[indent] Терпеть не могу заносчивых засранцев, типо того, что сидит сейчас за столом в нашем ресторане и делает вид, будто он пуп земли, и она, бедная и несчастная крутится вокруг него и, конечно же, исключительно ради него. Такие люди меня раздражают и вместо того, чтобы попробовать относиться к ним нормально, пожалеть их, обделанных видимо любовью и лаской в детстве, мне хочется сделать гадость, а лучше сразу несколько, чтобы поставить на место. Мне кажется это самый действенный способ показать таким, как с аршин Рамси, что только ты сам крутишься вокруг собственной оси, и никто никому ничем не обязан, особенно таким как он. Но он с присущей видимо только ему и ему подобным с королевской вальяжностью сидит за стулом, изучает меню, которое скорей всего уже успел выучить наизусть, но все равно продолжает кичиться своей важностью. Еле сдерживаюсь, чтобы не сказать ему, что он всего лишь посетитель, и будет обслуживаться также, как и все остальные. Свою работу в качестве критика он уже выполнил. Ты же пришел на обед или что вы там делаете буржуи в это время дня? Завтракаете? Полдничаете? Мне плевать.
[indent] Жую нижнюю губу, чтобы не позволить сорваться ненужным словам. Слушаю его, но не так, чтобы с интересом. Это не было похоже на игру, которую я начала. Он меня взбесил своим поведением, втоптал грязь, а сейчас ему хватило наглости прийти сюда, в наш дом, и делать вид, будто он тут персона номер один. Ничего подобного. И я бы наглядно показала ему это, если бы рядом со мной не стояла растерянные официантка, а в руках была хотя бы тарелка с горячим супом. Пришлось бы отмывать шевелюру от запаха говяжьего бульона еще очень долго. А за то, что он говорит, за эти слова, я бы влила ему вторую тарелку такого же огненного супа в рот, чтобы он закрылся хотя бы на месяц, пока будет залечивать свои ожоги. Но вместо этого, скрепя зубами и в одиночку борясь с разыгравшимся воображением, я лишь многозначительно фыркаю, сдерживая изо всех сил, чтобы не двинуть ему прямо кулаком. Он юлит, как змея, изворачивается и говорит какими-то загадками. На секунду ловлю себя на мысли, что этот гад целенаправленно избегает темы того, что меру нами было. Оно и к лучшему, ведь всему ресторану не обязательно об этом знать, плюс я не хочу терять работу из-за подобного скандала - а подумать люди могут всякое - да и перед официанткой, все еще стоящей рядом я потом не оправдаюсь. А как известно мир кухни полон сплетен похлеще, чем в любом издательстве гламурных журналов. - Я могу поцеловать тебя... Вас, только кулаком, знаете, отлично помогает, когда жмет корона на голове, а вам, тебе, - цежу сквозь зубы, - она явно жмет, - складываю руки на груди, готовая ко второму раунду этого бесполезного пререкания. И естественно он продолжает издеваться. Почему я не удивлена? - Я бы не стала просить у самой себя заказать что-то на свой вкус, а вы... очень опрометчивый поступок, но пусть будет так, - фыркаю снова, выражая все свое недовольство. Что мне еще за тебя сделать? Может перезвонить самой себе или проявить элементарную вежливость? Ах да, тебя видимо этому не научили в детстве, вот и ведешь себя как конкретный мудак, - думаю, а сама еле сдерживаюсь чтобы не врезать ему. Я была почти на грани, но вовремя развернулась, пытаясь как можно быстрее скрыться с его глаз. Больше всего на свете я бы хотела оказаться сейчас где-нибудь на необитаемом острове, чтобы проораться, а потом разными изощренными способами издеваться над его фотографией: начиная с куклы Вуду и заканчивая киданием дротиков - банально, но очень действенная вещь. Особенно после куклы Вуду. Но этот сукин сын никак не уймется. Зовет меня по имени, да еще так мерзко, что зубы стискиваю уже интуитивно. Оборачиваюсь, чтобы улыбнуться не менее паскудно, но после того, как его рот вновь открывается и произносит «это» - я готова провалиться сквозь землю. Цепляю Аниту за руку и дергаю за собой, пока та, как глупая болванка стоит с открытым ртом. - Мел, аккуратней! - возмущается она, но сейчас я фурия, самая настоящая и вместо того, чтобы сопротивляться мне, лучше делать так, как скажу. - Лучше... замолчи, - рычу, почти силком заталкивая девушку на кухню. Та толкает руками двери, и пропадаю следом.
