаю так, словно впервые проснулся утром после секса с незнакомой девушкой и не знаю куда идти и чем себя занять, чтобы не испытывать неловкость. И это все при условии, что неловкость – лишь глупое слово. От него в моем поведении не было и следа. Но этот взгляд... такой ощутимый, будто она касается пальцами спины. Я чувствую его каждой клеточкой тела. А может, просто хочу чувствовать? Может быть просто придумал себе все это, ведь убедиться наверняка в своих подозрениях не могу от слова совсем. Поэтому продолжаю, как идиот выжидать чего-то. Чего? Да черт его знает. Руки не слушаются, дрожат, когда я берусь за чистую кружку. Не попадаю по кнопке кофемашины, хотя она такая большая и отчетливая, что попал бы даже слепой. Господи, это что нервы? Я что нервничаю? Чего я боюсь? Ее? Или того, что будет дальше? После того, как мы переступим эту черту, которую оба боялись пресекать до… недавнего инцидента. Что-то пошло не так. Что-то повернулось, треснуло и сломалось. Внутри меня. Внутри нее. Нельзя события прошлой ночи объяснить, как элементарную неудовлетворённость – я конечно не считаю себя ахуеть каким альфа-самцом, но блять голову даю на отсечение – она кончила, а значит – варианты отпадают почти все. Тогда какого хрена происходит?
[indent] И она дает мне ответы почти сразу, как только в голове появляются такие навязчивые и такие логичные вопросы. Я оборачиваюсь на ее просьбу. Не понимаю, о чем идет речь, потому что… научить чему? Пользоваться кофемашиной? Что произошло за эти тридцать секунд тишины, в которую мы сами погрузили эту кухню. Внимательно изучаю ее лицо. Смотрит с вызовом, не отводит взгляд, заставляет впиваться в ее лицо глазами, жадно изучая каждую эмоцию. Что ты хочешь, Лилит? Скажи это. Потому что я слишком тупой, чтобы копаться в голове такой не поддающейся логике и каким-то правилам девушки. Выкладывает на стол все карты, что держала в руках. Все это без подготовки ложится на мои плечи и выбивает землю из-под ног, как только, сложив два плюс два, отчетливо осознаю, о чем именно она сейчас говорит. Молчу, потому что не знаю, что сказать. Внутри меня борются два человека: один из них умоляет закончить начатое и повернуть с ног на голову наши отношения, сделать их реальными не только по факту свидетельства о браке, но и по-настоящему. Настоящими, потому что мы живем под одной крышей и не сможем жить так дальше, когда в воздухе повисают подобные слова и фразы. Они меняют курс и направление наших взаимоотношений и, кажется, Лилит сейчас, произнеся это – не поняла, что сделала. Она ступила на скользкую дорожку, которая рано или поздно приведет нас к тому, что по-настоящему называют браком. Второй человек внутри меня брыкается и хрипит, отказывается принимать это за правду – видит лишь двойное дно. Сомневается. Логика выступает против чувств. Сердце против мозга. Они рвут друг друга на части, не оставляя внутри меня ничего. Абсолютно ничего, лишь шок и непонимание. Она повторяет эту фразу снова, словно закрепляя все вышесказанное. Подчеркивает, что хочет этого, раскрывает самую большую тайну, о которой я знал, хотя не должен был. Молчи, Адам. Каждое твое слово сейчас может все испортить. Продумай все, что скажешь, потому что потом не вернешь момент обратно. Но слова и без моего контроля застряли где-то между глоткой и языком. Не находят выхода. Я сглатываю, все также сжимаю неполную кружку с кофе. Смотрю на нее, не моргаю. Вот-вот расплачусь от этого, но не моргаю. Завис в пространстве и не могу отвиснуть. Не верю в то, что слышал это. После того, что между нами было не рассчитывал на подобное… так быстро, да и вообще в целом не рассчитывал. Поэтому молчу. Господи, да скажи уже хоть что-нибудь!
[indent] Пауза слишком затянулась. Она теряет терпение, вместе с ним теряет равновесие стул, с которого она вскакивает. Грохот падающей мебели приводит меня в сознание. Я моргаю, пытаясь понять, что только что произошло и почему мои пальцы в тарелке с соусом, которая только что стояла напротив Лилит. – Блять, - единственное, что могу выдать. Слышу звук закрывшейся двери. Такой сильный, что вздрагиваю. Я блять опять все испортил. Не знаю, что там происходит, не понимаю, но почему-то продолжаю стоять как истукан до тех пор, пока не приходит осознание случившегося. Скольжу взглядом по кухне. Стул, моя испачканная рубашка и отчетливое пятно от разлившегося кофе на столе. Не придаю этому никакого значения. Работа. Работа? Какая к черту сейчас работа, если там наверху что-то происходит, а я не могу это контролировать? В казино есть люди, которые обладают способностью контролировать что-то пока меня нет на месте. Как в пятницу. От одного раза ничего не случится. Поэтому роюсь по карманам пиджака в поисках телефона. Набираю знакомый номер, всеми неправдами убеждаю абонента на том конце провода подменить меня потому что сегодня неважно себя чувствую. Хоть в чем-то не соврал, потому что – реально пиздец какой-то. Сердце колотится, как бешенное и вот-вот вырвется из груди. Время летит стремительно быстро, а я трачу драгоценные секунды на этот бесполезный разговор. Еле сдерживаюсь чтобы не рявкнуть на своего помощника, эдакую палочку-выручалочку с отменно дерьмовым характером. Слышу ленивое согласие, сбрасываю звонок, потому что больше разговаривать не о чем. С ним. Объект для разговоров и безусловных попыток что-то объяснить – на втором этаже. Притихла. Не слышу посторонних звуков, как будто квартира в одно мгновение опустела, а я стал невидимкой. Не слышу собственного дыхания. Замер, потому что пытаюсь усмирить собственное сердце. Оно – глушит все звуки. Заставляет дергаться от каждого прикосновения прохладного воздуха к обнаженной коже. Прикрываю глаза, выдыхаю. Секунда. Четкий удар сердца. Я двигаюсь с места, наконец, понимаю, что могу быть подвижным и перемещаться по собственному дому. Ноги отлипают от пола, а я иду наверх, по назначенному маршруту заранее готовя себя к чему угодно. От Лилит – не могу ожидать чего-то конкретного, как будто открываю ящик Пандоры каждый раз, когда сталкиваюсь с ней. Доброе утро. Панкейки. Научи меня. Все это вообще не связано. Не поддается логике. Абсолютно никакой. Не поддается. Поэтому злюсь и бешусь, больше на себя, потому что так и не нашел способа понять, что именно творится в ее голове в тот или иной момент. Считал себя дохуя умным, взрослым, а на деле – нихуя это не так. На каждого умника найдется девушка-ураган, которая снесет к хуям все. Вообще все. До основания.
[indent] Сталкиваюсь с ней в дверях ее комнаты. Не даю выйти, но покорно молчу, как и просит. Придерживаюсь политики – молчи, сойдешь за умного, но все то, что она говорит дальше, почти вызывает на моем лице смешок. Из последних сил сдерживаюсь, что не засмеяться, потому что сразу после этого получу нож прямо в лицо, не просто же так она держит его в руке. Защитная реакция. Такая же бесполезная и бестолковая, как и мое молчание. – Ну, я надеюсь ты успокоилась и теперь будешь слушать меня, - развожу руки в сторону, показываю свою безоружность. Прохожу в комнату, закрываю за собой дверь, хотя – зачем, если кроме нас двоих тут все равно никого нет и не будет. – Ну, заразу ты мне передать и не могла, если ты конечно понимаешь, как это вообще работает, то знаешь типо, ну, чтобы это произошло нужно как минимум... - объединяю большой и указательный палец левой руки кольцом, сую указательный правой внутрь в таком непрозрачном объяснении элементарной человеческой анатомии. Неизвестной стороны нашего брака, которую мы игнорируем, как она выразилась ранее. Прекрасно понимаю о каком именно обучении она говорила, но почему-то продолжаю вести себя так, словно нож в руках у меня, а не у нее, ну, или как будто я бессмертный. Сокращаю расстояние. Заставляю ее сделать шаг назад, вытянуть руку с ножом чуть дальше. Смотрю ей в глаза, затем на острие ножа, направленное прямо на меня. Делаю еще один шаг. Поджимаю к стене. Дальше идти некуда. Шаг. Еще шаг. Держу руки поднятыми, потому что... не буду играть нечестно. – Все еще хочешь пырнуть меня и стать оскароносным сценаристом? Давай, - еще один шаг вперед, намеренно близко к ней. Чувствую, как острие ножа впивается в кожу, но не повреждает его. – А еще можно вот так, - подтягиваю ее руку под локоть выше на уровень с собственной шее, - одно движение, раз и все. Смотрю ей в глаза, приближаюсь чуть ближе, заставляю острие впиться мне в кожу сильнее. Одно неловкое движение, и она перережет мне глотку. Не знаю, заводит меня это или пугает, но то хладнокровие, с которым продолжаю упрямо смотреть ей в глаза, не отворачиваясь – пугает и восхищает. Открываю внутри себя все новые и новые грани собственного характера. И это так ахуенно приятно, что не могу не наслаждаться. – Но знаешь, все-таки, я считаю, что не самая лучшая идея нападать на человека с таким ножом, это неудобно, как минимум потому, что с ним ты менее поворотлива. Маленький удобней. С ним легче двигаться, и он более скрытный, - делаю самую безумную вещь, на которую был способен за всю свою жизнь, после, конечно, спасения Лилит из плена собственного отца. Если его таковым можно было назвать. Цепляю ее за запястье, надавливаю на самую болезненную точку, дергаю на себя, заставляя руку разжаться, а нож рухнуть на пол. – Опять ты пытаешься меня убить. Интересно, когда тебе это надоест? Или ты это делаешь каждый раз, когда я задеваю твои чувства словами, хм, или молчанием? – язвлю, потому что злюсь. Очень долго соображаю. Два плюс два складываются в моей голове сегодня с большим трудом. Но она вновь попыталась это сделать, как будто специально, зная о том, что ее будет ждать.
