[indent] Был момент, когда я всерьез задумывалась о вариантах развития своего будущего. Не может быть только одна дорожка, их всегда несколько, просто одна основная, которую мы выбираем и другие, которые могли бы быть. Самым лучшим было сбежать от урода-отца, который жаждал продавать меня за реальные деньги. Молодая, тощая, девственница, после заявлял бы, что очень неопытна, а на такое, как он уверял, спрос большой. Огромный, прямо очередь выстроиться. Сбежать, казалось, лучше, пока не задумываешься о том, а что там будет дальше. Без денег оказаться на улице, начать воровать, прокачивая свои навыки до момента, когда не найдется тот, кто поймает за руку и отдаст копам. В тюрьму мне не хотелось. Из двух зол, я бы выбрала нечто третье. Случайная мысль о спасении была издевкой нежели чем-то материальном. Все же читают книги или смотрят фильмы, в которых обязательно будет хеппи-энд и невольно думаешь, что заслуживаешь такого же. Что может, появится шанс на спасение в лицо кого угодно? Кого угодно, кто схватит меня за руку и вытащит из цепких лап будущего, которое мне уготовано. Спасет и даст рассмотреть иные варианты своей жизни.
[indent] Появление в моей жизни Адама стало нечто большим, чем просто спасение. Я до сих пор не знаю, что именно его побудило взять в жены меня, откуда он вообще узнал о моем существовании, потому что я делала все для того, чтобы стать невидимкой. Слиться со стеной, чаще не бывать дома, общаться с теми, для кого я буду оставаться такой же незнакомкой, как и для остальных. Просто прихожу. тусуюсь и ухожу, прожигаю время, не заводя близких связей. Я не умела привязываться к людям, обрастать связями, создавая свою общину, чтобы найти свое место. Лакруа тем более казался чужаком на фоне моих знакомых, особенно когда заявил о том, что он мой будущий муж. Мне хотелось убежать, рассмеяться в голос с такого нелепого объяснения. Хотелось, чтобы меня оставили в покое и я бы скрылась в своем мире, в котором смогу прожить спокойно и без любого вторжения. Пока меня не осенило, что это и есть мой шанс. Сделать все то, о чем я так мечтала: вырваться из дома, убежать, быть так далеко от отца, чтобы он никогда до меня не добрался. Согласие от меня особо не требовалась, поэтому слова я не растрачивала понапрасну. Первые недели нож был опорой, в которой я нуждалась на тот случай, если Адам попытается приставать ко мне. Спрятанный под подушку, когда было не в постели, то носила его за пазухой, не думая о том, что могу порезаться.
[indent] Все изменилось с моего первого выхода в свет. Когда я чувствовала себя выставленной на обозрение и понятия не имела, как сильно ошибаюсь в отношении себя, Адама и в особенности нашего брака. Необходимость в ноже отпала, как и в любой защите, потому что я обрела в лице своего мужа самого лучшего защитника, который, надеюсь, никогда не выступит в таком амплуа. Я смогла свободно передвигаться по квартире, пользоваться всем, что хочется и начинать чувствовать себя хозяйкой своего положения. Училась готовить, смотря кулинарные шоу, несколько раз сжигала, потому что с плитой, устроенной только на кнопках, обращаться сложнее, чем с газовой. Перебралась в спальню Адама, забросив свою окончательно, без него спать казалось уже невозможных. По вечерам, когда он был в казино устроилась с мороженным, брала в руки телефон и всячески отвлекала его. Зря ты меня научил им пользоваться, теперь я не дам тебе покоя.
[indent] Звонок в дверь отрывает меня от очередного неприличного сообщения, чтобы попробовать оторвать мужа от работы. Риски я не просчитываю, потому что не очень понимаю, какие будут последствия. Неужели так быстро приехал и все это время просто разыгрывал меня? Спешу к двери, сжимая телефон в руке по инерции, в радостном предвкушении от скорой встречи. - Ты что меня… - открываю, чтобы через секунду с моего лица сползла улыбка. На пороге моего дома, настоящего и первого дома,  стоит тот, кто умеет все только разрушать. Пьяница, профессиональный проигрыватель денег, ублюдок, который продать свою дочь за долги - он сделает все, чтобы продолжить играть и плевать на последствия. Наши с ним отношения, если их так можно было назвать, были настолько разрушающими и отвратительными, что они сдохли если не в момент моего рождения, то зачатия точно.
[indent] Он пользуется тем, что я не ожидаю этого, что в ступоре и не могу ничего сделать с тем, как он входит в квартиру, как к себе домой. Со шлейфом дешевого пива и водки, с ореолом проигранных денег в дырявых карманах. Из-под ног будто почву выбили. Не знаю, как он нашел меня. Я осторожно гуляю по улицам, стараюсь далеко не отходить, только в продуктовый и выследить меня довольно трудно. Уверена, что Адам не имеет никаких дел с этим ублюдком, он бы так просто не дал никому и ничему причинить мне вред. Единственное здравое, что делаю, это набираю короткое сообщение: мой отец здесь. На большее просто не хватает, потому что через секунду в меня вселяется первобытный страх. Я больше не чувствую себя здесь в безопасности. - Ли-лииии, - растягивает имя, упуская последнюю букву как всегда. Вряд ли он помнит, как зовут меня по-настоящему. - Я так… скучал, - лжец, лжец, лжец. Плевать он хотел на мое существовании. - А… как храшо живешь-то! Могла и помочь своему отцу, - путается в ногах и падает в кресло.