[indent] Все остальное время я провожу на кухне, агрессивно нарубая фруктовые салаты, которые делать в принципе и не обязана. Я дала самой себе установку не подходить к основным блюдам, потому что, окажись я хотя бы в шаге от тарелки, которая прямо сейчас - уже вторая по счету - уходит в зал по моему «заказу», то скорей всего Патрик Рамси не слез бы с туалета еще пару дней точно. Бросаю взгляд на Айдена, вдохновенно рассказывающего и показывающего Микки что-то по подаче. Скорей всего он создает очередной кулинарный шедевр, а я, честно, не могу оторваться от того, как он это делает. Такой живой и воодушевленный, словно работа для него единственное, что есть на свете. И нет его занудного старшего брата, который своим существованием отравил бы даже какой-нибудь мифический живой источник. До сих пор не понимаю, как цветы в клумбах не засыхают рядом с ним. Он действительно похож на какое-то подобие дементора, которая высасывает из тебя не только все самые лучшие эмоции и счастливые моменты, но и тебя самого: душу, а затем пережевывает и твое тело, обсасывая каждую косточку. Ладно, возможно, я очень строга к нему и во мне говорит женская обида, но, Мелоди, возьми себя в руки и перестань придумывать. Он не давал никаких обещаний. Классный секс еще не повод для того, чтобы тебе перезванивали и даже факт оставленного номера телефона - ничего, увы, не меняет. Но говорить и подтверждать даже для самой себя, что я не совсем уж и права - я, конечно же, не буду. Надо доработать гребаную смену и идти домой, пить вино в компании недосмотренного сериала, а может просто лечь спать и забыть об этом неприятном инциденте в виде сегодняшней встречи?
[indent] Возможно, я бы именно так и поступила, если бы наш высокоуважаемый гость - читать: высокомерный ублюдок - не оставил записку специально для меня. С адресом, с которого я буквально недавно заказывала убер. Ты правда думаешь, что я настолько глупая, что поведусь на это во второй раз? Фыркаю сама себе под нос, привлекая внимание коллег. Дергаю головой, изображая попавшую в нос муку, отмахиваюсь и возвращаюсь к своему рабочему месту. Но параллельно занимаюсь приготовлением десерта, который Патрик пропустил, благополучно перенеся его на свою территорию. Меня раздражала эту дурацкая кличка, которую он мне придумал. Звучало так, будто он намеренно издевался над моей любовью к этой выпечке, будто знал, что именно этим я занималась большую часть своей жизни, до тех пор, пока не оказалась на этой самой кухне. Кексик, значит. Замешиваю тесто сразу для нескольких десертов, распределяю его по формам и отправляю в духовку. Я не буду даже стараться с украшениями, хоть считаю это кощунством, но для него стараться - себя не уважать. Он так неприятно указал мне мое место, что я просто обязана отыграться на нем и сделаю это прямо сейчас. Поэтому скидываю с себя фартук и поварской колпак, едва ресторан обслужит последнего клиента. Вытираю руки полотенцем, отправляя его в корзину для белья, куда в целом улетело и вся остальная форма. К следующей смене фартук будет чистым, как и полотенца, а это также важно, как и для врача чистый халат. Упаковываю последний кекс в пластиковый одноразовый контейнер и выхожу на задний двор. Глазами обвожу улицу вокруг себя, толкаю отдельную дверь, как раз для персонала, в заборе и выхожу за пределы ресторана. Вызываю убер по указанному на салфетке адресу. Я бы смяла и выкинула ее, но руки заняты и мне ничего не остается как сунуть ее в карман. Правда, уже в машине. Контейнер отставлять в сторону, сую в уши наушники, стараясь успокоить внутри себя волнения, которые мне совсем не нравятся. Я не могу ехать в логово врага с дрожащими коленями, поэтому включаю треки, которые всегда поднимали мой боевой дух и к концу поездки уже буквально качаю головой в ритм, подпевая знакомым словам. Таксист, наверное, решил, что я больная на голову, но я расплачиваюсь с ним, оставляя чаевые - как раз из тех денег, что оставил клиент-критик - и выхожу из машины, хлопнув дверью. Прости, водитель убера, у меня заняты руки, а в голове тысяча вариантов будущей смерти того парня, к которому я сейчас приехала. И я не могу растерять весь этот настрой, извиняясь перед каким-то незнакомцем. Это не в моих правилах.