[indent] Пальцами цепляюсь за подбородок. Она врезается ногтями в кожу на моей руке, пытаясь оторвать от себя, сопротивляется, но не может. Приковываю взглядом к полу. Врезаюсь в нее с такой злобой, от которой стало бы страшно самому. – Я предупреждал тебя, Лилит. Ты постоянно делаешь все назло? Или только в отношении меня? – тяну на себя, чтобы сократить расстояние до минимума. Чувствую ее дыхание на губах, облизываюсь в ответ, потому что чувствую, как срывает башню. Как все то, что сидело внутри меня все эти выходные рвется наружу, стоит мне едва коснуться ее губ в поцелуе. Облизываюсь снова, отстраняюсь. Слишком много говорю и, кажется, не воплощаю свои слова в реальность от слова совсем. - Урок номер один. Всегда считай вслух. Так лучше запоминается, - тяну на себя, сам делаю шаг назад до тех пор, пока не почувствую икрами боковую часть кровати. Сажусь, не выпуская подбородок жены, снова тяну на себя. – Ложись, - ни одного прозрачного намека – все в лоб, веду себя так же откровенно и честно, как ведет себя она. Молча выжидаю, но кажется, моя упрямая, очень упрямая, жена делает вид будто оглохла, ну, или я онемел и не произносил ничего вслух. Отсаживаюсь глубже на кровати, тяну за собой, чуть резче, чем до этого, чтобы заставить лечь уже без каких-либо прелюдий. – Я предупреждал, Лилит, надеюсь, ты помнишь об этом, чтобы я не оказался в очередной раз конченным ублюдком, потому что ты сама попросила, - укладываю ее на коленях, не даю сдвинуться с места, потому что под собственными ладонями чувствую ее задницу. Скольжу ниже под футболкой, только сейчас узнавая о полном отсутствии белья на ней. Все это время. Была без белья. Блять. Рычу от злости, не могу сдерживать все эти эмоции внутри себя. Все было так просто, что хочется кусать локти. Но вместо это, скольжу пальцами по мягкой коже, сжимая пальцами. Чувствую, как выгибается под моими прикосновениями, и идея шлепнуть становится маниакальной и навязчивой. Не могу избавиться от нее. Скольжу по пояснице выше, под футболку. Изучаю тело руками, наслаждаясь каждым податливым движением в свою сторону всякий раз, когда возвращаюсь к ягодицам. Задираю футболку выше, чтобы оголить кожу. Странное желание растягивать момент до последнего, делать это нарочно, злить и доводить до потери рассудка. По внутренней стороне бедра, едва касаясь пальцами откровенного возбуждения. Несколько минут, которые сбрасывают с нее спесь, а меня нахуй к чертовой матери вниз с обрыва.
[indent] Первый шлепок отчетливый, аккуратный. Отчетливое «один», которое дергает мои губы в едва заметной улыбке. Не тороплюсь наносить следующий удар, потому что движим желанием коснуться ее снова. Вызвать глухой стон, заставить прикусить руку, чтобы не сдаться окончательно. Так нелепо и глупо, что даже смешно. Поэтому следующий шлепок, обжигающий, попадает четко по ягодице. Заставляет вскрикнуть. – Глупо сдерживать себя. Урок номер два – не скрывай того, что тебе нравится. Потому что твоя ложь раскроется почти сразу же, стоит только коснуться, - скольжу пальцами вновь по внутренней стороне бедра, заставляю выгнуться навстречу моей руке. Так даже удобней, потому что следующий мой шлепок становится мягким и каким-то более развязным. Потому что слышу отчетливое «три», и не хочу больше ждать ни секунды. Я мог бы поиздеваться над ней еще, но хочу показать больше того, чем даю сейчас. Хочу показать ей, как можно сойти с ума от простых поцелуев, как можно потерять рассудок от едва ощутимых прикосновений. Разворачиваю к себе, спиной укладываю на ее же кровати. Тянусь к губам, чтобы поцеловать. Нормально, без крови, без какой-то болезненной жажды причинить боль или дискомфорт. Встречаюсь с глупым сопротивлением. Пытается помешать мне сжимая губы. – Неразумно отказываться от того, чего хочешь сама, - отстраняюсь, скольжу взглядом по лицу и все таким же плотно сжатым губам. Хорошо. Пусть так. Как ни крути она все равно сдастся потому что уже – сдалась. Получаю подтверждение пальцами, когда едва касаюсь ее между ног. Сжимает бедра, чтобы задержать мою руку. Пытается задержать или наоборот? Женщины очень странные существа и, наверное, чтобы их понять нужно прожить всю жизнь и то... на это нет никаких гарантий. – Урок номер три. Расслабься. Полностью, - чувствую, как бедра отпускают из плена мою руку, но я не тороплюсь ее убирать. Скольжу губами вниз по шее, кусаю, оставляя едва заметные следы. Подтягиваю ее к себе еще ближе, не решаясь опуститься на чужую кровать. На ее кровать. Я на ее территории и, наверное, от того чувствую себя... смущенным? Как будто залез в комнату к девчонкам в лагере и пытаюсь сделать какую-то гадость. Плевать. Надо отключить мозги или... она отключит мне их сама. Как делает сейчас, когда тянет к себе, углубляя поцелуй. Касаюсь руками ее кожи, выводя пальцами узоры везде, где могу. Не хочу налегать, не хочу делать хоть что-то против ее воли или чтобы это было хотя бы отдаленно похоже на это. Чушь собачья, но... это дико тормозит меня. Раздражает. Также сильно, как и футболка на ней, потому что не могу касаться ее кожи полноценно, наслаждаясь лишь доступными мне сейчас открытыми участками. Стягиваю футболку. Получаю доступ ко всему. Сразу срываю джек-пот и не ощущаю привязки к этой планете. Больше нет. Скольжу губами ниже к шее, к ключицам. Не позволяю опуститься ниже, потому что не насладился ею здесь. Черт, она такая ахуенная на вкус что я не могу удержаться чтобы не облизать ее. Полноценно веду языком по коже от груди до шеи. Чувствую, как снова подается мне навстречу. Хочет, чтобы поцеловал, вижу это по действиям, которые не может контролировать. Не даю ей этого сразу, дразню, потому что могу и.. потому что ей это нравится. Вытаскивает наружу демонов. Расслабляет. Не могу поверить в то, что делаю это. Здесь и сейчас, с ней. Хотя буквально неделю назад я был уверен, что не доживу до Рождества. Плевать. Плевать. Вообще на все плевать, когда она стонет под моими прикосновениями. Когда слова, сказанные ранее так отчетливо стучат в голове. Она пробовала сама, но – это не так как со мной. Больше не нужно было говорить абсолютно ничего, чтобы я потерял рассудок. Потому и замолчал. Потому потерял связь с реальностью, словно провалился под лед и остался там навсегда.
[indent] Тяну ее руку к себе. Не думаю о том, что делаю, просто делаю. Мягко веду ее пальцы по ее же телу, наблюдаю за тем, как мурашки скользят следом по коже, пока не доведу до самой возбужденной точки в ее теле. – Просто расслабься, - тяну ее руку глубже, скольжу вперед, чтобы сорвать с губ стон и показать, как нужно делать, чтобы эффект был тот же. Все просто. Стоит лишь прислушаться к собственным ощущениям. Вижу пустой взгляд, которые она бросает в мою сторону. Откидывает голову, прикрывая глаза. Дает мне возможность посмотреть до тех пор, пока сам не потеряюсь в пространстве. Тянусь к ней снова, наплевав на собственные принципы и правила, которые сам себе придумал. Забираю поцелуем с губ ее стон, когда пальцы находят нужный темп и ритм. Она выгибается под моими губами, а я не хочу потерять возможность насладиться ей. Сделать то, о чем грезил все выходные. Грезил в момент, когда видел, что она делает... без меня. Влажными дорожками вниз по телу. Не позволяю ей закончить раньше, устраиваю какую-то невидимую борьбу за самый главный приз. Прикусываю тонкую кожу, срывая с губ стон вскрик, рвущий легкие. Чувствую вибрацию, и лишь через мгновение понимаю, что рычу, потому что не могу больше сдерживаться. Она вот-вот закончит. Как эгоистично. Как ужасно нечестно. Убираю ее руку, чтобы не дать завершить начатое. Скольжу губами ниже, чтобы сорвать новый стон с губ на этот раз от моих ласк, а не от ее. Чувствую пальцы, путающиеся в волосах. Понимаю, что расслабилась окончательно. Ее ничего не держит, ничего не смущает. Впала в состояние желания, которое сносит крышу, заставляет быть инстинктивным животным, готовым порвать кого угодно, лишь бы добиться желаемого. Не пресекаю ее попыток направлять меня. Хочу, чтобы почувствовала свое тело полноценно. Поняла, что ей нравится, что нет. Стала оголенным нервом, который вот-вот лопнет, стоит лишь сильнее дернуть. Стоит лишь чуть увлечься, как бедра сжимают меня сильнее, а тело бьется в последнем аккорде. Пальцы соскальзывают с макушки, я оставляю еще один поцелуй, в ответ получаю сладкую дрожь, словно под наркотической ломкой. Хочется больше, еще больше, но не могу себе позволить подобной роскоши. Могу лишь вернуться обратно тем же путем, теми же влажными дорожками по телу. Чувствую ее вкус теперь более отчетливо, будто только что откусил самый большой кусок и с удовольствием пережевал его. Стоны на грани сумасшествия. Тянется ко мне, потерявшись в пространстве окончательно. Тянется к моим губам, ко мне, чтобы поцеловать. Оставить собственные метки на мне — вот так просто, без ножей и обид. В воздухе повисает такое отчетливое хочу, что оно приобретает физическую форму. Его можно коснуться. Пальцами по приоткрытым губам. Взглядом по помутневшему взгляду. По наслаждению в каждой эмоции, в каждом стоне, в каждом вздохе. Едва касаясь по коже ниже, выгибается навстречу, будто не хочет, чтобы останавливался. Я не хочу. И не буду этого делать. Пока не скажет стоп. Хочу попробовать ее снова, но уже иначе. Хочу понять каково это – быть с кем-то таким же живым и сумасшедшим, как ты сам. Хочу увидеть, как от страсти выбивает пробки и даже самые дикие – становятся ласковыми и послушными.