[indent] Не могу отлипнуть от открытой двери. Не могу, но должна защитить себя, свой дом. Сделать все для того, чтобы этого человека больше никогда не было в моей жизни. Сжимая ручку двери, еще немного и услышу хруст. Переминаюсь с ноги на ногу, дергаю плечами, чтобы сбросить с них напряжение. Прямее спину и выше голову. Столько лет я жила в страхе за свою жизнь и то, что этот пьяный ублюдок может сделать со мной, так долго, что трудно поверить, что сейчас все поменялась. Нет нужды бояться его, он больше ничего не сможет мне сделать. - Убирайся, - отчетливо, не так громко, как хотелось бы. - Убирайся из моего дома, - это последний раз, когда я так глупо поступаю, что не смотрю в глазок. Подпитываю свою фобию, как опасно может быть вне четырех знакомых стен. - Что?.. - он уставился на меня своими глазами, будто на моей голове выросли рога или вместо ног появился хвост русалки. Не верит в то, что говорю ему, думал, наверное, что стоит ему прийти сюда и я тут же сделаю все, что угодно ему. Это же сколько надо было выпить, чтобы забыть, как всегда давала отпор. Столько, сколько себя помню.
[indent] - Дрянь мелкая, - он так близко оказывается рядом, хватает за горло и впечатывает в дверь, трезвеет буквально на глазах, а я поздно понимаю, как же сука меня развели. Как лоха. Я действительно ничего не знаю о жизни. - Я тебя, тупая ты сука, кормил, растил и обеспечивал, так что выплачивай ебанный долг и ебучие проценты, пока я не проломил твою голову, - отшвыривает на пол и хлопает дверью, только вместо закрытия она отскакивает и открывается снова. На четвереньках пытаюсь подняться, когда пинок прилетает мне в бок, заставляя снова упасть. Заскулив, прижимаю руки к боку, когда он склоняется надо мной. Он не пьян, он в угаре. Под чем-то сильным. - Иди даешь мне деньги или я убью тебя, а перед этим расскажу всему казино, в котором ты работаешь, как ты шлюшка. Думаешь, твой муженек не поверит? Сначала, может и да, а потом все равно будут сомнения, вопросы и он тебя выкинет, а я подберу и будешь раздвигать ноги перед всеми, кому я скажу. Поняла? - еще пинок, не такой сильный, но ощутимый. - Я тебя, бля спрашивая, поняла?!
[indent] Я выдавила из себя слово из двух букв два часа назад. В руке по-прежнему телефон с отправленным сообщением Адаму. Я его набрала, но не нажала всего лишь одну кнопку. Через два дня я сняла деньги и отдала их ублюдку, который звался моим отцом. Через неделю подобное повторилось. Через десять дней. Я делала это, не потому что боялась, что он мне навредит. А потому что безумно боялась потерять Адама, в которого влюбилась так сильно, что не могла и описать. И совершенно не замечала того, как наши отношения ухудшаются из-за моего вранья насчет денег, зачем снимаю, что со мной происходит и почему у нас пропало все - от прикосновений до постели. Дошло до того, что скандал был хуже, чем в первый раз, когда он нагнул меня и отлизал, теперь он нагнул меня, только уже морально, когда ушел спать в гостиную. Все становилось хуже даже без обещания отца испортить мне жизнь.
[indent] Заблокированная карточка мешала снимать деньги, визиты к отцу прекратились, что не помешало ему нагрянуть самому. Поджидал меня на пороге, помешал зайти внутрь, схватив за руку и выкрутив ее почти до хруста. Щелчка не было. Не было, блять, возьми себя в руки. Я не могу ничего сделать с тем, что испытываю страх перед этим человеком. Пакеты падают на землю, разбивается молоко в стеклянной бутылке, рядом с ними телефон, до которого свободной рукой едва добираюсь, чтобы успеть набрать Адама. И в этот раз, сука, нажать на кнопку. Ублюдок снова под наркотиками, вижу это по расширенным зрачкам, когда приближает свое лицо ко мне и дышит перегаром. Совсем ебнулся, что его не смущает, что мы в коридоре и кто-то может выйти из соседей, о чем я начала чуть ли не молиться мысленно. - Я, блять, не понял, где деньги, тварь? Ты нахуя ноги раздвигаешь? А? - сильная пощечина, вскрикиваю и пинаю его ногой по колену. Шарю руками в попытке схватить что-то для обороны. Продукты, я ходила, блять, за ними. И еще что-то… купила. Блять, думай! Отпихиваю подальше телефон, чтобы мужчина его не заметил, быстрее к сумке, ключи… нет, не то. Хватаюсь за хлопковую сумку, тяну к себе, когда мне прилетает такой сильный удар в ребра, что, кажется, слышу хруст. - Тупая сука! Такая же как твоя ебанутая мамаша и, блять, бесполезная! Залетела выродком от первого же, блять, встречного! - еще удар, я начинаю кричать, рукой залезая в сумку. - Надо было и тебя нахуй закопать с ней!
[indent] Пальцы смыкаются на ноже, когда он мыском ботинка переворачивает меня, садится сверху и начинает душить двумя руками. Я хотела приготовить Адаму мясо, чтобы помириться и попробовать поговорить, потому что мне было невыносимо от того, что у нас происходило. Я хотела рассказать ему и извиниться, объяснить, почему не пошла к нему сразу. Что испугалась. Поэтому в моей руке нож, а через секунду он вонзается в шею ублюдку, который пытается меня убить, вместе с моим хриплым криком и освобождением от этого чудовища.

take what you want, take what you can,
take what you please, don't give a damn, it's in the
blood
and this is
tradition

[indent] Мой мир рухнул. Мой собственный мир рассыпался на кусочки, когда я вонзила нож прямо в шею человеку, которого считала чудовищем. Он портил мне жизнь с того момента, когда я начала осознавать мир и саму себя, когда научилась мыслить и понимать, что то, что происходит со мной абсолютно не нормально. Я испробовала все: отчаянно боролась, пыталась привыкнуть, искала оправдание тому, что со мной происходит. Я изо всех, блять, сил старалась не винить судьбу в том, что со мной происходит. Называть вещи своими именами, называть чудовище, что меня растило своим отцом, но не могда выдавить проклятое “отец”, будто этому слову не суждено было сорваться с моих губ. Они застревали в горле, блокировались доводами рассудка и желаниями моего сердца. Они никогда не должны были быть сказаны вслух. Так и не произошло. И не произойдет больше никогда, потому что сегодня я закончила то, что стало логичным концом для проигрывающего все безумца, готового растлить и продавать собственную дочь, и для той, которая никогда не считала себя его дочерью.