[indent] Вскидываю голову, чтобы убедиться в том, что приехала по адресу. Да, это тот самый дом, который был и в прошлый раз. Коробка, которая прячет в своих стенах одного заносчивого засранца. У меня бы, наверное, сжались кулаки от злости, если бы руки были свободны, но, благо в одной из них коробка с десертом, а вторая засовывает телефон в задний карман джинс. Цепляюсь пальцами за контейнер с кексами, чтобы отрезать себе любой путь к тому, что вероятней всего случится, едва я перешагну порог его дома. Я его ударю. Сильно. ударю. Прямо в нос. Чтобы увидеть, как его нос превращается в свое же жалкое подобие, возможно, кровь, которая выступит почти сразу же. Это, наверное, очень сексуально смотрелось бы, уверена, что ему подобный боевой раскрас очень к лицу, не в тот момент, когда он воображает из себя хрен пойми что, а когда он... Так, стоп, Мел! Тебя уносит слишком далеко. Мы приехали не для того, чтобы растекаться лужицей в ногах у этого козла, а чтобы совершить акт праведной мести и, развернувшись, свалить отсюда, как можно быстрее. Давлю на кнопку дверного звонка, сдувая прядь волос, выбившуюся на лицо и невероятно раздражающую прямо сейчас своей неуместной неидеальностью. Черт, я опять думаю о том, чтобы показать себя перед ним с лучшей стороны. Не об этом я должна думать, но пока чертова дверь не открылась могу и буду делать, что захочу. Слышу какие-то странные вопли, в душе надеясь, что он так матерится только потому, что кто-то уронил ему на ногу рояль, а лучше два, на обе ноги, прислушиваюсь, едва не прилипнув к входной двери, но вовремя себя останавливаю. И очень удачно, потому что в следующую секунду появляется Патрик в своем, видимо, домашнем образе - хотя я была уверена, что так обычные люди просто ходят в магазин, ну, или на работу - распахивая передо мной дверь своей квартиры. Естественно, увидев меня, выражение его лица меняется, что вызывает внутри такую невероятную злость, что будь в моей руке топор - я бы тут же метнула его ему в голову. Очередная саркастическая фразочка - куда ж без нее, естественно - я сдерживаю слова, которые жгут губы. В моей голове пронеслось уже с тысячу вариантов того, как именно я могу ему ответить сейчас. Я теряю драгоценное время, а руки сами, почти произвольно, тянутся к контейнеру с едой, чтобы в следующий момент обрушить на его голову то, что я так старательно делала последние несколько часов своего рабочего дня. - Меня зовут Мелоди, я думаю, что тебе это уже давно известно, поэтому прекрати называть меня так, как будто ты ебаный кондитер и понимаешь в этом хоть что-нибудь кроме как критиковать все, что не так легло на твой гребаный язык! - на этом слова заканчиваются, потому что его величество «посмотрите-какой-я-пиздатый-чел-а-ты-говно» решает устроить какую-то игру в изнасилование, о которой я, черт побери его не просила! Какого хрена он вообще решил, что я буду делать хоть что-то по его воле? Серьезно? Ты не на ту нарвался, красавчик, и будь ты хоть тысячу раз красавчиком, ты бы все равно пошел нахуй, а я все равно бы попыталась вырваться из его цепкой хватки, прерывая поцелуй. Это моя фишка, затыкать рты поцелуями, а не твоя, и я надеюсь, что тебе в будущем хватит мозгов на то, чтобы оставить то, что мое - мне, а не вот так нахально присваивать все подряд себе!