[indent] Я хочу свою жену. Это может показаться странным, ведь что здесь такого – это абсолютно нормально, когда человека, с которым делишь одну крышу – зовешь женой. Но не в нашем случае. Здесь все совсем иначе и «жена» приобретает какой-то странный и не очень положительный окрас, если вспомнить череду событий, после которой Лилит стала ею. Но не смотря на все это, я не могу совладать с отчаянно бьющимся в моей голове желанием. Коснуться губами тонкой кожи на шее, провести языком, заставляя вцепиться пальцами в волосы и прижать к себе еще ближе. Кажется, наши маленькие уроки превратились... совсем не в уроки. И, честно говоря, эгоистичное начало внутри меня ликует и восторгается тому, как все повернулось сейчас. Не мог подумать о том, что рано или поздно дойдем до… этого, но теперь как будто жалею о том, что не сделал подобного раньше. Господи, я так сильно хочу ее, что мозг отказывается соображать, и у меня сейчас не думает ничего, кроме одного очевидного места. Потому что все, что происходит дальше, под аккомпанемент каких-то глухих стонов, сменяющихся на откровенное рычание в момент, когда ее руки скользят по ремню, и внутрь под одежду. Впечатываю ее губами к кровати, рычу из-за того, что теряю контроль над ситуацией. Все летит к чертям под ее шепотом. Просит не сдерживаться, скручивает мои внутренности в тугой узел и пытается разорвать на кусочки сознание. Действует на опережение, помогает избавиться от одежды, от всего, что разделяет нас. Кровь кипит в жилах, дыхание сбивается снова и снова, чувствую, как язык скользит по губам, не сопротивляюсь, потому что хочу поцеловать ее так же сильно, как и коснуться кожи. Даю волю действиям, подаюсь вперед, навстречу к ней. Руки притягивают меня еще ближе. Господи, почему так сложно. Как отключить этот гребаный ступор в собственной голове? Как перестать думать и полностью переключиться на ее голос, который забирается под кожу и отпечатывается каждым словом. Я варюсь в котле собственных противоречий и чувств, которые душат и мешают думать. Разум продолжает отчаянно тормозить меня, но это жалкая пыль, по сравнению с тем, что чувствую к ней. Непередаваемый спектр эмоций, желание обладать целиком и полностью. Сделать своей во всех смыслах этого слова, без возможности отпустить или отстраниться. Поэтому не отстраняюсь сам. Поэтому веду борьбу с самим собой в собственной голове и так позорно проигрываю.
[indent] – Лилит, подожди, - пытаюсь остановиться, но не знаю, как потому что слова звучат почти шепотом. Бьющийся в агонии разум твердит о том, что нужно притормозить. Не хочу стать тем парнем, что в итоге попадет на скамью подсудимых за… изнасилование собственной жены? Что за чушь? Иногда мозги просто мешают жить, подкидывая абсолютно тупые и нелогичные страхи. И мне нужно избавиться от них, чем быстрее, тем лучше, потому что с каждым рваным выдохом желание становится неконтролируемым и сильным. Но она сама не хочет, чтобы отстранялся. Тянет к себе вновь, утягивает в новый поцелуй. – Подожди, Лилит, - рычу, потому что не могу сдержать эмоций. Злюсь на себя, на нее за ее упрямство, и в одно мгновение успокаиваюсь, как только руки пропадают с моей шеи. Как? Куда? Зачем. Верни все как было. Моему возмущению нет предела, но я не могу показать его во всей красе, потому что сам виноват. Сам просил остановиться. Господи, почему все так сложно? Почему нельзя просто сделать то, что хочется, почему нужно думать наперед, словно от этого зависит чья-то жизнь. Господи, заткните голос в моей голове или мне придется отрубить ее через секунду. Вновь встаю перед выбором. Не понимаю ничего из того, что происходит между нами. Не знаю, как поступить и позволить ли себе наглость быть действительно ее мужем, а не парнем, который поддался на такое сладкое «научи меня». Господи, чему я могу научить ее если самому еще учиться и учиться. Скольжу взглядом по ее обнаженному телу, прикрываю глаза, стараясь совладать с тайфуном эмоций внутри себя. Отпускаю ситуацию, отдаю контроль на волю случая, потому что следить за всем не могу и не хочу. Пусть будет так, как есть. Не касаюсь ее руками, но глазами провожу кривую линию от шеи до груди, ниже, по животу, облизываюсь, снова чувствуя, как сбилось дыхание. Это по-детски странное покачивание ногой вызывает на моих губах странную улыбку. Облизываю пальцы, снова касаюсь ее возбуждения, прекращая этот нелепый бой с самим собой. Хочу блять ее. Хочу ее так сильно, что сейчас свихнусь, потому что недостаточно просто смотреть. Не достаточно изучать взглядом тело и запрещать себе коснуться его.
[indent] Не слышу ее слов. Успеваю обратить на них внимание слишком поздно для того, чтобы успеть остановиться. Накрываю ее губы поцелуем, вырываю глухо стон с губ снова. Такой развязный и влажный поцелуй, пальцы впивающиеся в мои плечи, как только оказываюсь ближе. Еще один рваный стон с губ, и я сдохну прямо здесь. Потому что горю, голова вообще перестает соображать, когда скольжу пальцами между ног. Сжимает бедрами мою руку, не позволяет отстраниться. Все меняется в одно мгновение, потому что некогда мурлыкающая под нос Лилит превращается в оголенный нерв, которого я намеренно коснулся, вызывая ответную какую-то дикую реакцию. – Расслабься, - не узнаю собственный голос, хриплый и тихий. Подбираюсь к ней еще ближе. Глухой стон с моих губ в ответ на легкий укус в плечо. Я замираю. Даю привыкнуть ей и себе к этим ощущениям. Почти скулю в полный голос, не даю ей опомниться, впиваюсь губами в шею, в губы, глушу все, что может появиться после. У меня такого еще не было, но… кажется все более чем хорошо. Ощущение единства сбивает с ног. Ее тихий стон остается на моих губах. Еще один толчок, я забываю, как дышать и могу ориентироваться лишь на ее голос. Ногти рвут кожу на плечах и спине, прижимая к себе ближе. В голове моментально появляются мысли, от которых хочется отмахнуться, как от назойливой мухи. Скользит языком по моим губам, затягивает в новый поцелуй, вышибая все лишнее из головы и сознания. Оставляет только саму себя и ничего больше. Такое бесконечное наслаждение от того, что чувствую и где-то на задворках разума понимаю, что я… Господи, да я у нее почти что первый. Черт. Почему она не сказала раньше? А может сказала, просто мое эгоистичное желание оказалось сильнее и не позволило слышать и воспринимать слова, как есть? Идиот блять.
[indent] Ее тихий шепот возвращает меня в такую ахуительную реальность, где мне нравится куда больше, чем где-то еще. Оставляю поцелуй на шее, еще один ниже, заставляю выгибаться навстречу, потому что не хочет, что отстранялся. Честность в движениях и действиях. Выпрямляюсь, чтобы взглянуть на нее сверху вниз. Еще один мягкий толчок. Откидывает голову на подушку, не сдерживая следующего развязного стона. Цепляюсь пальцами за ее бедра, заставляю ногами обвить собственную талию, чтобы в следующий момент склониться над ней снова. Закидываю руки на свою шею. Еще толчок, а я сплетаюсь с ее языком своим, чувствую, как задыхается, как дрожит, как горит в моих руках. Просит не останавливаться, а я не могу, потому что блять не могу делать что-то еще быстрее. Нервничаю впервые за всю свою жизнь потому что этому блять нужно было научить сперва меня, чем вот так... Прижимает меня к себе еще ближе, заставляет податься вперед снова. Срывает с моих губ стон, потому что невозможно сдерживаться, чувствуя ее изнутри. Это не похоже ни на что. Это не сравнится ни с одним из моих опытов, какие были раньше, потому что... ничто не может сравниться с осознанием того, что ты тот самый первый и… судя по брачному договору единственный на ближайшие пять лет. Она зовет меня по имени, возвращает в реальность снова. Фокусирую взгляд на ее лице, ловлю губами стон, следующий за моим новым мягким толчком. Рычу ей в губы, чувствуя, как сжимает меня изнутри, словно делает это намеренно. Пальцами скольжу по телу, на талию, цепляюсь за бедра, чтобы приподнять и стать еще ближе. Сократить расстояние до нуля, заставить скулить под собой от того, что чувствует. Выгибается всем телом, словно ей недостаточно того, что чувствует. Словно хочет быть еще ближе, хотя дальше – уже просто невозможно. Просит, почти умоляет, заставляет меня податься снова, увеличивать темп, чтобы слышать стон за стоном, скулящие и тихие, такие невообразимые, что в них просто сложно поверить. Сдерживаю себя, держу в руках, не позволяю ничего резкого и лишнего. Хочу растянуть удовольствие и показать ей, как может быть, как должно быть, чтобы никогда больше подобная близость не вызывала у нее страха или отвращения. Кривой полу первый раз, наверное, был в жизни любой девушки, ну, а мне хочется стереть этот неудачный опыт из ее памяти раз и навсегда. Целую ее снова, потому что хочу прикоснуться к полуоткрытым губам, с которых срываются развязные стоны. Руки на шее прижимают меня сильнее, пальцы скользят ниже по спине, изредка срываясь на резкие движения, обрезая ногтями. Рычу в ответ, потому что это подзадоривает меня, а нельзя. Не могу. Нельзя. Хочу. Так сильно хочу, что не могу совладать с этим.