[indent] Баюкаю руку, которую осматривал врач так долго, словно не могу решить, есть перелом или нет. Или для меня теперь все течет так медленно, что я не могу понять… я не могу чувствовать время. Не могу остаться в одном мгновении ровно на секунду, оно тянется на все десять. Белые бинты практически сливаются с моей белой кожей, на которой алые капли от чужой крови. Они везде - на одежде, в волосах, на лице. Я вся в крови человека, которого выносили отсюда в черном мешке. Полиция хочет, чтобы я все пояснила, рассказала свою версию произошедшего, но я не могу выдавить из себя не звука, только пялюсь в одну точку и не осознаю себя в этой реальности. Не помню, как соседи стащили с меня тело, когда я начала задыхаться, хрипя о помощи. Не помню, как женщина с квартиры напротив принесла плед, в который укутала меня, не заботясь о том, как сильно я его запачкаю. Она же присела рядом с моим дрожащим телом, аккуратно вытирая влажными салфетками лицо и уговаривая сделать пару глотков воды. Я хотела поблагодарить ее, разлепить сухие губы и выдавить из себя спасибо, если бы грудную клетку так сильно не сжимало от тоски. От нее веяло материнской заботой, о которой я никогда не знала. А потом все завертелось: полиция, врачи, все те же соседи, все те же лица, среди которых я ищу того единственного, что спасет меня и заберет отсюда. Почему ты не рядом? Я же звонила тебе…
[indent] - Миссис Лакруа, - вместо мужчин появляется женское лицо, помимо воли снимая напряжение с моего тела, - как вы себя чувствуете? - вместо ответа смотрю на нее во все глаза, делая непонятное движение головой похожее на кивок. - Когда сможете говорить, дайте мне знать, хорошо? - снова эта движение, обрывается на полпути, когда быстрее чувствую присутствие Адама, нежели вижу его. Выпрямляюсь, тянусь к нему из последних сил, потому что будь их больше, я бы вскочила на ноги и побежала бы к нему. Не смогла бы остановить поток слов из бесконечных извинений и попыток объяснить, что происходило на самом деле, а не как это выглядело со стороны. Прости, что я брала так много денег без спроса. Прости, что отстранилась. Прости, что прятала себя под одеждой, потому что он… Прости, что не сказала о нем, что из-за него чувствовала себя вечно в ожидании нападения. Прости, что оказалась не готова к тому, когда это случилось. Прости, что не доверилась тебе. Прости, что не рассказала обо всем. Прости. Прости. Прости. Истерика начинается как по щелчку пальцев, стоит мне оказаться в объятиях мужа и зарыдать с такой силой, что это больше похоже на вой раненого зверя. Прежняя Лилит постеснялась бы так демонстрировать свои эмоции, новую Лилит смело под тем, что она так долго держала в себе. Страх, ужас, парализующий до самых кончиков пальцев, боль, бесконечный цикл вранья и снова страх, что дойдет до того, что я просто потеряю человека, что стал центром моего мира. Пальцами здоровой руки цепляюсь за его пиджак с такой силой, что белеют костяшки пальцев. Не оставляй меня, Адам, только, блять, не оставляй.
[indent] Время все еще как-то тянется странно. Я держусь за Адама, не отпуская его от себя ни на миллиметр. Он с трудом уговаривает меня разжать пальцы, подносит руку к себе и прижимается губами к костяшкам. Говорит что-то ободряющее, просит рассказать ему, что произошло, когда рядом в кресло садится та самая женщина-коп, которая была ко мне добра. Рядом в другом кресле мужчина в дорогом костюме, которого муж представляет как адвоката на всякий случай. Я не понимаю, зачем и что это значит, я просто верю ему безоговорочно, потому что знаю, что теперь он не даст меня в обиду. Медленно киваю, не в силах остановить поток слез. Я их не чувствую, они сами бегут из глаз, будто у меня бесконечные запасы воды. Говорю так тихо, что все присутствующие замолкают, чтобы услышать меня. Начинаю сбивчиво, как отец ворвался сюда, перескакиваю на причины этого и снова возвращаюсь к тому, что происходило. Говорю отрешенно, будто это все происходило с кем-то другим, не со мной. Отвечаю на наводящие вопросы, повторяю рассказ снова, чтобы стражи порядка не сомневались в том, что тут произошло. Мне кажется, что мое тело грязное. Мне хочется не просто принять душ, а содрать с себя кожу заново и забыть это ощущение тяжести пьяной туши, которая всегда видела во мне лишь кусок мяса. Не живого человека, на жизнь, за которую должен нести ответственность, а кусок мяса на продажу ради своих азартных игр. Я ненавидела его так же сильно, как и боялась, а теперь с его смертью ушли оба этих чувства и вместо них появилось новое - непонимание, кто же я такая, раз способна убить собственного отца для самозащиты?