[indent] Ладно, черт с тобой. Отчасти мне может быть - с очень маленькой вероятностью - и понравилось, но это явно не то, зачем я сюда пришла. Дожидаюсь момента, когда он все же отстранится от меня. Смотрит сверху вниз, и в какой-то момент мне показалось, что еще чуть-чуть и он действительно сломает мне шею. Я чувствую себя некомфортно под таким тяжелым взглядом и, черт возьми, это очень заводит. Не знаю почему и зачем и вообще каким образом я оказалась в том положении, в котором нахожусь прямо сейчас, но, если честно, мозг уже давно не работает. Выключился как раз в тот самый момент, когда я обрушила на его голову десерт, и вышел нахуй в момент, когда он сделал это... поцеловал меня. Возбуждение сносит меня, как цунами, превращая в неконтролируемое животное, которое хочет только получать что-то на безвозмездной основе. Цепляюсь пальцами за воротник его футболки, тяну на себя, заставляя его приблизиться ко мне так, чтобы я снова чувствовала себя загнанным в клетку животным. Руки, упирающиеся в стену, где-то в паре дюймов от моей голову и чуть выше - идеально для того, чтобы я потянула его за футболку еще раз и поцеловала уже сама. Кусаю за нижнюю губу, заставляя губы приоткрыться. Царапаю кожу через футболку, пытаясь найти хоть одно слабое место в ней и лишить его ее также быстро, как он лишил меня разума. План прогорел. Футболка все еще на нем, зато я нашла резинку штанов, которой почти сразу нашла применение. Царапаю кожу снова, заставляя его зарычать мне в губы. Не знаю, в чем причина такой реакции, но звучит очень интригующе. Хочется, чтобы повторил снова, но вместо этого что-то происходит совсем не так, как я запланировала. Ноги отрываются от воздуха, а спина теперь еще сильнее упирается в стенку. Он едва не приложил меня головой о какую-то часть интерьера на это самой стене, вовремя сменив направление, пока я с отчаянием, будто в последней попытке спасти собственную шкуру, целую и кусаю его губы. Снова и снова. Кажется, все окончательно вышло из-под контроля, но, если честно - так мне нравится даже больше.

[indent] Как же, мать вашу, сложно быть женщиной. Настроение скачет, как кенгуру или чокнутый ребенок на батуте, ты на вечных эмоциональных качелях и хрен тебя знает, в какую сторону унесет на этот раз и на что подобьет твой бесконечно изменяемый гормональный фон: на убийство или на шоколадку? Но вот что абсолютно точно можно предугадать – это убийство Патрика Рамси, который, сука, в очередной раз называет меня этой тупорылой кличкой. Я, мать твою, тебе не Кексик, я даже не рядом с ним: не булочка, ни какое-либо кондитерское изделие, которое ты с удовольствием будешь есть, причмокивая своими вот эти вот губами…
[indent] Которые я с таким отчаянием целую, что кажется, если не сделаю это снова – все рухнет и пропадет окончательно. Я умею мастерски строить планы, продумывая их буквально до мелочей. Столько развитий событий в моей голове, что позавидует любой фантаст–детектив. Я закручу в такую сторону, в которую обычный обыватель даже не додумается закрутить. Но даже здесь, в том, в чем я всегда была безупречной, всегда на первом месте этот… человек – хоть его и трудно так называть, особенно после всего того, что он тут устроил – забрал мои триумфальные лавры и сделал это с такой феноменальной легкостью, что мне даже немного завидно. Как ему удается: раздражать каждое живое существо в мире и в тоже время оставаться лучшим и таким… чутким? Боже, нет, Мел, даже не вздумай думать о нем в таком ключе. Он – хуже трясины или болота. Он затянет так глубоко, что не выберешься и с вероятностью в миллион процентов не оставит от тебя ничего живого, заберет каждую эмоцию, которые в тебе есть, прожует и выплюнет– тебе же в руки. Но сопротивляться ему, по крайней мере сейчас, я просто не в состоянии. Я приехала сюда, чтобы поставить его на место, а не для того чтобы он ставил меня раком. Хотя до этого, конечно, еще далеко, но… в силу того, что происходит я могу делать вывод, что… Какие выводы, Мелоди? Ты даже думать нормально не можешь, а слова превращаются в неразборчивое мычание каждый раз, когда он просто прикасается к тебе. Господи, почему я? Почему все это происходит со мной, а не… не знаю с кем! Такого даже злейшего врагу не пожелаешь. Не представляю, каково было той женщине, что влюбилась в него? Наверное, это очень обидно – влюбиться в такого подлеца и остаться с разбитым сердцем. Хотя, я уверена, что после него никакие вакцины от любви больше не нужны – в тебе не останется ничего живого. Но сложно сопротивляться и прислушиваться к голосу разума в голове, когда он так целует. Когда хватает за задницу, что даже невольно вскрикиваю, когда целует жадно, отвечая на каждый мой поцелуй, не менее жадный. Черт, мне кажется, что все происходящее вокруг прямиком ведет к сексу… Ах, да… Ну да…