[indent] Подбираю ее с постели, ближе к себе. Выравниваю с собой на одном уровне. – Ты можешь сама, - рваный выдох, когда чувствую ее движение на себе, - наладить темп, - снова стон, чувствую, как пальцы сжимают плечи, - какой тебе захочется, - руки на бедрах, помогаю сориентироваться в движениях. Направляю, и каждое движение награждаю своим стоном, которые не могу сдерживать. Они рвутся наружу, надрывают легкие и рвут на части воздух. Откидывает голову, подставляя под мои губы шею. Не пытаю и не терзаю ее, касаюсь аккуратно, словно показываю, что могу брать ее иначе, нежели грубой силой или просто граничить на каких-то болезненных садистских желаниях. Что так тоже можно получить удовольствие, не обязательно для этого размахивать ножом перед чужим лицом или пытаться совершить какую-то гадость. Чувствую себя слишком взрослым, и не могу избавиться от этого ощущения. Хочу, чтобы отключила мне мозги полностью, потому что они мешают жить. Мешают ощущать ее полноценно. Ее прикосновения вырывают в жестокую реальность. Выгнувшееся под моими руками тело, каждое движение с громким стоном, который невозможно сдержать. Свободной рукой скольжу вверх по талии, по груди, едва касаясь возбужденной кожи. Цепляюсь пальцами за тонкую шею, еще выше по подбородку. Тяну на себя, чтобы встретиться с затуманенным взглядом, внимательно изучающим меня. Плавно вверх и также плавно вниз. Я прикрываю глаза от переизбытка ощущений. Господи, так хорошо еще никогда не было. Скольжу пальцами по губам, выше. Понимает мои намерения без слов. Не отводит взгляда, обхватывает губами пальцы. Чувствую влажное прикосновение языка, вжимаюсь в бедра сильнее, направляю, почти вынуждаю двигаться на себе быстрее, сменяя монотонное движение на более быстрое, но такое же плавное. Никаких лишних движений, чтобы за ними не последовало дискомфорта. Но кажется ей уже плевать на это. Прикрывает глаза, скользит языком по пальцам, глубже, чтобы я забыл, как дышать в то же мгновение. Врезаюсь в нее взглядом, чувствую, как теряю связь с гребаной планетой, потому что тяну свои пальцы к себе обратно, чтобы попробовать их на вкус. Тонкие пальцы скользят по груди, подается еще ближе, находя опору в моих плечах. Движение вверх, следующее вниз. Я задыхаюсь, потому что чувствую неминуемый конец, который так хотел оттягивать как можно дольше. Не могу больше. С каждым ее действием стоны рвано рвутся наружу. Пальцами хватается за мое лицо, взглядом глаза в глаза. Облизываюсь, бросаю беглый взгляд на ее губы, тянусь, чтобы снова поцеловать. Прижимаю ближе, еще ближе, чувствуя, как она дрожит в моих руках, словно замерзла. Обнимаю, еще чуть-чуть и сломаю ее пополам, потому что силы в руках очень много, и я не могу ею управлять. Последний стон, переходящий на крик забираю с губ поцелуем. Кусаю за нижнюю, чтобы притянуть ближе, чувствую ответное такое же действие, словно она пытается копировать все, что делаю я сам. Кривое зеркало, от которого теряю рассудок. Последний выдох, когда касаюсь ладонью спины, придвигаю к себе еще ближе, не позволяя ей останавливаться. Глушу стоны у нее на коже. Рычу и с трудом вспоминаю, что нужно дышать. Меня разрывает на части, наружу рвется развязный стон, из-за которого не знаю случайно или специально кусаю ее за шею, заставляю вскрикнуть. Обвожу языком место укуса, будто в знак извинения. Встречаюсь с ее взглядом снова, теряюсь в нем и не понимаю, что делаю. Просто дышу, просто чувствую ее на себе, и приятную дрожь, волнами разливающуюся по телу. Не знаю, что сказать. Не вижу в словах смысла. Поэтому молчу. Облизываю пересохшие губы, чувствую ее вкус на них, обращаю внимания на то, как внимательно она следит за моими действиями и почти сразу делает тоже самое. Снова. Это какое-то странное повторение, которое мне нравится, что хочется еще. Веду пальцами от живота, выше по груди, скольжу по шее, заставляя ее слегка вздернуть подбородок. Оставляю на губах едва ощутимый поцелуй. Еще один в уголок губ, ниже, по челюсти, на шее. Вдыхаю аромат ее кожи, смешанный с запахом волос. Шумно, не стесняясь и не чувствуя какой-то скованности. Это лучше, чем во сне. Это лучше, чем где-либо и с кем-либо. На каждое мое действие чувствовать ответ в дыхании или едва уловимых действиях в ответ. Мягкое прикосновение по шее, выше, путается пальцами в волосах, заставляет поднять глаза снова. Я не знаю, что происходит, но не хочу, чтобы это прекращалось. Потому что такой сумасшедшей химии на грани с безумием, когда заводишься с одного взгляда, с одного слова – это просто нереально. Так не бывает. – Ущипни меня, - тупые два слова, которые нарушают момент спокойствия, вызывая недоумение в ее глазах. – Я просто не могу поверить в то, что это было со мной, - куда-то в сторону, не решаясь произнести подобное, глядя ей в глаза. Блять, я что реально смущаюсь? Серьезно? Еще покраснеть осталось. Не могу расцепить кольцо рук, чтобы выпустить ее или отпустить хотя бы на миллиметр от себя, потому что… ну, я сегодня взял выходной и вряд ли на сегодня это все – чем она отделается.

[indent] Это какое-то безумие. Это все настолько безумно, что кажется нереальным. Я еле сдерживаю нервный смешок, чтобы в одночасье не показать свою неуверенность. Чувство смущения подбирается слишком быстро и так глупо чувствовать его после всего того, что делал до этого. Странный раздрай в душе, с которым не могу справиться, потому что не знаю, как. Ни разу не был в состоянии ахуенного наслаждения и смущения одновременно. Балансировать на волне собственных чувств на деле оказывается гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд. Но Лилит – ей вообще плевать. Ощущение, как будто она с другой планеты и ее не смущает вообще ничего. Настолько безбашенная или хочет такой лишь казаться? Не знаю, но подаюсь вперед в ответ на ее жадный, такой страстный (в очередной раз выметающий из моей головы все дурные мысли) поцелуй. Расслабляюсь, наслаждаюсь, позволяю себе вновь отпустить поводья. Теряю контроль над ситуацией и в следующий момент получаю такое недвусмысленное предупреждение – не имею права расслабляться, потому что в следующий раз вместо крови на губах – будет моя отрубленная голова и неминуемая смерть. Рычу в ответ, сопротивляюсь ее такому животному порыву, но не отстраняюсь, как будто пытаюсь кому-то что-то доказать. – Ущипнуть, а не откусить мне губу, потому что... - обрываю себя, не договариваю фразу, встречаясь с ее удивлением в глазах. Считывает с моего лица такое заманчивое предложение, которое не позволит ей в следующий раз кусать так сильно. – Поэтому ты решила позавтракать мной? Очень удобно, а главное практично, - бормочу куда-то в сторону. Она отстраняется, позволяет мне проводить ее взглядом, когда выскальзывает за дверь, оставляя меня в гордом одиночестве.
[indent] Провожу ладонями по лицу, стараясь привести себя в чувства, ну, или хотя бы попытаться, потому что даже на ладонях чувствую ее аромат и теряю контроль быстрее, чем если бы она стояла сейчас в жалких миллиметрах от меня. Какое-то болезненное влечение, которое хочу изучить. Мной двигает любопытство и желание поиграть на собственных нервах – адреналин, ахуенные эмоции, горячие, заставляющие кровь в жилах бурлить от предвкушения. Невероятные чувства. Хочу растянуть их как можно дольше, но, ведь гораздо проще не довольствоваться послевкусием, а попробовать его снова. Отчетливо, как кровь на губах, которую чувствовал мгновением раньше. Тороплюсь выбраться из комнаты. Не хочу снова одевать рабочую одежду, возвращая себе прежний вид сухаря, который только и делает, что думает о работе. Не стесняясь... хотя нет, все же немного стесняясь и прикрывая все, что необходимо прикрыть, выхожу из комнаты Лилит, чтобы через мгновение нырнуть в соседнюю дверь – прямиком в свою комнату. Скинуть все лишнее, переодеться в комфортную одежду, не заморачиваясь о своем внешнем виде сейчас – намеренно остаюсь без футболки, чтобы демонстрировать ей ее же следы от ногтей. Кожа приятно горит, и я еле сдерживаюсь, чтобы не бросить взгляд на зеркало, на вид со спины. Слишком нарцистично, очень глупо – пусть наслаждается этим в одиночку – мне же достанутся такие невероятные тактильные ощущения.
[indent] Оказываюсь на кухне раньше Лилит. Сметаю со стола все лишнее, умудряюсь даже привести все в более-менее приличный вид, как будто тут не произошло ничего... такого импульсивного и откровенного. Бросаю взгляд на тарелку с давно остывшими панкейками, отправляю их на сковородку, чтобы слегка подогреть и не испортить (что могу сделать с легкостью, признав, что все же на кухне пусть лучше главенствует она, нежели я). Это удается с трудом и все почти готово в момент, когда Лилит появляется на пороге кухни. Из холодильника в сторону стола перемещаются абсолютно стандартный набор продуктов, который моя жена пытается совместить. Внимательно слежу за этим, не скрывая своего удивления. Есть совсем не хочется, но ради того, чтобы побыть с ней рядом, провести с время вместе насколько это возможно при нынешних обстоятельствах – остаюсь на месте. Просто наблюдаю за тем, как с жадностью она уплетает еду, будто действительно пробежала марафон или сбежала из концлагеря где не ела целый год. Достаю из холодильника ягоды, выставляя перед ней на стол – так панкейки будут вкуснее, нежели с колбасой – но вслух свое мнение озвучить не решаюсь. Слушаю то, что она говорит. В ответ на предложение о приготовлении ужина молча киваю, подтягиваю к себе кружку с остывшим кофе. Не самый лучший напиток, но для того, чтобы остудить воспаленный разум – вполне сойдет. Прислушиваюсь к тому, что она говорит - снова - но решаю, что подумаю об этом позже. Приятно слышать о том, что, как ни хуево было по началу - мало по малу мне удается сделать этот дом, мой дом - и ее домом тоже. Сложный, тернистый путь, который можно преодолеть, если есть мотивация и есть за что бороться. Все это у меня есть поэтому не сдаюсь, хоть и не осознаю этого. Как и всего того, что делаю для нее, в каких-то мелочах и вскользь брошенных фразах. До этого - сложные отношения, которые сейчас усложнились еще сильнее.
[indent] Делаю глоток, облизываю губы, избавляясь от горечи, заостряю взгляд на происходящим передо мной прямо сейчас. Когда не сдерживая эмоций Лилит подскакивает на ноги – вздрагиваю, вырываемый из своих каких-то пустых мыслей. Ругается, не стесняясь, себе под нос. Хочу вставить что-то успокаивающее, но не знаю что, поэтому снова молчу. Не вижу смысла в том, чтобы нарушать такое еле уловимое спокойствие, даже не смотря на импульсы и взрывы ее настроения. Поражаюсь, как в ней одновременно может уживаться кто-то дикий и ласковый одновременно. Потому что, то что было совсем недавно со стороны разумного, адекватного, находящегося в своем уме, человека – это выглядит странно. Но мне это слишком нравится, чтобы пытаться что-то изменить или исправить.