[indent] Я слышу свое имя, произносимое мягким баритоном. Откликаюсь на него как потерявшийся в пустыне путник, которому померещился оазис и он слепо идет на него. - Адам, - тянусь к нему, чтобы обвить руками шею и позволить поднять себя на руки. Мы остались совершенно одни, он уносит меня подальше от входной двери, на которую теперь вряд ли смогу смотреть спокойной и выходить из дома. Не потому что я боюсь улицы. Я боюсь этой дверь, этого порога. Кровь со стен и пола ничем не смыть, я всегда буду чувствовать ее запах, кажется, что и на своем теле тоже. Может, мне нужен какой-то курс реабилитации? А можно это будет курс в его руках? Это единственное верное. что может помочь мне, что сможет заложить в голове такие простые основы, что я убила не отца, а свое личное чудовище, по которому никто не будет скучать и плакать. Обрывки разговор с адвокатом, убеждение в ненадобности сюда и в том, что он все уладит звучат будто на другом языке. Я только начала смотреть сериалы по телевизору и знала лишь, что суд может быть верховным и, кажется, обычным. Пробовала каналы кулинарии, архитектурные. музыкальные, я изучала себя и то, что мне нравится. Я училась реализовывать свои желания, потребности и саму себя. Пока он не пришел. А теперь не придет больше никогда.
[indent] Адам медленно освобождает мое тело от одежды, следит за реакцией, будто боится спугнуть. Потом снова берет на руки и опускает в заранее набранную ванну. Я любила ее, она была огромная, по нажатию пары кнопок делала пузырьки и била струей в спину, что-то еще, чего я не помнила. - А ты? - шепотом, потому что мне недостаточно, что он просто рядом. Мне необходимо, чтобы он обнимал меня и я чувствовала его своей кожей. Без лишних слов он раздевается - в любой другой ситуации, я бы тайком любовалась им, как делала это всегда, его прекрасным телом, его косыми мышцами живота и облизнулась - и забирается позади меня, тут же притягивая в свои объятия. Цепляет пальцами губку, чтобы намылить ее и скользит по моим ключицам, смывая все, что могло мне напомнить о произошедшем. - Что будет… - тихо, поднимаю глаза, встречаясь с его. - … со мной теперь?

[indent] Мне хотелось бы обладать такой же уверенностью, которой обладает Адам. Что-то несгибаемое в его душе, что-то такое, что никогда не сломается. Первое время, когда я только переехала в эту квартиру и попала в ситуацию, в которой, казалось, не было выхода, я воспринимала его враждебно. Как и всю обстановку, которая меня окружала. Первое время огрызаний, постоянного сна с ножом, чтобы защитить себя, если этот Адам задумает ко мне приставать, я истратила все свои нервы на то, чтобы выжить. В голову не сразу закралась мысль о том, что меня не собираются трогать, позволяя жить в этом доме и холодильник не по волшебству заполняется продуктами, что не требуют готовки и сойдут за сытный перекус. Квартира была настолько огромной, что я могла прятаться в ней не только, когда мой… тогда и слово муж звучало дико!.. муж был на работе, но и дома, потому что обычно его маршрут составлял только гостиную, ванную и свою спальню. Короткий промежуток времени, в который я могла бы наблюдать за ним, чтобы понять, вернее почувствовать его ауру, которая окружала мужскую фигуру как самый дорогой костюм. Уверенность, сила, он точно знает, чего он хочет и как это добиться. Напрягая память, могу вспомнить, как он появился на пороге места, которое я так и не смогла назвать своим домом и никогда не смогу. По деловому, пробежался взглядом по моей фигуре, спросил о том, как я себя чувствую, что тогда поставило меня в тупик. Я не знала ни его, ни зачем он пришел, только видела, в каком бешенстве и как недоволен отец, потому что проиграл меня, когда можно было так еще “доить”. Эти слова он прокричал мне вслед, потому что между мной и ним выросла фигура Лакруа и в тот момент, я была ему благодарна, хоть и понятия не имела, что происходит.
[indent] Годами борясь за свою свободу, мне было трудно поверить в том, что моя жизнь ничего не стоит. Это всего лишь оплата за карточный долг, за проигрыш, как будто я неодушевленный предмет. Ни собственного мнения, ни права голоса. Никакой весомой стоимости, когда моя жизнь должна была быть бесценна. Адам не тащил меня к себе в квартиру, просто сказал таким голосом, которым я не смогла бы ему никогда отказать. У него довольно редко проскальзывают повелительные нотки, иногда в постели, когда он понимает, что я готова зайти дальше и попробовать нечто-новое. Кусаю губу, прерываясь в своем потоке размышлений, потому что вместо воспоминаний о херовой жизни в голове появляются яркие картинки о том, когда он смотрит мне в глаза, обжигает дыханием губы и говорит всего два слова “раздвинь ноги”. Такая гордая, почти все свое существование цепляющаяся за то, чтобы быть свободной мне хотелось ему подчиняться без промедления. Он никогда не злоупотреблял своим положением и возможностями, тем, что я полностью завишу от него, не раз говорил о том, что я для него не просто красивая побрякушка в выигрыше, а та, которой он так хотел помочь. И только потом уже все обернулось как влечение, только после того, как это допустила. Поцеловала его в порыве какого-то бешенства, ощутив желание, жгучее, способное убить, если я не выпущу его наружу. С того момента Адам был не просто для меня человеком, который зачем-то забрал себе, а стал мужчиной, которого я хотела. Хочу. Только его.
[indent] - Ты бы никогда не поднял на меня руку, - вставляю это мгновенно, возможно перебиваю, за что виновато улыбаюсь. Мне хотелось яро доказать ему, что подобное полная чушь. Прижимаюсь к нему снова, слушая приятный баритон, обволакивающий меня, наслаждаюсь тем, как он укачивает меня как маленькую в своих руках. Нахожу его пальцы и цепляюсь за них, хочу сказать, что квартира действительно хорошая, что мы еще не все места опробовали, но вместо этого молчу, прикрыв глаза. Ритм его сердца рваный, хоть голос и спокойный, ровный, такой, каким можно успокоить и вселить уверенность в том, что все будет хорошо. И постепенно, когда разговор приобретает серьезный оттенок, я выпускаю когти, чтобы зацепиться за него всеми силами и никогда больше не отпускать. Отстраняет от себя, чтобы посмотреть в глаза и получит мое обещание о полной откровенности, даю его кивком и говорю лишь одними губами. Боюсь, что мой голос подведет меня, сломается и я расплачусь снова, хотя казалось, что уже слез не осталось. Несколько капель слез текут по щеках, попадают под его большие пальцы, которые стирают их снова и снова. Успокаиваюсь лишь тогда, когда чувствую поцелуй на губах и слышу о том, что мы уедем немедленно. Верю ему, киваю еще раз и тянусь еще раз, чтобы обнять. Пока вода горячая, мы еще можем побыть здесь немного, прежде, чем заниматься насущными проблемами.