[indent] Моргаю несколько раз, понимая, что меня куда-то перемещают, еще и с очередной фразочкой, от которой внезапное желание ударить его стало сильнее в тысячу раз. Оно в целом никуда и не пропадало, но вот прямо сейчас… тянусь, чтобы ударить его, но вместо этого падаю – точно ли я? – на что-то очень мягкое. На Патрика? Беру свои слова назад насчет его мягкости. – Поласковее? А можно как-то поаккуратнее? – шиплю, впиваясь губами в его губы прежде, чем его рот изрыгнет из себя хоть одно слово. Лучше заткнись, иначе я откушу тебе губу. Я в таком бешенстве еще давно не находилась. Мне хочется рвать и метать, желательно что-то тяжелое в его голову, но на деле веду себя, как податливая шлюшка, которой нравится, когда ее грубо берут и делают все, что захочется. Задыхаюсь от недостатка кислорода. Поцелуев становится слишком много. Пальцы ползут вдоль его тела, по прессу, ниже, к резинке штанов, находя неприкрытое доказательство моей ахуенности. Я пытаюсь ухмыльнуться, но вместо этого чувствую на губах очередной шквал поцелуев. Он рычит, видимо возмущенный тем, как медленно и навязчиво я царапаю его кожу, раздражая нервные окончания. Пальцы уже давно блуждают по его члену, пока не проникая под ткань домашних брюк. Мгновение и мы, будто услышав какой-то беззвучный выстрел, по команде, срываем друг с друга одежду, желая оказать друг к другу еще ближе. Контакт с его прохладным телом вызывает по коже сотню мурашек. Интересно, он всегда такой холодный? Странный вопрос, на который я и так знаю ответ. Рычу, когда он оставляет метку на моем плече. Больно, кусается, а я кусаю его в ответ, норовя оторвать часть его нижней губы. Тело отвечает на его действия, шея сама выгибается навстречу его губам. Очередная метка, которую долго буду прятать под косметикой, да и черт с ним. Оставляю ему такую же – интересно, насколько сильно он будет разочарован, когда обнаружит ее? Ведь такому напыщенному индюку, как он определенно нельзя показывать следы пребывания с девушкой. Может в кругах ресторанных критиков он вообще позиционирует себя геем? Да какая мне в жопу разница. На гея он точно не похож… – О боже, – мысль надрывается с тем, как жестко он оказывается внутри меня. Черт, лучше ощущений я в жизни не испытывала. Наверное, поэтому краснею почти моментально, но надеюсь, что он этого и не заметит. Царапаю пальцами его спину, заставляю быть еще грубее, потому что я испытываю от этого какое-то невероятное удовольствие. Стыдно признаться, но это действительно так, как и то, что он потрясающий любовник. Хотя, возможно это говорит во мне то, что мои прошлые отношения были давно и закончились достаточно плохо, а сейчас… Ну отношений нет и все это – буду считать – приятный бонус за мои предыдущие годы страданий. Хотя все еще сложно назвать Патрика – синонимом слова «приятно». Он все такой же напыщенный индюк, самовлюбленный засранец, который думает только о том, как бы посильнее задеть окружающих и поиметь с этого выгоду. Вот как со мной сейчас. Но чёрт возьми, то как он двигается – это не сравнится ни с чем другим.
[indent] Каждый толчок выбивает из моей головы все лишние мысли, заставляя фокусироваться на нем. На его лице, на том, как он сосредоточен, смотрит внимательно, будто пытается просчитать все мои эмоции, а я только и могу, что прикрывать глаза и блаженно улыбаться, как будто я на другой планете, а может в раю? Стоны срываются с моих губ все чаще, пальцы уже бесконтрольно рвут кожу на его спине, перебираются на грудь, продолжая драконить его и без этого крошечное терпение. Он теряет контроль, когда в очередной раз рычит и в следующую секунду уже оказывается подо мной. Склоняюсь над ним, пряча наши лица под распущенными волосами. Касаюсь губ губами в дразнящем поцелуе, медленно двигаюсь на нем, считывая в глазах все его нетерпение. А ты что думал7 будешь надо мной издеваться, вот так просто раздевать и трахать, как тебе захочется? Ты нарвался не на ту