[indent] Еле сдерживаюсь, чтобы не остановить ее в момент, когда опускается над тарелкой, и... блять она лакает молоко из тарелки, как кошка. Я нервно сглатываю, наблюдая за происходящим. Слышу гулкий стук сердца, которое, кажется, остановилось в тот же момент. Не могу дышать, потому что воздуха в легких нет. И моргаю, словно не верю собственным глазам. Дергаю головой, чтобы почувствовать себя живым, когда слышу ее... блять мне что это снится? Незаметно щипаю себя за руку. Капли молока на ее губах заставляют меня вновь облизаться. Дернуть рукой, как-то неуверенно. К тарелке, забирая ее из-под ее носа. Снова это недоумение в глазах. – Иди сюда, - подманиваю ее ладонью. – Иди ко мне, - повторяю еще раз, после чего она встает, не произнося ни слова и идет ко мне. Чувствую, как волной возбуждения накрывает все тело, приятная дрожь и ломота в костях сводит с ума, заставляя сердце пропустить еще один удар. Глупое сердце, которое так быстро становится жалкой мышцей, в которой нет силы, потому что все напряжение ушло в тело. Лилит оказывается со мной рядом слишком быстро, а я действую на опережение собственных мыслей и ее возможной импровизации. Тяну за талию, усаживаю на колени к себе боком. Тяну тарелку ближе, но не решаюсь сделать то, что болезненной идею бьется в голове. Кажется, у меня появился новый фетиш, и блять..., по-моему, это не очень нормально. Как и все то, что происходит между нами. Какие-то животные отношения, на таких же животных инстинктах. Наверное, я реально на голову больной. Просто отбитый. Потому что блять все, что она делает меня пиздец как заводит, и справиться с этим возбуждением не могу. Цепляюсь за нее взглядом. Вижу, что ждет от меня чего-то, следит за каждым моим движением, кажется, вслушивается даже в то, как дышу, позорно показывая все свое нутро. Этим можно легко воспользоваться в последствии, использовать против меня, но зачем?
[indent] Обнимаю ее за талию, закидываю ноги к себе на колени, чтобы усадить удобно для нее и выгодно для себя, аккурат под свою руку. Двигаю к себе тарелку с молоком. Не знаю, зачем это делаю, но приподнимаю ее пальцами, чтобы приблизить к ее губам. Позволяю сделать глоток, наблюдаю за этим, словно пытаюсь попробовать на вкус собственную идею. Хочу коснуться ее прямо сейчас и как жаль, что у меня всего две руки, иначе одна из них уже сейчас была бы под футболкой выше талии, а другая – ниже. Черт. Ебанутый на голову. Господи, создает же вселенная таких ебнутых. Она делает еще один глоток, не знаю, намеренно или нет вновь пытается лакать молоко, как кошка. Рука дергается, потому что невозможно находиться в таком напряжении слишком долго. Я не произношу ни звука в момент, когда часть молока выливается на нее. Лилит вздрагивает, а я прижимаю ее к себе сильнее, не позволяя соскочить с коленей. Скольжу взглядом по мокрым пятнам от груди по шее и выше. Одергиваю руку, когда хочет вытереть губы, избавившись от результатов моей такой... намеренной оплошности. Цепляюсь за ее запястье, не даю дернуться в сторону, не позволяю сопротивляться или как-то помешать мне. Подаюсь вперед, чтобы скользнуть языком по шее, выше к челюсти, по подбородку. Слизываю влажную дорожку, чувствуя, как слабеют ее руки, и тело покорно расслабляется. Встречаюсь взглядом с ней. Внимательно смотрю, бросаю мельком взгляд на приоткрытые губы, которые как будто специально облизываются в ответ на мое такое же действие. Хочу поцеловать ее, но держу дистанцию, потому что не могу сдвинуться с места. Мне кажется, будто если подамся вперед – сломаюсь пополам, позвоночник не выдержит напряжения и просто осыпется, превратится в пыль. – Давай попробуем еще раз, - произношу это так тихо, что сам не слышу собственного голоса. Скольжу свободной рукой под ее футболкой, чувствуя ответную реакцию мурашками, бегущими следом по коже. Стягиваю с нее футболку, и, спасибо Всевышнему за то, что на ней сейчас есть хотя бы трусики, иначе... не знаю, что было бы. Вряд ли что-то плохое, но определенно точно что-то не поддающееся контролю. Возвращаю рукой тарелку к ее губам. Хочу дать сделать глоток, но она, словно найдя мое слабое место – с силой давит на него – вновь лакает молоко. Прикрываю глаза на мгновение, выдыхаю так шумно, что слышно было, наверное, в соседнем штате. Еле сдерживаюсь, чтобы не облить ее еще раз. Но я так хочу это сделать... кто сможет мне помешать? Никто, верно? И кто меня осудит? Лилит, которая две минуты назад мяукала? Если и быть безумным, то рядом с таким же безумным человеком.
[indent] Склоняю тарелку под небольшим углом. Содержимое переливается через край, заставляя Лилит откинуть голову назад, видимо не выдержав контрастного соприкосновения холодного молока с горячей кожей. – Упс, - тарелка исчезает из моих рук, а я, насколько это возможно склоняюсь над девушкой, чтобы языком собрать все то, что разлил. Вывожу влажную дорожку вверх, к груди, собираю каждую каплю, отчетливо чувствуя вкус молока и... не знаю от чего завожусь больше: от того что делаю это или от тихих стонов, которые следуют за моими прикосновениями. Облизываю кожу, вверх по шее, дальше по подбородку. Скольжу выше, чтобы наткнуться на приоткрытые губы. Не даю ей себя поцеловать и не позволяю себе того же. Раззадориваю собственное желание, проверяю на прочность самого себя. Как-то по-садистски приятно, и в тоже время – схожу с ума от того, что ставлю этот гребаный запрет. – Нам нужно закрыть доступ на кухню, - меняю язык на губы, возвращаюсь обратно, но теперь поцелуями. Не даю ей коснуться себя, ловлю руки налету, задерживаю в воздухе, на расстоянии от себя. Отступаю, отстраняюсь. Жадно скольжу глазами по ее лицу, считываю каждую эмоцию с каким-то болезненным наслаждением. Тянусь рукой к тарелке с ягодами, цепляю пальцами одну из них, чтобы... откуда это желание тормозить на каждом шагу? Не знаю, наверное, вызвано такой потрясающей обратной реакцией. – Открой рот, - говорю так тихо, что пробирает дрожь. Тянусь пальцами к ее губам, замираю, когда вижу, как навстречу мне тянется язык, готовый принять на себя сладкий вкус ягоды. Не даю ей желаемого, снова замираю, задерживаюсь, запоминаю эту картину, потому что впервые так отчетливо хочу облизать ее, почувствовать вкус ее языка прямо сейчас, что не выдерживаю и нервно сглатываю. Укладываю ягоду на кончик языка, не отстраняюсь, слежу за тем, как она тянет ее к себе, вместе с моими пальцами. Мне хватает секунды, чтобы разорвать контакт. Пальцы впиваются в ее бедро так сильно, что, еще чуть-чуть и останутся синяки в виде моих отпечатков. Никогда не делал подобного. Не испытывал таких эмоций и, наверное, никогда и ни с кем не смог бы себе подобного позволить. Но с ней – могу, и это сводит меня с ума. Как и то, как она скользит руками по своему телу, заставляя меня приковать взгляд к происходящему. Прячет пальцы между ног, заставляя мое сердце сбиться с прежнего ритма – теперь оно решило, что ему можно просто остановиться и никогда больше не работать, не разгонять кровь по организму, потому что достаточно того, что она вся собралась в одном единственном месте, словно в эпицентре вулкана, который блять сейчас рванет, если это не остановить. Тихий стон срывает пломбы в моей голове. Я слышу отчетливый щелчок – так возводится курок возле моего виска. Еще один тихий стон, который заставляет сердце вновь срываться на бег. Мне кажется я сейчас умру, но мне настолько насрать, что... вот вообще насрать. Я наблюдаю за происходящим, оттягивая момент, когда сорвусь окончательно. И это происходит. Быстро и неожиданно.
[indent] – Мне кажется, у тебя тут еще что-то осталось, - естественно я говорю о молоке, но когда хриплю в ее сторону и подхватываю за бедра - это не имеет никакого значения, потому что в следующее мгновение, сдвигаю в сторону все, что может мне помешать на столе и уложить ее сверху. – Не смей, это мое, - рычу, по-звериному, не могу сдерживаться больше, потому что аж трясет от возбуждения. Откидываю ее руку в сторону, одним рывком лишаю ее остатков белья, чтобы в следующее мгновение заставить выгнуться с новым стоном во власти моих губ. Подтягиваю к себе ближе, скольжу языком по влажной коже, заставляя стонать громче прежнего. Рычу от осознания, что она пыталась отобрать у меня это. Пыталась забрать то, от чего схожу с ума и бьюсь в припадке. Дрожь по всему телу сейчас сведет меня с ума, или ее стоны, которые все ярче и четче рассыпаются в воздухе, словно звук бьющейся посуды. Мы снова на том же столе, мы снова в том же положении: она сходит с ума от меня, а я – схожу с ума от нее. Горю в огне собственного желания и не хочу останавливаться ни на секунду. Хочу сжимать ее бедра сильнее, хочу укусить ее, чтобы вырвать с губ крик. Не могу не рычать, потому что злюсь – не знаю почему, просто злюсь. Даю эмоциям выход, потому что, если не дам – разорву ее на части, как самое настоящее животное. И это состояние, когда отпускаешь контроль и ведешь себя, как животное – блять оно не сравнится ни с чем. Я могу делать все, что захочу и не получу в ответ недовольный комментарий или осуждающий взгляд, потому что то, как она выгибается под моими ласками – невозможно придумать и подделать. Все по-настоящему. Все блять настолько реально, что уже и не кажется безумным. Потому что она снова в моих руках, снова бьется в агонии и просит не останавливаться. А я не остановлюсь. Ничто и никто меня не остановит. Только не сейчас.