[indent] Адам всегда был верен своему слово. Поэтому нас встречает номер с огромными окнами, через которые я вижу бушующий океан так близко, что мгновенно прилипаю к стеклу, чтобы насладиться зрелищем. - Господи, Адам… это так красиво, - благоговейным шепотом, не в силах оторваться, пока муж занимается распаковкой вещами. Он что-то говорит о еде, на что я лишь рассеянно киваю, завороженная видами. Вода всегда оказывала на меня какое-то магическое воздействие: успокаивала, дарила чувство покоя и успокаивала, поэтому я так часто сбегала на побережье и могла часами там сидеть. Мечтать о том, что смогу смотреть из большого окна на это великолепие с горячей кружкой чая, с пледом на плечах и с тем, кто будет любить меня просто за то, что я есть. Чувствую знакомые руки на талии, не сразу замечаю в отражении мужчину, ставшего тем самым важным, необходимым элементом в моей жизни. - Спасибо, - понимаю, что так и не поблагодарила его за то, что мы не остались там, где все напоминает о произошедшем. Поворачиваюсь в его руках и тянусь, чтобы обнять, вдохнуть носом запах и успокоиться окончательно.
[indent] Поужинав под строгим взглядом, я допиваю бокал вина, чтобы расслабиться, как сказал мне муж и снова принимаю душ, в желании смыть с себя любое воспоминание. Мне достаточно пять минут, даже с тем, чтобы помыть голову и соорудить на голове из полотенца нечто-непонятное. Фен я не люблю, использую только по необходимости, сразу ныряю в халат и спешу в постель. Очень надеюсь, что кошмары не будут мучить, но жестоко ошибаюсь и дважды просыпаюсь за ночь в ужасе, в слезах, пока через пелену страха не стану чувствовать легкие поцелуи и крепкие руки Адама, обещающие не отпускать и никому не отдавать. Под утро я настолько вымотана, что не встаю из кровати ради завтрака, а получаю его в постель. - Тут слишком много, - неловко, смотря на огромную стопку блинов, послушно открываю рот, чтобы муж смог кормить меня. - Все в порядке, ты можешь идти, я как раз спокойно просплю, - жую, снова открываю рот и получаю кусочек. - Пока светло, мне не страшно, - облизываю губы, чтобы не дать сгущенке скользнуть ниже по подбородку. - Я буду рада, если ты заглянешь в обед, я приготовлю… хм, тут же нет кухни, тогда я просто закажу что-то и снова покормишь меня, раз у тебя какой-то новый фетиш, - я шучу, а это уже хороший признак того, что мне получше. Улыбаюсь ему, послушно ем, пока тарелка не опустеет наполовину, а я не окажусь снова под одеялом. - Только не закрывай окно, пусть будет светло, - говорю напоследок и закрываю глаза, а потом открываю, хватаю его за руку и притягиваю к себе. - Я люблю тебя, - говорю в глаза, потому что хочу, чтобы он услышал это и именно сейчас.

[indent]Моя жизнь так стремительно менялась, что я чувствую, что не успеваю за ней. Я как тот самый пассажир автобуса, створки которого захлопнулись прямо перед моим носом. И выбора нет - хочешь успеть на важную встречу, придется бежать, кричать, пытаться что-то сделать, чтобы водитель заметил и проявил милость, или же добавил газку. Главное - это попытаться. Не стоять с опущенными руками вниз, не сетовать на судьбу, а вгрызаться в каждый доступный шанс. Брать, еще и еще, сколько получится, даже если от нагрузки будет хрустеть где-то в районе позвоночника. Тело слабое, а дух сильный. Именно так я постоянно подбадривала себя, когда, казалось, я навсегда останусь в аду, устроенным мне моим дорогим папашей. Мертвым человеком, который был отцом лишь номинально. Он не любил меня, не заботился и не растил, он ломал меня всеми возможными способами. Отсутствие еды, постоянный страх, что он снова завалится пьяный и поднимет руку, отбирал те пожитки, которые мне удавалось украсть или заработать на курьерской доставке. Монстр в обличии другого монстра, потому что звать его человеком было бы неуважение ко всему человеческому роду. Я ненавидела его с такой силой, что пожелания сдохнуть перестали меня пугать. Если это было единственным способом, чтобы избавиться от него, то я бы повторила все снова. Адам несколько часов объяснял мне, что такое самозащита и почему меня никто не будет винить. Судить и бросать в клетку снова, хотя, мне казалось, любая тюрьма выглядит курортом по сравнению с тем психологическим насилием и угрозами продавать мое тело, которые отпечатались где-то глубоко в сознании. Хотелось бы забыть это навсегда, родиться в нормальной семье и встретиться с Адамом как другой человек.