девушку. Выпрямляюсь, открывая ему обзор на себя снизу. Его пальцы цепляются за мои бедра, пытаясь прижать меня еще ближе, но я не даю этого сделать, намеренно соскакиваю с его члена и сажусь снова, как только он отпустит контроль. Все, что ты будешь делать сейчас, будет утекать, как вода сквозь пальцы. Ты либо отдаешься мне полностью, либо страдаешь, а я – страдаю вместе с тобой. Но зная твою любовь к саморазрушению – как и мою – ты не будешь сопротивляться, подставляясь под эти сладкие мучения снова и снова. Прижимаюсь к нему ближе, соприкасаясь телом как можно сильнее. Подсознательно понимаю, что схожу с ума от его запаха. Жадно втягиваю носом, пытаясь запомнить его как можно лучше, продолжая двигать бедрами на нем. Стоны становятся чаще – на этот раз уже его. Неужели ты думал, что я позволю тебе так быстро кончить? Ну, уж нет. Сползаю с него куда-то в сторону, чтобы разорвать контакт, чем вызываю волну недовольства. Он пытается вновь оказаться сверху, но все его возмущения превращаются в стон, стоит моим пальцам взять ситуацию под контроль. Двигаю рукой, сжимая так, чтобы его лицо меняло свое выражение каждый раз, когда я касаюсь его возбужденной кожи. Опускаюсь ниже, беру в рот, не смотря ему в глаза. Нечего тут смотреть. Я хочу кончить не меньше твоего, поэтому действую по наитию, подставляясь под его лицо. Мне все равно что он там хочет или нет, если не поможет мне кончить, я сяду ему на лицо сама, тем более, когда он об этом говорил сам. Вспоминаю о брошенной им ранее фразе, сажусь ему на лицо, чувствуя, как пальцы обхватывают бедра. У него отлично работает язык, я тоже так умею. Отсасываю ему, помогая себе рукой, опускаю голову ниже, позволяя члену скользнуть глубже, упереться в горло и выскользнуть наружу. Воздуха стало еще меньше, потому что стоны рвутся из нас обоих. Я чувствую, как тело сжимается в предоргазменных судорогах, когда его языку начинают помогать еще и пальцы. Я не знаю есть ли на самом деле термин таким судорогам, но сейчас мой мозг категорически отказывается думать. Я нахожусь в состоянии такого возбуждения, что кончу буквально от следующего движения его языка, поэтому сама ускоряюсь, как умалишенная. Грязный стон срывается с губ, я дергаю головой сильнее, чувствуя, как он кончает мне в рот, двигаю рукой, заставляя его дрожать точно также, как он делает это со мной. Свободная рука хватается за что-то мягкое под нами. Наверное, это ковер, но я понятия не имею, потому что не вижу – в глазах все мигает и блестит, будто кто-то ударил по голове. Я падаю рядом с ним, не обнимая, как это обычно бывает в романтических комедиях, а рядом, чувствуя его прохладное тело рядом со мной. Он тяжело дышит – я тоже. Делаем это в унисон и оба молчим, как будто готовим настоящую речь касательно того, что произошло – на секундочку уже не в первый раз – и что произойдет, по моим нескромным подсчетам, основанных на том, что было в прошлый раз.
[indent] Встаю на ноги, собираю вещи, разбросанные по полу, под его внимательным взглядом. Он молчит, я тоже, но чувствую, как внутри все распирает от возмущения. Опять качели?? Серьёзно? Я вот–вот расплачусь, поэтому с силой кусаю себя за губу изнутри. – Я пришла сюда не за этим! – возмущенно кидаю в его сторону, агрессивно надевая бюстгальтер. – Ты кинул меня в прошлый раз, как будто я не оставила тебе телефон или… я же не могу открыто сказать тебе: эй ты козел, когда трахнешь меня, позвони хотя бы ради приличия! Или ты думал, что я просто сделаю вид, что ничего не было? – фыркаю в ответ на собственный вопрос. Он также молча наблюдает за процессом моего одевания и слушает. Хотя по ощущениям, он не слушает, а мысленно напевает какую-нибудь песенку, посчитав, что все, что я говорю – бред. – И кекс на голове – это только начало! Если ты думал, что напишешь про ресторан хороший отзыв, и я прибегу снова отсасывать тебе, стоя на коленях, то ты ошибся! Пусть это делают другие дурочки, которые без ума от тебя, в ресторане и за его пределами! – Господи, что я несу? Ответа на вопрос нет, но мой рот не закрывает от слова совсем, до тех пор, пока я не надену последний элемент своей одежды. А он так и лежит обнаженный. Как греческий бог. Черт возьми, он так хорош… Главное, не встать на колени. Потому что под его взглядом я чувствую себя голой, и будто снова стону с приоткрытым ртом, как развратная кошечка в руках любимого хозяина.