[indent] Каждый стон, как откровение. Как самая лучшая музыка, придуманная Господом Богом. Как бы отвратительно мерзко и по богохульному это ни звучало сейчас – мне плевать. Я хочу, чтобы этот звук продолжал нарушать гробовую тишину в нашем доме. Хочу слышать ее, чувствовать каждой фиброй души. Хочу забрать у нее все, что принадлежит мне и плевать что она не моя собственность. И пусть это будет странно и не будет от слова совсем соответствовать документально подтвержденной действительности – но ведь по сути она же даже не моя жена. Говорить о том, что мы являемся кем-то друг другу так же неправильно, как и говорить о том, что мы женились обоюдно по согласию и по доброй воле. Чушь собачья. Ничего из этого между нами нет, но есть кое-что куда более важное – искра, химия, которая сносит нас обоих с ног в момент подобных всплесков страсти. Не знаю, как это обернется для нас завтра, но сейчас единственное, что хочу – это впиваться пальцами в ее бедра и притягивать к себе ближе. Чем ближе она ко мне, тем тяжелее дышать, тем громче стоны. Воздух застревает в легких, словно я бегу стометровку и не могу остановиться. Бегу снова и снова, сбивая привычный ритм, заставляю легкие жалобно сжиматься в груди, пытаясь снова и снова поймать губами хоть немного воздуха. Упрямо игнорирую свои человеческие потребности, отдаюсь на волю собственного желания, которое накрывает с головой и не дает возможности выбраться на поверхность. Сметает все на своем пути и меня в том числе. Заставляет подчиняться стонам, идти у них на поводу и из-за этого намеренно заставлять ее звучать громче и громче с каждым прикосновением. Слышу, как просит не останавливаться, рычу в ответ, потому что меня злит, что у нее хватает сил разговаривать. Ее рот сейчас должен быть занят другим, не разговаривать, а максимум – издавать нечленораздельные звуки, которыми буду наслаждаться, сука, наслаждаться, как больной помешанный поехавший ублюдок. Не испытывал подобного никогда прежде и не хочу отпускать это ощущение превосходства, перемешанного с безумием от себя ни на шаг. Хочу зарычать, чтобы не сдерживалась, но этого и не нужно, когда кусаю за бедро, вырывая такой долгожданный вскрик и несколько попутных фраз возмущения. Вновь притягиваю к себе, чтобы не позволить нарушать тишину и надрывать воздух ненужными фразами. Хочу, чтобы стонала под моими губами, как обезумевшая. Хочу, чтобы разум покинул ее окончательно. И сделаю все для этого. Не пожалею ничего и себя не пожалею. Раз за разом жадно слизываю ее наслаждение, пробую на вкус каждую каплю, смакую и наслаждаюсь, как самым дорогим десертом. Когда ее бедра сжимают мою голову, когда пальцы притягивают к себе еще ближе, не позволяя отстраняться, впиваюсь пальцами в нежную кожу в ожидании последнего яркого стона. Дрожь с ее тела передается мне словно разряд тока. Сердце давно потерялось в сбитых ритмах, не может найти успокоения, как и я сам. Скольжу взглядом по расслабленному телу жены, которое так удачно разложил на столе, кажется, на том же месте, но на этот раз при иных обстоятельствах.
[indent] Притягиваю ее к себе ближе. Прямо по столу, не позволяю подняться без моего собственного желания. Нахожу ее затуманенный взгляд, чувствую, как тянется ко мне руками, потому поддаюсь в ответном действии. Влажный поцелуй утягивает меня за собой и к чему вообще слова, когда все понятно и без них. В рваном дыхании, в натянутом, как струна теле, когда ни руки, ни ноги не подчиняются импульсам головного мозга. Когда тело превращается в бесполезный мешок из кожи и костей. Помогаю ей, притягиваю к себе, потому что хочу ощутить дрожь ее тела полноценно. Кожа к коже. Целую так, словно никогда больше не смогу этого сделать. Дышу также рвано, потому что возбуждение уже давно перешагнуло черту, и я держусь на одном энтузиазме, на уважении к ее желаниям и свободе – не хочу, чтобы думала будто купил ее, будто обладаю ею, словно какой-то вещью, приобретенной на рынке – пока во мне есть силы и частичка разума буду делать так, как нравится ей. Понимаю это совсем отчасти, просто действую по наитию. Играю в сапера, и не знаю, что меня ждет, и где рванет в следующий раз, если сейчас захочу предпринять хоть что-то. Только вот Лилит в отличие от меня, кажется лучше знает, чего именно хочет. Понимаю это в ее скользящих движениях по телу вниз к пряжке ремня, к джинсам. Рвет с губ стон, когда касается обнаженной кожи рукой. Нагло ворует с губ еще один стон, но на этот раз поцелуем. Рычу и не сдерживаю больше тех рвущих душу на части эмоций, которые все до последней хочу показать и отдать ей – причине моего такого восхитительного сумасшествия. Молчу, потому что забыл, как разговаривать. Скольжу языком по ее губам, заставляю их приоткрыться, чтобы в последствии утянуть за собой в еще один поцелуй. Мне хватит меньше секунды времени, чтобы опустить ее ногами на пол и повернуть к себе спиной. Надавить ладонью на поясницу, и одним рывком оказаться внутри, вырывая очередной стон. Но я сдерживаю себя. Скриплю зубами, рычу и чувствую, как глубоко из груди рвется наружу это безумие. Оно ищет выхода и не дай Бог Лилит совершить хоть одну оплошность –внутренний демон обязательно найдет лазейку и выберется наружу, и тогда не спасет ее ни Господь Бог, ни сам Сатана. Я порву на части ее тело и подчиню себе полностью от и до. Заставляю извиваться под собственными руками, рычать и скулить от переполняющих чувств и эмоций. И поэтому сейчас позволяю себе лишь облизывать губы. Чтобы хоть чуть-чуть остудить разгорячённое сознание и такое же обезумевшее воображение, которое впервые подкидывает такие картинки, что не снились ни одной порно студии.
[indent] Но, все летит в пизду в момент, когда контакт рук и тел разрывается, а меня усаживают на стул. Как послушного бычка, подчиняют, а я подчиняюсь. Не понимаю, что делает. Да, наверное, она и сама не понимает. Не знает, что ее ждет впереди, не знает, что может ожидать от меня еще. Наверное, думает, что изучила меня достаточно для того, чтобы вот так спокойно усадить на стул и..., думает, что я буду продолжать сидеть так же? Сколько? Час? Два? Сколько тебе нужно времени Лилит, чтобы понять с кем ты связалась? Но она даже не думает об этом. Возвращается в свое прежнее состояние полной расслабленности. Двигается по кухне в поисках чего-то, чего я и сам не знаю. Ее объяснение не помогло мне от слова совсем, поэтому я и продолжаю сидеть и молча наблюдать за ее действиями. Нет, не за ними. А за обнаженным телом, которое мелькает перед глазами. Сначала встает на цыпочки, вытягиваясь как струна, показывая мне полноценно весь вид сзади, от плеч, до тонкой талии и длинных ног. А затем нагибается... Я сжимаю пальцами ручку стула и вот-вот сломаю ее, сорвусь, не выдержу. Повернись Лилит или я за себя не отвечаю. Я даже не вижу и не слышу, что именно она нашла. Продолжаю жадно следить за каждым ее действием, отчетливо представляю, что именно могу сделать с ней прямо сейчас. Как могу сейчас придавить ее к стойке, задрать ногу, скользнуть пальцами по возбужденной коже, вырвать из груди рычащий стон. Заставить умолять ее сделать то, о чем умоляет собственное тело. Сойти с ума несмотря на то, что прямо сейчас она пытается свести с ума меня. Ходьба по канату, по острию ножа. В такой соблазнительной опасности, в шаге от полного провала. Это как ходить вымазанной в крови в клетке с голодным львом – глупо и безрассудно. На такое способен только идиот или тот, кто не знает, как опасен голодный дикий зверь. Даже будучи накормленным – убьет, едва почует чарующий аромат добычи, пульсирующую и бегущую по венам горячую вязкую кровь. Облизываюсь. Мечтаю придушить ее сейчас, хотя... Мог бы встать с места и сделать все, что хотел, но продолжаю сидеть. Потому что любопытство перевешивает жажду мести. Мстить? За что? за то, что она такая ахуенно красивая или потому что срывает мне башню одним своим ароматом? В том ее вины нет... ну, разве что отчасти. Шоколадный фонтан появляется рядом со мной также внезапно, как и Лилит на моих коленях. Я нервно сглатываю, потому что снова и снова продолжаю следить за ее действиями. За тем, с каким наслаждением облизывает палец, измазанный шоколадом. За тем, как скользит этим пальцем по моим губам, чтобы потом поцеловать. Забирает каждую сладкую каплю с моих губ, отстраняется, заставляет облизнуть. Следующее прикосновение к щеке. Шоколадный мазок и влажное прикосновение языка. Вверх по щеке к самому уху. Обжигает дыханием, зажигает мои глаза буквально несколькими словами. Я забыл, как дышать, да и к чему мне это если единственный важный воздух сейчас – в ее словах и на ее губах.
[indent] Уголки губ дергаются в странной ухмылке. Я откидываюсь на стуле, потому что отпускаю весь негатив от себя и со всего своего тела. Знаю, что ей не переиграть меня, чтобы не делала и какую бы ерунду не придумала. Тянется к шоколадному фонтану снова, возвращается ко мне, но не успевает прикоснуться и оставить еще один сладкий след. Перехватываю ее руку налету, тяну к себе, чтобы облизать пальцы. Не отвожу взгляда, слежу за реакцией и жадно считываю ее, потому что сейчас – произойдет то, что с ней еще ни разу не происходило. Готовлюсь сам, готовлю ее. Не знаю, как это будет воспринято, как она отреагирует на это, но, кажется, ее последняя фраза говорит сама за себя. – Дай еще, - киваю в сторону стоящего рядом фонтана. Жду, когда потянется к нему снова, чтобы почти сразу перехватить запястье и притянуть пальцы к себе. Веду ее же рукой по собственной коже, от челюсти, вниз по шее, до груди. Ее ответная реакция не заставляет долго ждать. Касается губами и языком, ведет дорожку снизу-вверх. Правила игры понимает, сама же их придумала. Отлично. Но это – не последнее, что я придумал для нее.
[indent] Тянусь к фонтану на этот раз уже сам. Так отчетливо чувствую его аромат, что еле сдерживаюсь, чтобы не опустить в чашу всю руку. Но не делаю этого. Тяну на себя два измазанных пальца. Не позволяю Лилит коснуться их губами, четким «нет» заставляю замереть, глядя мне в глаза. Веду по ее груди пальцем Вывожу четко различимую первую букву “m”. Следом за ней вывожу вторую и третью, четвертую. Вторым пальцем обвожу снова, чтобы текст стал более отчетливым и читаемым и подчеркиваю едва ровной линией все слово целиком. “Mine” – которое она видит, как только чуть ниже опускает голову. Притягиваю к себе, показательно, почти перед самым носом слизываю остатки шоколада с пальцев. Не позволяю ей сделать этого. Дразню и издеваюсь, но ничего. Уверен, что она еще найдет сотню способов, как сможет мне отомстить, а пока... Свожу ее руки за спиной, цепляюсь за них рукой, чтобы обездвижить и не позволить лишний раз прикоснуться к себе. Она отлично справляется без рук, поэтому посмотрим, как она справится сейчас, когда притягиваю к себе еще ближе. Слизываю языком с кожи первую букву, вторую и третью. Забираю сладкий вкус ее кожи губами и языком нагло и открыто, заставляю ее дыхание снова и снова сбиваться, когда касаюсь возбужденной кожи, стоит опуститься чуть ниже. Если мы играем в подобные игры, то теперь – я могу открыто говорить о том, что она моя. Не приму никаких возражений или слов, которые будут препятствовать этому. Она дала мне ключи от собственного тела и разума сейчас и не сможет их забрать, как бы ни хотела, как бы ни старалась. Скольжу языком выше по шее, уже не обращая внимание на полное отсутствие шоколада на теле. Хочу попробовать на вкус это безумие. Хочу, чтобы и она попробовала мое безумие на вкус. – Ты только скажи, и я остановлюсь, - шепчу на ухо чуть слышно, отстраняюсь, чтобы увидеть умоляющий взгляд и отрицательное качание головой. Освобождаю ее руки из плена, потому что в моей голове зарождается еще одна обезумевшая идея. Раз уж сегодня мы учимся, то нужно преподать еще один важный урок. Главное правильно к нему подвести.