[indent]Наверное, я стала бы уверенной в себе, в собственной сексуальности и в том, что не стесняюсь своих острых коленок и локтей, своей худобы и какой-то странной пропорциональности тела. Где-то я читала, что идеальная фигура это песочные часы, я же больше походила на шкаф. Шкаф женской версии. Я бы открыто говорила о своих желаниях от простого - хочу мороженное, до более важного - хочу, чтобы наш брак стал реальным. Рассказать о своих фантазиях, спросить о том - что, значит, сесть на лицо? Потому что я слышала эту фразу в кино, которое мы смотрели последним, но ни пояснений, ни самого действия, конечно не было, а мои столь не богатые познания сводили все к минету. Может, его просто так красиво назвали? Я бы красиво одевалась, а раздевалась бы еще красивее, потому что знала бы, как себя подать, как вести себя с человеком, который мне очень нравится. Я бы не нюхала его украдкой, не пялилась бы жадно, пряча глаза, когда он ловил меня на таком невинном действии. Знал бы ты, Адам, о чем я фантазирую, и там совершенно нет месте скромности. Мне просто не хватает смелости открыть рот и озвучить это. Дело не в доверии, скорее в привычке быть побитым котенком, который отчаянно показывает короткие когти и пытается укусить. Раньше.
[indent]Сейчас я стою возле окна шикарных апартаментов, смотрю на бушующий океан и пытаюсь понять, что я чувствую. Мне бы охуеть как сейчас понадобилась бы инструкция или подсказки, потому что ощущение некого облегчения казалось неправильным. Я видела, как взаимодействуют настоящие отцы и дети, как они заботятся друг о друге и переживают, и такого у меня не было, как бы отчаянно не хотелось. Привязанности не было, и не было чувства, что я потеряла кого-то важного. Ни тоски, ни боли, ни слез по нему, потому что моя истерика это следствие моего облегчения от того, что я избавилась от чудовища, отравляющего всю мою жизнь. Это похоже на то, как я впервые прокатилась на американских горках: добираешься до высокой точки, на несколько секунд замираешь и потом резко падаешь вниз, в невесомость, когда все и плохое и хорошее остается там наверху, пока тело летит на дно и только эмоции восторга и бешеного адреналина догоняют где-то в самом низу. Я смотрю на воду, гипнотизирующую меня своим буйным нравом: такая непостоянная, беспокойная, манящая когда спокойная и возбуждающая, когда дикая, когда волны бьются о берег и потом утягивают назад, будто в болото. Я так сильно любила воду, что мои заплывы далеко от берега были обыденной вещью. Я научилась плавать благодаря парочке знакомых, которые были такими же дикими и всегда твердили о том, что чем дальше от берега, тем больше какой-то удивительной магии: когда вокруг только ты, вода и небо. И никого, и ничего.
[indent]Поворачиваю голову, безошибочно находя Адама. Раньше я думала, что найду в одиночестве спасение, что только океан может принести мне чувство спокойствия и безопасности, пока каким-то странным способом в моей жизни не появился он. Бросив взгляд на волны, отхожу от окна, чтобы подойти к мужчине, встав на его пути и обнять, утыкаясь лицом в грудь. Вдыхаю знакомый аромат одеколона и чувствую, будто покачиваюсь на волнах посреди океана и смотрю в ясное голубое небо. Поднимаю голову, сталкиваясь с озабоченным взглядом. - У тебя глаза похожи на океан, - я не знаю, можно ли делать мужчинам комплименты, но мне было важно сказать это. - А я очень люблю океан, - он был моим спасением, а теперь свое спасение я ищу в тебе. Снова зарываюсь лицом в его рубашку, цепляюсь за нее руками и хочу остаться так как можно дольше. Мне так хорошо с ним, что это пугает. Потому что сейчас я та самая дама в беде, но чем больше я привыкаю к нему, тем больше мне хочется выкинуть что-то дикое. Как тогда, когда рвала на себе одежду или ударила его, чтобы вылизать кровь с губы. Чтобы это привело нас к тому, что он вылижет мне душу, выворачивая ее наизнанку. Кусаю губы, случайно цепляю зубами край рубашки и тяну на себе. Мысли о том, как мы впервые перешли черту разгоняют кровь до предела. В ушах пульсирует, вспоминая, как я бесстыже горела, как царапала деревянный стол, мечтаю сломать его. Как пыталась отползти, просто потому что чем глубже его язык проникал в меня тем более было невыносимо и хотелось закончить эту пытку. Кончить. Пальцами скольжу по его спину, выпуская отросшие когти. Ткань мешается, хочется избавиться от нее. Меняю направление рук, не пытаюсь даже аккуратно расстегнуть рубашку, действую рвано, как-то дико, я спешу за своим собственным желанием, так сильно и внезапно вспыхнувшим в воспленном мозгу. Губами касаюсь солнечного сплетения, языком скольжу выше, пока не окажусь возле плеча, чтобы отодвинуться и ощутимо укусить. Я кусаю, потому что я так чувствую, что ты настоящий. Потому что во мне есть что-то агрессивное, и оно уже родное. Чтобы ты знал, какой я могу быть. Чтобы я знала, что я могу быть такой с тобой.
[indent]Чувствую, как он грубо хватает меня за талию, отрывает от земли и почти швыряет на стол. Если бы не мои пальцы, намертво вцепившиеся в его рубашку, и ноги, которыми обхватываю его мгновенно. Мы никогда не сможем заниматься на кухне тем, для чего она и предназначена. Я и не хочу. Нахожу его губы своими, не позволяю слизывать капельки его собственной крови, потому что она только моя. Треск ткани - его или моей, какая разница? - раздается под мой громкий стон, когда он языком проводит по моим губам и не дает большего. Сука. Сука. Сука. Только не опять твои игры, Лакруа! Поздно замечают ту самую улыбочку, не предвещающую мне ничего хорошего за мое отвратительное поведение. Он терпеть не мог, когда я кусалась, и всегда изощренно и так сладко мстит за это, что я готова кусать его всю свою жизнь. - Нет!.. - хрипло, когда оказываюсь прижатой лицом к столу. Дергаюсь, вырываюсь, шиплю, но Адам крепко держит мои руки за спиной, другой стягивая тонкие штаны. Ему поддается любая одежда, словно она сама слетает, стоит почувствовать, как меняется настроение в комнате. - Пусти!.. - дергаюсь снова, когда звонкий шлепок по заднице заставляет вкрикнуть. Хочу выдать привычное - один, но упрямо сжимаю губы. Еще один удар, но я стойку молчу, не позволяя сломать свое сопротивление. Эта такая маленькая месть за то, что он не позволяет мне прикоснуться к нему. Я не скажу ему то, что ему так хочется услышать! - Пошел т…
[indent]Куда именно утонуло в глухом стоне, когда он легко вошел в меня сразу двумя пальцами. Потому что я уже так сильно и неприлично горело, потому что собственное тело предавало меня каждый раз. Каждый ебанный раз. Глухо ударяюсь лбом о гладкую поверхность в попытке сцепить зубы, но стоны все равно рвутся. Тихо, хрипло, жадно от каждого медленного скользящего движения. Он издевается. Он знает, что я не люблю долгие прелюдия. Он отлично знает, что именно сделать, чтобы я встала на колени буквально, фигурально, мысленно - как угодно. Терпи, Лилит, просто терпи… Он сам не выдержит. Он проиграет. Секунды мучительно растянулись словно в часы. В ебанные недели, потому что Адам не думал сдаваться или терпеть мое упрямство, он выбивал его так филигранно, что мне самой хотелось жестче и грубее. Когда он резко отстранился, лишив меня любых прикосновений, кроме его пальцев, крепко сжимающих мои запястья, я аж жалобно мяукнула. Последняя попытка сломать его - помяукать, потому что одно просто “мяу” превращало его в настоящего демона. Не сработало. Он только прижался ко мне всем своим тело, показывая, как сильно возбужден, жадно втянул носом мой запах, и тут же отстранился. Он не выдерживает, я точно знаю, но в отличие от меня - такой нетерпеливой, он всегда будет выигрывать в этой игре.
[indent]И словно чувствуя, как я сдаюсь, он оставляет еще один шлепок на задницу и в этот раз я отчетливо произношу: - Один, - а следом считаю, послушно, пока не доходит до десяти. Его любимое число. Идеальное, красивое, как он сам. Адам кусает меня за бедро, проводит языком, чтобы в следующий момент избавить меня от жалких кусков ткани и повторить в точности тот самый раз, когда мы сошли с ума. Не сдерживаю собственного стона. Тело настолько изголодалось по его ласкам, что я готова сама поддаваться навстречу, что, естественно, не вызывает одобрения у мужа. Он недоволен моим поведением и будет методично наказывать, растягивая удовольствие и мешая мне получать свое. Не позволит к себе прикоснуться, пока я не исправлюсь. Прижимаюсь щекой к столу, закрываю глаза и изо всех сил стараюсь не двигаться. Потому что хочу получить все, что только он может дать. Я присвою это себе эгоистично: его тело, его душу, его блядские голубые глаза, его язык и пальцы, что творят просто невообразимое. Его всего, такого единственного и лишь для меня.

[indent]Утыкаюсь лбом в стол, хочу прогрызть его зубами от того, как мне невыносимо хорошо. Как мне охуенно гореть под ласками. Как Адам прикасается к моей кожи, как облизывает как трахает пальцами, пока я на грани самого настоящего обморока. Это такие непередаваемые эмоции, настолько сильные, что они реально однажды разорвут меня на миллион частей, которые моему мужу придется собирать, склеивать, что у него непременно получится с таким сильным упрямством. Дергаюсь, чувствую, как муж сильнее стискивает мои запястья и давит на них, чтобы не рыпалась. Злюсь, хочу зубами прогрызть стол, освободиться и запрыгнуть на него, чтобы придушить! Рычу от злости, от своей беспомощности, но не испытываю страха перед ним. Я доверяю Адаму, я бы доверила ему свою жизнь. Я просто злюсь, что ничего не успела сделать и оказалась прижать ко столу. Мне тоже хочется прикасаться, целовать, облизывать… - Ад… ам… - хрипло, по телу проходят волны удовольствия, я уже на грани, чтобы кончить, как он резко отстраняется и прекращает ласкать меня языком. Шлепок по заднице, чтобы привести меня в чувство, выкрикивая от неожиданности, столу от удовольствия, а потом шиплю на него. Дергаюсь снова, высказывают недовольство ко всему - особенно к Адаму, который не выпускал меня из своей хватки, потом уже к своему телу, такому слабому и тощему и, наконец, к столу, к которому меня прижимали. Звук пряжки ремня звучит успокаивающе, предвкушающе, я замираю, вся обращаюсь вслух, пытаюсь обернуться, но его хватка снова пригвождает меня к столу. - Сволочь, - на выдохе, едва слышно.
[indent]Резкий разворот, не успею даже сообразить, что произошло, только вижу довольную улыбку и горящие огнём любимые глаза. Жёсткий ремень стягивает мои руки в два счета, снова обездвиживает, на что могу лишь возмущенно цокнуть языком. Длинные пальцы охватывают шею, сжимают её, но не душат, Адам делает это не в первый раз, он прощупывает меня, пытается понять, сколько я ему позволю. Много, очень много, я даже сама не представляю сколько, потому что хочу попробовать с тобой все, что только можно. Языком сколько по нижней губе, хватаю ртом воздух, не останавливая его, не говоря даже стоп слово, на чем сам Адам настоял, все еще продолжая мое обучение. Он раскрепощал меня, помогал узнать, что мне нравится и раскрывался со мной сам. Он был внимательным и чутким любовником, обожал смотреть на то, как я схожу с ума под его руками и настаивал, чтобы я смотрела ему в глаза. Это смущало гораздо сильнее, чем позы, с которыми мы экспериментировали. Смотреть в глаза во время ласк было как будто мы заглядывали в разум друг друга, пускали так глубоко в себя, что обратно дороги просто быть не может. Мы были показаны случайно, теперь я уже думаю, что это судьба. Ты - моя судьба, Адам, я готова была бы пережить всю свою хуёвую жизнь снова и снова, лишь бы быть с тобой.