[indent] Тянусь рукой к шоколадному фонтану снова. Веду ровную линию по солнечному сплетению, позволяю ей коснуться себя снова. Под каждым влажным прикосновением сердце начинает биться, как рехнувшееся, но я из последних сил сдерживаю себя и собственное желание. – Встань, - не узнаю собственный голос, ставшим таким хриплым, почти рычащим, но, это не пугает меня. Адреналин, вплеснувшийся в кровь двигает мной сейчас и отключает все инстинкты самосохранения. Когда она покорно встает на ноги, избавляю себя от оставшейся одежды. Не стесняюсь изучать ее реакцию, по тому как жадно скользит по мне сверху вниз. Боже, как же я хочу сейчас оказаться внутри нее. Как хочу, чтобы эти губы шептали мое имя снова и снова, в ухо, в плечо или в шею. Хочу, чтобы впивалась ногтями в мою шею и рвала кожу на кусочки. Но вместо этого цепляю ее за запястье, направляя прямиком в фонтан. Опускаю пальцы в шоколад, чтобы в следующее мгновение провести еще одну кривую линию по животу. Ниже, вздрогнув, когда холодные пальцы коснутся возбужденной кожи. Прикрываю глаза лишь на секунду, справляясь с возбуждением и уговаривая себя же не торопиться. Направляю ее руку ниже, заставляю обхватить ладонью полностью. Медленное движение вниз, такое же вверх. – Опустись ниже, - тяну ее за руку вниз, не произнося вслух такую простую фразу. Не готов к этому, но она не понимает, и мне приходится надорвать воздух таким ледяным, - опустись на колени, - от которого по всему телу проходит какая-то болезненная дрожь. Слежу за тем, как она опускается ниже, не отводя от меня взгляда. Покорность в ее глазах и огонь от того, что будет дальше в моих сливаются воедино. Я вздрагиваю, когда снова чувствую ее пальцы на себе. Готов откинуть голову назад и застонать в полный голос, но понимаю, что, если сделаю это – упущу самую важную реплику, которую хочу сказать прямо сейчас. Набираю воздух в легкие, заставляю их разлипнуться и перестать слипаться всякий раз, когда опускаю взгляд на уровень собственных коленей. – Урок номер... не знаю какой, но, если ты хочешь, чтобы я тебя трахнул – оближи его. Так, чтобы ничего не осталось, - рваный выдох, но я прикладываю все усилия, чтобы закончить фразу, - не хочу, чтобы шоколад оказался внутри тебя, - ловкая уловка, которой нагло пользуюсь. Плевать. Я хочу научить ее всему. Хочу, чтобы могла доставлять мне удовольствие также, как его доставляю ей я. Хочу почувствовать ее губы на себе, хочу понять каково это, когда губы твоей жены кольцом обхватывают возбуждение и сводят с ума. Моя жена сводит меня с ума, и я бесконечно рад этому, потому что... иначе быть не может.
[indent] Первое прикосновение губ к моему откровенному возбуждению срывает с моих – грязный стон. Я не чувствую собственного тела, прикрываю глаза, чтобы мгновением спустя снова открыть их и насладиться еще раз этой восхитительной картиной. – Только... - рваный выдох, я собираюсь с силами, чтобы сказать следующие слова более-менее связано, - зубы... - сжимаю пальцами ручку стула снова, - аккуратно... - следующий стон в ответ на плавные движения. Учится налету, прислушивается ко мне, что не может не радовать. Расслабляет полностью, ловит мой сумасшедший взгляд и кажется наслаждается происходящим не меньше моего. Мне еще чуть-чуть до полного сумасшествия, но я не готов заканчивать так быстро, даже при условии, что она уже кончила. Чувствую очередное прикосновение языка, проводящего вдоль, цепляюсь рукой за ее волосы, мягко направляю, потому что мне мало. Хочу больше. Хочу чувствовать пьянящий контроль в собственных руках. Хочу, чтобы под моим чутким руководством свела меня с ума – отдаю ей ключи от собственного разума и не поддаюсь ни логике, ни волне эмоций. Не останавливаю, когда сама наращивает темп. Не мешаю, когда касается ногтями ног и рвет кожу. Рычу в ответ, сжимая макушку сильнее. На себя, чтобы в следующую секунду почувствовать, как тело разрывает на тысячу кусочков, как душа покидает его и отправляется далеко за пределы планеты. Хочу извиниться, но не делаю этого, потому что... понимаю, что не за что и скорей надо было бы сказать спасибо нежели извиняться. Но я молчу. Тяну ее к себе, поднимаю с колен, чтобы усадить сверху. Провожу языком по губам, утягиваю в новый поцелуй, словно пытаюсь передать ей немного сил и заряда тех эмоций, что бьют через край рядом с ней. Ниже языком по шее, заставляю выгибаться под моими прикосновениями. Вслушиваюсь в рваное дыхание, впитываю ее возбуждение, как губка. Перенимаю ее настроение, ее желание, ощущаемое на кончиках пальцев и на кончике языке. Притягивает меня к себе ближе, не позволяет отстраниться. Хочу ее. Так сильно, что сейчас откажут ноги, что стул подо мной провалится и пробьет несколько сотен днищ, чтобы добраться до Ада, где мы вдвоем воссядем на троне, как самая безумная, непонятно как получившаяся, парочка. Живущие на одних лишь голых эмоциях и добравшиеся теперь до самого сладкого, до так называемого десерта совместной жизни, которая только теперь стала по настоящему совместной. Меня не беспокоит, что будет завтра, или через час. Я готов проводить с ней каждую минуту своего свободного времени, если она позволит мне изучить ее вдоль поперек – я позволю сделать ей то же. Научу чему угодно, предложу, что угодно, лишь бы, как и сейчас дышала мне в шею и умоляла не останавливаться, поддаваясь движению моих рук и выгибаясь на каждое прикосновение. Господи, дай мне сил продержаться ещё немного, потому что я сорвусь, потому что единственное о чем могу думать: как наверное восхитительно сейчас оказаться внутри неё, стать одним целым и прекратить оттягивать этот неминуемый итог. Но я оттягиваю, сам не знаю зачем, но все также продолжаю оттягивать это и жду. Жду. Жду. Она даст понять, когда будет готова. И я - тоже буду готов.

[indent] Почему ни в школе, ни в колледже, ни где-либо не обучают таким простым вещам как: что делать, если допустил ошибку, которую теперь никак не можешь исправить? Что делать если оказался в ситуации, когда любые слова будут лишними или в лучшем случае восприняты с негативным оттенком? Что делать если привязываешься к человеку, который считает тебя злым монстром, лишившим свободы? Что делать, если ты не хочешь освобождать человека, но в тоже время хочешь дать понять, что он - свободен? Не твоя собственность, не твоя вещь - просто человек, который нуждался в безопасности, и что если бы не твоё вспыльчивое решение - сейчас все могло обернуться слишком плачевно? Насколько это сложно: быть другим, обнаруживать внутри себя какого-то нового, совсем чужого, неизвестного ранее человека. Он ничем не отличается от меня, такой же низкий голос, тот же нос и глаза, даже взгляд такой же – но он другой. Не я. Кто-то другой. И это, наверное, лучшая версия меня самого, которая не должна была появиться на свет и показать свое, а точнее, мое, истинное лицо. Но теперь он тут, и это – только благодаря Лилит.
[indent] Это невозможно объяснить словами. Все эти эмоции, которые я испытываю рядом с ней больше похожи на наркоманский приход - мне не хочется, чтобы это прекращалось. Чувствую полную расслабленность в теле, которое отзывается на каждое прикосновение. Будь то влажные поцелуи или едва ощутимые царапины на плечах. Мне хочется рычать, рвать и метать все на своём пути, выбивать из ее рта все стоны и звуки, которые похожи на какую-то извращённую мелодию. Но мне они так нравятся, что готов даже записать их на диктофон, лишь бы слушать бесконечно: дома, на работе, по дороге в магазин, в машине, в метро, в любом уголке земного шара. Но, естественно, запись не сравнится с ее живым голосом и сопутствующими прикосновениями. Отзываюсь на ее просьбу, не отвожу взгляда, потому что и сам хочу этого. Смотреть на неё, в ее глаза, на то, как тянет мою руку к себе. Сплетает пальцы, ведёт по собственному телу выше, к шее, где я успеваю сжать пальцы прежде, чем она поднимется выше. Впиваюсь в неё взглядом, отдаюсь на волю эмоций и собственных ощущений, когда чувствую влажное прикосновение языка. Нервно облизываю губы, пересохшие от слишком горячего дыхания. Мычу что-то неразборчивое, хочу прикрыть глаза, но не могу. Нахожусь в состоянии свободного падения все это время, не в силах отвести взгляда. Мне кажется я сейчас загорюсь и не выживу. Каждая клеточка моего тела полыхает от желания и одновременно с этим холодный разум твердит остановиться. Желание сильнее. В его руках все мое тело, мой мозг и мое сердце, срывающееся на бег и на мгновение запирающее, так предательски выдавая мое волнение. Чувствую себя подростком на первом свидании и, вряд ли эти вещи сравнимы, ведь подобное никогда не происходит на первом свидании, особенно у подростков. Игры закончились. Началась самая настоящая жизнь, которая только и делает, что норовит сбить с ног и утопить, заставить гореть заживо, прямо как сейчас. Рычу, когда отделяет мою руку от собственного тела. Недоволен происходящим и одновременно с этим заинтригован и жду продолжения, которое безусловно окажется лучше, чем что-либо придуманное в моей голове за считанные секунды. Пальцы в таком заманчивом сплетении скользят ниже по телу. Не хочу опережать ее, хотя мозг уже прикинул, что будет дальше и что меня ждёт. Упрямо отказываюсь в это верить, пытаюсь оттянуть момент и насладиться им полноценно, поэтому торможу себя, собственные мысли и такое откровенное «хочу», которое рвётся с губ, стоит мне только скользнуть между ног, поддаваясь на волю ее желания. Яркий стон сбивает с ног, заставляет губы дёрнуться в торжествующей улыбке. Я не отвожу взгляда, потому что сейчас - откровенно наслаждаюсь тем, что вижу. Как прикрывает глаза сама, прикусывает губу, сдерживая стоны. Раз за разом, отзывается на мои действия. Тянется к шее, чтобы впиться в неё губами и зубами. Рвёт кожу, заставляя меня рычать, как обозлённое животное. Каждый нерв в моем теле сейчас буквально оголён и стоит прикоснуться хоть к одному, как он тут же о попадает по телу сильный разряд. Прямо как мои пальцы сейчас, дразня и лаская ее влажную кожу. Чувствую ее возбуждение. Оно такое реальное, что могу рассмотреть его в воздухе, могу услышать рядом с собой. На коже, в голове. Тысяча молотков бьют по затылку в одном единственном ритме, который так созвучен звуку ее голоса. Еще пару часов назад в мою сторону был направлен нож, неуверенно сжимаемый пальцами, а теперь – она в моих руках, отдает все и получает не меньше. Не умею вести себя иначе, только так. Полностью, целиком, от макушки до пяток – отдавать всего себя и не чувствовать желания получить отдачу. Потому что в этом желании нет смысла. Она и без просьб все отдает мне. Сама. Собственноручно вкладывает и не торопится забрать. Не обманывает. Покоряет, забирается под кожу и заставляет мое внутреннее «Я» вылезать наружу еще более агрессивно.