[indent]Опускаюсь на колени, мягко, под его руководством. Полный контроль сейчас у Адама и скорее всего, сегодня я точно не смогу его отобрать, но я и не хочу. Мне нравится, когда он главный, когда я под его покровительством и защитой. Когда я могу полностью расслабиться, раскрыться, потому что доверяю ему. Поднимаю глаза, облизываюсь, предвкушаю, что будет дальше и тянусь руками к нему, за что получаю шлепок. Уже по пальцам. Шиплю как кошка, недовольно, сажусь удобнее и пытаюсь терпеливо ждать. Удивительно для той, кто неделями хранила молчание, когда только Адам забрал меня, чужой и незнакомый, который меня то ли выиграл, то ли спас и зачем, одни лишь вопросы и ни одного ответа. Это было словно много других жизней назад, я и подумать не могла, что буду резать в нетерпение, когда он разденется. Наблюдаю, обвожу его тело взглядом и снова облизываюсь, поддаются навстречу его руке, которая перебирает мои волосы. Послушно открыв рот, касаюсь языком его члена, провожу по нему, когда Адам мягко отстраняет от себя и так же мучительно медленно давит на макушку. Он задает такой теме, которой нравится ему, но раздражает сейчас меня. Дергаю головой, хочу взять глубже, но его рука наматывает мои волосы на кулак и с силой дергает назад. Шиплю снова, бросаю на него недовольный взгляд. Я хочу быстро и жестко, грубо, потому что так мне больше всего нравится и мы не раз это проверяли, а вот он обожает растягивать удовольствие и мучить меня, пока я не сходила с ума, не умоляла, не мяукала жалобно и с каким-то отчаянием. Неожиданно с грубым толчком Адам начинает трахать мой рот, так как я хотела. Как фантазировала. Как я его просила попробовать. Никаких ласк, никаких дразнящих движений. Дикость, страсть, грубость. Он толкает мою макушку навстречу члену, и сам двигается вперёд, стонет так красиво, что я хочу навсегда запечатлеть, как он откидывает назад голову и теряет хвалебный контроль. Каждый раз, когда позволяет себе не сдерживаться. Каждый раз и только со мной.
[indent]По телу проносится пожар, ноги сводит от неудобной позы, а руки от того, что не могу позволить себе прикасаться к нему, к себе… Боже, как бы я хотела сейчас ласкать себя, чтобы хоть немного сбросить напряжение. Ещё толчок в рот, Адам кончает с громким сторон и не отстраняется, пока я не проглочу, смотря на него. Тлеющие огни в его глаза все еще горят безжалостным огнём. Он не удовлетворен. Я знаю это, потому что у него какой-то особенный пунктик на то, чтобы я получила куда больше удовольствия. Хочу облизнуться, чтобы ещё раз прочувствовать его вкус, как натыкаюсь кончиком языка на большой палец. Облизываю его, открываю рот, позволяя скользить внутрь и обхватываю губами. Я хорошая киса. Я заслужу твою похвалю сегодня. Мне нравится, когда ты хвалишь меня, поглаживая по спине. Адам приседает рядом, чтобы быть со мной на одном уровне, двигается ближе, заставляя лечь на спину и раздвинуть ноги. Я бы попросила его освободить мои руки, но он занял мой рот, поэтому я продолжаю сосать его палец, вытягивают вверх руки, перетянутые ремнем. Прикрываю глаза от поцелуев в шею, теряюсь в этой ласке и нежности после приступа страсти. Палец исчезает изо рта, когда он целует меня одним их тех особенных поцелуев, после которых мое тело как желе. Податливое и на все согласное. Я влюбляюсь в тебя все больше. Кажется, я совсем скоро потеряю голову…
[indent]- Ааа! - мой крик и стон, нарушают тишину, когда его зубы смыкаются на моей шее, он делает тоже самое, что и я. Он нападает на меня так неожиданно, утягивая в какой-то бешеный водоворот эмоций, а потом с первым толчком превращает всю злость в страсть. Выгибаюсь, не могу быть тихой, я становлюсь громкой, от возмущения и всех эмоций, которые испытываю от его укуса и от нашего бешеного секса. Не будет ни нежности, ни долгих игр, сегодня мы играем в двух животных, которым необходимо всеми доступными способами почувствовать себя живыми. Все еще без рук, я пытаюсь хоть как-то дотянуться до него: обхватываю ногами, отчего его пальцы с силой впиваются в бедра, оставляя шлепки на заднице. Мечусь под ним как безумная, подстраиваюсь под быстрый темп и приближающийся оргазм, который если не убьет меня, то отправит в нокаут. Адам резко позволял себе грубость первым, обычно он всегда так реагировал на мои провокации, сегодня он снова приоткрыл мне часть себя. Ту тёмную, которую редко показываются даже самым близким людям. Ту часть, которая жаждет завоевывать, присваивать и обладать. Ту, что я принимаю в нём. Потому что принадлежу ему гораздо больше, чем просто на бумаге.
[indent]Охрипнув от стонов, я получаю такой сильный оргазм, что на мгновение мне кажется, что я не здесь. Не бывает вот здесь так хорошо. Не бывает, что есть такой мужчина, который может заставить чувствовать себя самой желанной женщиной. Прижатые его телом к полу, я едва соображаю, кто я вообще и как меня зовут. Не могу и не хочу говорить, хочу остаться вот так навсегда, слушая его тяжелое дыхание где-то в районе шее. С его меткой. - Адам… - произношу одними губами, он чувствует это и поворачивает голову ко мне. В груди горит нежность, которая требует выхода и я пальцами ласково провожу по его шее, выше к щеке. Я не вижу его лица и глаз, мои закрыты, но это и не важно, потому что я просто хочу прошептать такое важное для меня: - Я люблю тебя.