[indent] В агонии от происходящего ее тело дрожит, прижимаясь ко мне ближе. Продолжаю искать ее губы, потому что, только благодаря им могу свободно дышать. В моих руках одно сплошное преимущество – ее возбуждение, с каждым движением пересекающее черту дозволенного и так много обещающее ей, что ничего не стоит сорваться в пропасть. Впивается ногтями в плечи, в ответ на что я дергаю ее на себя сильнее, не сдерживая глухого рыка, рвущегося из груди. Укус где-то в районе шеи, моя свободная ладонь ложится на спину, мягко выводя каждый позвонок, в попытке подарить какое-то облегчение. Держу на контрасте собственных рук: одной свожу с ума, второй приношу облегчение. Дергаюсь на собственное имя. Отстраняюсь на несколько миллиметров, потому что большего не могу позволить самому себе. Внимательно изучаю ее лицо. Эмоций так много, что не успеваю проследить за одной, как на смену ей тут же появляется другая, более глубокая. И нет ей ни конца, ни края. Всем своим видом показываю, что слышу и слушаю ее. Внимательно перевариваю каждое сказанное вслух слово и, наверное, она сейчас также внимательно изучает эмоции на моем лице. С удивления, на шок, резко на какую-то восхищенную улыбку и снова в состояние шока. Ловлю себя на мысли о том, что мы слишком далеко зашли и нет уже пути назад. Слова, брошенные вслух, как будто случайно – не кажутся такими уж и случайными. Пальцы замирают на талии. Я впадаю в состояние молчаливого оцепенения, просто потому что мне сносит лавиной от эмоций, которые она так аккуратно вкладывает в собственные предложения. Молчу, подбираю слова. Не хочу выглядеть дураком и уж тем более тем человеком, который может позволить себе подобное по отношению к девушке. Неприятный червяк сомнения застревает в глотке и мешает словам рваться наружу. Я продолжаю упорно переваривать все это, беру небольшую паузу, но, наученный прежним опытом знаю – с ней подобные паузы просто непростительны.
[indent] – Я похож на человека, который может ударить женщину? – голова склоняется на бок. Цепляю пальцами ее подбородок, поворачиваю к себе, чтобы посмотреть в глаза и не позволить ей отвернуться. – Если так, то я прямо сейчас дам тебе нож и попрошу сунуть мне его прямо в сердце, - сплетаю ее пальцы, тяну к собственной груди, чтобы показать точное место попадания. Чувствую, как расправляет ладонь, укладывает мне ее на груди, и безусловно прямо сейчас отчетливо чувствует, как бешено бьется мое сердце. Пытаюсь выдать на лице жалкое подобие улыбки. Выходит весьма дерьмово, но это лучшее, что я могу сделать сейчас, упрямо топя внутри себя эмоции и возбуждение, которое просто так не получится игнорировать. – Я никогда не причиню тебе вред, только если ты сама не попросишь, - на этот раз улыбка выходит куда более естественной, а пальцы тянут ее лицо за подбородок. К себе ближе, чтобы коснуться губ в поцелуе. Аккуратно, без намека на какую-то озлобленность или дикость, будто ничего подобного между нами и не было. Никогда. Действующий между нами контракт – как минимум гарант ее неприкосновенности и, если бы она читала его – точно знала бы. Но она не читала. И сказала искренне и честно то, что хотела сказать. Не рассуждая, не думая. Просто выпалила желаемое вслух и не чувствует ни стыда, ни смущения. Мне нравится это. Я чувствую себя четным рядом с ней, точнее, буду чувствовать, если прекращу сдерживать себя. Она ведь хочет именно этого? Быть на равных. Все по-честному. Жалею о том, что сказал вслух раньше, в момент, когда ставил ее на колени. Жалею, потому что повышенная мнительность твердит о том, что именно я, именно это вызвало в ней подобную реакцию. Отрезвляю себя в тот же момент, когда отстраняюсь от ее губ. Прикасаюсь снова и снова, разрываю контакт, чтобы скользнуть ниже по шее. Закидываю руки на плечи, чтобы прижалась ближе ко мне. Хочу чувствовать ритм ее сердца собственной грудью. Мне не стоило садиться на стул – это не позволяет сейчас дать волю собственному телу. Это подзадоривает и раздражает, буквально вынуждая быть резче в собственных движениях. Но лишь на мгновение, пока не придет холодный рассудок и не расставит все на свои места. Пока пальцы не скользнут ниже по талии на бедра, подтягивая на себя во всех смыслах этого слова. Опускаю ее медленно, не разрываю контакта глаза в глаза. – Не хочу трахать тебя, - противоречу сам себе и сразу же спешу объясниться, чтобы не выглядеть в ее глазах уж совсем конченным идиотом, который не знает чего хочет, - хочу заниматься любовью, - срываюсь на глухой стон в момент, когда оказываюсь внутри нее. Замираю и заставляю ее замереть. Скользнуть по лицу, споткнуться о приоткрытые губы. Тянусь, чтобы поцеловать ее, пока пальцы неосознанно впиваются в нежную кожу. Можно ли так говорить? Заниматься любовью, когда ее между нами нет? А может она есть, просто ни она, ни я этого еще не поняли? А может нет, но вот-вот появится? И почему мозги так упрямо подкидывают бестолковые мысли, которые обсуждать бы на уровне философии, а не сейчас, когда тела горят в огне и желают чувствовать друг друга еще сильнее. Поддается моим рукам. Следующее плавное движение вверх и такое же вниз. Глушу стоны в ее губах, ловлю каждый ее ответный, не стесняясь и не чувствуя вины. Ловим общий ритм, не торопливый и размеренный, будто проверяем друг друга на прочность и на способность быть сдержанными. Упертым и упрямыми. Каждое прикосновение обжигает кожу до костей. Выгибается, подставляя шею под мои губы, как будто она вся целиком и полностью была рождена специально для меня, а злой рок, или судьба вот так просто столкнула лбами абсолютно разных людей. Раз за разом сдерживаю желание ускорить ее. Не хочу нарушать идеальный момент какого-то необъяснимого спокойствия. Это не похоже на наши прежние «уроки», сейчас это вообще ни на что не похоже и вряд ли будет, потому что сказанные вслух такие важные слова уже не повторятся. Не могу воспринимать их близко к сердцу, хотя очень хочу, потому что хочу верить в то, что слышал и в то, как это понял. Не подал виду, повел себя как последний идиот, но прямо сейчас во всех своих действиях стараюсь донести до нее истинный смысл. В прикосновениях по обнаженной коже, в поцелуях на губах, становящихся жадными. Они приходят на замену нежности, когда от нетерпения она царапает ногтями кожу, будто подзадоривает меня, подгонять и просит ускориться. Это ненамеренная пытка. Это попытка быть ближе хотя бы сейчас. Возможно, наступит октябрь, и мы станем друг другу абсолютно чужими. А может, отметим вместе еще не один праздник и будем ближе, чем когда-либо. Хочется верить во второй вариант больше, но сейчас не могу об этом думать.
[indent] Темп увеличивается. Стонов становится так много, что им недостаточно нашей кухни. Они рвутся с губ, разбиваются в воздухе и заполняют все свободное пространство. Вместе с помутневшим взглядом, рычанием, сменяющее тихий голос, когда зову ее по имени, призываю посмотреть в глаза, в момент, когда она прячет взгляд. Или ее ответный, когда шея вновь во власти моих губ, а на плечах не остается живого места. Стон за стоном. Сильнее, глубже, громче. Срываемся в манящую пропасть, уже не обращая внимания на то, какими громкими становимся. Дыхание сбито напрочь. Ищу новую порцию кислорода у нее на губах. Хватаю жадно, целую также жадно. Кусаю за нижнюю, чтобы притянуть к себе ближе. Ладонями прижимаю к себе, обнимаю за спину, выше по плечам, губами по шее. Снова и снова вывожу неизвестные влажной дорожкой неизвестный маршрут, вызывая еле слышные вздохи, и заставляю пальцы на плечах впиваться в кожу сильнее. – Если я влюблюсь в тебя, будешь сама в этом виновата, - куда-то в сторону, фразу, которую не смог удержать на языке. Не хочу встречаться с ней взглядом прямо сейчас. В очередной раз чувствую смущение, в котором стыдно признаться взрослому мужику. – Душ и завтрак? Нормальный завтрак, а не вот это вот все, впрочем, - переступаю через себя. Тяну подбородок к себе снова, чтобы поцеловать. Избегаю взгляда глаза в глаза снова, не знаю почему, и как, и когда вообще буду готов к подобному зрительному контакту. – Такой завтрак мне тоже очень нравится, - прыгаю с тему на тему и веду себя, как полный идиот. Кажется, подступаю к черте, за которую обещал сам себе никогда не переступать.